Изъ Москвы с любовью (том 2)

Глава 11 Первый пошел или про то, что понедельник не самый лучший день недели

— Кто-нибудь скажет мне, что происходит?

— Вы журналистка?

— Да.

— Ну тогда сами придумайте.

(из сериала «Доктор Кто»)

Правду говорят, понедельник — день тяжёлый.

Манала она такие понедельники! Да ещё после ночи, когда допоздна засиделась в клубе «по делам редакции». Надо же хоть иногда развеиваться, жить для себя, пусть конкретно вчера ничего ни с кем и не получилось.

Но сегодня звонок поднял Радомилу с постели в шесть утра, в начале седьмого. При том, что легла часа в четыре.

— Кого черти носят в такую рань? — пробормотала она, беря трубку — свои переживут её лепет, а на чужих плевать.

— Рота подъём! Работать, негры, солнце высоко!

Голос мужской, и… Детский. Ломающийся, с басовитыми нотками, но детский.

— Какие негры? Что за баловство? Кто это⁈ — вложила она в голос злость.

— Саша. Но по понедельникам меня зовут царевичем Александром. А как звать тебе — будем определяться по ходу.

— Какой ещё царевич Александр? — страдальчески нахмурилась она — голова гудела от недосыпа.

— Годунов. Я думал, ты в курсе моей фамилии. Ты ж вроде про меня недавно пасквиль писала, чего дурой прикидываешься?

Её пробил озноб. С одной стороны неприязнь — царевич Саша был последним человеком, с которым она хотела бы общаться. С другой стороны липкий страх — если Годуновы всё же обратили на неё внимание… Жди беды.

Но с третьей стороны, после выхода статьи прошла неделя, и за неделю ничего не произошло. Вообще ничего. В кои то веки Годуновы сработали грамотно и не сказали ни слова по поводу написанного, подливая масла интереса в огонь. Кто там у них в пресс-службе такой умный? Кто-то новенький? Она пока не в курсе их кадровых перестановок. Отсутствие комментариев и опровержений сработало во благо, шум вокруг того материала уже утихает, так и не поднявшись толком — обычно падкой на «клубничку» московской публике оказалось всё равно на детские поцелуйчики близняшек. «Играют подростки, мир познают. Гормоны. Мать и сёстры чертей вставят — образумятся» — как-то так все это восприняли. Может зря она связалась с той дохлой темой? Но уж очень верный был заказ. И финансово приятный.

— Я тебя слушаю… Саша. Или на «вы» и «царевич Александр»? — с ехидством уточнила она. — Я в шесть утра туго соображаю, а из-за мещанского происхождения этикетам не обучена.

— Не прибедняйся, Тулина, тебе не идёт, — смеялся задорный голосок пацана на той стороне трубки. — Короче, мне нужна твоя помощь.

— Помощь?

— Ага.

Если честно, Радомила обалдела от этих слов. Ибо слово «помощь» применительно к себе из уст этого представителя человечества ожидала услышать в последнюю очередь.

— Тебя порекомендовали как человека, чуть ли не самого квалифицированного в своей отрасли, — продолжил он. — Во всяком случае, в Москве.

— Что за отрасль? — хмурилась она.

— Поднятие шумихи. Раздувание скандала на ровном месте, а у меня оно намечается не сильно то и ровным — что в плюс.

— И кто ж такой умный, что меня порекомендовал самому принцу? — ирония из неё пёрла, но Радомила понимала, что просто тянет время, так как не знает, как на пацанёнка реагировать. Ни злиться и класть трубку, ни наоборот, слушать и прогибаться не хотелось — и то и то неверная тактика.

— Строгановы, — ответил он.

Она помолчала, прокручивая в голове ситуацию, вспоминая всё, что делала, работая на самый могущественный уральский клан. Вроде ничего эдакого там не было, но всё же лучше не рисковать.

