Карп в сухой колее. Том 1

Глава 20. Бессмертный небожитель испытывает сожаление

Ху Иньлин содержалась в этом же подземелье, но в несколько отдаленной темнице. По пути до нее Юн Шэнь обнаружил, что, возможно, так сильно напугало Сюэ Чжу: его бессознательных соучеников с временно заблокированными духовными каналами силы. Об этом любезно рассказал Цао Сяошэ, который и стал причиной их состояния. Молодых заклинателей, которым не слишком повезло оказаться в патруле на этот шичэнь, бережно усадили у стены. Дальше обнаружились охранники Цзицзинъюй. Со слов Цао Сяошэ, c ними дело обстояло проще. Смертным людям не нужно блокировать потоки ци за их неимением.

Юн Шэню оставалось лишь подивиться прыткости и ловкости Цао Сяошэ. Обезвредить такое количество не самых слабых противников, причем так, чтобы не нанести значительного вреда... Все же он никакой не лекарь и едва ли бродячий заклинатель.

— И как тебе только в голову такое пришло?.. — тихо, скорее риторически, протянул Юн Шэнь, разглядывая одного из спящих стражей Цзицзинъюй, который не мог не привлечь внимания. В отличие от остальных, на нем были лишь нижние одеяния. Так вот что помогло Цао Сяошэ замаскироваться.

Тот криво усмехнулся и буднично, словно говоря о сущей мелочи, произнес:

— Мое дело требует находчивости.

— Нахал, — в тон ему коротко ответил Юн Шэнь.

Он заметил, как Цао Сяошэ после их перепалки в камере отстранился: больше не было показного желания угодить, такого раздражающего и вызывающего омерзение, но вместе с тем привычного и ожидаемого. Он больше не трепал языком попусту, как делал обычно, уходя в пространные рассказы о разном или рассыпаясь в бессмысленной лести. Теперь он словно затаился в ожидании лучшего момента. Юн Шэню это совсем не нравилось. Он чувствовал себя маленькой и незначительной добычей, которая наблюдает, как к ней шаг за шагом крадется тигр. Наблюдает, но едва ли может что-то предпринять. Неосознанно Юн Шэнь сжал Цюаньи сильнее. Пальцы чуть обожгло энергией меча.

Он не любил слабость и бессилие, в особенности когда они его собственные. Не любил неожиданности, не любил, когда предугадать нельзя и когда каждый новый шаг становится шагом в неизвестность. Удивительно, как раньше, будучи бессмертным мастером, живущим в Обители среди парящих облаков, он чувствовал твердость почвы под ногами и точно знал, куда ступит дальше, а оказавшись в теле смертного, впервые ощутил неуверенность и пустоту. Настоящая твердая земля на поверку оказалась невесомее небесного эфира.

— А если бы со мной вместо Сюэ Чжу остался бы Си Ин? Что бы ты тогда предпринял? — вдруг спросил Юн Шэнь.

Вряд ли Цао Сяошэ хватило бы сил справиться с бессмертным мастером или перехитрить его. Юн Шэнь сильно в этом сомневался. Но слишком уж все складно выходило у Цао Сяошэ — это не могло не вызывать подозрений. Что, если это все хитрый план? Переложить всю вину на главу школы или кого-нибудь из других заклинателей, когда сам Цао Сяошэ, вернее, они с лекарем Суном и есть корень всех зол? Юн Шэнь припоминал, каким пренебрежительным становился тон старика, стоило зайти речи о заклинателях.

— Нет никакого «бы», господин Хэ, — пожал плечами Цао Сяошэ, — все происходит так, как должно произойти.

Такой ответ неприятно уколол Юн Шэня. Он совсем не привнес ясности!

«Должно — не должно...»

— Как это понимать? — нахмурился Юн Шэнь и взглянул в лицо Цао Сяошэ, но и там ответа не нашлось. Даже намека. Он лишь легко улыбался выученным выражением, плотно сомкнув губы.

— Вспомните, что сказал вам сегодня утром господин Сун.

— Прекрати говорить загадками и выражайся ясно! — зло процедил Юн Шэнь. — Говоришь, все складывается как должно? А кто сказал, что так должно? Этот господин Сун — старый интриган, не лучше лисы? Почем ему вообще это знать?

