Изъ Москвы с любовью (том 2)

Глава 13 Блогер. Начало

Первым топовым блогером был Винни-Пух. Он нёс всякую чушь, не скрывал, что в голове опилки, писал с ошибками, но его все любили и подкармливали

(из Интернета)

Что могу сказать по спецоперации (а это спецоперация, как иначе трактовать «движуху» такого масштаба с политическими изменениями на местном Олимпе)? Скажу, что проходят такие вещи быстро. Полёт в Нижний и раздача люлей заняли меньше суток. А подготовка — неделю, и это мы ещё ой как торопились, и многого не сделали из того, чего следовало бы, если по уму. Да только Ксюша хоть по словам Аллы ещё может месяца два прожить, но фиг знает, как на практике будет. Её приступ на набережной откровенно не вдохновил, потому мы с Машкой лётали так, что и самим было хреноватисто, а за других вообще молчу.

Начал день со звонка Тулиной — решил выцепить её перед пробежкой, пока не свалила куда-нибудь. После чего завтрак, в этот раз без мамы — успела куда-то умчаться, кажется, в Ригу, на встречу с королевой Пруссии. Это один из немногих, если не единственный лояльно к нам относящийся курфюст Империи, тут не до домашних завтраков. После чего, подтвердив все вчерашние планы начисто, поехали с Машей и Олей на Маросейку — всем нужным людям приказ явиться туда был дан предварительно, то бишь вчера.

— Нет, не надо вперёд. Саш, положено ехать на заднем сидении — поедем сзади. Все вместе. «Аргамак» большой, потеснимся.

— А если мы во второй машине? — попробовала предложить Маша.

— Не надо вторую! — А это уже я против. — Я хочу ехать со старшей сестрой. Не так часто куда-то с нею езжу.

Оля растрогалась с последних слов, аж глаза заблестели. Всё же она любила этого шалопая, своего братца. И тот тоже к ней относился тепло. Просто я этого первые три месяца не ощущал — Оле не до нежностей было. Но она реально его баловала. И на разные мероприятия возила, вроде качелей-каруселей-ярмарок. И её слова про «детский мир», дескать, «давай заедем, купим игрушку», не на пустом месте, частенько она возила его так. Причём, как мне кажется, братца любила даже больше младшей сестрёнки, ту точно настолько сильно не баловала! Но Маша не в обиде, ибо женщины — сильный пол, и как у нас балуют дочек, а сыновей держат в строгости, тут зеркально наоборот — Маша опора, гордость, боец. Кроссы, сборы, боевые фигуры. Не след с нею сюсюкаться, как с каким-то нежным ранимым мальчиком. Вот-вот, я — объект сюсюкания могущественный сильных сестёр, едрить его в капец!

Салон продукта ижевского автопрома был большим и удобным, это не «жигулёнок» из памяти Альтер-эго. Просто для представителей правящей семьи с непривычки тесно. А так доехали с комфортом, шутили в дороге, Оля что-то рассказывала про Москву, про архитектуру. А я поделился песней, которую с утра по памяти записал:

Пусть, Князь, нас мало на ногах,

И пусть вокруг враги —

В позорный плен мы не пойдём,

Хоть жизни дороги.

Смелее, Князь, веди вперёд,

Мы не привыкли ждать —

Нас встретит стрел колючий дождь

И вражеская рать!.. (1)

(1) группа «Сколот», «Князь»

— Это оттуда? — абстрактно махнула Ольга рукой в сторону.

— Ага. — Я небрежно кивнул. — Оль, мне тяжело, но я просто обрисую ситуацию, почему так, а не иначе. Я, конечно, Саша, ощущаю себя им, и даже кое-что приходит, некие воспоминания. Ромодановская, вот, под гипнозом вытащила из меня, как мы с Машей на первом звонке под колокольчик стоим, красуемся. И ещё по мелочи. Но при этом я-Саша не воспринимаю себя забитым слабым существом, человеком второго сорта. Я… Как бы это сказать… Альфа-самец, во! И даже то, что любая барышня скрутит меня в бараний рог — вот вообще не останавливает! Хотите — миритесь с этим, не хотите — не миритесь, но это так. Даже если буду получать и отхватывать, всё равно буду собой, как минимум на равных с вами.

— Ох, за какие нам это грехи! — покачала головой Ольга, обхватив ту руками. Но немного наиграно. Увидела, что я не поверил — посерьёзнела. — Саш, скажу как есть, ты и до травмы был не подарок. Просто мы тебя, видимо, запустили, и ты вырос неженкой-истеричкой. При этом с требованиями и запросами альфача.

— Громовая смесь.

— Ага, громовая. Но дело не в смеси. Понимаешь, что хочу сказать?..

Я нахмурился. Ибо… Ибо то, что она сказала, в корне может поменять моё мировосприятие.

