Изъ Москвы с любовью (том 2)

Глава 12 Клубная

Не люблю ночные клубы. Свет мигает, музыка гремит. Читать книгу совершенно невозможно!

(из Интернета)

За сутки до

Подниматься по лестнице от Тайницкой к нашему входу мы не любим. Кремлёвский дворец стоит как бы на высоте, на «холме», от него к реке резкий обрыв, и южная стена располагается уже внизу, возле воды — зубцы стены как раз вровень с первым этажом дворца. Когда на пробежку ты по ступенькам спускаешься — оно как-то ничего, бодрит, но вот обратно… Мне не нравится. И Машке тоже. А альтернатива — либо, стартовав, бежать верхами, до Спасской башни, чуть удлинив путь по периметру сквера, и возвращаться от Боровицкой, соответственно, тоже по верху — но тогда теряешь в расстоянии очень даже прилично, кабы не с километр. Либо, добежав до Тайницкой, бежать дальше до угла по низу, и подниматься к Спасской по пологому Васильевскому спуску — той его части, которая внутри кремлёвских стен, и уже оттуда мимо вертолётной площадки через историческую площадь. А это плюс как бы не с километр. Но мы с Машей отчего-то предпочли намотать лишнее, только бы не эти дурацкие ступеньки!

С каждым днём пробежка даётся всё легче и легче, и это замечательная новость. Я снова выблёвывал лёгкие, опершись о постамент Царь-Колокола, но, блин, сегодня я всю трёшку с плюсом БЕЖАЛ!!! Без перерывов на «пройдусь немного, бок колет». И это с учётом двух пропущенных дней нашей поездки и отходняка после клуба. Класс, мне всё больше и больше нравится бегать! Жду не дождусь, когда тело окрепнет, и можно будет заниматься серьёзно, без боязни что-то в этой тушке повредить.

После мы двинулись переодеваться и на завтрак. Мылись каждый у себя, отдыхали друг о друга — иногда тоже надо. Нет, меня не напрягает сестрёнкино присутствие, но благодаря памяти Альтер-эго отдаю отчёт, если бы не наша связь, мы друг друга бы возненавидели — СЛИШКОМ много времени проводим вместе. А так вроде ничего, терпим, и даже подзаряжаемся магией.

Ночью спали мало, в смысле уснули поздно. Вначале разминались с шариками: сегодня я зажёг второй, затем третий, а после второй и третий у меня взорвались. Естественно, все они были миниатюрные, с огненными монстрами сестры не сравнить, только это позволило не спалить дворец. Потом я рассказывал ей План и о его слабых сторонах и недочётах. Ага, вот так, План с большой буквы. Затем мы стояли под струями ледяного душа, потому, что План хоть и был интересен, но влечение не сбил — мы оба пылали. Слава богу, перед нею не надо ломать комедию, все вещи называем своими именами. Если б она была не сестра, а просто девчонка, фиг бы так смог!

Душ помог, успокоились. И мысли в голове «осели», пришли в порядок. Перед засыпанием она прошептала:

— Саш, ты вообще сам понял, что произошло и насколько это важно? Я после пробуждения дара вот так собрать в кучу три шара смогла только года через два. У тебя мало сил, но хорошая концентрация.

— Это хорошо или плохо? — не понимал я.

— Это не просто хорошо, это замечательно! Твоя сестра — дурында. Могучая, голая мощь больше, чем у Оли, но контроль… — Тяжкий вздох. — Меня даже Женя бьёт, а Женя раза в два слабее Оли. Только за счёт концентрации. А ты только начал, только «проклюнулся», а уже три шара одновременно запускаешь. Так что плевать на влечение между нами — потерпим. Занимайся, раз получается.

— А насчёт Плана что скажешь?

Она пожала плечом (лежала на боку, вторым пожать не могла).

— Хорош. Но я не знаю, смогу ли так сыграть. Я… Хорошая девочка, Саш. Обо мне разное говорят, но это неправда. Да, я люблю подраться, но никогда никому не делаю зла первая. Сделать человеку больно лили плохо — раз плюнуть, но только в горячке боя, когда знаю, что этот человек может сделать плохо тебе самой. А тут… — Она поёжилась.

— Маш, не надо играть. Надо быть собой. Любую игру раскусят, — попробовал успокоить я.

— Предлагаешь их ненавидеть? Всех тех, с которыми придётся…

— Нет. — Как же ей объяснить то, что прекрасно чувствую, но что не поддаётся передаче словами в принципе? — Маш, ты их спасаешь. Та же Тулина, если не наша шалость, сядет. Мама не пощадит какую-то мещанку, а она из простонародья, и все её связи — пшик. Не «подпишется» никто за такую, происхождение не то. А эти, из Приказов… Если они взбрыкнут — значит за Милославских. И если так — мама будет иметь право после их демарша сделать оным сотрудникам харакири. Принудительное. Всем их родам. Не в переносном значении, конечно, косвенном, но какие-то рода под опалу попадут на ровном месте. А ты их всего лишь побьёшь, и глобально ничего не изменится. И только там, где нужно сыграть по жёсткому, буду вмешиваться я. Ты не правильно понимаешь ситуацию, в нашей связке ты драчливая, импульсивная, эксцентричная; ты бьёшь, ломаешь кости (если потребуется), оставляешь ожоги… Но именно ты — «хороший полицейский». А я, такой весь в безупречном чёрном парадном камзоле, говорящий тихо и вежливо — ангел ада. Вот в чём иезуитство того, что предлагаю.

Сестрёнка задумалась, и так и уснула. И, кажется, думала над этим и сегодня, до сих пор.

За завтраком мама присутствовала, и, пользуясь этим счастливым событием, я поверхностно рассказал часть плана.

Они с Олей долго смотрели друг на друга, мама, видно, ожидая от старшей дочери комментарии, Оля от мамы разрешений, но ни Оля маме ничего не могла сказать — мы её не посвящали пока, она не знала наши придумки, ни мама не могла ей что-то разрешить, так как её, мягко говоря, нашими планами, как обухом по голове.

— И кто же у нас такой умный? — сузились глаза её царского величества, пронзая вашего покорного слугу.

— Ты хочешь сказать, это плохой план? — Ща-ас, ещё я буду собственную мать бояться! Я уже как-то писал про родственников — им хрен что сделаешь, у них иммунитет на родительские грозные взгляды и ментальный пресс. Дети — самый сложный контингент для воздействия.

— План хороший. — Мама нахмурилась. — Для… Я даже не знаю кого. Вот от Оли я его могла услышать и понять. Она — глава Разбойного приказа, это их методы. От Настасьи могла услышать и понять — она как была сержантом диверсионного отряда за «линией», так и осталась. Нет, с обязанностями главы дружины справляется, но её развлечения остались на этом уровне.

— Помню. Она ж при нас ту бандитку на пароходе зарезала, — радостно закивал я, а Маша с Женей от этого даже жевать перестали. — ТётьНастя развлекаться умеет, и ей позволяют. А мы чем хуже?

— Давай начнём с того, — тяжко вздохнула царица Ирина, а сейчас мама включила этот свой образ, — что вы — члены царской семьи. И не можете…

— Можем! — парировал я, вложив в голос злость. — Ты не понимаешь, хотя должна. Так давай объясню. У вас расклады в Думе. У вас политические фракции в Дворянском Собрании. Вы всё распределили, кто где в государстве какой портфель отхватил и каким бизнесом занимается. Малейшее нарушение равновесия, и…

— Вот и я об этом! — фыркнула царица.

