Конечно, Юн Шэнь подозревал, что Цао Сяошэ вовсе не тот, кем притворяется, но все же...
Он разбирался в чарах, чувствовал потоки энергии и на первый взгляд был неотличим от обычного совершенствующегося, коими полнились школы заклинателей. У него ведь даже был меч! Из Павильона ароматов он унес Юн Шэня именно на нем. А с другой стороны... Сейчас меча при нем не было, хотя все заклинатели всегда носят с собой оружие, если не на виду, то в пространственных кольцах — но только не Цао Сяошэ.
Цао Сяошэ осел на каменный пол, прислонившись к ближайшей колонне, и подобрал ноги, скрестив их. Он все еще тяжело дышал. При каждом вздохе из его рта едва заметными полупрозрачными клубами вился пар, словно он был на морозе. Вокруг и правда было довольно холодно. Темная ци сковывала темницу точно льдом.
Бледность, разлившаяся по лицу Цао Сяошэ, была заметна даже в тусклом освещении подземелья. Стоило Юн Шэню поймать себя на мысли, что он не знает, как помочь Цао Сяошэ, он сразу же отбросил ее. Вопреки выдающимся талантам в бессмертной жизни, он совершенно ничего не смыслил в знахарстве. Ему попросту это не требовалось. Бессмертное тело всегда исцелялось быстрее, чем бабочка взмахивала крылом, а до чужих ранений ему не было дела.
С чего бы заботиться о чужих ранах сейчас? Все равно от этого нахала никакого толку.
Единственный союзник? Какой вздор.
Юн Шэнь отвернулся от Цао Сяошэ и подошел ближе к клетке Ху Иньлин, но за внутренний контур печати Неба и Земли так и не ступил, остановившись прямо перед ним.
Демоница внимательно наблюдала за каждым его шагом. Едва ли она могла пошевелиться, будучи скованной еще сильнее, но кто бы знал, на что она способна. Удалось же ей собрать рассеянную темную энергию и нанести целых два удара. Несмотря на измученный и хрупкий внешний вид, в ней скрывалась устрашающая сила.
Юн Шэнь протянул руку к одной из свисающих цепей. Он почувствовал, как его обдало теплом светлой ци — точно он коснулся нагретой солнцем водной глади. В окружении иньского холода это было даже приятно. Если Ху Иньлин вздумает снова напасть, Юн Шэнь вновь активирует цепи и сможет усмирить ее буйный нрав.
— Тебе больно? — спросил он, внимательно глядя на пленницу.
— Конечно, ей больно. Мало приятного вот так на цепях висеть, — вдруг подал голос Цао Сяошэ.
Юн Шэнь подавил в себе желание обернуться. Этот гад держал ухо востро! Видимо, с ним не все так плохо, раз остаются силы язвить.
На мгновение Юн Шэню показалось, что оскал на лице Ху Иньлин сменился усмешкой. Он не знал, что замыслила Ху Иньлин, но она не глупа и должна была понимать, что может последовать за ее атакой. Не могло все быть настолько просто. Хочет сбежать?
Цепи, затянувшиеся на ее шее, не давали опустить голову вниз, заставляя задирать ее выше, а те, что оплетали запястья, тянули тонкое тело вверх, как свежий побег тростника. Это придавало ей более непокорный, высокомерный вид. Даже будучи изуродованной и плененной, она все равно не думала сдаваться.
Ху Иньлин так и не ответила.
— Будешь молчать или снова артачиться — станет еще больнее, — сказал Юн Шэнь и чуть дернул цепь, та слегка загорелась. Энергия переливалась мерцающим блеском, как лучи солнца, проникающие вглубь водяной толщи. — У меня есть пара вопросов, на которые я бы хотел получить ответы.
Ху Иньлин хмыкнула.
— Служащие пути света заклинатели — все до одного бесчестные ублюдки с червоточинами вместо душ. Они пытали меня здесь, пока не взошло солнце, а потом подвесили, как свинью, чтобы кровь стекала. Я не сказала им ни слова, не ответила ни на один вопрос. Неужели ты, тварь, думаешь, что я радушно тебе обо всем расскажу? — она говорила тихо, ее голос скрежетал, не то звериный, не то человеческий, но даже так в нем чувствовалась несгибаемая решимость. Сухие губы Ху Иньлин растянулись в безумной улыбке. Трещины на них начали кровоточить. — Можешь дернуть за цепь, но тогда моя шея сломается. Я уже слышу, как хрустят надломленные кости. После этого я точно не смогу сказать ни слова, а ты так и останешься без своих ответов. Кому от этого лучше?