— Что я и был таким? — попробовал я версию. — Альфа-самцом? Просто разбалованным? А после травмы под влиянием Альтер-эго стал серьёзнее, перестал истереть, но запрос на такое поведение и такое к себе отношение просто остался со мной?

Оля улыбалась — угадал, именно это она и имела в виду.

— И это замечательно! — произнесла едущая с другой стороны Маша (они меня зажали с двух сторон, посадив посередине). — Ты много грешишь на влияние вселенца, но в реальности он, конечно, воздействует сильно, но ты при этом остаёшься собой. Да, мы не всегда тебя узнаём, но ты — это ты, а не он. Ну не здорово ли?

Да, здорово. Я задумался, и далее ехал молча.

Да и ещё одна мысль была для обдумывания. Если я — самый главный мужчина в государстве, значит, миссия поддержки мужчин, дабы они не скатились в бесправную забитую массу, лежит на мне, так? Я должен разработать и осуществить план информационного воздействия на всю-всю страну, чтобы дать понять мужикам, у кого ещё остались яйца, что это здорово, это правильно. Возродить альфачество, или как там его назвать, придать ему направление, защитить от нападок эмансипированных дамочек, и тут считающих, что мужчина при женщинах не может заговорить первым и глазки в разговоре должен опускать вниз, а его интересы представляют мама, сестра или жена. Напрямую с таким пока не сталкивался, мне, как царевичу, очень многое позволяется, но со стороны подобное дикое для Альтер-эго отношение видел. И это не нравится. Надо мужиков вытаскивать, надо напоминать, кто они! И на фоне вышесказанного, именно боевые песни, заставляющие вспомнить историю до кометы — самое то! Ибо стучать в головы напрямую трудно, гораздо проще и эффективнее запустить в массы продукт поп-культуры, и люди сами подхватят нужную идею. Мне надо учиться становиться бойцом информационного фронта, а значит надо осваивать для начала песни, выходить на Большую Сцену (возможно не самому, но проталкивая «нужные» талантливые коллективы), затем ударить по этому миру печатной продукцией — привет тебе, будущее собственное издательство, а после, кровь из носа, нужно выходить на телевидение и съёмку нужных фильмов. Кино, книги, песни — три кита моего будущего фронта по пропаганде «яйцевости» среди мужиков. Ага, сам в шоке — капец планы! И на этом фоне новость, что Саша был хоть и децл задавленный, истеричный, но альфач — очень греет душу.

Но мы, кажется, приехали. Снова лестница на пятый этаж. А вот и приёмная. Юркнули в кабинет. Время без двадцати девять — готовимся, некоторые из приглашённых уже в приёмной, ожидают. Я достал блокнот, сверился с записями. М-да, мандраж бьёт ещё тот, но если сейчас сдрейфлю, отступлю… Какой нафиг крестовый поход в защиту мужиков! Баба я с яйцами буду, вот кто! Не в местном, а в иномировом смысле этого слова. Да уж, кажется, хорошо родиться в царской семье — все блага мира и ресурсы — твои. При минимуме ответственности — слишком младший принц, чтобы на что-то серьёзно влиять. Отдыхай — не хочу! А на самом деле нужно рвать, грызть, кусать, забыв про понятия «скромность», «стыд» и прочее! Только борьба, только хардкор, иначе каюк! Вот тебе и царевич, бли-ин!

Что-то мы делали, кофий попили. Я уже писал или нет, не помню, но здесь нет слова «кофе», который «он» и не изменяется. У нас есть только «коФИЙ», который тоже он, но в такой форме звучания его никто с «оно» не спутает. Ну, хоть в чём-то тут лучше, чем там, это радует.

Гостий запустили. Морды лица как на подбор недовольные, злые, и если боярыня Беклемишева, глава Казёного приказа (Минфин), присутствующая лично, спокойна, как удав, то Басманова, представитель трудовой инспекции, своё «фи» выражает явно, без намёков. Ой, всё, сама дура!

Басмановы, согласно блокнотным записям — союзники Шереметьевых, а это одни из главных оппов матушки в Русском царстве. Да-да, сам в шоке! Басмановы! Главные союзники Бориса Годунова, а после — его сына Фёдора! В том мире Дмитрий Фёдорович Басманов много воевал, крепости брал, и Хлопка бил, и Лжедимку, и вообще считался самым верным воеводой царя Бориса. Но при его сыне скурвился и жахнул юному Феденьке Второму в спину. В этом мире из-за появления магии как самостоятельная сила на московском Олимпе успела появиться Ксения, ДимФёдорыч предавать царя (её брата) не рискнул, и хоть со скрипом, но сделал ставку на правящую династию. И всю последующую гражданскую войну (которая тут не получила названия Смуты, ибо была не настолько кровавой и суровой) являлся верным псом Ксении. После чего и их род считался опорой трона на протяжении столетий… Но от судьбы не уйдёшь, и в итоге потомки ДимФёдорыча таки опаскудились, перейдя в стан условных республиканцев, которых возглавляет, условно, конечно, Шереметьевы. Память Альтер-эго подсказывает, что под конец ТОТ Басманов сдох, как падла, защищая тушку того, кого до этого бивал — то есть Отрепьева Лжедмития Иоановича. Вместе их замочили, и тушки обоих на площадь перед народом выволокли, чтоб поглумиться. Отрепьевым из пушки выстрелили, про Басманова память Альтер-эго молчит, но однозначно ничего хорошего там не было. Так что может я и не прав, но со стороны кажется, что паскудство и предательство у кого-то в крови, и это на миры и на столетия.

