Изъ Москвы с любовью (том 2)

Глава 6 Эмоциональная

Небо — мольбы не ждёт

Небо — угроз не слышит

Небо — ведёт особый счёт

Небо — мольбы не ждёт

Небо — угроз не слышит

Небо — само тебя найдёт

(группа «Ария», автор текста Александр Елин)

Водитель при виде каталки, которую я так и катил, с девочкой, вышла из машины. В зубах у неё дымилась цигарка, которую она, увидев мелкую, выкинула и раздавила ногой.

— Куда поедем? — Ей было не по себе, хотя уверен, принимая заказ, понимала, что мы можем захотеть выгулять ребёнка-инвалида. — И это… — кивок в сторону коляски.

— Она ходит, — ответила на вопрос Маша до того, как та его задала. — Это просто для страховки, для облегчения нагрузки. Откройте багажник, пока уберём?

— Да, конечно…

— Поехали туда, где можно нормально поесть, без изысков и понтов, но сытно, — попросила Алла. — Чтобы дети наелись, а не как в новомодных ресторанах. И при этом чтобы не район с выходом на заводские трубы из окна — мы в Нижнем первый раз, хочется посмотреть ваш город.

— Сделаем, в лучшем виде! — повеселела водитель.

Ксюша встала, и стояла уверенно, пока мы с сетрёнкой быстро складывали каталку — это оказалось не сложно, конструкция простая. Убрали. Алла посадила её рядом с собой на заднее сидение, Маша полезла на переднее, и мне оставалось сесть с другой стороны от девочки, которая тут же доверительно сунула мне в руки ладошки. Машина тронулась, и я так всю дорогу и держал её за руки — она сама меня не отпускала. В пути с девчонками о чём-то разговаривали, иногда к разговору подключалась водитель, девочка же так и молчала. Ну, хоть не тушуется, доверяет, и то хорошо.

— Ты нас не боишься? — спросил я, когда мы выходили из машины. Машину водитель припарковала на набережной, напротив заведения с вывеской: «Пельменная бабы Мани». Название располагающее, особенно если вспомнить, что мы не завтракали, и послушать урчание живота.

Девочка покачала головой.

— Но ты же первый раз нас видишь?

— Вы холошие… — Она вжалась в меня, прижалась к ноге.

— Саш, ты ей понравился, — констатировала Маша.

— Мне кажется, это твоя родовая способность, твой дар — нравится шестилетним девочкам, — а это в улыбке расплылась Алла.

— Зависть — плохое чувство! — обнял я мелкую в ответ. Ну вот, доверяет она мне. Просто так. За какие заслуги? Я уже давно понял, что не смогу её бросить умирать — ещё когда брал билеты в кассе вокзала в Москве. Сейчас же просто убедился, я ДОЛЖЕН ей помочь. Используя все резервы, и в первую очередь царское происхождение. Иначе не смогу жить дальше. Но, блин, вот такого тепла и расположения авансом — точно не ожидал.

— Да, девочки тебя любят, — подначила и Маша. — Особенно Ксюши. Да и не только они — Ани, вот, тоже с ума сходят… — Чем бы в неё кинуть? — Ну что, пошли внутрь? А тут светофора нет, и «зебры» — можно переходить? — это водителю.

Пельменная оказалась уютной. Обслуга — вежливой и учтивой. Про цены не скажу, я просто их не знаю! С чем, блин, их сравнивать? С «совком»? Потому, как получается, что ближе всего к курсу условного моего мысленного доллара местной валюты ближе всего цены СССР. Но так и там, Альтер-эго кое-что мог выдать на гора, какие-то отдельные расценки, вроде «коробка спичек — копейка, рогалик — пять, бутылка молока — двадцать восемь», но на этом и всё, цен общепита того периода он не знал, оценить стоимость проезда на поезде, как и обеда в ресторане, не мог. А сравнение между местными объектами общепита разных уровней, для мещан и дворян — боюсь, тут даже носитель не мог бы помочь. Ибо он, живущий во дворце, знал о кухне мещанского большинства как бы не меньше, чем пришелец «я».

В общем, поели. Ксюша отмалчивалась, но уже периодически выдавала отдельные односложные фразы. А главное… Каким огнём горели её глаза, когда к ней придвинули тарелку с едой! Как на эти пельмени набросилась!