Рука Юн Шэня, сжимавшая цепь, едва заметно дрогнула, но он сжал ее сильнее. Духовная энергия обожгла ладонь кипятком. Он не собирался пытать демоницу — попросту не был сторонником пыток и излишнего насилия и считал подобные методы варварскими. Невольно вспоминалось, как его истязал старик Сун. Подчинение силой и страхом ведет лишь к ненависти и разрушению — ко тьме.
— Если мы поговорим мирно — мне не придется ломать твое и так измученное тело, — предложил он.
Ху Иньлин не ответила, только пристально глядела на Юн Шэня, словно раздумывая над чем-то. Выражение ее лица вдруг сделалось сложным, даже взгляд изменился. Злость в нем уступила место заинтересованности.
— Похоже, что ты не заодно с заклинателями... — протянула она. — На чьей ты стороне?
— А есть разница? — нахмурился Юн Шэнь.
— От этого будет зависеть, захочу ли я с тобой поговорить мирно, — Ху Иньлин наклонила голову чуть вбок, насколько позволяли цепи, обхватывавшие ее шею, и плотоядно облизнулась. — Или вновь попытаюсь убить.
Юн Шэнь не был на стороне демонов — это очевидно без пояснений, — но в то же время он не был и с заклинателями. Вернее, с заклинателями из Юэлань.
Он молчал всего мгновение, и ответ сорвался с губ с поразительной легкостью:
— Не желаю принимать ничью сторону. Я сам за себя.
Ху Иньлин издала тихий смешок.
— Неплохо, — протянула она, оценивающе разглядывая Юн Шэня, а после заворковала: — А ты забавный. Жаль, что нам так и не удалось поразвлечься в свое время...
— В свое время ты хотела выпить мои силы, — напомнил Юн Шэнь. — А потом попыталась убить. Дважды.
— Ты что, запоминаешь только плохое? — Ху Иньлин наигранно нахмурилась. — Признаться, мне иногда трудно отказать себе в таком удовольствии...
— Не хочу мешать вам, но, господин Хэ, вы же помните о времени? — Цао Сяошэ вновь подал голос, оборвав Ху Иньлин. Он прозвучал уже тверже и несколько недовольно.
— А вот друг твой совсем не забавный.
Юн Шэнь приготовился уже с ней поспорить, но услышал, как Цао Сяошэ тихо цыкнул. Или показалось? А впрочем, он согласен. Терять время за пустой болтовней и заигрываниями Ху Иньлин совсем некстати.
Он отпустил цепь, и та качнулась назад. Тепло светлой ци не задержалось на его пальцах — их сразу же обдало точно морозным веянием ветра инь. Юн Шэнь задернул плащ, кутаясь в него плотнее, но тот едва ли спасал от такого холода.
Теперь он при всем желании не смог бы схватиться за цепь так просто — для этого следовало вернуться за внешний контур печати Неба и Земли, а Юн Шэнь тем временем уже стоял у границы внутреннего контура. От решеток клетки Ху Иньлин его отделяло расстояние не больше вытянутой руки. Юн Шэнь в демонстративной манере поднял с пола сначала Цюаньи, а после и его ножны. Словно и не страшился подойти к Ху Иньлин настолько близко.
Стоило Юн Шэню коснуться рукояти Цюаньи, как жгучая энергия меча неприятно обожгла его ладонь — жар нес с собой возмущение. Словно меч был страшно недоволен всем, что происходит, и так выражал рьяное осуждение. Юн Шэнь чуть ослабил хватку, и, точно боясь быть снова уроненным, меч остудил обжигающий напор. Юн Шэнь поглядел на своенравный клинок и ухмыльнулся.
— Так что? — он заглянул Ху Иньлин в лицо и не спешил спрятать меч в ножны.
— Не так быстро. У меня есть свои условия.
О, так демоница вздумала торговаться!
— Ты не в том положении, чтобы диктовать правила, — процедил Юн Шэнь.