— А я нет, — усмехнулся я. — Мам, мы с Марьей НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЕ! Которых оболгали. Если мы кого-то в городе побьём, даже если этот кто-то княжеской крови — это просто разборка детей, которые кого-то побили. О каком смещении равновесия в Думе можно говорить, если четырнадцатилетняя царевна всего лишь разнесла редакцию позволившей себе лишнее жёлтой газетёнки? Журналистке волосы подпалила? А не за чем ей было пасквили писать. Инспекторов напинала? Так работайте честно и взятки не берите — уверен, там и без нашего пендаля, если взяться, можно так народ «нагреть», что… Мама не горюй! А вот собственно инспекция и посадка по её результатам редактора за дела — из всего плана единственное, что представляет угрозу равновесию, ибо это единственный серьёзный момент. Потому я и прошу содействия — чтобы факты были железные! Чтобы она села не по прихоти царевичей, а за реальные недочёты, и никто в Думе не подкопался бы. Мам, если мы взялись за это дело, если вы нам с Машей его доверили — надо доводить до конца. А потому я жду от вас полного содействия и в людях, и в организационных моментах.

— Хорошо, будет тебе и инспекция, и группа захвата, — сдалась маман, устало откидываясь на стуле. — Оль, сделай, как он хочет. Да, сегодня воскресенье, но пусть их обзвонят и назначат встречу завтра… Во сколько?

— А давай к началу рабочего дня, — засиял я. — Чего тянуть?

— Хорошо. Совещание глав всех профильных учреждений по списку Саши, и может сама кого добавишь… Где?

— Давайте у меня на Маросейке, — нахмурилась Оля. — Буду держать этих гавриков под контролем.

Кивок мамы. Согласна.

— Ох, грехи мои тяжкие, за что ж то всё такое!..

Я в этот момент посмотрел на батю, молча читающего за завтраком газету. Эта сволочь всё слышала, все детали плана, но поинтересовалась только, почему игра называется «хороший полицейский — плохой полицейский». Ответом, что «так её называют в Германии», удовлетворился, и более не участвовал в разговоре никак. Да, с таким мужем, имея генетический материал любимого человека, я бы тоже на её месте совершил глупость. Как так получилось, если у них нет цифровых микроскопов и компьютеров для обработки ДНК — не знаю, но её величество смогла скрестить ежа и ужа, слив гены двух мужчин. И оба могут законно считаться моими отцами.

Но вслух, за какие ей это грехи, напоминать не буду. Тем более, Машка не в курсе про второго отца, и пусть так и живёт дальше.

— Мам, теперь вторая часть Плана. Духовный приказ, — продолжил я. — Мне надо не просто порыться в документах — мне надо там капец шмон навести!

Царица снова посмотрела на старшую дочь, вновь делегируя полномочия. Оля снова нахмурилась и в свою очередь посмотрела на меня.

— Съездим. Вместе. Только не сразу — у меня кроме твоего совещания и свои дела будут. И мне кажется, у тебя тоже без этого дела есть чем заняться в будни, не забыл, что ещё и учиться надо?

— Догоню, успею, — отмахнулся я. — А сегодня меня могут куда-то пустить? Почитаю документацию, как что у нас устроено, чтобы знать, как бить?

— Саш, охолонь, — заулыбалась мама. — Воскресенье на дворе, божий день. Все отдыхают, и ты отдохни — согласись, у вас с Марьей была бурная неделя.

А тут она права. Очень бурная. Как раз в прошлое воскресенье я вышел за стены и гулял с Зайками. А столько событий после этого, будто сто лет прошло!

— Успеешь ещё, никуда от тебя Приказы и документы не уйдут, — закончила мама. — А на сегодня у тебя планы, о которых ты забыл, я правильно поняла?

— Что за планы? — замер я, не донеся вилку до рта.

— Лена настояла, что тебя надо повторно крестить. Говорит, она всё помнит, её груз на ней, но тебе для личного комфорта лучше обряд повторить. Чтобы ты был уверен, у тебя есть близкие люди, есть поддержка, есть любимая крёстная, и я сейчас без иронии. Я такое, конечно, не одобряю, всё-таки вас с Марьей уже раз покрестили, что значит повторно? Но она человек божий, ей виднее, спорить не буду.

«Покрестили того Сашу. Сейчас крестить будут меня, как новую личность. Но да, вслух этого говорить не стоит» — мысленно согласился я.

— Хорошо. Снова идём в храм Ксении Спасительницы? — загорелись мои глаза, ибо туда б я сходил. Ибо внутри не был. — А может в кремле проведём, там же без разницы какая церковь, важен процесс?

— Нет, — закачала царица головой. — Лена сказала, пришлёт машину. Кремль и храм Ксении слишком на виду, а ты уже раз крещённый. Чтобы вопросов лишних в головах у кого не надо не возникло.

Понятно. И в общем правильно.

— Ма-аш?.. — перевела мама взор на следующего в семейной лестнице члена.

— Я с Сашей! — тут же пискнула сестрёнка. — Занятий сегодня нет, полигона тоже, так что…

— Целый день?

— А чего б и нет? Он, наверное, потом в клуб поедет, посмотрю на него ещё раз — мне там понравилось. А дальше видно будет.

— Хорошо. — Кивок. — Следи за братом, чтобы снова ни во что не влип. Жень, у тебя сегодня что? — переход к следующему члену. Ну вот и отлично. Место под солнцем я занял, в семью влился, План с порога не забанили… Живём, девочки и мальчики!

Что могу сказать про процедуру крещения? Обычная процедура. Крёстная почитала молитвы, какие надо, что-то заставила повторить вслед за ней, дунуть-плюнуть там, символ веры пропеть (я знал наизусть — память оригинального Саши рулит, хотя, если честно, не молитва, а набор букв; Альтер-эго в той жизни её выучить не смог). Макнула мордой в чан с водой — намокло только лицо и чёлка, никаких «ванн», хотя в помещении стояла купель с лестницей чтобы залезать полностью, всем телом. Лайт-версия крещения, так сказать. Да и зачем усложнять, ведь мы уже раз крещённые.

— Викингские конунги крестились по многу раз, — в тему или нет, заявил я. — Рюрик, кажется, семь.

— Зачем столько? — не поняла Маша.

— Им при крещении подарки давали. Чтобы, собственно, они и захотели креститься — иначе нафиг это боевому викингу-язычнику не надо было. В те годы была актуальна претензия: «Вот когда я крестился в прошлый раз, мне больше дали!»

— Выдумщик. — Крёстная хотела отпеть мне, наругать, но улыбнулась и не стала.

— Вовсе нет, — парировал я. — Так и было.

— Саш, людей со сложившимися принципами, опытных, в возрасте, сложно перевоспитать. Но водичка и камень точит. Да, они крестились по семь раз. Но посмотри на Русь сейчас… Да что сейчас, через несколько поколений после такого крещения. Значит был толк, как бы смешно ни казалось нам теперь?

Я мог бы поспорить, что даже после Ига деревня была наполовину языческая, христианство утвердилось только в городах и крупных торговых сёлах. Что только веку к девятнадцатому рядом с деревнями исчезли капища, а из людского обихода поклонение Живе, Макоши и Перуну параллельно Христу. Но зачем? Что наш спор даст?

— Принцип битвы уличной братвы — завалить, а там запинаем, — вместо этого глубокомысленно заявил я. — Когда-нибудь, но обязательно запинаем. И ставка на поколения вперёд — запредельные горизонты планирования. Церковь рулит!

— Вот тут ты прав, — довольно заулыбалась крёстная. — Мирские правители планируют на своё поколение, максимум следующее, которое они видят глазами в наследниках, чувствуют. А церковь должна опираться на столетия!