А вообще, как погляжу, сегодня как на подбор исторические фамилии, и все связаны с моим пра-пра-предком Феденькой Вторым, последним царём-мужчиной. В том мире ему не шибко повезло — растерзали, ироды, толпой. В этом — царствовал под присмотром сестрёнки, тоже не комильфо, но всё же лучше, чем быть убитым с последующим глумлением над трупом. Феденька даже потомство оставил — где-то на просторах страны есть наши далёкие братики и сестрички, и их немало, кого можем — ведём учёт. А сегодня с нами глава Пожарного надзора столицы, представитель Приказа пожарных дел (аналог МЧС) — боярыня Чемоданова. Потомок того Чемоданова, что при пра-предке учителем состоял. А глава Санитарного надзора Аптекарского приказа (СЭС, в подчинении МинЗдрава) — боярыня Татищева. В ТОЙ истории Татищев зарубил Лжедимку саблей, да в общем только этим их род и прославился, ажно до появления единственного талантливого потомка уже в восемнадцатом веке. Тут же Татищевы в гражданской войне, как и Басмановы, приняли правильную сторону, и их род впоследствии отличился на государственной (не военной) службе, на коей их представители блистали все последующие столетия. Не то, чтобы этот род входил в Боярскую Думу, или имел сильное влияние, но фамилия известная.

Остальные присутствующие были из совсем мелких родов, я их не знаю, но и этих четырёх в плане истории за глаза хватит.

— Добрый день, уважаемые, — начала совещание-заседание Ольга, внимательно окинув всех цепким взглядом. — Я приношу извинения за то, что вас потревожили в выходной день, но вопрос срочный. Не просто срочный, а… Скажем так, тот вопрос, который сегодня будем решать, должен быть и озвучен, и решён за очень короткий промежуток времени. Так надо. А потому я… В общем, — бросила она взгляд на нас, севших в противоположном конце стола, Машка — с торца, во главе, я рядом (не-не, не надо из меня лидера делать, мне и тут хорошо, у номинально ведомого куда больше возможностей на что-то влиять). — В общем, сейчас мои младшие брат и сестра вам всё расскажут.

На нас присутствующие государыневы люди и так смотрели с удивлением: «А что эти шкеты тут делают?» А теперь все застыли с изумлёнными лицами.

Гхмм-Гхммм… — взял слово я, обратив внимание — а то все на Машку смотрели. — Уважаемые боярыни… Если что, прошу прощения, все присутствующие имеют боярское звание?

Переглядывания, недовольство. Ага, все. Отлично.

— Госпожи, хочу напомнить, я недавно потерял память — мне простительно что-либо не знать.

А тут взгляды смилостивились — засчитано.

— В общем, чтобы не напоминать говорильню республиканского парламента, решающего процедурный вопрос, сразу перейду к делу, и постараюсь быть краток. — Подался вперёд, в невербальную агрессивную позицию. — В нашей стране есть такой род, Милославские. Довольно древний, но «наверх» поднялись они только в последние два столетия. Вырвались вперёд на фоне других древних и небогатых, и отхватили огромный пласт влияния в стране. Я не буду давать оценку им, как политической силе, правы они/виноваты, хорошие/плохие. У них есть как противники, так и сторонники и союзники, как и у любого другого боярского клана, как, например, и у нас, Годуновых. Что-то эти уважаемые люди делают, проводят вперёд реформы и законопроекты, кого-то «топят». Вот, с мамой нашей у них недопонимание по ряду вопросов. Но всё это не важно, ибо называется красивым термином: «Нормальный политический процесс». Согласны?

Боярыни дружно закивали. Всем понравилось, что я не охаивал одних из главных маминых конкурентов по влиянию в Думе, отнёсся к ним с уважением.

— Скажу честно, нам с царевной Марьей нет дела до того, за какие законы они выступают и какие проекты проталкивают. Нам всё равно также на их недопонимание с мамой — взрослые женщины, разберутся.

Смешки за столом — ибо «разберутся» тут — мягко говоря очень малокрасочный термин. Там такие копья ломаются! А я одним словом их баталии описываю.