— Я не выдаю секретов тех, на кого работала ранее, — наконец, осторожно произнесла она.

— Тулина, бог с тобой! — искренне воскликнул принц на той стороне. Ну, ей показалось, что искренне, или же хорошо играл. — Копаться в грязном белье уральцев — последнее, что я хочу. Знаешь, как-то своих проблем хватает.

— Да ладно! — наиграно возмутилась она, ловя его на слове. — И какие могут быть проблемы у четырнадцатилетнего мальчишки, живущего на всём готовом и катающегося как сыр в масле?

— Дура ты, Тулина, — картинно вздохнул юноша. — Вроде умная, профессионал, а внутри, под черепушкой, дура дурой.

От такой отповеди Радомила аж окончательно проснулась. Села на кровати, спустив ноги на коврик, с трубкой у уха, хапая воздух ртом, не зная, что на подобное ответить.

— Радомила Ольговна, — продолжил паршивец, — чтоб ты понимала, нас, принцев, воспитывают немного не так, как детей простых смертных. И даже не так, как разных боярчиков и княжичей. Потому, что вот конкретно мне со временем предстоит возглавить целую страну. Огромную, наверное, не слабее нашей. И мне предстоит, и Оле, только ей — нашу. А вдруг с Олей что случиться, ни дай бог конечно? Потому и Женю тоже воспитывают особенно, не так, как всех. Да и Машу озадачивают, хоть и меньше, но и у неё спецпрограмма, всё такое.

— И что? — потянула Радмила, не совсем понимая собеседника.

Конь в пальчто! С нас спрос особый; от нашего случайного слова или жеста может измениться судьба многих людей. Вот этому и учат — ответственности. Так что есть нам чем заняться, Радомила Ольговна. И я свою науку учиться управлять людьми постигать, слава богу, начал.

— Хорошо, — не стала она спорить, может парень и прав, и всё не так плохо в царской семье. Она специалист по грязи, но полностью жизнь в семье, ЛЮБОЙ семье, постигнуть можно только находясь или внутри, или очень близко. — Хорошо, я рада за вас, ваше высочество. Но при чём тут скромная мещанка из рядовой новостной газеты?

— О, а это и есть цель моего звонка! — Довольство в голосе. — Хочу тебя нанять. Строгановы сказали, ты — лучшая, и мне нет причин им не верить.

— И что за тема? Что именно нужно раздуть?

— Подробности при личной встрече; телефоны у нас, как выяснилось, не прослушивает только ленивый. Причём кто угодно, из любого сословия.

— А если не соглашусь на личную встречу? И вообще на… Сотрудничество? Что будет? — сделала проброс она, но с улыбкой, и на той стороне это поняли.

— Ничего не будет. Ни коня, ни шашки, ни папахи…

— Какой папахи? — А вот тут снова пришлось ловить челюсть от непонимания.

— Ну, знаешь анекдот? — издевался на том конце голос. — В казачьей сотне построение. Есаул такая говорит: «Девочки, у нас в стране к власти пришла либеральная царица, и вот её последнее распоряжение. Теперь нам, казачкам, обещаны новые вольности. Тем, кто будет хорошо служить, будут выданы новая папаха, конь, и шашка. А ещё теперь можно смело про начальство всю правду говорить, какая ни есть, называется 'свобода слова». «И нам за это ничего не будет?» — удивились казачки. «А то! Ничего не будет! Ни коня, ни шашки, ни папахи…»

Радомила не заметила, как засмеялась. Пожалуй, царевич вживую не так и плох. Стоит как минимум пообщаться плотнее.

— Так что если нет — то нет, но смотри, локти потом не покусай, — предупредил демонёнок на том конце линии, а после этих слов в голове у неё сложился именно такой образ.