И тут не поспоришь. М-да, сомневаюсь, что крёстная в миру была такой же мудрой. Скорее всего, стала такой, приняв постриг и заняв высокий церковный сан. Она из рода Ляпуновых, потомок того самого Прокопия Ляпунова, который в той жизни участвовал в Первом народном ополчении, наряду с Пожарским. Пожарский из-под Москвы уйти смог, и вернулся уже в составе Второго ополчения, а Ляпунов нет — зарубили казаки. В этой истории Прокопий тоже отличился, но уже боями против народных сил, возглавляемых разными мятежниками (включая Ваню Болотникова), их род вот уже четыре столетия опора трона. Ой, не просто так маман, наследная принцесса, с нею в детстве дружила. Да и теперь есть понимание, почему крёстная так быстро прошла по карьерной лестнице до самого верха, ибо рядовой чел, даже очень талантливый и «друг царицы», стать патриархом за несколько лет не сможет. Она из «своих», пятидесяти семей, входящих в боярскую думу, и тридцати самых знатных с историей не менее трёх сотен лет.

На церемонии присутствовали собственно я, крёстная, которая искренне была рада нас всех видеть и сердечно обнимала, Маша, а также решившая нас сопровождать Женя («мам, я с утра свободна, съезжу с мелкими, присмотрю за ними»), и церковная служка неприметной внешности, клерк по особым поручениям матушки-патриарха, которая суетилась, что-то делала, бегала, организовывала, но после также присутствовала в зале… Как правильно называется крестильный зал в подвале церкви? Церквушка совсем небольшая и пустынная, кроме нас никого внутри, носила имя Всех Святых Великомучеников и располагалась на Воробьёвых горах, возле Чудова монастыря.

Ранее Чудов монастырь был мужским, и находился… Та-дам… В стенах кремля. На том месте, где сейчас вертолётная площадка у Спасской башни. В девятнадцатом веке наши правительницы пришли к мысли, что кремль должен иметь одного единственного хозяина, это должна быть база царской семьи и дружины, и точки влияния церкви внутри кольца стен, как и посторонние жители, недопустимы. Ну, посторонних и ранее активно выселяли, а теперь указали на дверь оставшимся, выделив для них места в Белом городе. С церковью оказалось сложнее, это не физлица. Успенский, Архангельский и Богоявленский соборы оставили нетронутыми — историческая ценность, но теперь это просто музеи, работающие по назначению только в праздники, а в качестве резиденции патриарха построили ещё более красивый и вместительный, чем Успенский, собор святой Ксении, который Альтер-эго упрямо называет Храмом Христа Спасителя. Чудов монастырь, наряду с двумя другими пока ещё действовавшими на тот момент, разобрали по кирпичику, каждый кирпичик подписали и вывезли на Воробьёвы горы, где под эти заведения предоставили куда больше места по площади. И там снова собрали согласно маркировки кирпичей — с этой точки зрения ничего при переезде не потеряно. А с ним выселили и все маленькие церквушки — а зачем они тут без монастырей и без прихожан? Сейчас, кроме музейных, в кремле работает разве что церковь Воскрешения Лазаря, она же Богородицы на Сенях — маленькая наша дворцовая церквушка, обслуживающая дружину и царскую семью. К ней примыкает больничный корпус, и ходячие пациенты кремлёвской больнички шастают туда помолиться и службы заказать. Мы, царская семья, тоже используем её как личную, когда надо можем на время перекрыть остальным в неё доступ… Но она всё равно под наблюдением многочисленных глаз, так что лучше уж Воробьёвы Горы.

На которых, кстати, располагается ЧЕТЫРНАДЦАТЬ монастырей. Куда, блин, столько? Лучше б высотку МГУ со шпилем построили. Что интересно, только один мужской, самый маленький, Николая Чудотворца, в котором живёт и работает аж семь монахов-мужчин против в совокупности трёх сотен населения в женских. По словам крёстной, пятеро из монахов преклонных лет, и только двоим где-то по сорок с хвостиком. Младше нет — мать-церковь неохотно допускает мужчин активного репродуктивного возраста до обета безбрачия, старается вправить им мозги до последнего. Наверное, это правильно. Кстати, молоденьких девочек тоже берут в монастыри неохотно, а если берут, то как правило психически искалеченных, вроде ветеранов горячих точек. Обычным гражданкам, без психологического форс-мажора, как и мужчинам, стараются мозги исправить, объяснить, что «есть другой выход, не надо отчаиваться». В отсутствии капитализма, когда всё про деньги и только за деньги, церковь прекрасно справляется с работой целой армии психоаналитиков, совершенно бесплатно. Что мы там в том мире не так делали? И может не так уж и плох этот феодализм? Личная оценка: правильный подход, уважаю; богу не нужны наши самопожертвования и отказ от детей, богу нужно, чтобы мы добрые дела делали.

В общем, после таинства обряда, занявшего от силы минут двадцать, крёстная поводила нас по Воробьёвым горам, рассказывая, как тут и что. Во все подряд церкви и здания не заходили, но краткий ликбез по ним прочитала, и это было интересно. Надо же, Чудов монастырь, в котором сидели царь Вася Шуйский и некоторые опальные деятели, включая даже митрополитов; в котором сгноили патриарха Гермогена, спасителя Руси в Смуту; в котором была резиденция Лжедимки Первого… В общем, вид из этого монастыря открывается на стадион Лужники, который хоть и меньше, чем ТАМ, но тоже внушает.

— Ну что, дети, увидимся? — сердечно наобнимала матушка Елена нас, закончив экскурсию. — Евгения, смотри у меня! — картинно погрозила средней сестрёнке пальцем.

— Я буду стараться, матушка, — склонила та голову — прониклась.

— Если что, вон, Сашка тебе поможет. Правда, Саш? — Крёстная задорно мне подмигнула, а я вдруг понял, что краснею. Это я-то? А я умею? Ну, капец!

— Да, матушка… — Женька бросила на меня такой взгляд — убила бы! Но снова смиренно опустила голову. — Я найду себе мужчину и выброшу дурь из головы. Но не обещаю, что это будут долговременные отношения.

— Да уж, тут хоть какие отношения, — пробормотала крёстная. — Отпущу грех блуда, возьму на себя. Только постарайся.

Что ж, кажется, мы общими усилиями и сестрёнку в правильную религию перевербуем. А с Голицыной можно и ещё позажигать — у меня ж гормоны, и самому в прикол, и со стороны никто слова не скажет.

— Ладно, Жень, ты куда? — спросил я, когда матушка нас оставила, возвращаясь к своим делам. Ибо сомневаюсь, что у неё меньше дел, чем у нашей маман; у патриарха ответственность с горизонтом планирования на столетия. Спасибо, смогла пару часов на детвору выделить — наверняка в ущерб чему-то важному. Но мы — важнее, эта мысль грела.

— Я в контору съезжу, — нахмурилась сестрёнка, всматриваясь в дымку, за которой виднелись силуэты стадиона — мы стояли на смотровой площадке, она и тут есть, машины нам подали прямо сюда. — Там девочки новые эскизы подготовили. В ноябре Большой Показ в Гостином Дворе, не до отдыха.

— А чем ты занимаешься, если не секрет? Веришь, но я забыл и не помню, а после пробуждения до сих пор не поинтересовался. Согласен, стыд мне и позор, меня не извиняет, но всё равно интересно. Расскажешь?

Она засмеялась.

— Наконец-то Саша об этом спросил! Взрослеешь, мелкий. — Женя взлохматила мне шевелюру. — У меня дом моды. Занимаемся брендовой стильной одеждой.