— Уверен? — хищная улыбка не сходила с лица Ху Иньлин. — Я могу ничего тебе не сказать или, наоборот, обмануть, наплести чуши, и вы просто зря потратите время. Как скоро сюда вернутся заклинатели? Мне терять нечего, а вот тебе... Скажу, что ты пытался меня освободить. Посмотрим, как быстро ты и твой дружок смените меня в этой клетке.
— И чего ты хочешь?
— Убей меня.
Юн Шэнь ожидал любого запроса — что хули-цзин потребует освободить ее, сорвать печать с демонических сил, помочь с побегом... Но этот ответ оставил его в полном замешательстве.
— Поганые заклинатели не даруют мне такой роскоши, — пустилась в объяснения Ху Иньлин. — Даже если меня приговорят к казни, они инсценируют ее, а на деле спрячут меня где-нибудь в отдаленном месте, где будет удобно изучить мое тело. Думаешь, не знаю? Демоническая кровь, органы — ценнейшие ингредиенты для снадобий, а сколько техник, заклинаний и печатей можно будет на мне испытать... Вы, святоши, только и умеете, что лживо петь о всепрощении и недеянии, на деле же в вашей сущности не меньше тьмы, — голос ее скрежетал, и каждое слово сочилось ядом и глубокой ненавистью. — Однажды меня уже пытались поймать. Тогда я была юна и слаба. Только милость моей госпожи помогла мне избежать такой участи, но от судьбы не уйдешь, да? И все же я хочу попытаться.
Слова Ху Иньлин не были лишены смысла. Заклинатели действительно промышляли поимкой демонов не столько ради истребления и восстановления справедливости, сколько ради исследования. Об этом не принято было говорить открыто или обсуждать. Юн Шэнь, право, и не задумывался никогда, что это могло значить для демонов. В конце концов, какая разница? Не пристало жалеть созданий тьмы, сотканных из грязи и порока. Они несут зло и несчастья и должны быть истреблены — таков путь света. А если есть возможность изничтожить их с большей эффективностью, то этим нужно непременно воспользоваться.
Единственное, что могло обеспечить Ху Иньлин смерть и освободить от всего этого, — Небесные печати, которыми владел Юн Шэнь.
И все же желание умереть у настолько сильного демона было странным. Подставить, обмануть, перевернуть всю ситуацию, но только бы выйти сухими из воды и продолжать жить — такова их привычная сущность. Они были тщеславны, жадны, завистливы, слыли воплощением всех этих темных чувств, слившихся воедино, и именно это рождало безумную тягу к жизни. Просто так подставиться под то, что могло стереть существование... В это трудно поверить, но были ли еще какие-то варианты?
— Когда ты напала... ты ведь ждала, что тебя поразит Небесная печать, как в иллюзии, — медленно проговорил Юн Шэнь, обличая мысли в слова. — И во время пыток ты звала вовсе не Хэ Циюя.
— Ну ты же не захотел со мной знакомиться, когда была возможность. Имени так и не назвал. Как тебя еще величать? — смешливо ответила Ху Иньлин. — Это единственный выход.
— А как же побег?
Эти слова вызвали у Ху Иньлин приступ тихого смеха, перемежающегося уродливым клокотанием, доносившимся из ее горла — вернее, из того, что от него осталось.
— Мне некуда бежать. Не к кому. Моя госпожа, которой я обязалась служить, та, за которой я клялась следовать и чьи приказы беспрекословно выполняла, — мертва, — горько выплюнула она. — Когда я вышла к заклинателям, то пыталась отвлечь их, перетянуть внимание на себя, чтобы она могла сбежать... Я хотела ее защитить. Как глупо, только сейчас это понимаю. Надо было наплевать на них и бежать к ней сразу. Не оставлять ее.
Юн Шэнь ловил каждое слово Ху Иньлин и не смел ее прервать.
Неужели она говорила о Чэнь Ляомин?
Демонам нельзя верить, особенно лисам. Они и правда могут с легкостью обвести вокруг пальца даже самого проницательного собеседника, но отчего-то... может, из-за обреченности в голосе Ху Иньлин и ее стремления умереть Юн Шэнь был уверен, что сейчас она не лгала.