— Я согласна, — произнесла она, пока мелкий 3,14сдюк не обиделся на что-то и не положил трубку, мелкие они такие, непредсказуемые. Ибо куда звонить ему в ответ она не имела представления, ибо в кремль точно бесполезно, не соединят. — Я согласна с вами встретиться, ваше высочество, чтобы обсудить творческие вопросы и возможное сотрудничество.

— Хорошо. Где? Когда? Есть предпочтения?

— Может в обед? Ресторан «Серебряный гусь», напротив редакции «Собрания»? — предложила она.

— Хорошо. В двенадцать, напротив редакции, в ресторане. Буду ждать. Чао бомбино, сеньорита! Хаста ла виста, бэби!

Рассоединился.

Радомила заматерилась одновременно и в восхищении — интересный пацанёнок. И в возмущении — выродок не дал поспать. Она не знала, что сделал он это не специально, просто встал на пробежку, а после оной боялся не застать её на месте. Ибо журналисты народ такой, на месте не сидят, и неизвестно, когда и куда свалят рано утром в понедельник. Но даже если б и знала, ей было всё равно.

Время «свидания» чуть не прозевала. Забегалась, объясняя что-то главреду, вздумавшей вдруг пробить материал о коррупции в недрах городских инспекций, кошмарящих купечество и мелкий бизнес, дескать, занята, что готовит другой материал, скоро выход, и пока не может отвлечься. Но та была сама не своя.

— В чём дело, Марин? — открыто спросила она, поняв, что главред на своей волне и её просто не слышит.

— Эти выродки объявили крестовый поход, — призналась та, кипя от злости. — Уже отметились пожарники, санитария прибыла — параллельно друг другу по всему зданию лазают. После обеда жду трудовую — свои люди оттуда отзвонились. Аудит из Казёного ещё не закончился, а тут новые пришли. Отрабатывают заключённые контракты, усмотрели нарушения. Кто-то из поставщиков пожаловался, вот только чего до этого два года никто не жаловался? И вроде всё законно, но только то, что «сверху» приказали долбать — не скрывают.

— «Эти выродки»? — нахмурилась Радомила. — Это ты о ком так ласково?

— Годуновы же! — в сердцах воскликнула гравред. — Их цель — «нагреть» Милославских за ту статью про деток, именно так в один голос все хорошие люди озвучивают. На крупную сумму. ОЧЕНЬ крупную. Так что у нас аврал и бомбардировка от всех возможных инстанций. Скоро и архитектура пожалует, и… Господи, кто там ещё⁈ — у неё на столе зазвонил телефон, и Радомила поспешила ретироваться.

Это было полчаса назад, то есть атака началась ближе к обеду, а решение по ней было принято не позже утра. И это ОЧЕНЬ быстро для подобных контор! Учитывая, что в пятницу ничем подобным и не пахло, скорее всего да, там получили волшебного пендаля, и тут же заслали свободных инспекторов для вентилирования ситуации. Не почерк Годуновых, но почему бы и нет? Ничего ведь запредельного. А тут у них кто умный?

Радомила шла в раздумьях к выходу из здания редакции и улыбалась. Проблемы Львовской её веселили, ибо по большому счёту не касались — главред «Московского собрания» стояла на довольствии ох-каких людей, не ей чета, разберутся. А она… Разумеется, она взяла те деньги. Она профессионал, какой заказ будет — за такой и возьмётся. А о чём думала Львовская, печатая у себя накат на несовершеннолетних деток? Царских деток! Может царица и не стала бы устраивать вселенскую войну из-за ерунды, накати они непосредственно на неё. Или на её двух старших дочек. Но это ДЕТИ. А какая мать не бросится на защиту детёнышей любой ценой?

Оттого и пригорал афедрон от мысли, что придётся беседовать с одним из оных детёнышей, и плевать, что она как-то не при делах. Юноша на то и юноша, что может посчитать иначе — дети такие дети. В разговоре утром он показал, что не пацан с ярмарки, не мажор из детского сада, а что-то… Более серьёзное. А значит непонятное. Ишь ты, «ни коня, ни шашки, ни папахи»… «Царица либеральная»… Французской республиканской литературы начитался! И кто, сын царицы? Да ну нафиг!