— Получается?

— Честно? — Тяжкий вздох. — Если не врать себе, Саш, то не очень. Концы с концами сводим, но и только. Да и то наверняка потому, что все знают, кто я и не переходят дорогу так уж нагло, как обычно делают на этом рынке. А ещё у нас контракты на поставку спецодежды на наши родовые предприятия. Плюс, я дважды деньги у мамы занимала для бизнеса. Да, отдавала, но без дешёвых денег, влитых вовремя, уже давно пошла бы по миру, несмотря на контракты.

— Саш, на самом деле не такая и плохая одежда, — вставила свой алтын Маша. — Просто… Ну, на мой взгляд ей чего-то не хватает. Как бы и конкурирует с лучшими производителями как России, так и мира, не сказать, что хуже, но нет какого-то рывка, изюминки.

— Бывает, — потянул я. — Это хорошо, что на уровне, что не загнулись. Пробуй, вдруг повезёт и раскрутишься? Ты только начинаешь жить.

— То-то и оно! Во снах мечтаю, что о бренде «Красная заря» узнает весь мир, но просыпаюсь… В общем не отчаиваюсь. — Она тяжело вздохнула.

— «Красная заря»? — удивился я.

— Да. — Женя не поняла моего удивления. — Красивое название. Они с 1856 года работают, мама мне их купила и подарила на шестнадцатилетие.

— И что может придумать или сделать девочка в шестнадцать, возглавляя такую компанию? — сам себе пожаловался я. Произнёс тихо, но они услышали.

— Саш, она два года в помощниках ходила, училась, — заступилась за сестру Маша. — Только-только компанию возглавила. Да и то с кучей наставников работает. — А теперь и Маша посмотрела на Женю с толикой жалости — в душе мои мысли о «зелёности» сестры для такой должности она разделяла.

— Тебе-то хоть нравится? — решил я поддержать среднюю сестрёнку и улыбнулся. — Заниматься одеждой?

— Она без ума от этого! — снова влезла Маша, и глаза её довольно засияли. — Ты забыл, но я помню, как она нас обшивала. В школу, на первый звонок и на экзамены, каждый год. Или на балы и светские мероприятия. Вот представь, Рождество, ёлка, Большие Палаты! Дети со всей Москвы или даже России, все эти княжны и боярышни… И мы с тобой в нарядах, сшитых старшей сестрой. Здорово же!

— Лучше всех выглядели? — усмехнулся я, по-новому оценивая сестрёнку, которая в этот момент зарделась. — Никто не прикалывался?

— Не-а. Даже с высоты прошедших лет заявляю, наряды у нас были достойные, все годы, что помню.

В общем, оказывается, средняя сестра у меня модельер-дизайнер, выпускает собственную линию одежды. Под маркой «Красная заря». «Красная», мать его, «заря», блин! Надо съездить посмотреть на процесс. В целом с её мозгами это, наверное, идеальный бизнес. Шить одежду — точно её!

Об этом думал я по дороге в клуб. Маша видимо устала от экскурсии, молчала, дала подумать о высоком. А что я помню такого ОТТУДА, что можно было бы запустить здесь? И приколоться, и помочь Жене, и для себя заработать? Но к сожалению, так ничего толкового не вспомнил, Альтер-эго точно не занимался подобным.

В клубе на входе нас узнали и сразу пустили, а запыхавшаяся девочка в форме администратора примчалась — даже до танцпола не успели дойти:

— Добрый день, ваши высочества! Чего изволите? Покушать? Соки, воды? Алкоголь несовершенным не даём, тут извините, даже принцам, но в остальном прошу выбирать — всё за счёт заведения. Если чего-то нет в меню — сделаем по спецзаказу.

О как! Персонал в курсе о вассалитете, хотя тот ещё не объявлен, так, голословные завывания одного сына царицы по пьяне. Ну что ж, кто не любит халявы? Это точно не про меня!

— Родная, не мельтеши, — поддерживающе улыбнулся я, а то реально достала — её страх перед нами чувствовался кожей. Боялась не угодить чуть ли не панически. Мордашка новая, на дне рождения Ани её не видел. — Лучше расскажи, как тут дела обстоят? Боярыни здесь?

— Нет, но им сообщили о вашем приходе. — Уверенный кивок. — Будут какие-то распоряжения?

— Давай сообрази для нас с её высочеством чего-нибудь пожрать? Не-не, без меню — сами что-нибудь предложите, у вас же есть свои изюминки по линии кухни? Доверяем вашему повару. А на десерт чего-то пафосного типа пирожных — мы с крещения едем, надо отпраздновать.

— Скажу нашему шеф-повару, у него наверняка есть мысли, что можно сделать. — Мордашка немного растерянная, но требование не запредельное. Придумают. — Вы к нам надолго?

Хороший вопрос. Я переглянулся с довольно заулыбавшейся Марьей, сделал девочке круглые глаза и прошептал:

— НАВСЕГДА!..

А вот тут неожиданно без растерянности, уверенный понимающий кивок.

— Тогда выбирайте столик, располагайтесь, боярыни передали, скоро приедут.

Собралась уходить, но не выдержала, обернулась:

— А кого хоть крестили? Как назвали? — Глаза горят огнём интереса, превышающего должностные ограничения. Девчонки такие девчонки! На любой работе в любом возрасте.

— Мальчика, Сашей, — заулыбался я. — Как меня. Скромная церемония, без лишней огласки и прессы.

— Мальчика — это хорошо, — подбодрила она своей мечтательной улыбкой. — Мальчики нам нужны, всякие и побольше…

Про скромность церемонии ничего не сказала, не её дело. Ибо без гостей, тайно, в высшем свете не принято — так крестят только незаконнорожденных, бастардов, и то не всех. Я только что подал пищу для размышлений, у кого это незаконнорожденного мы, принцы, на крестинах могли присутствовать? Ай, да пофиг, пусть гадают.

Группа ещё не играла, но музыканты уже собрались. И нет, не те, кто-то другой. Сев за стойку и заказав апельсиновый сок в заводской упаковке, попросили барменшу пролить свет — оказалось, та группа, «Незабудки», играет по четвергам. А на день рождения боярышни их пригласили отдельно, как самых опытных и подкованных — они ж у нас консерваторки. Попросил номера телефонов, как с ними связаться, бармен обещала «что-нибудь придумать». Передаст запрос по инстанции, разумеется.

К приезду боярынь успели поесть и обсудить интерьер клуба. Последним остались довольны — подбирали явно разбирающиеся в бизнесе люди. Разговаривали ни о чём, когда обе сеньоры поднялись к нам (мы в целях безопасности заняли столик в дальнем от стойки конце на самом верху, у стены).

— Александр, Марья, ваши высочества… — начали они кланяться. Блин, аж неловко — как не родные.

— Лизавета Ивановна, Гульнара, может не надо расшаркиваться? Вроде в понедельник нормально расстались? И вроде на «ты» перешли? — напомнил я.

Сусловы переглянулись. Про «на ты» я мог и соврать — не помню, с бодуна был, но в качестве предложения перейти сейчас — самое то. Надо только лишь подтвердить.

— Саш, тут это… — взяла слово Гульнара как её тамовна — она не представилась, а я и не уточнял. — В общем, мы просто, как говорит молодёжь, «на измене». День рождения Ани прошёл как сон, и как ты уехал… Так и с концами.

Угу, был вторник. Сейчас — воскресенье. Загулял я, ой загулял царевич!.. Негодяй, слов нет!