— Давно такого не ела?

Кивок, не отрываясь от процесса работы челюстями.

— Как маму забрали, так и не ела нормально?

Снова кивок.

— А как в приюте кормят? — спросила Маша. Девочка наморщила носик. — Плохо?

Кивок.

— Хочешь, мы тебя заберём? И будем всегда вкусно кормить? — Это не я, это Машка пошла в атаку. Всё поняла по моему настроению — что я для себя решил.

Улыбка. Девочка радостно закивала.

— Маму мы тебе вернуть не сможем. Её далеко забрали. Насовсем. — А вот это уже я. Надо детям правду говорить. Всегда. Даже когда очень тяжело и не хочется. Даже если пока не понимают — потом поймут. Просто надо, и всё. — Но если ты пообещаешь слушаться, мы тебя возьмём с собой, к себе. Только не сегодня — сегодня мы познакомиться приехали, посмотреть на тебя. Вдруг ты непослушная?

— Я… Послушная! — Девочка нахмурила лобик. — Забилите меня, пожалуйста…

Я успел обнять её и уткнуть себе в плечо. Она не разрыдалась, просто слёзы потекли из глаз.

— Сильно обижают?

Отрицательное мотание головой.

— Но я не хочу тут. Тут пл-оха.

— Подождёшь нас? Мы вернёмся. И… Хочешь, Маша тебя на вертолёте потом покатает? — болтал я — несло, чтоб не молчать. — Она раз в неделю на полигон летает, тренируется. Возьмёт тебя с собой. Маша хорошая…

Ксюша посмотрела на улыбающуюся сестрёнку с недоверием, в отличие от меня, остальных она пока не подпускала, но лёд таял быстро.

— Хочу. Покатай.

— Тогда предложение. Давай погуляем по городу, посмотрим, где тут что как. А потом мы отвезём тебя в приют и поедем оформлять документы. Без документов нам тебя не отдадут!.. — извиняющийся тон.

И вот мы гуляем. Набережная, хорошо, красиво. Ока широкая, то и дело мимо проходят баржи или катера. У девочки с собой была курточка — та самая, удороблищная, напоминающая форму зэков, но зато тёплая. Медсестра сунула перед выходом. Мы на ветру у реки ёжились, но терпеть можно, а её принудительно одели. Вокруг красиво — исторический центр же; церкви, купола, вот нам впереди какой-то монастырь, что удивительно, действующий. Кремль далековато отсюда, правда, таксистка сказала (она медленно едет за нами следом, понимая цель миссии) что если так и будем идти — добредём. Город маленький, тут всё рядом.

Шли, болтали, в основном друг с другом, но то и дело задавая вопросы маленькому человеку, и иногда даже получая ответы. Девочка уже почти оттаяла, слышали от неё всё больше и больше связанных слов… Как случилось ЭТО!

Она сбилась с шага и начала заваливаться. Поскольку мы с Машей вели её за руки, я за одну, Маша за другую, то упасть не дали, перехватили. Ксюша же забилась в судорогах… И это было страшно!

— Алл! Алла! Алл, сделай что-нибудь! — запричитала Маша.

— Что с нею? — Я опустился на колени и перехватил девочку, взяв на руки. Тельце в руках дёргалось, и вдруг завыло от боли.

— Сейчас! — Целительница опустилась на колено рядом. Крикнула куда-то, видимо, прохожие кинулись на помощь. — Я врач! Целитель! Это приступ! Не мешайте! — Положила руку ей на темечко, и из руки полилась магия. Я чувствовал её так сильно, что собственные волоски на коже вставали дыбом! А ещё… Со лба Аллы потекли капли пота — ей было ОЧЕНЬ тяжело.

— Маш, вытри Алле лоб! Быстро! — скомандовал я, и сестрёнка безоговорочно подчинилась — достала из сумочки платок и принялась протирать целительнице лоб.

Та впала в некий транс, рука на голове девочки «сияла». Пишу в кавычках потому, что создалось такое ощущение, как будто из руки нестерпимый свет. Но этот свет был невидим, светил только в моём воображении, зато так сильно, что мог ослепить.

Время шло, крик девочки сменился на хрип, судороги стали затихать, но я видел, какой ценой — Алла еле держалась. Ещё чуть-чуть, и у нас будет два бесчувственных тела.