Ху Иньлин продолжала:
— У тебя озадаченный вид. Наверняка хочешь знать, откуда мне известно, что она мертва? — подметила она и растянула губы в жуткой улыбке. — Благодетель принес мне ее голову. Назвал это прощальным подарком от моей госпожи. Выразил сочувствие. Гнусная тварь надо мной просто глумилась. Оковы не позволяли мне шевельнуться... Он что-то с ними сделал. Я не могла и слова сказать. Просто смотрела и слушала. Но как же мне хотелось убить его в тот момент! Он так много говорил... Что понимает меня, разделяет мою боль, что ему тоже пришлось пройти через подобное. Что он терял близких ему людей, видел, как они угасают, но ничего не смог с этим сделать. Просто смотреть. Как я смотрела на нее. На то, что от нее осталось...
Ху Иньлин продолжала, перейдя на сбивчивое, едва членораздельное бормотание. Ее взгляд становился более мутным, она смотрела уже не на Юн Шэня, а будто сквозь него. Точно перед ней вновь был мучитель, пришедший издеваться не над искалеченным телом, а над душой.
Юн Шэня же беспокоило другое: убийца Чэнь Ляомин был здесь! Был в Цзицзинъюй! Он помнил слова старика Суна: Чэнь Ляомин должны были убрать за промах, и теперь она в самом деле мертва. Убийцей был однозначно тот, кто связан с демонами, тот, кто связан с... Чи-ваном. Юн Шэню до сих пор было сложно представить, что демонический царь жив. Даже мысль об этом вызывала глубокое отторжение и противоречие.
Но никто, кроме заклинателей или стражи, не имел прохода в крепость, а некий Благодетель смог пробраться к Ху Иньлин и даже пронести голову Чэнь Ляомин.
— Кто такой этот Благодетель? — Юн Шэнь резко оборвал уже ставшую бессвязной речь Ху Иньлин.
Та медленно подняла плывущий, как у пьяной, взор и оскалилась, тихо зарычав.
— Тот, кому я по ошибке доверилась, — сквозь зубы выдавила она, с трудом приходя в себя: каждое слово давалось ей с большим трудом. — И поплатилась за это.
Сути дела это не прояснило, но не успел Юн Шэнь задать еще вопрос, как Ху Иньлин продолжила говорить:
— Благодетелем его называла госпожа. Она просила относиться к нему с почтением, потому что именно благодаря ему обрела свою истинную силу. Благодаря ему она была жива до сих пор. — Ху Иньлин вновь клокочуще рассмеялась, а после зашлась кашлем. Ее голос тихо шелестел, фразы прерывались судорожными вздохами. — Говорила, что с ним мы сможем выйти из тени и властвовать в свете, нам больше не придется скрываться. Говорила что-то о том, что совершенствующиеся вновь будут стоять над смертными и что к этому нас сможет привести именно он. Меня несильно это волновало. Эти дрязги... Кто на ком стоять будет — все пустое. Я всего лишь хотела, чтобы она жила. Ее проклятие с годами становилось все хуже, она таяла в моих руках, испытывала невыносимую боль, но делала все что могла. Мужчины, женщины — я забирала чужие жизни одну за другой в обмен на одну-единственную, но этого никогда не было достаточно. А потом явился он и сказал, что сделает так, что ей больше не придется страдать. Думаешь, она стала дослушивать? Мне тоже было все равно, ради нее я... Но стоило хорошо подумать. Как ты сказал, не принимать ничью сторону, оставаться за себя. Он был слишком убедителен — мыслить ясно оказалось трудно. Особенно когда он дал нам духовные нефриты, и с ними госпожа вновь расцвела...
Ху Иньлин погрузилась в воспоминания, по всей видимости более приятные, — даже тон ее стал мягче. Но взгляд вновь помертвел.
— За любую услугу приходится платить? — прозвучал насмешливый голос.
Юн Шэнь был настолько поглощен рассказом Ху Иньлин, что и не заметил, как успел подкрасться Цао Сяошэ. Его рука тяжело опустилась ему на плечо — к счастью, в этот раз здоровое — и чуть сжала его. Он словно опирался на Юн Шэня, чтобы было проще стоять. Юн Шэнь скосил взгляд в его сторону и не смог не отметить, что теперь Цао Саошэ выглядел... получше. Сила чудодейственных пилюль? Он был все еще бледен, но уже не так измучен. Да и силы встать у него нашлись.