— Мы, как младшие царевичи, и как дети, не участвуем в политической борьбе, не касаемся личности Милославских, нас не трогает их род, и всё, что с ним связано. А потому нам было очень некомфортно узнать, что это уважаемое с виду семейство в своих дрязгах и происках опаскудилось, и написало через «жёлтую» газетёнку пасквиль в наш адрес. Знаете, мы эту семейку не трогали. Провокационные лозунги не озвучивали. Не то, что касающиеся их рода, а никакие в принципе. А потому лично нам с сестрой было очень неприятно читать, что мы, дескать, состоим в отношениях, как мужчина и женщина.

— Для понимания, боярыни! — повысил я голос, ибо начались перешёптывания, обсуждение, а я не закончил. — Боярыни, мы с Марьей это не скрываем, я впервые познал женщину неделю назад, на дне рождения одной прекрасной сеньориты. И даже не скрываю кто это — это была Аня Голицына, дочь Василия Ивановича. — Кивки за столом — Василий Иванович в Русском царстве — фигура масштабная и уважаемая. — А после ей компанию составила Аня Суслова, ныне являющаяся моей официальной девушкой. Маша же — всё ещё бережёт себя и пока не готова вступать в контакт с мужчиной. Ещё успеет.

Машка немного покраснела, но я не говорил ничего запредельного — да, очень откровенно, но это для её возраста это совершенно нормальная ситуация, стыдиться нечего. И сидящие за столом на это понимающе закивали. Я же продолжил:

— Газетёнка напечатала фотографию, где мы с сестрой целуемся, дескать, это свидетельство разврата, распущенности, и вообще нас убить мало — как страну подставляем. На самом деле они поймали невинный момент, когда я просто прикалывался, стараясь выморозить Машу, раздразнить, чтобы она разозлилась и жахнула по мне чем-то тяжёлым — у нас своеобразные отношения, такая игра. Заодно показывал, как надо целоваться — меня до этого научили три прелестные княжны, вы их тоже должны знать, но вслух называть имена не буду.

Оля скривилась на мои «выморозить» и «прикалывался», боярыни от всего услышанного заулыбались: «Детский сад, детишки с ума сходят от заняться нечем», я же чувствовал положительный отклик, а это как раз то, что было нужно.

— В общем, уважаемые, надеюсь, вы поняли наши с сестрёнкой горести, — подвёл я черту. — Некий боярский клан вместо того, чтобы сражаться с нашей мамой на политическом поприще, жахнул артиллерией по нам, не достигшим совершеннолетия, объявив в грехах похуже падре римских. Вы грамотные, скажите, как это называется на простом общепринятом русском?

— Объявление войны? — улыбалась Беклемишева (Минфин).

— Именно! Это объявление войны! — воскликнула, наконец, Маша. — Уважаемые боярыни, Милославские, я подчеркну для вашего понимания, этим пасквилем ударили не по маме. Не по нашей семье. Не по законам и проектам, которые царица защищает в Боярской Думе и в Дворянском Собрании. Они ударили по НАМ с братом! А поэтому… — Вздох. — А поэтому они должны быть не просто наказаны, а… — Всё, утонула — говорить это не к Маше. Она под другое заточена.

— А потому им скирда! Будет, — перехватил я, — Маша права, это война могущественного боярского клана против двоих несовершеннолетних, и это ВОЙНА. Которую объявили они, и которую мы должны выиграть, в отличие от них, честно. То есть не прибегая к грязи и пасквилям в СМИ. Я упросил маму и сестру не спешить, не реагировать на статью, подождать — чтобы посмотреть, что у них на уме. А вдруг бы они извинились? Но нет, Милославские не раскаиваются. А значит теперь наш с Машей ход. И для этого мы и попросили собрать вас сегодня здесь.

Всё, преамбула готова, я довольно откинулся на спинку кресла.

— И что вы хотите сделать? — подала голос Басманова (МинТруд). Заинтересованно — заинтриговал.

— Уважаемые, я хочу подчеркнуть, — взяла слово Ольга, — что всё, что сейчас будет происходить, это война не царской семьи с Милославскими, не всего, как говорит Саша, клана Годуновых против них же; это война их двоих, Саши и Маши, несправедливо оболганных. Близнецы просили не вмешиваться в их месть, они должны сделать это сами, потому ответственно заявляю, царская власть не имеет к этому отношения.

Непонимание. Конечно, когда ещё такое услышишь, что царская семья отрекается от своих членов в беде, бросает их в воду, как котят, дескать, выплывут — хорошо, нет — да и фиг с ними.

— Но… — продолжила старшая сестра, меняя тональность, — это не значит, что мы не будем присматривать за ними и помогать опосредованно. Всё же это мои брат и сестра, вы должны понимать, что в беде их ни я, ни мама бросить не можем.