Радомила прошлась к переходу, перешла улицу по светофору. Обратила внимание на два микроавтобуса, припаркованных прямо у входа в ресторан. Про себя усмехнулась, понимая, кто, скорее всего, там внутри. Средство давления. Именно давления, и она не боялась; хотели бы — уже б давно привлекли и демонстративно в обезьянник бы запихнули. В качестве профилактики — серьёзно предъявить им всё-таки нечего. Но какими-то козырями мальчонка должен оперировать, чтоб на неё давить, пусть даже для самоуспокоения?

Вошла в стеклянные двери, окинула зал. Зал небольшой, ресторан хоть и в центре Москвы, но… Скажем, узкоспециализированный. Больше по уютным посиделкам, чем по массовым мероприятиям.

Юноша сидел не у окна (мудро), а в конце зала, причём спиной к стене (ещё более мудро). Люди в ресторане были, она насчитала три занятых столика кроме того дальнего, но человек, подходящий по возрасту, только один, пусть и в сопровождении неброско одетой молодой девушки лет двадцати пяти. Она прошла, села напротив (юноша и девушка сидели с одной стороны столика), поправив юбку и задвигая на задний план волнение. Чего это она, как институтка какая-то! Это ребёнок! Просто избалованный ребёнок, и плевать, что Годунов. А она…

— Привет. Алла. — Девушка поднялась и протянула руку, лицо её не выдавало никаких эмоций.

— Радомила. — Она её пожала. При пожатии почувствовала покалывание. Целитель? Не просто телохран? Да и с каких пор телохранители принцев здороваются за руку с их собеседниками?

— Александр. — А это привстал и сам принц и также протянул руку. Что было не по правилам этикета: не по-мужски это, руки пожимать. Но она отнеслась с пониманием.

— Саш, ответ отрицательный. — Девушка, назвавшаяся Аллой, повернулась к мальчику. — Я больше не нужна?

— Может всё же останешься? — просящее нахмурился он.

— Нет, я не хочу в этом участвовать, — уверенно покачала та головой.

Радомила от этих слов напряглась, но взяла себя в руки. Мало ли что там подразумевается под «этим»

— Хорошо. Давай, увидимся!

Он помахал ей, та кивнула ему, затем ей и отбыла в сторону выхода.

— И чего отрицательного в её оценке меня? — поддела Радомила, чувствуя себя не в своей тарелке. У паршивца получилось вывести её из себя до начала разговора. Это не критично, она возьмёт себя в руки, но неприятно.

— Ты не беременна. Она — целитель, — отчего-то честно признался тот в том, что она подозревала(а что там ещё может быть при касании?) Не попытался врать или оправдываться, или заговорить тему — а тут ему мысленный плюсик. — Ей нужен контакт, чтобы определить это.

— Рукопожатие? — Радомила усмехнулась. Она знала про такой тест. Это сейчас была настолько неприкрытая угроза-предупреждение, что её будут бить/пытать/убивать?

— А как ещё? Это самый простой способ. — Он пожал плечами. — Или пришлось бы брать у тебя капельку крови — а это сложнее. Или тест с полосками — это вообще негигиенично в нашем случае. А так р-раз, и всё понятно.

— Если вы думаете, ваше высочество, что я введусь на подобные дешёвые угрозы, вы неправильно думаете, — добавила она в голос злость.

— Да что ты! И в мыслях не было! — воздел он руки кверху. — И да, я позволил себе заказать за тебя, — указал на тарелки перед ней. — У них, оказывается, неплохой рыбный суп. И вот это жаркое — не запомнил название. То ли по-никарагуански, то ли парагвайски…

Радомила скептически оглядела еду перед собой и подняла глаза на принца. Перед которым стояли такие же тарелки, только пустые. Алла же едва притронулась к супу, но съела второе.