— И вы думали, я свалил в закат, даже не помахав ручкой? — М-да, косяк. Мог бы хотя бы позвонить, сказать, что всё в силе, я не передумал. Но признавать, что сам дурак, сейчас не стоит — не то подумают.

— Саш, не обижайся, но да, — отрезала Лизавета Ивановна… И я не стал задираться. — Если вы поели, мы готовы к разговору. Пойдёмте в кабинет?

Группа играть не начала, но пластинку с музыкой уже поставила — в зале хоть и тихо, но, неуютно разговаривать. Да и люди — хоть и мало, но есть, не стоит тут вести деловые разговоры.

Прошли. Поднялись на лифте из памятного коридора «служебный вход» прямо в приёмную. Кабинет оказался уютным, без пафоса — «рабочая лошадка». Светлые обои, светлый потолок, паркет с коврами, но не запредельной пушистости. Стол, обычный, без буквы «Т», шкафы вдоль стен с папками с документами, стулья, кресла. Не большие, но и не маленькие окна — и тепло держат, и света нормально попадает. Правда, выходят на бульвар, в сторону Неглинной. Не самый верхний этаж, а, скажем так, административный — над казино, но под борделем… Чёрт, сколько тут в реале этажей? Снизу кажется, что три, а на самом деле все пять. Вид из окна замечательный, жаль, что запах от «невонючей» даже с закрытыми окнами.

— Чай, кофе? — поинтересовалась Гульнара.

— Два кофе с сахаром и молоком, — отозвалась Маша, пока я рассматривал вид из окна.

— Надо эту гадость в трубу закапывать, — мрачно произнёс я, указывая на набережную.

— Мысль дельная, — поддержала Лизавета Ивановна. — Да только кто ж за это платить будет? Абы не вопрос денег, уже давно б упрятали, проекты такие лет сто как озвучивают. Да только собственники земли вдоль реки не хотят скидываться, а власть за свои строить отказалась.

М-да, а правда, может заняться трубой? Местные не хотят, так я сделаю? Я ж бессребреник, мне на этом деле гешефт не нужен — я дёшево сделаю! Надо будет обмозговать.

— Саш, сейчас подъедет наш поверенный. Чтоб два раза не обсуждать, подождём? — предложила Гульнара.

— А чего б нет? — Я прошёл и сел в подготовленное кресло.

— Расскажите, как вы это всё построили? — спросила севшая в соседнее кресло Маша, показывая ладонью вокруг себя. — И вообще, удовлетворите любопытство насчёт вашего замужества? А то в высшем обществе какие слухи только не ходят!..

Каждому своё. Но и я послушаю с удовольствием.

Оказалось, всё прозаично. У них был вначале кабак. В смысле, ресторан. В Самаре, откуда они родом. Нет, не прогорел, но стоял на земле, принадлежавшей «ой каким людям». Продали. Не за полную цену, но «хоть на том спасибо, нас вообще могли прокатить» — это цитата. Где-то что-то заняли, выкупили площадь, переделали её в клуб. Ночной. Теперь уже собственный. Тоже в Самаре. И неожиданно пошли в гору. К моменту встречи с последним из рода, Михаилом Сусловым, их клуб в городе котировался, как один из лучших, но не пафосных, и молодой боярин не мог не повестись на неофициальную славу заведения, чтобы туда сходить.

— Он приехал к нам с другом, по делам рода. У Сусловых под Самарой мельница, консервный завод и ряд полей. И все находились в прединфарктном состоянии — наши местные «московских» щипали только так, чувствуя, что у этого рода больше нет силы, — жаловалась, или просто делилась былым Лизваета Ивановна. — Люди всегда так делают, словно звери дикие. Если чувствуют, что кто-то слаб — обязательно нападают. А сильных не трогают — себе дороже связываться. Так вот Мишу они воспринимали слабым. И не просто так: последний в роду, сильных женщин рядом нет, а сам… — Трагический вздох. — Может и не тряпка, нет. Но точно не суровый управленец.

— И вот этот несуровый оказался в вашем клубе, — заулыбалась Маша.

— Да. На самом деле мы ничего насчёт него не планировали, всё как-то само случилось и завертелось…

В общем, повезло им, фарт. Ане тогда было восемь, но боярин Михаил принял её, не посмотрел, что не его. И официально удочерил. Их, кумушек, закономерно, увёз с собой в Москву — он не лох, из Москвы в Самару переезжать, да и они были не против. Клуб в Самаре — единственное их приданное, которое позже продали, чтобы вложить деньги в этот клуб, так что этот клуб считается как бы их, не Сусловским.

— Мы тут как начали вникать — обалдели! — округлила глаза боярыня Лизавета. — У него ж деньги из-под носа уводили, причём половину разворовывали свои же, кого считал доверенными людьми. Ну, мы и начали наводить порядок. Краники всем этим упырям перекрыли, кто-то в Сибирь на пять-семь лет уехал. Но только дела рода были настолько плачевны, что этого оказалось мало. — Она тяжко вздохнула.

— Надо было из трясины выбираться, — покачала головой Гульнара. — И мы пошли на радикальный шаг…

— Взяли в долг у криминала, — понял я.

— Да. Это место, — окинула Гульнара рукой вокруг, имея в виду весь район, — принадлежит группировке, которую возглавляет боярский род Шапошниковых.

— Можно про них подробнее? — нахмурилась Маша. — Я про них очень мало знаю — они из молодых, новых.

— Наверное, купили себе титул, — предположил я. — За деньги Барыжня криминальная.

— Всё так, — грустно вздохнула Гульнара и опустила голову. — Купили недавно, лет шестьдесят назад, сейчас им управляет третье поколение, внучка первой боярыни. Но, к сожалению, они официально они хоть молодой, но боярский род, а у боярского рода есть привилегии. И поскольку вся земля в Москве чья-то, к кому-то на поклон идти всё равно бы пришлось. Так чем они хуже?

— У них оказались лучше условия, — снова закивал я.

— Да. Мы взяли в аренду эту землю на десять лет, и, к своим вложенным, взяли у них же, у Шапошниковых, десять миллионов — на открытие бизнеса.

— Учитывая ваше приданное, вы взяли гораздо больше, чем надо, чтобы часть перекинуть на другие направления? — догадалась Маша.

— Не без этого. — Обе боярыни довольно заулыбались.

— Маш, Сусловым никто давать бы не стал, — пояснила Гульнара. — Или под конские проценты. А тут займ без риска для займодателя — если не вернём, то построенный на их земле клуб никуда не денется, его нельзя погрузить и перевезти на другое место.

— Странное вложение для криминала, — нахмурился я. — Они как бы… Немного не так работают. Деньги в долг это больше к банкам, к купцам, или…

— Саш, мы всё же не купчины, и тем более не мещане, — возразила Гульнара. — Мы теперь уже были тоже бояре. А значит над нами дамоклов меч боярских обязанностей, но и мёд боярских прав. Мы физически без потери статуса не можем нарушить боярское слово. Потому да, Шапошникова нам деньги дала. Под небольшой процент. Но с другой стороны, если не выплатим — клуб на их земле. Мы рисковали, но нам очень были нужны эти деньги. Что же касается строительства — у нас был опыт трёх открытых бизнесов в Самаре, мы знали, что если стоять над душой строителей и проверять каждый счёт, построить что-либо можно значительно дешевле, даже в Москве.

— Они делали всё, чтобы вы не выплатили? — А это начала соображать Маша, но я отрицательно покачал головой.