Фраза Цао Сяошэ привела Ху Иньлин в чувство. Она сощурилась и коротко рыкнула:
— Да, приходится. — Вдохнув поглубже, словно перед нырком в воду, она продолжила: — Поначалу все было неплохо, проклятие будто начало отступать. Даже ее облик становился прежним. Госпожа была счастлива, и я вместе с ней. Думала, что все позади... Но потом духовных нефритов начало не хватать, с каждым разом требовалось все больше жизненной энергии. Это сильные артефакты, но они не приспособлены для сохранения цзин. Они ломались. Нужны были новые. И вот Благодетель пришел в очередной раз и сказал, что есть возможность заставить проклятие отступить надолго, а затем и вовсе освободиться от него. Конечно, мы были согласны. Ведь он сказал, что даст госпоже истинное бессмертие в новом теле. Тогда она обретет могущество, и ей больше не придется пожирать чужие жизни для продления своей. Тогда я смогу служить ей вечность. Плата за эту вечность была ничтожно мала, как мне тогда показалось. Всего лишь организовать нападение на императора. Я не придала этому большого значения — это всего лишь еще один человек. Я пережила не одного такого человеческого правителя.
— И нападение должно было состояться на том самом шествии? — хмуро уточнил Юн Шэнь.
— Лучше момента не придумаешь. Благодетель настаивал на этом. Я же считала, что стоит ударить исподтишка, а не у всех на виду. Рисков было слишком много, но госпоже становилось все хуже, и я не смела сказать слова против. В итоге мои опасения оправдались. Все пошло не так.
Юн Шэнь достал из-за пазухи припрятанную шкатулку.
— Эта шкатулка имеет отношение к произошедшему?
Он показал ее Ху Иньлин на вытянутой руке. Хули-цзин прищурилась, пытаясь сфокусировать взгляд, и чуть наклонила голову вбок, вытянув вперед, — получилось плохо, цепи держали слишком крепко. Юн Шэнь хотел уже сделать шаг ближе, но Цао Сяошэ, удерживавший его за плечо, легко потянул его назад, не давая сдвинуться с места и перейти внутренний контур печати. Юн Шэнь резко дернулся и двинул плечом, сбрасывая с себя чужую руку.
— Имеет, — оскалилась Ху Иньлин. — Знаешь легенду о том, как Сюаньлун вырвал крылья Луани? Перья с оборванных крыльев погрузились в Тихое озеро. Окропленные кровью божества, ее обидой и болью, даже так они сохранили светлейшую из способностей — очищать окружающее от зла, забирая его себе. Каждое перо Луани, попавшее в Тихое озеро, своей силой очистило его, заключив в себе всю темную ци. Тысячи лет последователи божественной Луани искали и очищали от темной энергии каждое перо — такая концентрация демонической ци была опасна для любого живого существа, которое коснется его. Даже для самих демонов. Это сила, которую не покорить. В шкатулке — перо Луани, одно из последних. План состоял в том, чтобы в нужный момент высвободить силу. Я думала, что раз оно обладает подобным потенциалом, то можно высвободить всю демоническую ци и обменять ее на человеческую цзин. Так мы делали с духовными нефритами. Демоническая энергия, изгнанная из пера, могла бы накрыть весь Бэйчжу. Сколько бы цзин она могла принести взамен... — голос Ху Иньлин сорвался на шепот. — Мы смогли бы поразить двух птиц одним камнем — убить императора и устроить хаос, как того хотел Благодетель, и собрать жизненную силу для госпожи, чтобы она дотянула до обретения истинного бессмертия.
Юн Шэнь помрачнел и сжал губы в тонкую линию.
— Шкатулка украдена у библиотеки Цинтянь. Ее вам тоже этот Благодетель подсунул? — вновь подал голос Цао Сяошэ.
— Нет, но он свел нас с тем, кто владел этой шкатулкой. Возможно, он и украл ее. Не знаю. Ни я, ни госпожа не имеем к этому отношения.
— И кто этот человек? — с нажимом спросил Юн Шэнь. Ему не слишком нравилось, когда приходилось вытягивать слово за словом.
Ху Иньлин издала короткий истеричный смешок.