— Да не отравлено! — кисло скривился тот, неправильно поняв её опасения. — Я ж не криминальная шишка, чтоб пользоваться настолько дебильными методами. Всё чинно, травить тебя — унижать своё достоинство, с тобой иначе всё будет. С уважением. Так что кушай, госпожа Тулина, кушай. Тебе это надо гораздо больше, чем ты думаешь.

— С чего вдруг? — По телу прошла волна злости от намёков, как бы почти досказанностей.

— Неизвестно, когда ещё удастся, — «мило» улыбнулся он.

Но она не ведётся на дешёвку. А потому демонстративно взяла ложку и попробовала суп. М-да, неплохо.

— Накат инспекций на редакцию — ваших рук дело? — как бы про между прочим спросила, начиная серьёзный разговор.

— Ага. — Парень кивнул небрежно, и Радмила поняла, для него это вопрос не важный. В рамках естественного хода вещей: на дворе сентябрь, опадают листья, с вечера был дождь, и, возможно, сегодня будет ещё, на улице начинает холодать и без куртки уже прохладно, инспекция тиранит редакцию «Московского Собрания», а ещё завтра вторник. От такого отношения к настолько важному событию, как накат на СМИ, стало ещё больше не по себе — ждала, что мальчишка будет кичиться этим, тыкать в лицо и угрожать, намекая, что она следующая. Хотя… Как раз намёков прозвучало предостаточно. Но образ всё равно не складывался.

— Я слушаю вас, ваше высочество, — дозрела она. — Что вы хотели предложить?

— Сотрудничество, — повторился он. — Есть одна очень интересная тема. На самом деле она сама по себе бомба, но я хочу её взорвать так, чтобы пошатнулись устои общества. Чтобы там, наверху, — палец в потолок, — полетели головы. А те головы, что останутся, чтобы оторвали жопы от кресел и начали работать — им за это как бы жалование платят.

Он её удивил. Размахом. Радмила поняла, что перед нею кто угодно, только не мажор. Да, мальчик-идеалист, но идеалист с энергией в штанах, готовый действовать на благо других (пока не важно, кто эти другие), и если придать оной энергии правильное направление… Совсем не вяжется с образом избалованной дряни, ориентированной исключительно на себя и свои хотелки, к которому она привыкла, вращаясь в среде аристократии.

— Что же за тема? — непроизвольно подалась вперёд, выдавая заинтересованность. Заметив ту, мальчишка довольно сверкнул глазами.

— Скажу. Всё скажу. Но сначала небольшое вступление. Понимаешь, мне тебя рекомендовали как одну из самых высокооплачиваемых, но самых профессиональных шлюх.

— Шлюх? — Она не оскорбилось эпитету — профессиональное, но если сказать, что это слово не задело, будет неправдой.

— Да. Шлюх пера. — Мальчишке было плевать на её треволнения, он говорил что хотел, что считал нужным, и плевать на чьё-то восприятие. — Понимаешь, быть или не быть шлюхой — выбор каждого человека, и если кто-то ею стал — это её проблемы. Мне ни холодно, ни жарко от этого, значит, данный человек так решил. Я же на другой стороне баррикады, из тех, кто пользуется вашими услугами. И если… — Он тяжело вздохнул. — Короче, попробую аналогию с обычными шлюхами. Они есть условно вокзальные — те, кем пользуются все. А есть элитные эскортницы, обслуживающие не просто аристократию, а… Конкретного аристократа, помогая ему в переговорах. Например, сопроводить патрона на деловую встречу, законспектировать результат, принять/записать поручения. И если ляжет карта, по его требованию лечь под клиента. Персональная давалка, узкого пользования. Понимаешь разницу?