— Вряд ли. Маш, это два боярских рода. Пока жив боярин, или пока есть его физический наследник, родной сын/родная дочь, никакого «кидалова» быть не может — не поймут другие рода. Чистый взаимовыгодный бизнес. Криминалу ведь тоже интересно получить прибыль, ничего не делая. Земля это актив, но сама по себе, без того, чтоб на ней что-то делать, деньги не приносит. Вот ты, дай тебе клочок на территории Москвы, как с него доход получишь?

Марья пожала плечами.

— Не знаю. В аренду сдам?.. — Заулыбалась. — Поняла. У них есть земля, но они не знают, что с нею делать. А тут появляется другой боярский род с планом на бизнес. И это не мещане-«кидалы», аристократия, свои, а если бизнес «не взлетит» — под клубом их земля.

— Вот-вот, иногда криминалу выгодно честно работать. Тем более, они наверняка, несмотря на кредит, стригли «за место»? — пронзил я боярынь глазами.

Судя по переглядыванию, угадал. Стригли.

— Но всё это окупалось прибылью от клуба, и по карману не било, так? И пока Михаил был жив, проблем не было? Всё верно?

— Всё верно, — в унисон подтвердили женщины.

— Мы, в принципе, и сейчас можем потянуть клуб. Выплатим вовремя, без задержки платежей «за охрану» и арендных выплат. Но не успеем — своих сил нет, а привилегию обратиться за защитой… Нам отказали. Для высшего света мы — мещанки, случайно завладевшие собственностью древнего боярского рода, — продолжила Лизавета Ивановна. — Вот Шапошниковы с одной стороны беспокоятся за свои активы и вложения, с другой сами хотят поживиться и забрать, что можно.

— Угу, зачем отдавать простушкам из Самары работающий клуб, если можно не отдавать. Бизнес же уже построен, это не стадия Маши, не знающей как поступить с землёй… — проговорила Марья, ирония из неё так и лилась. Грустные улыбки в ответ.

— Хорошо, всё понял, — вздохнул я. — Десять миллионов вы взяли. Сколько выплатили?

— Семь с половиной, — покачала головой Гульнара. — Уже ж много лет прошло. Но, Саш, тут такое дело… То, что мы выплачивали, недоказуемо.

— То есть? — А теперь я что-то не понял.

— Мы подписали договор о том, что должны десять миллионов, но денег нам никто не перечислял, следов банковских сделок нет, — взяла слово Лизавета Ивановна. — Это договор о ДОЛГЕ. Деньги нам привезли наличкой, и им, и нам так было проще. И выплачивали также чёрными, и, чтобы не подставлять имя рода, подписывала все бумаги я, а не Миша. Пока он был жив — проблем не было, я жена при муже. Теперь же получается, что…

Тяжёлый случай. Чей это протяжный вздох? А, ну правильно, мой.

— То есть вы платите аренду — Шапошниковым. Платите по кредиту — им же. Чёрным налом. А что вы там сказали про «за безопасность»?

— Ну, аренда — это мелочи, то, что официально, — пояснила Гульнара. — Вся Москва платит криминалу неофициально. Земля может принадлежать кому угодно, наша, например, официально к Шапошниковым отношения не имеет. Одна из афеллированных в их бизнес компаний, но официально принадлежит неким купцам второй гильдии. А вот главная часть «за нахождение на их земле» выплачивается также, чёрным налом.

— Как и кредит?

— Да, но тут вообще без расписок. И Саш, все-все в Москве так платят, даже собственники земли.

— За безопасность… — сестрёнка нехорошо стиснула подлокотники. — Это теперь так называется?

— Это сленговое выражение. Юридически это не называется никак, ибо официально тех выплат нет.

— То есть можно использовать также термины «побор», «вымогательство», «дань». Я правильно поняла?

— В общем, да. — Обе женщины разом закивали.

— И сколько платите вы? — усмехнулся я.

— Тридцать тысяч в месяц, — ответила Гульнара.

— Это не много, Саш, — покачала головой Лизавета Ивановна. — Просто тут район… — Она помахала ладонью перед носом — м-да, запах чувствовался с закрытыми окнами. — Ближе к центру города, и особенно внутри Бульварного кольца, куда меньшие по площади заведения платят куда больше.

— Сколько?

— пятьдесят-семьдесят тысяч, — ответила Гульнара. — А возле кремля так и все сто. Мы ж узнавали расценки, когда готовились. С другой стороны, где-то на Пресне будет тысяч десять, но кто туда пойдёт?

— Никто. — Перед глазами пронеслись картины этого спально-промышленного района, увиденные из машины.

— Расскажите подробнее про кредит, — попросил я, думая, что можно предпринять. Пока информации не хватало — понял не всё.

— Мы взяли деньги в ДОЛГ. — Лизавета Ивановна опустила голову. — Со сроком отдачи, но с правом досрочного требования. Бумажка об этом не зарегистрирована у нотариуса, её нет в официальных реестрах, но на ней стоят две печати боярских родов.

— То есть суд её примет, — поняла Маша.

— Именно. Но в расписках о возврате фигурирует имя боярыни Шапошниковой и моё. А вот боярина Михаила, подтвердить мою легитимность, что это деньги рода, с нами нет.

— Бред! — фыркнула Маша. — Вы на тот момент были супругами.

— Всё так, но… Наш адвокат говорит, что если б мы были потомственными боярынями, а не мещанками с титулом, суд бы принял эти расписки, как договорные мероприятия двух представителей одного сословия. Но за нами нет силы и поддержки, Шапошниковы надавят, и суд «не захочет» принимать расписки. И он ничего с этим не поделает — у нас сословное общество, а для защиты мещан от бояр по закону договор должен быть зарегистрирован. Всё на усмотрение суда, но мы взрослые люди и понимаем, как тот решит.

Почему адвокат не просветил вас о рисках, когда вы брали деньги? И когда отдавали?

— Сам не подумал, — пожала плечами Лизавета Ивановна. — Откуда человек, долгие годы ведущий дела боярской семьи, мог предположить, что этот род прервётся при живых боярынях и официальной наследнице? Но нам после похорон Миши намекнули, что наше слово более не является весомым против слов боярских родов. Без поддержки других родов, без защиты царицы, всё, что подписали мы с Гульнарой, против слов аристократии… — Вздох. — Дмитрий Анатольевич говорит, шансов нет. Шакалы поняли, что вправе стребовать с нас то, чего ранее не могли, и четыре рода уже об этом заявили.

— Четыре рода кроме Шапошниковых, владельцев земли? — уточнил я. — Вы, получается, не только у Шапошниковых брали?

— Четыре всего, с ними, — поправила боярыня. — Но у остальных есть договора, и они зарегистрированы, всё «белое». Но мы боимся, что и там суд выкрутит не в нашу пользу.

— И только это удерживает их, чтоб растерзать вас, — грустно усмехнулся я. — вопрос, кто именно будет дерибанить?

— Ага. И именно поэтому Шапошниковы больше всех суетятся. Если нас подгребёт под собой крупный боярский род… Они потеряют и клуб, и плату «за безопасность». А аренда, как уже сказала, слишком незначительна, чтобы на что-то влиять.

М-да, как всё в этом феодализме запущено. Кстати, а ведь Годуновы — тоже крутой боярский род. Шапошниковы, уверен, уже капец как нервничают! А это значит, я столкнусь с ними скоро, прямо завтра.

— Боярыни, Годуновы не могут платить криминалу, — перешёл я к главному. — Даже очень могущественному.

— А ты думаешь, почему мы здесь и ждём поверенного? — заулыбались обе сеньоры.