Цао Сяошэ шумно вздохнул. Усталость в его вздохе была такая, словно он на своих плечах выносил все тяготы бренной жизни. Едва ли глаза не закатывал! Юн Шэня вмиг обуяло возмущение:

— Вы заставляете меня участвовать в своих планах, которые преследуют туманные цели, но не утруждаетесь поделиться даже малой долей того, что вам известно. Хочешь знать, что я думаю и как это выглядит со стороны? — Юн Шэнь чеканил каждое слово и выставил Цюаньи в ножнах вперед так, что конец уперся Цао Сяошэ в грудь. — В том, что вы скрываете, есть нечто важное. Важное настолько, что оно может перевернуть все с ног на голову. Больно складно и легко выходит, что во всем виноваты заклинатели, будто это на руку кому-то. Например, вам.

В довершение своей речи Юн Шэнь ткнул Цао Сяошэ ножнами, как он думал, довольно сильно. В этот тычок он постарался вложить все свое негодование. Но даже так Цао Сяошэ не шелохнулся, хотя выражение его лица заметно помрачнело.

Юн Шэнь ожидал, что тот уйдет в отрицание, попытается заговорить ему зубы и сведет тему к чему-то другому, но получилось совершенно иначе. Впервые за все время их не слишком желанного знакомства Цао Сяошэ был... зол?

— Вам говорили, что вы на редкость упрямый человек? Невыносимо упрямый!

Недовольство и раздражение звенели в голосе Цао Сяошэ все явственнее с каждым словом, но он держался — ни разу не повышая голос и не срываясь на крик. Хотя было заметно, что он на пределе.

— Сказал бы мне кто, что с вами будет так сложно, я бы...

Фраза оборвалась, прерванная шумным кашлем. Цао Сяошэ глубоко и хрипло вдохнул, сдерживая очередной порыв.

— Думаете, одному вам тяжело? О, бессмертный мастер, оставшийся без былых сил! Как же так! Как он несчастен! — через силу продолжал говорить Цао Сяошэ осипшим голосом. Восклицания, полные натянутого сожаления, звучали издевательски. — Думаете, пешка тут всего одна? Ошибаетесь!

Юн Шэнь не знал, что сказать. Он замер, изумленно глядя на Цао Сяошэ, а тот быстро избавил его от надобности отвечать.

— Не смотрите так. Да, мне прекрасно известно, с кем я имею дело, — каждое слово давалось ему с трудом. — И вот что, бессмертный мастер, не приходило ли вам в голову, что вы, возможно, не единственный, кому наступили на язык?

Он вновь разразился мучительным кашлем. Юн Шэнь невольно опустил меч и отступил на шаг.

Вскоре кашель затих, и на короткое, но показавшееся бесконечно долгим мгновение наступила тишина, прерываемая лишь тихими хриплыми вздохами Цао Сяошэ.

— Теперь... теперь вы поняли, почему мы на одной стороне? — наконец придя в себя, сипло спросил он. — Мне и самому не по нраву, что творится, но я не в том положении, чтобы что-то изменить. Вы тоже.

Юн Шэнь молчал. Лицо Цао Сяошэ побледнело, вены на шее и лбу вздулись. Он и правда едва не задохнулся. Прямо как Юн Шэнь, когда его действия расходились с желаниями того паршивого лекаря Суна. Выходит, Цао Сяошэ с ним вовсе не заодно? Хотя ученик должен служить учителю, быть преданным и почитать его, но... Поведение Цао Сяошэ не то чтобы было почтительным. Он, конечно, как и полагается, был вежлив, но все равно далек от уважения. И непонятно было, действительно ли старик — его учитель, или это просто роль, которую пришлось разыграть для складной легенды.

Юн Шэнь не знал, что ответить, поэтому изучающе глядел на пытающегося отдышаться Цао Сяошэ. На одной стороне? Точно нет.

— Если ты не пытался ничего исправить, то это не значит, что я тоже не стану, — едва слышно пробормотал Юн Шэнь.

— Вы пожалеете, — с нажимом и нетерпением ответил Цао Сяошэ.

— Раз ты знаешь, кто я такой на самом деле, то тебе должно быть известно, что мне чужды сожаления, — холодно и строго заговорил Юн Шэнь. Конечно, он знал о слухах, ходивших вокруг его персоны как бессмертного. Трудно этого избежать, когда даже в тихой Обители Бессмертных всюду, куда ни ступишь, тихому шелесту золотых листьев гиннан вторит едкий шепот злых языков. — Хотя... хм, нет. Оказавшись в теле Хэ Циюя, я кое-что ощутил. Например, если я огорчен тем, что у меня не хватило прыти заколоть тебя этим утром, — это сожаление? Или... О, ты не проболтался, о чем не стоит, и в итоге смог раздышаться — это тоже огорчает и заставляет желать обратного. Может ли это быть сожалением?