А вот теперь верно, теперь досказано — и боярыни за столом облегчённо закивали. Месть — наша, но ни дай бог вам, нижестоящим, отнестись к нам, как к детям-выпендрёжникам! За это прилетит от царской семьи персонально им. А вот сама мстя Милославским — не-эт, это чисто фишка близнецов! Семья не при делах. Удобно же, правда? Я молодец, что придумал это?

— И как ваши высочества хотят отомстить этому… Боярскому клану? — спросила Чемоданова (МЧС). Ого, кажется, я непроизвольно и не специально внедрил в обиход слово «клан». Ага, боярский! Лучше б что-то путное внедрил! Гений, блин…

— Самое главное, уважаемые, — снова продолжил я, ибо Маша взглядом «разрешила», дескать, давай и дальше ты, — это соответствие закону. Милославские исказили факты, они обманули людей, предоставив неверную информацию. Мы такой ошибки не допустим, и всё, что планируем сделать, будет происходить в рамках закона и только него! А именно, мы планируем заставить их платить. И не просто платить, а много, ОЧЕНЬ много!!! — Кажется, я разошёлся, аж глаза засверкали. — Знаете, как говорят: налоговая претензия сильнее любого колдунства! А потому мы собрали вас здесь, чтобы вы… Нет-нет! — замахал руками. — Ни в коем случае! Уважаемые, ничего не надо подтасовывать, или как-то нам помогать, подсуживать и прочее-прочее. Вам нужно всего лишь выполнить свою работу. Подчеркну, СВОЮ!!! Которую вам положено выполнять по должности. А именно, сейчас, по окончании совещания, вы едете к себе и отправляете в редакцию газеты «Московское собрание» инспекцию расширенного состава с расширенными полномочиями.

— Ваше высочество, — возразила Чемоданова, — мы уже отправляли туда инспекцию, неделю назад. По просьбе царевны Евгении. И инспекция насчитала нарушений на несколько тысяч рублей.

— Все из нас это делали… Наверное, — поддержала Татищева, она же глава СЭС. Переглянулась с коллегами, коллеги утвердительно закивали.

— Мы — точно, — поддержала и Беклемишева. — И штрафы там неплохие, Александр. Весьма и весьма.

— Нет, боярыни, с вами каши не сваришь… — как бы расстроено покачал я головой. — Вы не понимаете суть, не хотите её принимать. Вот скажите, по линии санитарии чем ограничены штрафы?

Татищева смутилась.

— Ну… Если честно, в нормативных документах задана только нижняя планка. Верхнюю назначаем сообразно масштабам, оборотам…

— Вот! — воскликнул я и даже подскочил. — Сообразно с оборотом предприятия. А эта цифра — от лукавого. Ибо когда дело касается лживой атаки на несовершеннолетних, никакие обороты не играют роли. Есть только понятие целесообразности, а она даёт куда большую цифру.

— Уважаемые боярыни! — Мой голос налился сталью и злостью — аж сам от себя не ожидал, а глаза сверкнули предупреждающим блеском. — Сегодня вы не просто отправите в редакцию инспекцию на «отъе##сь», как делаете это обычно! Как сделали в случае с Женей и её просьбой. — На картинный кашель Ольги не обратил внимания. Оль, всё потом, главное доходчиво. — Сегодня вы пошлёте не одного инспектора, а целую группу! Команду! И каждый из них должен облазить всю-всю территорию, и выявить ВСЕ нарушения! Например, пусть будет ширина прохода между станками. Обычно вы выдаёте одно предписание исправить, касаемо всех станков, всего помещения. Сегодня же ваши люди будут мерить расстояния вокруг КАЖДОГО станка! И на каждый давать предписание, и сумма штрафа не жалкие тысячи, а сотни тысяч! Десятки! Казёный приказ осуществляет аудит — к вам претензий нет, вы в процессе, — уважительный кивок Беклемишевой, — там девочки уже знают, что и как нужно сделать, но и вам повторю. Каждое помещение! Каждое нарушение! Вплоть до того, что где-то неправильно выброшена бумажка! И — штраф на юрлицо, конский, по самому максимуму.

— С вами будут пытаться договориться, — продолжил я, всматриваясь в эти лица — кто из глав ведомств сделает как надо, а кто на «отвали»? Пока есть и те, и те. — Так вот, сегодня договариваться НЕЛЬЗЯ!!! Кроме отдельного случая, с фигурантом мы поговорим отдельно, ибо в любом правиле должно быть исключение. Но в целом вы должны выставить счёт Милославским на такую сумму… Которая в разы превышает стоимость их газетёнки, включая редакцию, стоимость помещений и всего оборудования, а, как нам известно, «Собрание» является собственником занимаемого здания.

— Это миллионы! — воскликнула Басманова.