— Добрый день. Я адвокат этих милых дам, — в кабинет вошёл мужчина в безупречном дорогом костюме с чемоданчиком для документов в руках. О том, что он пришёл, снизу нам посигналили, а к кабинету его провёл кто-то из охраны. Лет сорок на вид, шатен, карие глаза, короткая стрижка с чёлкой и гусарские усы. Впечатление производил позитивное — наверное, благодаря безупречной же улыбке, которой освещал пространство вокруг себя. Я встал и протянул мужчине руку, которую тот пожал, немного удивившись, но это не вывело его из равновесия.

— Александр.

— Дмитрий Анатольевич.

— Медведев? — хмыкнул я. Сам себе пошутил, но, неожиданно, шутка имела продолжение:

— Ваше высочество, вы слышали обо мне ранее? Вам боярыни сказали моё имя, или до вас дошло название нашей конторы? Мы ведь работаем с представителями аристократии, в том числе высшей.

— Нет, они вашу фамилию не называли. А вы серьёзно Дмитрий Анатольевич Медведев? — округлил я глаза.

— А что вас удивляет? — не понимал он.

Блин, чего это я? Как мама сказала, «охолонь, Саша». Вот и не надо выходить из образа и палиться.

— Наверное, я про вас слышал. Но из-за амнезии не помню, — отмазался я и присел назад в кресло. — И сейчас проскочило на подсознательном уровне. И, если честно, это выбило из колеи.

— Да, сочувствую вашему недугу, — пособолезновал он, и, причём, вроде даже искренне. А почему б и нет, адвокаты тоже люди, и у них тоже есть свои дети.

— Са-аш, а больше ничего не вспомнил? — А это напряглась Маша.

— Нет, — покачал я головой. — Просто выстрелило, и всё. Вообще не представляю, где слышал это имя!

— Понятно. — Адвокат присел в приготовленное для него кресло. Итак, боярыни ввели вас в курс дела?

— Да.

— Если обрисовать ситуацию честно, без прикрас, то клуб — единственный актив рода Сусловых без статуса рискового. Его потеря приведёт к банкротству рода.

— Он единственный приносит прибыль?

— Дело не в прибыли, а в том, что под его доказанную прибыльность заняты деньги на другие проекты.

При этих словах адвоката я поднял взгляд на боярынь, а они резко заинтересовались чем-то в стороне, отводя глаза.

— Наследие Сусловых хоть и в плачевном состоянии, но дела постепенно выправляются. Это долгий процесс, всё окупится, но если выбить почву из процесса сейчас…

— Всё полетит, как карточный домик.

— Да.

— А с чем связано плачевное состояние? У вас же земли! Заводы! — не понимал я. — Земля — самое ценное, что может быть, особенно если это не облагающаяся налогом вотчина.

— Саш, землями управляли так скверно, что крестьяне почти отовсюду разбежались, — грустно пояснила Лизавета Ивановна. — Вот смотри, та же Самара. Близка нам, потому приведу в пример. Там был полный цикл. Крестьяне на земле пахали и сеяли, им сдавались в аренду трактора и комбайны, там было три фермы с коровами и две со свиньями. Их продукция шла на мельницу и на консервный завод. Эдакий полный цикл по сельхозке. А потом бац! Коров распродали. Свиней забили. Крестьянам поборами создали такие условия, что они просто сбежали. В итоге заводы остановились, оборудование в простое, трактора и комбайны тоже в наличии — но никому не нужны. Всё это требует денег на обслуживание. Только зерно теперь закупается у местных, а те продают втридорога — у них свои мельницы и заводы. А это бьёт по рентабельности. С мясом вообще беда — там завод пока в минусе. Плюс платим земельный налог — статус вотчинной имеет не вся земля, а только часть. Да, мы выправляем ситуацию, дали льготы для возвращающихся крестьян, льготы тем стойким, кто остался, но этого пока мало.

— Иногда я понимаю, что крепостное право не такая уж и плохая штука, — подала голос Гульнара. И, увидев мой гневный взгляд, спешно добавила:

— Да шучу я, шучу! Но это проклятье — отсутствие людей на земле. Доброй и угожей, со всей инфраструктурой, но всё это стоит, никому не нужное, зарастает бурьяном. Причём прямые подати с крестьян — жалкие копейки, кажется, они не особо нужны, но стоит их потерять — и останавливаются те производства, которые как бы и дают тебе основу благосостояния, с высокой нормой прибыли.

А вот это для меня была интересная информация. Люди — главная ценность. Земли валом — обрабатывать некому. Какая экспансия, какие колониальные империи, своё бы заселить! А чтобы именно на твоей земле были люди, надо их туда завлечь. Да, ручаюсь, сейчас в обществе полно адептов возвращения крепостничества, и было их последние четыреста лет великое множество. Это ж так удобно, держать людей силой, как рабов! Но одарённость низшего сословия играет против — не получится людей закрепостить. Уверен, в деревнях уровень жизни не особо высокий, но и близко не сравнить с нищетой царской России Романовых того мира. А ещё второй вывод: законы экономики никому не обмануть, сколько ни пытайся.

— И это только в одной Самаре, Саш, — на минорной ноте закончила Лизавета Ивановна и тяжело вздохнула. — Мы работаем. И буду честна, на сей момент экономика рода Сусловых примерно в нуле, плюс/минус. Что-то уже окупается, что-то поглощает капиталы, но мы работаем, держим всё на плаву. И удар по клубу для банков будет как сигнал маяка: «У них ничего не получается, надо забирать активы натурой».

— Что нужно для того, чтобы выправить ситуацию? — нахмурился я. — Деньги?

— Нет, — взяла слово Гульнара. — Деньги были нужны, мы их уже вложили. Сейчас нужны не деньги, а связи. Договора с партнёрами о льготных поставках, например — без связей не решить. Они есть, мы всё ещё боярский род, а это не просто так. С твоим именем в качестве покровителя станет легче, но тут достаточно имени. По остальным вопросам вливание денег не даст большого эффекта. Я бы сказала, что бизнес Сусловых сейчас просто лучше не трогать, он сам восстановится.

— Там в основном предприятия, которые были основаны на вотчинах, полученных двести пятьдесят — двести лет назад, — пояснила Лизавета Ивановна. — И уже тогда были налажены системы полного цикла, насколько это возможно. Потеряв основу — мы чуть не потеряли остальное, но восстановив основу, мы по той же схеме восстановим и промышленность. Просто надо время. В конце концов, даже при Мише это работало, он не пошёл по миру. И мы не пойдём.

— Тогда… Остаётся только клуб? — Я сам обалдел от простоты решения. Действительно, не нужно просить денег у родни, а я думал, что придётся (потому и не торопился сюда с момента бегства), и это ОЧЕНЬ облегчает задачу.

— В целом, да, — подтвердила Лизавета Ивановна. — У него были хорошие показатели, под которые мы взяли кредиты. Просто кредиты, без обеспечения землёй — оттого и намекают на непотребства кредиторы — им ничего не достанется при нашем банкротстве.

Я откинулся в кресле и потёр виски.

— Кто кроме Шапошниковых претендует на клуб?

— Анциферовы, Квашнины и Воронцовы. Все боярские рода, все в силе.

— Воронцовы… — потянула Маша. — Которые?

— Воронцовы-Карповы.

— Ясно, — кивнула сестра. — Сильный род. Саш, этих стоит опасаться, у них связи вплоть до государственной думы.

— А сами в думе? — уточнил я, ибо не интересовался, кто туда входит.

— Эти — нет, но там другие Воронцовы, — покачала она головой. — И не только. Их союзники.