— О, его я вижу перед собой. Это Хэ Циюй.
Юн Шэнь прикусил внутреннюю сторону щеки. Невозможно. Хэ Циюй был простым смертным, скудоумным молодым господином. Не было ни шанса, что он и правда замешан в этом деле. Да и зачем ему это?! Украсть что-то из Цинтянь... Тем более пять лет назад. Сколько ему тогда было? Семнадцать? Едва ли он со своей болезнью покидал пределы семейного поместья до совершеннолетия. Неоткуда такой вещице взяться в его руках.
Что-то не сходилось.
— Надо было ожидать от него подвоха, — прошипела Ху Иньлин, в ее словах змеей вилась ядовитая обида. — По правде говоря, меня всегда смущало, как он общался и вел себя на людях...
— Как это?
— Никогда не встречалась с ним один на один. Переговаривались о деталях мы письменно. Он передавал послания лично в руки через ширму в назначенные дни, а когда бывал в Павильоне ароматов, то и виду не подавал, что знаком со мной... Но каждый раз от его имени приходили щедрые пожертвования.
Было похоже, что на деле кто-то очень усердно пытался выставить Хэ Циюя виновным. Но шкатулка с пером Луани была и правда найдена в его покоях. Хэ Циюй действительно не раз навещал Павильон ароматов. Юн Шэнь помнил, как на него бросились узнавшие Хэ Циюя ивовые девицы, да и учетные книги говорили о том, что четвертый молодой господин любил провести там время.
— Интересно получается, — в разговор вновь вступил Цао Сяошэ. — Высвободить демоническую энергию, накопленную пером Луани... Как ты это собиралась провернуть? Заклинателей в тот день было много, и они бы легко почуяли твою истинную сущность, какой морок ни наложи.
— Основная работа была не на мне, — хмуро процедила Ху Иньлин. — Хотя хочешь сделать что-то хорошо — сделай это сам, да? Это моя вторая ошибка. Что я снова доверилась. Но госпожа...
Взгляд ее вновь потерял четкость, он становился пространным, словно демоница тонула в пучине воспоминаний, которые причиняли ей немало боли. Ху Иньлин шумно вздохнула, на миг сильно зажмурившись. Она широко распахнула единственный глаз. Взгляд ее остался затуманенным.
— Я передала записи о технике обмена энергиями Хэ Циюю, — она с трудом ворочала языком, будто через силу. — В день шествия от него требовалось правильно выполнить небольшой ритуал, а после передать перо Луани, полное цзин, мне. Таков был наш уговор. Но, как видно, силенок не хватило, а потом ублюдок сбежал, — перешла она на свирепое шипение. — Это был провал. Госпожа при смерти. О дальнейшей помощи Благодетеля не могло идти и речи.
Юн Шэнь лишь мрачно усмехнулся. Его предположения оправдались.
— В день шествия... — тихо протянул он, медленно повторяя чужую фразу.
В день шествия Хэ Циюй был уже неделю как мертв.
С кем бы ни переговаривалась Ху Иньлин, это не мог быть он.
Юн Шэнь вспомнил первые дни после своего попадания в это тело. Казалось, он застрял в нем уже на целую вечность, но на деле минуло не так много дней. Сначала все казалось странным. Ненастоящим. Глупым наваждением, хитрой демонической ловушкой, но теперь... Ох, теперь все зашло слишком далеко.
Он сунул шкатулку в руки Цао Сяошэ, даже не оборачиваясь на него, а сам достал припрятанные в скрытом кармане записи из тайника. Он раскрыл растрепанную тетрадь на первой попавшейся странице. Вся она была испещрена криво выведенными иероглифами, которые можно было с трудом опознать. Почерк Хэ Циюя и правда выглядел кошмарно. Как можно было так небрежно относиться к каллиграфии? Поразительно для господина из знатной семьи. Хотя, может, Хэ Циюй был слаб не только телом, но и умом.
Юн Шэнь показал записи Ху Иньлин.
— Присмотрись, — велел он. — Такой почерк был у Хэ Циюя, с которым ты общалась?
Ху Иньлин вновь чуть потянулась вперед, силясь разглядеть записи. От этого легкого движения цепи, казалось, затянулись на ее израненной шее, сильнее впиваясь в плоть. Ее взгляд быстро пробежался по не слишком стройному ряду кривых символов, и в нем сразу же мелькнуло узнавание. Она пренебрежительно скривила губы.