— Ага, миллионы, — заулыбался я. — Значит, штрафов нужно выписать на десяток миллионов, а лучше на полтора, чтобы наверняка. И Милославские должны встать перед выбором: или платить за свой косяк по повышенному прейскуранту, а поверьте, там ценность не в здании и оборудовании, а главным образом в репутации, в состоявшейся аудитории газеты. И они либо платят, сохраняя над аудиторией контроль, либо мама конфисковывает их за долги, и мы с Машей приобретаем в пользование СОБСТВЕННУЮ газету. Я всегда хотел заняться новостным бизнесом, или хотя бы вести свой блог, это… Интересно. — Я снова заулыбался и развалился в кресле. — Даже термин такой в далёкой стране есть, «блогер». То есть тот, кто ведёт собственный новостной блок.

А вот тут я немного гоню, но мне простительно. Аборигенам всё равно, они не знают, что такое Интернет, Телеграмм, Инстаграмм, Веб, ЖЖ и другие ругательные слова. Блаженному гнать можно, а человек, потерявший память, кто, как не он? Говорю же, вперёд и вверх не рвусь, в моём «младшем» статусе плюшек куда больше, чем если б считался могущественным и авторитетным.

— Так что Милославские будут стоять перед непростым выбором, первыми поймут магию термина «Скудоумие и отвага». — С этого определения боярыни за столом дружно усмехнулись. — А для того, чтобы они перед ним стояли, вы, уважаемые, сегодня сделаете свою работу. Сделаете как надо, потому, что тот, кто не сделает этого…

— Тот на стороне Милославских! А значит враг нам! — перехватила слово Маша и активировала над собой огнешар сантиметров двадцать в диаметре. — И даю слово, прихвостней Милославских буду давить нещадно! Как тараканов! И ни мама, ни крёстная, ни сам господь бог меня не остановит!

Ух, злая она! Сказано, дочь одной из сильнейших менталлисток страны — у меня, иммунного к её магии брата, мурашки по спине пробежали, а каково остальным присутствующим?

Собравшиеся прониклись. И приняли. Кроме… Та-дам, Басмановой. Я всё же думал, задавим, но не судьба.

— И каким же таким образом, ваше высочество, вы будете давить… Как вы сказали, «прихвостней Милославских»? — Ирония в голосе, насмешка. С одной стороны плохо — остальные тут же почувствовали, что Машкина магия слабеет, расслабились, приняли выжидающую позу. С другой же Басманова нам сыграла на руку — если задавим её, устроив расправу, больше в Москве никто не пикнет.

— Я буду бить. Персонально того человека, кто прикрывает моих врагов. Ввиду его личной ответственности за поступки вверенного ему департамента.

— Разрешите уточнить, а по какому праву вы требуете, чтобы главы приказов и ведомств помогали вам, ваши высочества, — ага, и меня заметили — расту, — в вашей ЛИЧНОЙ мести, в осуществлении которой вам даже семья отказалась помогать?

— Уважаемая, могу отвлечь процедурным вопросом? — влез я, подняв вверх руку.

— Конечно, ваше высочество. — Всё же когда обращаются ко мне, в голосе снисхождение. Бесит, но объективно мне это на руку.

— Вы сейчас получили от нас указание — СДЕЛАТЬ СВОЮ РАБОТУ, — приторно заулыбался я. — Которую должны делать сами, без наших просьб, как главы департаментов. Ответьте для понимания, вы будете делать её?

— Исключительно в обычных рамках! — отвалилась на спинку и Басманова. — То есть да, трудовая инспекция пошлёт в редакцию своих людей… Снова. Второй раз за неделю. Но ни о каких нестандартных штрафах в миллионы не может идти и речи. Оценивать данную контору мы будем сурово, серьёзно, но критерии оценки будут самыми обычными, как всегда.

— Дайте попробую угадать, в девяноста процентов случаев ОБЫЧНЫХ инспекций дело кончается тем, что инспектор «договаривается» с директорами, штрафы выписываются мизерные, и за это сами инспектора, а за ними по инстанции и их начальство, получают чёрным налом свой гешефт. Боярыни, это ведь так работает? — Я оглядел всех собравшихся. — Ну, вот только врать не надо! Я может и не одарённый, но распознавание чувства лжи мне от мамы и без дара досталось. То есть ты, боярыня Басманова, предлагаешь сделать КАК ОБЫЧНО, а не правильно… Я верно оценил ситуацию?

— Александр Карлович, давай ты не будешь передёргивать! Я сказала совершенно не так!

— А я понимаю так. Ибо верхней планки нет, либо она намного больше ОБЫЧНЫХ штрафов по таксе. И да, ты не саботируешь работу, но «вывозишь» своих друзей Милославских, опираясь на формальный повод сделать работу КАК ОБЫЧНО. Маш, ты всё поняла?

— Они мне не друзья!

Эту реплику мы оставили без внимания. Глаза сестрёнки были налиты кровью, а теперь ещё и сузились. Мне, сидящему рядом, было страшно, хоть и понимал, что она сдержит себя, если что. Но всё равно… Жутко!