— И ты хочешь меня купить, чтобы я стала только твоей шлюхой… Пардон, эскортницей! — заулыбалась Радомила и легко засмеялась. — Желание интересное, особенно если учесть твой возраст. В этом возрасте все юноши жуткие собственники и максималисты. А ещё идеалисты. Но к сожалению, ваше высочество, мир работает немного иначе. Я готова взять контакт… ЛЮБОЙ контакт! — выделила она это слово. — Утоплю в дерьме кого требуется. Но после выполнения наши дороги разойдутся.

— А если я тебе предложу нечто, что ты изменишь мнение? — заулыбался юнец.

— И что такого может мне предложить малолетний царевич, чтобы купить меня с потрохами?

— А есть версии?

Она картинно задумалась.

— Деньги? Золото? Алмазы? Мимо? Так и думала. Тогда что?

— Безопасность, — на голубом глазу выдавил принц, доверительно подавшись вперёд. — Есть вещи куда ценнее золота и алмазов. Например, у тебя много денег и золота, но к тебе пришли и всё у тебя забрали, дав по почкам. Обидно же! А работая со мной, ты становишься МОИМ человеком. Да, шлюхой, но моей. А своих людей я не даю в обиду.

Она рассмеялась. И смеялась долго и искренне.

— Смешно. Нет, Александр, и правда смешно! И что же ты мне сделаешь? Посадишь? За какую-то статью? Один мой звонок, или моего адвоката, и твою мать просто утопят, смешают с дерьмом за попытку давления на прессу. Потому, что…

— А вот и мимо! — Глаза щенка загорелись — её смех и ирония ни разу его не осадили. Наоборот, именно такой реакции от неё и ждал. — Радомила, давай на «ты»? Поскольку ты хоть и умная, но, как мы выяснили, в некоторых вопросах дура-дурой, поясню. Понимаешь, — в его тоне появилось наигранное сострадание, — ты вращаешься в высшем обществе. Выполняешь заказы бояр, князей. Вон, и на Строгановых впахивала, и Милославским лижешь. Бог тебе судья, но сама понимаешь, чтобы вращаться в этой среде, нужно соответствовать определённым стандартам и ВСЕГДА держать марку. Всегда, подчеркну! Потому что один косяк, всего раз стоит оступиться… И ты труп! — Последнее он произнёс полушёпотом, сделав большие глаза. — Этот мир не пощадит тебя. И если твою тушку не прикопают в новгородских болотах, то окажешься на самом дне, и лучше оттуда не отсвечивать. Ну Радмил, — сменил паршивец интонацию на поучительную, — ну что тебе стоило написать: «По неподтверждённым данным царевна Марья дошла до крайней точки декаданса и вступила связь с собственным братом»? Или: «Наш пожелавший остаться неизвестным информатор в кремле сообщает, что царевна Марья и её брат-близнец хоть с детства и спят в одной постели, но с недавних пор их связь…» — и дальше лей свою грязь. «Неподтверждённые данные», «информация редакции», «со ссылкой на неназванный источник», «мы предполагаем, что»… Родная, есть сотня способов вылить на людей дерьмо, не утверждая, что это правда, всего лишь сея сомнения. Да, это некрасиво, чуть менее эффективно, но эффективно же! А ты… — Он картинно вздохнул. — Ты лопухнулась. Написала свои выводы под маркой истины, без отсылки к «неназванному источнику». То есть ты донесла до людей ПРАВДУ. Согласно долгу журналистов. А правда на самом деле — версия. Лично твоя. Залёт, красавица!

— Как будто это на что-то повлияет, — фыркнула Радомила, но ей стало не по себе. Сильно не по себе. Ибо паршивец прав. Полностью! Она расслабилась и заигралась. А ещё понадеялась на «крышу», ибо «крыша» внушала. — А ещё… Сколько было таких накатов на вашу семью? Чего ради проснулись только сейчас?