— Придержи её! — кивнул я Маше на целительницу.

Той не надо было повторять — магия близнецов работала так, что мы иногда понимали друг друга, даже не произнося ничего вслух. И сестрёнка перехватила нашего куратора под мышки, не дав ей свалиться от бессилия, а та именно что повалилась, теряя сознание. Девочка тоже окончательно затихла — свернулась в моих руках калачиком. Стонала, но это скорее отходняк — ни в какое сравнение не идёт с тем, что только что было.

— Врача надо? — это окружающие, их тут скопилось человек десять.

— Скорую вызвать, девочки?

— Помощь нужна? Я медсестра…

— Не надо. Она сама врач, — отбивалась от наседающей толпы Маша. Повезло, что ещё не вечер, людей на набережной не так, чтобы очень. — Целитель. У девочки онкология, всё очень не просто… Помогите её поднять и до лавочки донести? — Это про Аллу.

Я поднял Ксюшу и тоже пошёл с нею к ближайшей лавочке, с которой сидящая там пара девочек тут же вскочила, уступая нам всем место.

— Всё в порядке?

— Что с ними? Что это было?

Никому ничего не хотелось говорить — просто сел, так и держа девочку на руках. Аллу посадили рядом.

Целительница пришла в себя быстро. Приподнялась и глубоко вздохнула:

— Ну пи… Пец!

— А то! — согласился я, глядя на гладь Оки.

Народ, видя, что халявное зрелище заканчивается, начал расходиться.

— Алл, как ты? Всё нормально? — спросила Маша.

Целительница страдальчески скривилась. Ей реально было плохо. И имя этому «плохо» — бессилие, что хуже любой тошноты и головной боли. Я не чувствовал в ней никакой магии, то есть той фоновой силы, которую подсознательно в общении с одарёнными всегда ощущаешь. Рядом с мамой, например, я испытываю чувство опасности и одновременно защищённости — она тот ещё монстр. Что-то подобное ощущал рядом с Шуйской — но без защищённости. Даже в Гайке, пока путешествовали по магазину, что-то было, что заставляло подбирать в общении выражения и не троллить девчонку напропалую — в общении с одарёнными такое может оказаться чревато. С Сусловой, старшей боярыней, ощущал опасность, но другого рода — одарённая она слабая, просто хитрая — но и это ощущалось! То есть подсознательно магию мы, живые существа, чувствуем, как та корова на бойне в Сходне, просто не всегда отдаём себе в этом отчёт. Так вот сейчас Алла была пуста! Совсем пуста! Ничего от горделивой самки богомола, с которой мы общались, когда я валялся в палате кремлёвской больницы, не осталось, и от этого тоже, если честно, было не по себе.

— Саш, едем назад, в приют, — скомандовала вдруг бывшая самка богомола после недолгих раздумий.

— Да? — поднял я удивлённые глаза. — Но ведь… Ты же справилась.

— Именно. Но если приступ начнётся снова… — Она криво улыбнулась. — Я не смогу больше ничего сделать. Нужны медикаменты, а у меня их нет.

— Она пустая, Саш, выложилась на всю, — попыталась объяснить Маша. — Тебе сложно понять, ты мужчина, но… В общем, она теперь день-два вообще ничего не сможет. Это называется «перегрев». Так можно перегореть настолько, что вообще потерять дар. Ну, или потерять на время, иногда долгое. Я встречала такое — ничего хорошего.

— Ты же говорила про сутки? — нахмурился я, переводя глаза на целительницу.

— Это если воздействие плановое, — ответила та. — А я сейчас тушила пожар. Убирала спазмы и всё такое. Саш, я выложилась так, что дня три ничего не смогу. Не обижайся, но в этой ситуации лучше отвезти её под присмотр медиков. У них лекарства, они знают, что надо делать. Скажи спасибо, что нам вообще её при таких вводных дали — я бы на месте администрации рисковать не стала. Я-то знаю, что я — целитель, но они — нет. Так что не надо бога гневить — поехали. В другой раз погуляем.

— Я не против, надо — так надо, — согласился я и поднялся, снова беря девочку на руки. — Донесу! — бросил Маше, которая хотела перехватить. — Помоги Алле.

— Да я уже в себя пришла, сама дойду… — Наш куратор встала, и, пошатываясь, но не отказываясь и опираясь на Машкину руку, двинулась следом.