Взгляд Цао Сяошэ резанул по Юн Шэню острым лезвием.

— Я ваш единственный союзник, — тихо и вкрадчиво сказал он. — Хотите вы этого или нет.

— Не хочу, — уже развернувшись, бросил Юн Шэнь через плечо и продолжил путь вперед.

Он понимал, что это глупо, но не оставить последнее слово за собой не мог, как не мог совладать с одолевающим недовольством, будто зудящим под его кожей всякий раз, стоило Цао Сяошэ заговорить. Этот непонятный человек его неимоверно раздражал.

Они продолжили путь к темнице Ху Иньлин в молчании. Юн Шэнь погрузился в собственные мысли, далеко не радостные, а Цао Сяошэ оставался все еще неимоверно подозрителен и так же неимоверно тих. Хотя это сейчас было на руку. Его бессмысленная болтовня сделала бы только хуже.

Наконец они подошли к высоким дверям, походившим на входные врата в Цзицзинъюй, таким же мрачным и таким же тяжелым. На их каменном фасаде выделялись выбитые на обеих створках морды стража бианя, угрожающе скалящиеся. Глаза зверя, казалось, наблюдали за гостями подземелья, внимательно следя за каждым их шагом. Хотя Юн Шэню, можно сказать, не слишком-то и казалось. Он уже встречался с бианем, и нельзя исключать, что этот зверь, вернее, его дух не спрятался даже в подобном изображении себя. Оставалось только не попадать в полную тень. На свету он не покажется.

Поток мыслей Юн Шэня прервала шкатулка Хэ Циюя, появившаяся прямо перед его глазами. Ее протянул Цао Сяошэ.

— Это тоже не хотите? — ухмыльнулся он, припомнив фразу Юн Шэня.

Но стоило тому потянуться за шкатулкой, как Цао Сяошэ ловко отвел ее в сторону.

— Верни.

Цао Сяошэ тем временем принял прежний непроницаемый вид, такой привычный и обыденный, точно не он совсем недавно вышел из себя, а после чуть не загнулся от удушья. Он перекинул шкатулку из руки в руку и серьезно начал:

— Перед тем как мы войдем, мне нужно знать. Откуда эта занятная вещица у вас?

Юн Шэнь стиснул зубы.

— Нашел в покоях Хэ Циюя. Что в ней занятного?

— Ее содержимое занятно, но не только, — протянул Цао Сяошэ, рассматривая узорчатые пластины. — Знакома ли вам библиотека Цинтянь на горе Лушань? После вашей Обители Бессмертных это крупнейшее хранилище знаний, а иногда и артефактов. Там можно найти невероятные вещи и свитки тайных техник.

Юн Шэнь не понимал, к чему ведет Цао Сяошэ, но да, он знал о существовании библиотеки Цинтянь. Это было очень возвышенное место, и там служили не менее возвышенные люди. Ею заведовала бессмертная, которая в несговорчивости и высокомерии могла посоревноваться с Юн Шэнем, — Гэ Ици. Обретя бессмертие, она решила остаться среди смертных и отказалась совершенствоваться до вознесения в Небесное царство. Она считала несправедливым, что мудрость поколений скрыта от людей в облачной Обители Бессмертных, ведь каждый ищущий знаний должен иметь к ним доступ, и неважно, смертен он или нет. Так она и основала Цинтянь.

Ее трудами за пару столетий во владении Цинтянь оказались тысячи фолиантов знаний, свитков, тайных техник. Она сделала это место поистине персиковым источником для любого ученого. Вместе с тем такое богатство тщательно охранялось, и благодаря этому многие школы, ордены и даже кланы отдавали тайные техники или семейные артефакты на хранение, не беспокоясь, что с ними может что-то случиться. Сам Юн Шэнь никогда не встречался с Гэ Ици, но, по рассказам, это была свирепая женщина с жестким нравом, как у демоницы, и сердцем светлым, как у богини милосердия, а ее мудрость не знала предела.

Но, конечно, больше Юн Шэня беспокоила шкатулка.

— И что с того?