— Ещё вчера бы не повлияло, — согласился он. — Потому, что ты не права, на СЕМЬЮ накатов не было. Вы писали о тех или иных качествах мамы, касаемых управления. Её контроля над государством, качества принятых решений — а решения глав государств чаще спорные, чем нет. Там пространство для маневра, главный вопрос: «А судьи кто?» Кто оценивает её поступки и политику? Зачастую там в принципе нет критериев, что хорошо, а что плохо; что-то обычно хорошо для одних, но одновременно плохо для других, вопрос лишь, от имени кого ты пишешь свои пасквили.

— Но, Радмил, с этой статьёй ты села в лужу, потому, что есть точный ответ на вопрос, и у него нет двоякого толкования. Мы не спим с Марьей, как мужчина с женщиной, и у нас ничего не было, как ты красиво расписала, свалив в одну кучу с нами оргии европейской аристократии и нравы католической церкви. Ещё б гомосятину приплела — слава богу, там на стене не было других парней.

— Я видела в бинокль, как у вас ничего не было… — пробурчала она, понимая, что это не тот аргумент, который может спасти.

— Детский поцелуйчик. Я учил её целоваться — она боялась подойти к мальчикам. Думаю, если озвучу такую версию, народ её не просто съест, а, съев, успокоится и забудет. Ибо правда, то есть истина. С нас взятки гладки, Тулина, и наши отношения проверяются.

— Саш, да всем плевать! — подалась она вперёд, объясняя очевидное. — Ты маленький, не понимаешь, но на самом деле нет разницы, истина или версия, если тема громкая! Реакция читателя абсолютно одинаковая, «названный» источник или «не названный». Главное заявить. И контрмеры одни и те же: опровержение, игнорирование, контрвброс… Кстати, в этот раз ваша пресслужба угадала со стратегией, новость так и потонула, не пробив потолок.

Парень на это лишь довольно усмехнулся.

— Нет, Тулина, ты всё же не догоняешь. Это для ЧИТАТЕЛЯ без разницы, версию ты пишешь, или типа-факт, истину. А вот для общества… — Палец вверх. Он назидательно покачал головой. — Нарушив Главное Правило Журналиста, написав неправду, ты вывела себя из под защиты того самого высшего общества, в котором вращаешься. Твои патроны могут заходиться в истерике, но их истерика ни к чему не приведёт. Слово моей матери — и ты будешь сидеть. Не по надуманным предлогам, а по РЕАЛЬНЫМ делам, за реальный косяк. Понимаешь разницу?

Он улыбался мило, по доброму… Но она видела в его глазах блеск хищника, вставшего на след жертвы. О, она прекрасно знала этот взгляд! Сколько раз замечала его в глазах глав сильнейших родов и богатейших купцов. Но это всегда были люди с богатым жизненным опытом, закалённые борьбой с внешним миром. А тут… Пацан? И кто жертва, она сама?

— Твои предложения? — перешла она к сути торгов, поняв, что этап аргументации затянулся. — Или требования?

— Абсолютная лояльность. — Губы гадёныша расплылись в новой ухмылке. — Ты становишься моим человеком, моей личной шлюхой. В обмен я вывожу тебя из под удара; надвигающаяся на «Собрание» волна цунами тебя не тронет.

— Смешно, мальчик, — фыркнула она.

— Я не смеюсь.

Она отрицательно покачала головой. Помолчав, он картинно вздохнул.

— Что ж, жаль. Но я тебя предупреждал. Значит, поговорим, когда будешь готова. Счёт оплачен, — кивнул он на еду, отодвигая стул и вставая. — Можешь спокойно доедать, как уже сказал, в следующий раз будешь иметь возможность так пообедать не скоро. Увидимся!

Он помахал ей и двинулся к выходу.

Радомиле было не по себе. Её колотило! Но она пересилила себя и назло всем доела и морской суп, и жаркое. Подошедшая официантка, забиравшая тарелки, подтвердила, что всё оплачено, и спросила, чего она желает ещё.