Ксюша пришла в себя в машине, после чего расплакалась, а после сидела насупившись — как будто чувствовала вину.

— Ты не виновата. Это болезнь такая, негодная! — Я пытался её успокаивать, гладил по голове, но получалось плохо. — Мы сейчас поедем искать тебе доктора. Хорошего доктора, который тебя вылечит. Алла хорошая, тоже доктор, но она не справиться — нужен доктор лучше.

— Вы меня плавда забелёте? — выдохнуло это чудо.

— Конечно, милая! Как же мы такую умницу и красавицу оставим? Только ты пойми, нам тебя просто так не отдадут, нам нужно документы собрать. А после заберём.

Обняла меня. Так и доехали.

— Нет, я купировала приступ, сделала что смогла… — Это Алла объяснялась с медсестрой. Та качалаголовой, глаза в ужасе — представила, что было б, не будь Алла целителем. Ибо в случае приступа надо колоть девочке противсудорожные, или как там они называются, а никто такие препараты нам с собой бы не дал. Чёртова коррупция, нам сыграла в плюс, а ей, простой сестричке, могло от этого прилететь.

В общем, по территории нам погулять таки разрешили, но за территорию больше ни ногой. Что мы и сделали, сев на лавочке недалеко от спортплощадки.

Дети уже вернулись со школы — а их тут, оказывается, много! Толпа детворы всех возрастов бегала, прыгала, орала, играла в догонялки и прочие детские забавы по всей видимой территории, но на площадке концентрация была выше. Я смотрел на детвору и думал, как устроена жизнь. Вот ведь не поверю, что в этом мире, мире сердобольных женщин, мало людей, кто может взять себе на воспитание кого-то из этих ангелочков. А они все ангелочки, даже если обличье демоническое. Ладно долбанный мир Альтер-эго: там рулит капитализм, целесообразность, хомо хоминис люпус эст. Здесь всё иначе, и дети возведены чуть ли не в культ, ибо не каждому дано родить нормально, классическим способом. Но приюты не просто есть — их много, и с наполняемостью всё хорошо! Почему нет госпрограммы поддержки того, чтобы сирот разбирали по домам активисты? Или она есть, эта программа, просто не работает? Наверняка что-то подобное пытались сделать. Почему же тогда ЭТО существует?

— Эй, парень, иди сюда? — позвал я вставшего недалеко мальчика лет восьми-девяти. На правой ноге от колена и ниже у него была загнутая металлическая полоса протеза. При этом ходил и бегал он, словно не замечая этого, будто нога настоящая, и никакого дискомфорта не чувствовал.

— Чё? — подошёл тот и уставился, насупившись, словно дикобраз. Глядел исподлобья, косил взглядом на Аллу с Машей, которые прекратили разговаривать и уставились на нас, и на сидящую рядом с ними в каталке Ксюшу.

— Здарова, бро! — попытался я его расположить. — Я — Саня. — Протянул руку. Тот с опаской, но пожал её и в свою очередь представился:

— Шустрый.

— Это погремуха твоя? Погоняло для своих?

— Ну, типа. — Парень шмыгнул носом. В голосе его было столько пафоса и «взрослости», что хотелось рассмеяться. Но смеяться нельзя — обижу.

— Слышь, Шустрый, а как ты к царицам относишься? — спросил я с улыбкой и на всякий случай подмигнул.

— Это к каким царицам? — недоумённое выражение собеседника, за которым пряталась растерянность и настороженность, опаска.

— Ну, к Ирине Первой, например? — Я вытащил из кармана красную десятирублёвую купюру — то, что урвал себе «на оперативные расходы» из общака. Алла не моя долбанутая семейка, деньги не зажимает. Хотя, не свои же… Но и для семьи это не то, что «не свои», но в отличие от Аллы, для родни те суммы — вообще ни о чём.

— Положительно, — кивнул парнишка, — правильно меня, судя по скошенным на купюру глазам, поняв. — Хорошая баба была. Умная.

— Это да, — закивал я. — Глупая бы на купюру не попала.

— Точно!

— Давай так, я тебе кое-какие вопросы позадаю, развеешь мне скуку, а я тебе царицу Ирину подарю?