— Ходит слух, что библиотека Цинтянь однажды доверилась ненадежному человеку, после чего была утеряна одна интересная вещь. Поначалу подумали, что ненадежный человек — гнусный вор, пожелали найти его, а следа-то и нет. И вещицы той тоже нет. Ничего отыскать не удалось. Это не так давно случилось, к слову говоря... Лет пять тому назад, поэтому до сих пор на слуху. Цинтянь пытается замолчать это дело, — Цао Сяошэ провел пальцем по узорам шкатулки. — Так вот, узор на этой шкатулке ничего вам не напоминает?

Цао Сяошэ наконец передал ее Юн Шэню, и тот пригляделся внимательнее. Серебряные пластины по краям шкатулки действительно складывались в картину. Ранее он не придал этому значения. Надо же, все это время ответ был на поверхности. Плывущие облака, горная вершина и белые цапли — Лушань[61].

— Эта шкатулка принадлежит библиотеке Цинтянь... — тихо сказал Юн Шэнь, обводя пальцем контуры выточенных из серебра облаков.

— Верно, — кивнул Цао Сяошэ. — В ней есть нечто странное, не могу понять, что именно. На самой шкатулке множество чар. Ее не открыть просто так. Ключ мне неизвестен... Но вы понимаете, да? Откуда такой интересной вещице взяться у молодого господина Хэ?

Что ж, Юн Шэнь был прав в своих соображениях. Все непросто с тем тайником. Похоже, Хэ Циюй и правда хранил за пазухой нефритовый диск[62]. Было бы, конечно, проще, прочитай он и записи, оставленные Хэ Циюем, но теперь поздно об этом думать. Выходит, эта шкатулка в действительности может быть тем самым, что украл Хэ Циюй у демоницы. Возможно, из-за нее сорвалось нападение на шествии... Дуцзюань говорила, что что-то пошло не так. Вариант, что Хэ Циюй мог пособничать демоницам, отметался — вряд ли бы тогда о его смерти рассуждали столь кровожадно.

К сожалению, это породило лишь больше вопросов. Юн Шэнь повернулся к дверям, настойчиво пренебрегая взглядом бианя, который, казалось, был направлен прямо на него, и хмуро сказал:

— А об этом нам должна поведать Ху Иньлин.

Он сжал шкатулку в руке, и ее грани неприятно впились в ладонь.

Стоило Цао Сяошэ толкнуть тяжелые двери, как дыхание Юн Шэня перехватило от обрушившегося давления темной ци. Ужасающая сила. Даже будучи единым с окружением, после того как ци изгнали из его тела, Юн Шэнь с каждым шагом чувствовал, будто погружается в вязкую топь, которая норовит утянуть глубже.

Пламени факелов было слишком мало для столь большой темницы — она отличалась от прочих и походила скорее на просторный зал. Воздух здесь был затхлым и сырым, полнился едким жженым запахом демонической крови.

Юн Шэнь ощутил смутное беспокойство, что из темных углов может показаться биань. В прошлый раз зверь не был настроен дружелюбно, и Юн Шэнь не желал разбираться еще и с этой проблемой. Не сейчас.

Ввысь к потолку поднимались колонны, идущие кругом, а в центре круга располагалась клетка, отдаленно напоминающая те, в которых обычно держат птиц, разве что гораздо больших размеров. Толстые прутья решетки были подогнаны близко друг к другу и начинались от каменного пола, заканчиваясь под потолком, сливаясь между собой в купол. С колонн спускались цепи, множество цепей. Они слабо мерцали. Должно быть, это была техника Си Ина — каждое звено цепей создано целиком из духовной энергии, настолько концентрированной, что она обрела материальную форму. Цепи шли меж прутьев и плотно опутывали неподвижное тело, замершее внутри. Пестрое множество печатей и амулетов, призванное подавить демоническую силу, опутывало решетки. В каменном полу была выдолблена печать Неба и Земли — сильные чары очищения, позволяющие удержать энергии инь и ян в равновесии путем формирования искусственного предела в контуре печати.

Вся эта защита поддерживалась дежурящими заклинателями, но сейчас они были без сознания. Могла ли демоническая ци расползтись по всей темнице и за ее пределами именно по этой причине?

Юн Шэнь подошел ближе.