— Знаешь, боярыня, в чём твоя ошибка, — весело усмехнулся я, ставя точку в диалоге — для всех остальных, подводя базу под будущий беспредел. — Это ошибка не только твоя, а всех вас, но остальные не стали открыто бросать нам вызов, в отличие от тебя. Ты судишь нас с Марьей согласно представлениям о политической борьбе, которая установилась в высшем обществе, правила которой всем известны, и никто их не рискует нарушать. Но ирония в том, что мы — несовершеннолетние! И на нас не распространяются правила. Поясню, мы с Машей можем здесь ВСЁ, и единственным критерием этого «всё» является мамин запрет на смертоубийство. Ты только что сказала, что играешь на стороне наших врагов, что будешь покрывать их, и даже если сказала не так, то мы тебя поняли вот таким образом. А значит, как и сказала Маша, ты — наш враг. А значит… Действуй! — Это сестре.

И Басманова, взвизгнув, взмыла в воздух — её не с силой, ибо против гравитации даже магией сложно ускорение набрать, но шандарахнуло о потолок в метре от люстры, прямо над нами, над столом.

— Поясню для собравшихся. — Я встал, поставил на стол соседний стул. — Мы — дети. Непонятливые. Воспринимаем сказанное как есть, без словоблудия, без прятания за термины и формулировки. И если человек говорит, что он наш враг, что спелся с нашими главными противниками, мы понимаем это так, и нам плевать, какие механизмы вас защищают.

Залез на свой стул, с него на столешницу.

— Ва-аши высочества, может всё же это как-то… Чересчур? — подала голос Татищева.

— Да ладно, с чего вдруг? — Я криво усмехнулся. — Боярыни, вы вновь не поняли. Ещё раз повторюсь. Это ВОЙНА. Не конфликт. Не противостояние. А именно боевые действия. Которые открыли против нас Милославские. И единственным критерием этой войны, за который мы не можем перешагнуть — это мамин запрет на фатальные повреждения и убийства. Всё! То, что мы ждали неделю — не слабость, а тактический ход — выявляли за это время как друзей, так и врагов. Теперь же наш ход, и у вас ровно два выхода. Первый — вы выполняете наши требования и шарашите по «Московскому собранию» из ствольной артиллерии на миллионы, или присоединяетесь к нашим врагам, и мы 3,14#дим вас, в соответствии с озвученной доктриной. Никакого нейтралитета! Если не готовы, не сдюжите — пишите маме заявление по собственному!

Поднялся на стул. Высоко. Зашатался. Чёрт, будет не клёво, если навернусь отсюда. А вот Ольга на том конце стола ржёт про себя, получает удовольствие.

— Что вы собрались со мной делать, отродья? — подала голос Басманова.

— Что должны делать с врагами. Да не ссы, боярыня! У вас денег много. Обратишься к целителю — они тебе все ожоги сведут! У меня сестра Ксюша и не такие раны и шрамы сводила! А она ещё ребёнок, никакого опыта и образования.

И я нажал на пуск бензиновой зажигалки, которой обзавёлся с утра для этой цели, «стрельнув» у охраны.

— Маш, напрягись, хорошо фиксируй!

— Саш, давай, но не долго. Я не Атлант и не Геркулес, небо держать…

По лбу сестрёнки стекал пот. Тяжело. Ладно, ускорюсь.

— А-а-а-а-а-а-а-А-А-А-А-А-А-А-А!!! — заорала Басманова, когда я провёл пламенем по её волосам, чуток их подпалив (не загорелись, следил), потом по лбу, затем, зафиксировав подбородок, по щекам.

— Ты, дурында, думаешь, что тебя защитят Шереметьевы? — выдал я боярыне злобный оскал. — Так вот, нам ПЛЕВАТЬ! На Шереметьевых.

Снова провёл огнём по щеке, захватил шею, на которой ослабил воротник — чтоб по голой коже.

— И на Шуйских. И на Бельских. И на Морозовых. И на Трубецких. — С каждым именем я снова и снова палил ей кожу. Ну как палил, я ж не «бычки» тушил о неё, а кратковременный контакт пламени хоть и доставляет дискомфорт, но ничего адски фатального для покрова. Скорее психологический пугач.

— Ты мне не интересна, боярыня. Вот вообще на тебя наплевать! Просто сделай свою работу как просят и всё, у НАС к тебе претензий не будет. Если же не сделаешь — пеняй на себя, мы уже сказали свои критерии. Или с нами, или против нас. Против безвинно оболганных деток. Сечёшь, дурында?

— Са-аш… — Маша дрожала, и дрожала Басманова на потолке. Ага, еле удерживает, недолго осталась.