— Шустрый своих не сдаёт! И вообще это не мы были! — Он снова насупился и на всякий случай отошёл на пару шагов в сторону, сложив руки за спину.

— Не вы были где? — улыбнулся я, из последних сил сдерживая смех. — Я ж не местный, не в курсе ваших проблем.

— Так ты не про то окно? — недоумение на лице, растерянность, желание поверить: «Нет, это не за косяк прилетело, это другое».

— С окном с администрацией разбирайся, — честно ответил я, развеивая его сомнения. Посмотрел ему в глаза — тот взгляд не отвёл, уважаю. — И сдавать никого не надо. Я, наоборот, про режим хотел уточнить. И про местную жрачку.

— А чего её уточнять? — фыркнул Шустрый. — Жрачка — и жрачка.

— Вкусно хоть кормят?

— Чел, ты вообще с Луны что ли? — он посмотрел на меня, как на идиота.

— Ага. Вчера прилетел — и сразу к вам. Шустрый, ну откуда мне знать⁈ — развёл я руками. — Я ж не местный. Ну так что, как тут кормят?

— Ну, когда я третий раз сбегал — на ферме несколько месяцев груши колотил, — презрительно фыркнул он. — Так вот, там свиней лучше кормили, чем нас тут.

— Совсем всё плохо? — А парень мне нравится. В корень зрит.

— Ну, хотя бы кормят до отвала, — признался он. — В другом приюте, где был до этого, там порции меньше были. Только жрать эту бурду… — Скривился.

— Мясо то хоть бывает?

Пожатие плеч.

— Иногда. Редко. Да и не всем достаётся. Так каша в основном. С салом. И ещё годнёй всякой.

— А может ты на режим наговариваешь? — провокационно усмехнулся я. — Чтоб мы думали хуже, чем есть?

— Да на#рен мне это упало! — Ага, эмоции пошли — задел парня. — Чел, я три раза сбегал. И если б не нога — и сейчас бы на ферме обитал. Да только куда я такой. — Опустил глаза на протез. — Далеко не убежишь, а убежишь — не спрячешься. Чел, так скажу, лучше из корыта свиней жрать, чем то, что тут дают.

М-да, и это мысли человечка, которому не более десяти. Вот тебе идиллический мир с решёнными проблемами.

— А как тут вообще? Какие расклады, какие тёрки? — сменил я тему и обвёл подбородком вокруг, имея в виду приют вообще.

Парень скривился, осмотрел всё вокруг вслед за мной, но на контакт пошёл.

— Ну, по раскладам тут две масти: уродки и кАлечные. Я, вот, калечный, — снова опустил глаза на протез.

— А она? — указал я на Ксюшу.

— Ну… — Парень замялся. — Так она к уродкам больше. Но она и не с ними. Она вообще ни с кем. Говорят, ей вааще недолго осталось, её не трогают.

— А так типа у вас тут разборки? — понял я.

— Ну, не то, чтобы, но да, бывает.

М-да, миры разные, а люди везде одинаковые. Как и дети. При малейшей возможности начинают делиться на «свой-чужой» по любым возможным критериям.

— А главная тут ваша, как её там… — кивок на административный корпус.

— Клара Владимировна? — Парень кисло скривился. — Сука она. И мыша.

— Ласково ты!

— А я чо — я ничё! — вскинул тот подбородок и опять насупился.

— А мыша-то почему?

— Да тварь потому что… — опустил он глаза в землю и сплюнул.

Метко. Детей сложно обмануть — они чувствуют и твою любовь, и твоё пренебрежение, и твою ненависть, если есть. Как и безразличие.

— А это её тачка у крыльца? Красный «Колосок»?

— А то чей же! — А теперь в голосе ненависть. И это — ребёнок!

— А часто у вас удочеряют/усыновляют? — перешёл я к следующему пункту, спеша закрыть предыдущий.

Юный собеседник пожал плечами.

— Ну, бывает. Чаще берут, но потом народ возвращается. И то в основном маленьких дёргают.

— А такие, как ты? Вас не усыновляют?

— А как я — мы на#рен никому не нужны! — Его лицо аж перекосило.

Снова моё «м-да» про себя.

— А хотел бы, чтоб тебя усыновили? — прямо спросил я.