Ху Иньлин было не узнать. В Павильоне ароматов он видел ее в нескольких образах: талантливая танцовщица, сокровище Павильона и любимица госпожи Чэнь, коварная соблазнительница, чья красота сравнима с прекрасными цветами и способна с легкостью пленить даже искушенное сердце. Яростная и безжалостная девятихвостая хули-цзин, в чьих силах разрушить разум и душу.

Теперь же тонкое тело, походившее на изломанную ивовую ветвь, ничем не напоминало прежнюю демоницу. Похоже, заклинателям удалось загнать ее в человеческий облик и заточить в нем. Руки Ху Иньлин были подняты над головой, ее подвесили за крепко связанные цепями запястья, которые к тому же пронзили двумя крюками. Плоть местами вывернулась наружу, в зияющих ранах, залитых темной запекшейся кровью, виднелись разорванные сухожилия. Руки покрывали разрезы, ожоги, повторяющие контуры злосчастных цепей, — ни единого живого места. Другая пара цепей охватывала шею демоницы. Голова ее была опущена, а лицо скрыто за занавесью некогда огненно-рыжих, теперь уже растерявших былую яркость и будто выцветших, спутанных волос, перепачканных грязью и кровью. Они походили на стог мокрой соломы. Изорванное, вероятно из-за обращений в демоническую форму, одеяние залила кровь и выпачкала грязь. Тело Ху Иньлин тоже окутывали цепи, врезаясь в мышцы и местами даже размозжая их. Светлая ци, заключенная в звеньях, ранила и обжигала демоническую сущность хули-цзин. Они прожигали плоть — особенно заметно на ребрах, где кожа и мышцы успели сползти так, что обнажилась белизна кости.

Зрелище было отвратительным и мерзким. Жестокость расправы, свершившейся над Ху Иньлин, поражала, но Юн Шэнь все равно не мог отвести взгляда. Не то чтобы он ее жалел. Демоны не заслуживают жалости, тем более такие, как она. Эта хули-цзин вместе с Чэнь Ляомин загубили множество невинных жизней, да и сама лисья демоница наверняка не гнушалась поеданием людей. Но сейчас, в облике юной девы, она выглядела беззащитно. Ей не удавалось исцелиться — силы наверняка были запечатаны, — и, должно быть, сейчас она испытывала неимоверную боль.

Чем дольше Юн Шэнь смотрел на пленницу, тем сильнее в его груди что-то пронзительно сжималось. Подол изорванной юбки прикрывал ноги, но по состоянию остального тела нетрудно было догадаться, что и от них едва ли что-то осталось. Ступня, видневшаяся из-под куска пропитанной кровью ткани, вывернулась под неестественным углом.

Юн Шэнь шагнул вперед.

— Не советую подходить ближе, — тихо сказал Цао Сяошэ, схватив Юн Шэня за край рукава и легонько потянув на себя.

Юн Шэнь растерянно обернулся к нему и все же отступил на шаг. Цао Сяошэ кивнул на пол, и тогда Юн Шэнь заметил, что, сам того не ведая, переступил внутренний контур печати Неба и Земли.

Да, это и правда лишнее.

— Непохоже, что она в сознании, — протянул Юн Шэнь, вновь поворачиваясь к безмолвной Ху Иньлин.

Ее действительно пытали с особым остервенением. Удивительно, как она не пожелала прекратить это, просто выдав нужную информацию, — до сих пор выбить из нее хоть слово не получалось, если верить Си Ину.

Юн Шэнь был убежден в переменчивости демонической натуры, особенно лисьей. Сохранить свою шкуру для них было дороже всякой преданности. Демоны неспособны на сострадание, жалость, верность. Они неспособны любить. Рожденные из мрака, они были воплощением всего самого темного, что только нашлось бы в трех мирах. Ху Иньлин была по странному и совершенно точно невозможному стечению обстоятельств предана своей хозяйке. До безумия предана.

Юн Шэнь пригляделся: помимо мерцания цепей, он смутно видел что-то еще. Едва заметные контуры чар, словно мираж, проступали поверх решетки. Он разглядывал их, пытаясь сложить в единую картину, пока наконец не понял, что это нематериальный амулет — мантра Сердечных оков, запечатывающая пять чувств. С ней Ху Иньлин вряд ли сможет сказать хоть слово или даже увидеть, кто же к ней пожаловал. Может, поэтому она настолько отрешена?

Юн Шэнь призадумался, что же можно сделать с этим амулетом. Он сжал Цюаньи в руках, и меч уже привычно откликнулся теплом.