— Кофе. Чёрный, без сахара.

Когда она допила кофе, часы показывали почти час. Хорошо посидела. Да, на душе скребли кошки, но что делать она не знала. Просто не знала. Но не в бега же подаваться, в самом деле? Вопрос, кому звонить первому в голове так и не прояснился.

— Радомила Ольговна Тулина? — Так и есть, сразу за стеклянной дверью на крыльце ресторана её встречали вооружённые люди в форме Тайного приказа. Четверо. Она их увидела, подходя к дверям, но уверенно пошла далее. Бегать? Проскочить через чёрный ход? А далеко убежит? Да и для образа мученицы, которую тиранит царица-сатрап, побег — плохое решение. Бежишь — значит виновен, подсознательный маркер для массовки.

— Она самая, — величественно кивнула лекавым.

— Документики?

Страж протянула свою «ксиву», не выпуская из рук, но вежливо, чтобы можно было оную рассмотреть. Печать есть, вроде соответствует. Радомила вытащила из сумочки журналистское удостоверение — паспорт с собой не таскала. Но там тоже есть фотография, должно сойти. Протянула стражнице.

— Пройдёмте с нами. — Та сверилась с фотографией и, не отдавая документа, отступила на шаг назад, приглашая её следом.

— В чём меня обвиняют? — криво усмехнулась Радомила.

— Государственная измена. — Пожатие плеч. Это тайники, у них в принципе ничего иного не бывает.

— А именно?

— Всё узнаете в своё время. — Стражница была само спокойствие. — В отделении вам предоставят материалы для ознакомления под роспись.

— А если я хочу узнать сейчас?

Они смотрели друг на друга и всё поняли. Обе. И решили не играть в глупые игры.

— Сопротивление при задержании? — понимающе улыбнулась вежливая женщина в форме.

Молодецкий задор охватил Радомилу. А почему, собственно, нет? Она ничего не теряет. Это только показуха, решать будут совсем другие люди. Например, один из недавно покинувших ресторан юношей. А точнее тот, кто над ним — скорее всего старшая сестра, которая наследница, ибо царица вряд ли опустится до её мещанского уровня.

— Почему бы не да?

Понимающий кивок. И выражение в глазах: «Тогда извини, подруга. Мы хотели как лучше». Затем жест рукой, другие стражницы разом подались вперёд, быстрым молниеносным движением… И Радомилу заломали. Грубо вздёрнули вверх, перехватив с боков, лишая точки опоры (какое сопротивление без опоры), после чего опустили лицом в брусчатку крыльца. Больно! И синячище будет на пол-морды! Она обратилась к дару, но построить фигуру не смогла — заблокировали, очень сильное внешнее давление. Жаль, это не ряженые, настоящая группа захвата. М-да…

— Что теперь? — спросила девочка лет четырнадцати-пятнадцати со светлыми волосами, сидящая в припаркованном недалеко от входа на с другой стороны дороги «Колоске-412». — Выждем час и поедем следом?

— Ни в коем случае! — весело воскликнул очень похожий на неё внешне юноша, сидящий рядом. — Теперь ей надо время, чтобы дозреть. Знаешь ведь, если лягушку опустить в кипяток, она из него выпрыгнет. Но если её варить медленно… Она сварится. Клиента нужно довести, обрабатывая спокойно и монотонно. Медленно ломая волю, вселяя отчаяние. Люди не боятся боли, не боятся тюрьмы, если обозначить их сразу. Люди боятся неизвестности, Маш. Никто не испугает человека сильнее, чем он сам себя. А мы… Давай попробуем прощупать, чего она себе напридумывала, через пару дней? Покажем горизонты юношеского беспредела? И только после, ещё через несколько дней, можно будет оценивать результат.

— Хорошо, попробуем. Надеюсь, всё получится, — поёжилась девушка.