— Может и хотел. Вон, бабМаша в Никольском меня б взяла. Я б ей по хозяйству помогал. Я и помогал, пока там кантовался — корову доил, сено косил, картошку вместе копали… — Тяжёлый вздох. — Да только откуда у неё, селянки, такие деньжищи?

— Какие деньжищи? — напрягся я.

— На усыновление. Нет у неё денег, да и справки не дадут. Так и буду тут до шестнадцати куковать. — Он подумал о чём-то своём, и губы парня тронула грустная улыбка. — Я, чел, если б не нога, давно б слинял. Лучше на воле в свинарнике жить, чем тут груши бить. А так идти некуда. Всё тот долбанный грузовик — зачем туда полез…

— Ну, здесь школа. Тебя учат, воспитывают… — попробовал сменить аргументацию я, решив не уточнять про грузовик — и так понятно, что это было ЧП, неприятные мысли всколыхну.

— Манал я и школу такую, и воспитывание! — вспыхнул парень. — Ты это, чел, бабки гони, я тебе расклады дал. И это… Вашу трогать не будем — по коллегии передам, — кивнул на девочку, так и сидящую в коляске.

— Да без базаров. — Протянул ему купюру. — Держи, заслужил, всё честно. А коллегия это что такое?

— Ну… — Он замялся, не зная, как сформулировать.

— Устойчивая группа лиц, делающих одно дело. Термин применим к преступному сообществу, — помогла слушающая нас Алла.

— О как! — Понятно. В мире Альтер-эго используется слово «братва». Тут — «коллегия». Позже, общаясь с разными людьми, я убедился, что понял правильно. — Ладно, спасибо за информацию, бро. Раз у вас тут всё плохо, купи нормальной жрачки на коллегию. Сможешь организовать? — подмигнул ему.

— А то! — Он презрительно фыркнул. — Тут магаз на районе есть нормальный, за лесополосой. Просто там без денег не дают, а начнёшь воровать — пускать перестанут.

Чёткий расклад. Парень жизнь знает определённо лучше принца Саши, а то и его Альтер-эго.

— И гарем свой угостить не забудь, — кивнул на его подружек, которые играли на площадке, но уже недоумённо поглядывали в нашу сторону, не требуется ли их мальчику помощь?

— Я? Их? — не понял он. — Гарем?

— Ну, ты ж мужик, — пояснил я. — Они — твои женщины. Кто должен за них отвечать, как не ты? Направлять, чтоб не учудили чего? Бабьё они знаешь какой народ, только отвернись — сразу что-нибудь выкинут.

— А, ну да. Ты прав, чел. — Я его смутил, парень крепко задумался. — А вообще у нас самая мощнецкая коллегия на приюте. И там с при3,14сдью девок хватает. Глаз да глаз!

Мы поняли друг друга.

— И за мелких не забывайте, — напомнил я. — Вы лбы уже здоровые, а они в жизни по сути ласки не видели — кому они кроме вас нужны?

— На-ас? — А эта мысль для него стала неожиданной. А именно, ответственность за младших товарищей. Но, кажется, идея быть авторитетом понравилась, а скорее всего негласное кураторство тут и так было, просто я озвучил его необходимость вслух.

— Да 3,14здюки они все… — Шустрый виновато опустил глаза в землю. — Понял, чел. Всех угостим. Только чирика не хватит. Тут одних только кАлечных до хрена, а ещё и уроды. Они хоть и уроды, но тоже… Наши. Не по-людски от них закрысить…

— Алл, есть ещё деньги? — повернулся я к наставнице.

— Ох, Саш, разоришь меня! — Та вздохнула, но вытащила из кошелька пятидесятирублёвую купюру. — Хватит?

— С умом тратьте! — предупредил я, протягивая парню зелёную купюру с царицей Ксенией. — Мы уедем, когда следующая оказия — бог весть. Спустите всё сразу на фигню… А что потом?

— Не суетись, чел. Контора работу знает, чай, не дураки! — Шустрый расплылся в шербатой улыбке. М-да, совсем не смешно. Это не понты, он на самом деле взрослый. Просто маленький.

— Тогда давай, бро! Удачи! — пожал ему руку, и обалдевший парень, сжимая в кулаке шестьдесят рублей, пошёл к своим.

— Алл, а давай прогуляемся к этой Кларе Владимировне? — Картина в голове сложилась, но нужен был последний штрих, последний мазок — личное общение с Самой Главной.