В этот же момент ему в голову пришла, может быть, не лучшая, но действенная идея. Он двинулся вперед, ближе к решетке. Цао Сяошэ попытался его остановить, по-прежнему оставаясь за внешним контуром выбитой на полу печати.

— Господин Хэ, не стоит...

Юн Шэнь оборвал его одной-единственной фразой:

— Не мешай.

Он приблизился так, что стоял в шаге от клетки. Поглядев еще на хули-цзин, которая из-за своей неподвижности больше походила на статую, он опустил взгляд на Цюаньи.

Кажется, Сюэ Чжу говорил с мечом, но как? Явно не вслух. Для Юн Шэня было ново общаться с оружием, а не отдавать приказы, которые и приказами-то не были — просто бесформенная мысль, отражавшая его волю, — и его копье, Тяньлуань, безропотно считывало любое намерение. Здесь же...

С помощью Цюаньи Юн Шэнь хотел порвать нематериальный контур амулета.

Это он и сказал, вернее, подумал, а потом дернул Цюаньи из ножен. Странно, но меч не поддался и вдруг охладел, хотя всего мгновение назад Юн Шэнь чувствовал исходящее от него тепло! Неужели он... не хотел? Конечно, в этом теле Юн Шэнь был слаб, и не положено ему сражаться с клинком, но дух меча знал его! Почему же теперь отказывается?

Он попробовал еще раз, придав в мыслях голосу строгую твердость, с какой говорил в своей бессмертной жизни. На этот раз меч поддался, но словно нехотя. Он казался очень тяжелым. Ножны пришлось бросить на пол и схватиться двумя руками, чтобы хоть как-то удержать клинок.

С трудом он взмахнул им, направляя в сторону контура амулета, который был особенно виден. Цюаньи рассек его, не встречая преграды. Едва мерцавшие символы, складывавшиеся в мантру, медленно затухли.

— Ху Иньлин, — позвал Юн Шэнь громко. Его голос отдался гулким эхом по всему залу.

Вмиг стало ощутимо холоднее. Юн Шэнь вздрогнул от накатившей прохлады и дернул плечом, опуская меч. Демоница все так же не двигалась. Он подошел ближе, почти вплотную к перекладинам клетки.

— Немедленно отойдите от нее, — уже с нажимом сказал Цао Сяошэ и сам сделал шаг вперед за контур, чтобы попытаться оттащить Юн Шэня подальше, но произошло неожиданное.

Стоило Юн Шэню коснуться перекладин, как Ху Иньлин пришла в движение. Она резко подняла голову и уставилась на Юн Шэня единственным глазом. Он горел желтым потусторонним огнем, холодным, как ветер загробного мира. Она чуть склонила голову. Взлохмаченные волосы съехали в сторону, полностью открывая лицо.

В Павильоне ароматов, вернее, в иллюзии Юн Шэнь ударил Ху Иньлин призванной Небесной печатью — тогда это нанесло ей сильный вред, ранив душу. Но Юн Шэнь никак не ожидал, что его атака повредит и ее внешности. На груди, куда пришелся удар, расползался уже засохший уродливый ожог, идущий вверх и захватывавший половину лица, в том числе глаз — на его месте теперь была пустая выжженная глазница. Ни о какой былой красоте Ху Иньлин не могло идти речи. А ведь если бы Юн Шэнь нанес второй удар, задействовав печать, он наверняка смог бы убить ее...

— Ты!.. — пророкотала она.

Глаз ее сверкал яростью и злобой, вся она была обращена к одному человеку. Казалось, для Ху Иньлин Юн Шэнь стал сосредоточением всего жестокого мира, который обрек ее на нынешнее жалкое положение. Ее руки задрожали, а крюки сильнее вонзились в запястья. Ху Иньлин зашевелилась и оскалилась, издавая тихий рык. Темная энергия клубилась вокруг нее, казалось, собравшись из всех темных углов. Постепенно она приобрела форму туманных лисьих хвостов — один за другим все девять возникли за ее спиной. Они извивались в клубах чернильно-черной дымки и разом ударили по решетке.

Цао Сяошэ ухватил Юн Шэня за руку и рванул на себя, успев закрыть от удара. Правда, в итоге атака демонической ци пришлась прямо по нему. Юн Шэнь выронил Цюаньи, и тот со звоном упал на каменный пол.