— Нет, это... мой почерк. Мои записи. Те, что я передала ублюдку, — слабо проскрежетала она.
Юн Шэнь поразился и развернул тетрадь к себе. Из хлипкого переплета едва не выпала пара листов. Цао Сяошэ придвинулся ближе, почти вплотную, и заглянул в записи.
— Ах, это же нюй-шу[63]! — с неуместным весельем подметил он и провел пальцем по вытянутым символам, точно они были нацарапаны когтем, а не выведены кистью. — Как давно мне не встречалось такое письмо...
Юн Шэнь вгляделся в символы. Они и правда отличались от привычных иероглифов и даже не были похожи на скорописные цаошу[64]. Вытянутые, местами тонкие, местами утолщенные линии, точки... Даже если Юн Шэнь старался, то не мог прочесть ни одного. А вот Цао Сяошэ, похоже, таких проблем не испытывал. Его взгляд быстро бегал по строкам.
— Женская тайнопись. Не так уж много мужчин ее знают, — пояснил Цао Сяошэ, заметив чужое замешательство.
«Но тебе-то все известно», — недовольно подумал Юн Шэнь и одним движением захлопнул тетрадь. Свои мысли он так и не озвучил: не время было для очередной перепалки с этим плутом. Юн Шэнь вдруг ощутил, как разболелась голова. Тетрадь он спрятал назад в скрытый карман.
— На кону стояла жизнь моей госпожи. Меня не волновало ничего больше.
Слова слабо сорвались с ее губ, сказанные почти шепотом. Ху Иньлин говорила сама с собой. Ее взгляд затуманился. На мгновение она замолчала, а потом вдруг всхлипнула.
— Госпожа... — тихо протянула она. Речь ее сменилась сбивчивым бормотанием, где повторялось все одно: — Госпожа погибала... Госпожа погибала...
Ху Иньлин была не в себе.
Мысли в голове Юн Шэня вились назойливым мерзким роем мух, никак не желавших оставить в покое. Трепетание мириад маленьких крыльев чудилось будто наяву. Оно было хаотичным и сумбурным, спутывало все больше, сбивало.
Чего-то не хватало. Точнее, кого-то.
Кто подложил Хэ Циюю в тайник украденную шкатулку с пером Луани и записи с техникой обмена энергиями? Кто воспользовался именем Хэ Циюя и от его лица регулярно оставлял большие суммы в Павильоне ароматов? Кто был связан с таинственным Благодетелем?
Все сказанное демоницей по большому счету было бессмысленным без одной детали.
— Так кто такой Благодетель? — спросил Юн Шэнь, вторя крутящемуся в голове вопросу.
Ху Иньлин не отвечала, словно не услышала. В этот раз она и правда не обращала на Юн Шэня внимания. Погруженная в свои мысли, она только и могла, что бессвязно бормотать. Ее ропот одновременно казался Юн Шэню и тихим, как шелест листьев на ветру, и болезненно громким, как грохочущий среди тяжелых грозовых туч гром.
Он схватился за голову и сжал зубы до боли, шумно выдохнув. Голова и правда разболелась слишком сильно. В Юн Шэне мигом поднялось острое возмущение. Он ведь так близок! Не для этого все затевалось!
— Ху Иньлин! — громко позвал он, надеясь, что от оклика та придет в чувство.
Демоница мотнула головой из стороны в сторону и лишь болезненно всхлипнула, прерывая поток бессмыслицы всего на миг, чтобы после тихо заскулить. Нет, она не приходила в себя. Что же... что же он мог сделать, чтобы получить ответ на такой важный вопрос?
Взгляд Юн Шэня метнулся к свисающим чуть поодаль цепям. Если дернуть, но не так сильно, чтобы не переломать ей ненароком шею... Может, немного боли поможет добиться цели?
— Не глупите, господин Хэ, — раздалось совсем близко.
Наваждение спало, и Юн Шэнь вздрогнул, когда почувствовал чужое теплое дыхание у уха. Он моргнул. По спине пробежали мурашки, и стало несколько неуютно. Он ощутил, как чужая рука легла ему на плечо, а затем скользнула на шею. Пальцы Цао Сяошэ показались обжигающе горячими, а собственная кожа, напротив, словно бы замерзла, точно льдистая корка на озере.