— Боярыня, я обещаю, даю тебе слово! Если ты сделаешь как надо — мы тебя не забудем. Если же не сделаешь — мы тебя запомним! Вроде звучит похоже, но какая разница в экспрессии у этих двух оборотов, да? Мы найдём тебя, и будем бить. Будем ломать кости — это же не насмерть. Я вспомню орудия пыток инквизиции — читал о них в детстве, но из-за амнезии забыл подробности. Сейчас я тебя только пугаю — сама понимаешь, что я могу в кабинете сестры? Чтобы ты была умничкой, переосмыслила позицию и взвесила всё здраво. И не надо пугать «подпиской» и союзниками — сама подумай, ну что они нам сделают? Маме — да, сделают, а нам? Да над вами вся Москва смеяться будет, начни вы против нас крестовый поход! Ты ТОЧНО хочешь такую войну, боярыня?

Я картинно слез со стула на столешницу, убрал стул в сторону — чтобы тело из под потолка не убилось о него при падении, махнул Маше… И боярыня рухнула. Маша успела отбросить её в сторону от столешницы — упала на пол сбоку. Я же картинно слез, наступив на стул на полу, как и залезал, с другой стороны от упавшей.

Басманова поднялась, окинула нас злым взором, но тут засиял другой огнешар, с противоположного конца стола, и в воздухе запахло… Фоном ментального давления, ибо Оля — тоже мамина доча, и, видно, тоже умеет в мозголомство.

— Не нужно. Это дети. Просто дети.

Спокойный и взвешенный тон старшей сестры подействовал, как холодный душ, и было активировавшая атакующие фигуры боярыня распустила их и опала. Поняла, не справится — это разгром.

— Просто дети? — У госпожи главы трудовой инспекции начался отходняк. Фигуры деактивировала, но злость и ненависть в ней заиграли красками. — Ольга Карловна, ПРОСТО ДЕТИ? — как буйволица заревела она.

— Ну, они же ясно обозначили, против них ведётся ВОЙНА. И они — жертвы, — спокойно продолжала Ольга. — Никто не заставлял Милославских трогать детей. Но раз они это сделали — а пусть мелкие поиграются с ними в войнушку! Только серьёзную! Настоящую! И посмотрим, насколько сильно им станет тошно от игры по правилам малолеток. Вы знаете, что на зонах в камерах, где сидят малолетние преступники, всегда сажают взрослых заключённых? Потому, что те без тормозов, и без пригляда такое устроят, что чертям в аду станет тошно! Вот давайте и посмотрим на кое чьи фантазии.

— Я обращаюсь ко всем здесь присутствующим, — продолжила она. — Вы — главы комиссий, инспекций, не считая вас, Анна Михайловна, — это Беклемишевой, в приказе которой сразу несколько отделов под газету копают. — Сейчас в игре не мама. Не я. И даже не Женя — Евгении это не интересно, она под другое заточена. На тропу войны вышли несовершеннолетние, со всем присущим возрастом максимализмом и отсутствием тормозов. Они не занимаются политикой в Думе, не знают, какие фракции в Дворянском Собрании, и им на самом деле плевать и на мощь противостоящих родов, и на знатность, и на политические договорённости. И мы не будем их сдерживать, что бы близнецы ни выкинули. При этом ни дай господь кто-то попытается надавить на них, ударить и тем более попытаться убить — каюк будет всему роду смельчаков! Обещаю!

— Не слишком ли много вы позволяете детям? — грустно хмыкнула Татищева.

— Нет, — покачала головой Ольга. — Мы посчитали, они имеют право, это их война, не наша. И если Маша сказала, что встретит и превратит в растение — поверьте, я знаю сестру, и пусть через полгода, год или два, но она сделает это. — Перевела взгляд на Басманову. — Сядь! В здании есть целитель, как закончим — отведём тебя к ней.

Та послушалась.

— Просто сделайте, как хотят близнецы. Ибо Милославские и правда зарвались. У вас пара часов для организации, после обеда должна начаться массированная атака редакции по всем фронтам. И, как уже было сказано, стесняться не нужно — речь должна идти о миллионах по каждому из ваших ведомств. Не выполните — Маша пообещала встретить персонально вас, глав проштрафившихся служб, и я мешать не буду. И видя в ваших глазах осуждение, скажу так. Поверьте, уважаемые, это ЛУЧШИЙ выход! — Ольга внимательно оглядела присутствующих, заглянув в глаза каждой приглашённой, а тут сидел добрый десяток человек. — Либо мы позволяем близнецам отомстить самим, либо начинаем войну и топим Милославских в крови силой царского рода, но от последнего и стране, и городу, и косвенно всем вам будет сильно хуже, чем от первого, не говоря о том, сколько прольётся крови. Предлагаю остановиться на сказанном. Прасковья Дмитриевна, останьтесь, — это она Чемодановой, — в остальном совещание считаю законченным, всем спасибо!