Цао Сяошэ громко втянул воздух и, кажется, тихо выругался. Он так крепко прижимал Юн Шэня к себе, что тот и головы повернуть не мог. Он не видел, как беснуется Ху Иньлин в клетке, его взору была доступна лишь часть лица Цао Сяошэ — у того из уголка губ стекала струйка крови. Юн Шэнь попытался выпутаться из вынужденных объятий, но Цао Сяошэ не дал, настойчиво прижимая еще сильнее и оттаскивая его за внешний контур, который вспыхнул тусклым светом.

И все же Юн Шэню удалось заглянуть за чужое плечо и увидеть, что там творится. Это была лишь малая часть прежней силы Ху Иньлин. Ее хвосты стали бледны и прозрачны, сотканные из темной ци, больше походящей на призрачный мираж. Но даже так решетки громко зазвенели от удара. Печать, выбитая на полу, разгоралась все сильнее, и темная энергия вокруг лисицы развеивалась, хвосты исчезали. Ху Иньлин зарычала громче, концентрируя темную ци, и вновь взмахнула хвостами, норовя нанести удар уже не девятью, а шестью оставшимися. Темная энергия ударила вновь, и этот удар оказался мощнее, возможно из-за сгущения ци. Раздался грохот. Вся темница задрожала.

Цао Сяошэ, так и не отпуская Юн Шэня, дрожащей и странно окровавленной рукой дотянулся до одной из цепей и потянул за нее. От легкого движения цепь загорелась ослепительным светом, а за ней вспыхнули другие. Высвободившаяся светлая ци заставила все пространство трепетать. Раздался звон... Цепей? Нет, это звенела сама духовная энергия. Чистый и громкий звук, словно струна циня. Он был оглушающим. Юн Шэнь зажмурился и сам сильнее вжался в плечо Цао Сяошэ, стремясь укрыться от невыносимого звука.

Засветившись и зазвенев, цепи натянулись, сильнее стискивая и без того измученное тело Ху Иньлин. Ее руки дрогнули. Раздался хруст костей — ребра одно за другим лопались, точно сухой хворост. С мерзким чавканьем цепи сильнее вонзились в плоть. Ху Иньлин хрипло закричала и задергалась. Из новых ран засочилась густая смоляно-черная кровь. Темная энергия, некогда формировавшая хвосты, рассеялась и теперь мрачным туманом клубилась вокруг. Цепи на ее теле затягивались все сильнее, пока Ху Иньлин наконец не оставила попытки вырваться.

Шум прекратился, и разгоревшийся яркий свет от печати Неба и Земли и Божественных цепей становился все тусклее. Когда все магические обереги окончательно потухли, Юн Шэнь почувствовал, как хватка Цао Сяошэ ослабевает. Он сразу же отстранился и посмотрел в сторону клетки. Совсем рядом с ней, в пределах внутреннего контура печати, лежал брошенный Цюаньи с ножнами. Юн Шэнь было двинулся, чтобы забрать их, но почувствовал, что его тянут назад: рука Цао Сяошэ крепко сжимала край чужого рукава, пока он сам обессиленно припал на одно колено и тяжело дышал.

— Второй раз... — Он запнулся, закашлявшись, а после сплюнул дурную кровь. — Боюсь, второй раз у меня уже так не выйдет.

Темная ци, призванная Ху Иньлин, ударила прямо по нему, и пусть она не ранила снаружи, Цао Сяошэ точно не отделался легко, судя по тому, как бледен и обессилен он был. Юн Шэнь поглядел на него недоуменно. Он никак не мог взять в толк, почему Цао Сяошэ не выставил барьер из ци. Это было первым, о чем стоило подумать, когда подставляешься под удар. Удивление Юн Шэня было столь велико, что на миг он позабыл о первоначальном намерении пойти из Цюаньи.

— Почему ты не защитился?

Цао Сяошэ криво ухмыльнулся, но ухмылка быстро сменилась гримасой боли. Отпустив чужой рукав, он полез во внутренний карман и достал уже знакомый мешочек с пилюлями. Вместо одной он проглотил три. Чуть скривился — явно от их горькости — и посмотрел на Юн Шэня, будто тот не понимал очевидного.

Но Юн Шэнь и правда не понимал.

— Господин Хэ, — обратился Цао Сяошэ, чуть помолчав, и вкрадчиво добавил: — Неужели вы до сих пор не догадались, что я не могу управлять духовной энергией?