Цао Сяошэ потянул Юн Шэня ближе к себе, медленно отводя от клетки Ху Иньлин. Касание было неприятным, так и хотелось от него отмахнуться, сбросить, но все тело сковало напряжением. Юн Шэнь одеревенело следовал за ним и чем больше шагов назад делал, тем легче становилось дышать. Как будто он выплывал из болотной топи, давившей со всех сторон.
Едва Юн Шэнь смог облегченно выдохнуть, как сразу же повернулся к Цао Сяошэ. Несмотря на помятый вид, тот уже вернул на лицо типичную, ничего не выражавшую полуулыбку.
— Вы пустой сосуд, но не думайте, что темная ци не будет влиять на вас. После вашего отравления Лан Ду, да и всего, что случилось, все равно не стоит находиться так близко к... — он кивнул на Ху Иньлин и словно бы нехотя убрал руки с чужой шеи, — подобному. Вы уже не неуязвимы, как прежде.
Юн Шэнь потер переносицу и зажмурился от того, как боль пульсировала в его голове. Это не отрезвляло, а лишь больше выбивало из колеи.
— Благодетель, — пробормотал Юн Шэнь себе под нос и еще раз вздохнул. — Она явно знает, кто это, она его видела. Нельзя уходить отсюда, пока не узнаем о нем.
— Боюсь, больше она ничего не сможет сказать, — протянул Цао Сяошэ.
Юн Шэнь взглянул на Ху Иньлин. Та и правда впала в беспамятство, безвольно повиснув на цепях, замерла подобно статуе, и лишь ее губы едва заметно беззвучно шевелились, повторяя одни и те же фразы.
Юн Шэнь проследил за движением и считал их.
«Госпожа, я так виновата».
«Простите меня».
«Я так виновата».
— Ее душа была повреждена, а весть о том, что ее дорогая госпожа растерзана, разбила ее окончательно. Сейчас она только и может, что бередить воспоминания, винить себя и сожалеть.
— Какая глупая преданность.
— Это любовь.
— Бессмысленная слабость, — хмыкнул Юн Шэнь. Он был крайне недоволен: ему не удалось выяснить самое важное из первых уст, что привело ее к такому жалкому концу. Да и демоны неспособны на такие сложные чувства.
Кстати, о ее конце.
Юн Шэнь не был уверен, что в этом теле сможет вызвать Небесные печати по собственному желанию. Хотя он смог это сделать в иллюзии и после, вот только неосознанно. В моменты, когда он желал защититься, когда его жизнь была в опасности... оба раза Небесная печать спасала его от неминуемой гибели. Могло ли случиться так, что и здесь у него получилось бы призвать их, когда Ху Иньлин ударила хвостами? А впрочем, Цао Сяошэ умудрился в очередной раз все испортить, подставившись под удар.
С другой стороны, убить такого сильного демона можно и бессмертным оружием. Юн Шэнь опустил взгляд на Цюаньи в руке. Этим мечом удалось прикончить ту хули-цзин, которая напала на них с Сюэ Чжу в Павильоне ароматов...
Пока Юн Шэнь предавался размышлениям, как и чем лучше казнить Ху Иньлин, чтобы после не вызвать нежелательных вопросов, Цао Сяошэ вдруг вновь заговорил:
— А вы способны?
— Что? — недоуменно откликнулся Юн Шэнь. Сначала он подумал, что пропустил что-то из маловажной болтовни Цао Сяошэ мимо ушей, но стоило ему обернуться, как он сразу уловил странно тяжелый взор.
— Вы. — Цао Сяошэ сделал акцент и пояснил вопрос: — Способны на сложные чувства вроде любви?
Юн Шэнь молчал. Встретившись с чужим цепким взглядом, он так и норовил утонуть в его пучине. Цао Сяошэ терпеливо ожидал ответа, как и Юн Шэнь — что тот вновь сведет все к какой-нибудь очередной шутке или посторонней теме.
Но этого не случилось.
— Слабости, как и сожаления, мне незнакомы, — Юн Шэнь отвернулся к Ху Иньлин. — Хватит об этом. Подумай, как будет лучше ее прикончить.