— Остальные насколько опасны? — Боярские рода ветвятся, появляется много однофамильцев с общими предками, и, похоже, наши Воронцовы не самые главные. Но всё равно достаточно влиятельны, чтобы послать на йуг даже меня. На остальных кредиторов память Саши отозвалась, он что-то знал про них, но не сравнить со всколыхнувшейся памятью Альтер-эго.

Маша сделала волнистый жест ладонью — «так-сяк».

— Эти с нами тягаться не будут. Маленькие. Хотя Анциферовы — богатые. Но слабые. Хотят под Шереметьевыми (1). Но с теми у нас мир, и если все долги перед ними сугубо официальные…

— Официальные, — закивала Лизавета Ивановна, а я перевёл глаза на адвоката.

— Да, так и есть. Эти долги официальные, — подтвердил тот. — С правом досрочного погашения, но без права требования долга досрочно.

(1) Автор знает, что боярский род назывался «Шереметевы», без мягкого знака, но на дворе у нас 21й век, а не 18й, к текущему моменту в колорите того мира фамилия вполне могла пройти естественную трансформацию и звучать более привычно слуху современного российского обывателя

— Саш, Маш, нам за глаза хватит тех же Квашниных, — вставила свой алтын Гульнара. — Не говоря об Анциферовых, и тем более Воронцовых. Мы — никто. И царица отказалась нас защитить. Говорим, как есть, вот они мы, и ситуация вот такая.

— Девчонки, воспользуюсь телефоном?

Да кто б был против!

— Дежурная, — закономерно отозвался голос после соединения.

— Это Саша. Можешь соединить с Олей?

— Какой Саша? — напряглась дежурящий оператор.

— Угадай? Могу напеть. 'А по белому снегу уходил от погони человек в телогрейке…

— Достаточно! — оборвала дежурная. — Ваше высочество, вы имели в виду царевну Ольгу?

О как! Глолс незнакомый, но по смене про меня передали чётко. С пояснениями, что делать можно, а чего не стоит.

— Так точно.

— Я уточню, где она находится и может ли взять трубку.

Пауза. И через пару минут ожидания, во время которого мы тут все молчали, каждый думая о своём, снова голос:

— Ваше высочество, соединяю.

— Ало? Слушаю, Саш? — Голос у сестрёнки усталый. — Как крещение? Всё хорошо прошло?

— Да, замечательно. Я не об этом хотел поговорить. И Оль, ты на громкой.

Пауза. Осторожное:

— Ты у Сусловых?

— Да.

Облегчение.

— Хорошо, спрашивай.

Я подобрался, но решил спросить прямо, как есть:

— Оль, правда, что каждый ресторан, офис, в смысле контора, каждое предприятие Москвы платит «за безопасность» неким криминальным элементам?

— Нет, конечно! — фыркнула сестра, а боярыни напряглись — напрашивалось слово «чепушилы». Впрочем, адвокат остался спокойным, но он на то и Дмитрий Анатольевич.

— Саш, есть семьи, которые никому ничего не платят, и платить не будут никогда, — пояснила Оля. — Например, попробуй заставь платить Шуйских. Или Долгоруких.

— Или Воронцовых.

— Или Воронцовых, — согласилась она. — Их дружина придёт к вымогателю домой и повесит на ближайшем фонарном столбе. И мама не заступится — сделает вид, что так и было.

— Но если у тебя нет такой дружины… Или ты из купцов, или, тем более, мещан…

— Саш, зачем звонишь, если всё понимаешь? — В её голосе появилась сталь — отвлекаю от важных дел. Это у демоса воскресенье выходной, но только не у наследницы престола.

— Сколько стоит отстёг за точку?

— По-разному. Где-то десять-двадцать тысяч, где-то сто-двести. От размера здания зависит, и от расположения.

— А если Цветной бульвар?

— Ну, в той вонючей дыре я б больше десяти не отдала бы. Оно того не стоит.

— Они говорят, платят тридцать.

Боярыни снова напряглись, и я их понимал.

— Так у твоих Сусловых же в комплекте с клубом идут игровое и иное увеселительное заведение! — рассмеялась сестрёнка. — Три в одном. Так что да, тридцать, наверное, нормально. Даже маловато, но тут не мне решать. Хочешь взять их под защиту сам?

— Угу. У нас ведь есть дружина, которая придёт домой к кому надо вешать на столбах.

— Без проблем. — Оля даже повеселела. — Но ты сам понимаешь, что дружина защищает только имущество семьи Годуновых. Не Сусловых.

— А если Сусловы — вассалы и дадут присягу?

— Вассал — независимый экономический субъект, — парировала сестрёнка. — То, что платит вассал, не бьёт по репутации и чести сеньора. Мы не можем вмешаться.

— А если собственность, то от скольки начинается долевое участие семьи, чтобы можно было послать дружину? — перешёл я к главному. Ибо сомневаюсь, что для «защиты» требуется отдать всю собственность. Теряется смысл. — Я хоть и маленький, но понимаю, что за один-два процента доли участия никто задницу из казарм не оторвёт.

— Всё верно понимаешь, — усмехнулась Оля. Подумала и назвала цифру. — Тридцать пять процентов. Со ВСЕГО бизнеса. Включая второй и третий этажи. Если боярыни меня слышат, они понимают, о чём я.

Обе Сусловы закивали.

— Эти два заведения оформлены на подставных, — пояснил я. — Мы точно сможем «вписаться»? — Боярыни снова побледнели. Ибо не говорили мне, что на подставных. Но я ж не дурень, а как иначе?

Ответом стал смех.

— Саш, это очень и очень правильные вопросы, я рада, что ты достаточно зрелый, чтобы задать их. Да, сможем, плевать на кого оформлены — они находятся в одном здании. Но тут нюанс… Боярыни, отчётность о прибыли и доходах должна быть честной. Без чёрных касс и чёрных бухгалтерий. Все теневые и серые доходы также делятся на сто, и тридцать пять из ста — наши. А иначе я пошлю дружину уже к вам домой, и бедные будете. И убегать бесполезно.

— Сурово, но справедливо, — произнёс я и посмотрел на Сусловых.

Те переглянулись. Посмотрели на адвоката, но Дмитрий Анатольевич решил не вмешиваться в вопросы не своего уровня. «Что решите — то решите. Я лишь всё оформлю».

— Мы согласны, — произнесла Лизавета Ивановна. — Тридцать пять процентов клуба передаём Александру Годунову. Не семье, а персонально ему. Я ведь правильно понимаю, как надо?

— Да, всё верно, ему, — подтвердила Оля. — Семья не хочет связываться с вами, мама проявила к вам равнодушие — вы для неё пока не существуете.

Я один уловил это «пока»? И почему при этом напрягся?

— Саша несовершеннолетний, — заметила Лизавета Ивановна. — Как быть?

— Мама выправила на меня доверенность. Я не являюсь опекуном Саши и Маши, но могу за них подписывать подобные документы и распоряжаться их долями в предприятиях.

— Маше тоже нужно выделить? — подала голос Гульнара.

— Нет, мне не надо, — покачала головой младшая сестрёнка. — Только ему, — кивок на меня.

Все закивали в ответ. Понятно и закономерно. Маша оказалась девушкой честной, что лично меня радовало. Хотя два члена царской семьи в совладельцах круче, чем один, да ещё вскоре отправляющийся за границу. Спорный момент на самом деле, но разубеждать сестру не буду.

— Тогда только Саше, — продолжила Оля. — Белый нал будете перечислять по реквизитам… Предоставим. Чёрный будете сдавать отдельно, специальным присланным моим людям.

— А нам, царской семье, интересен чёрный нал? — удивился я.

— А кому не интересен чёрный нал? — усмехнулась Оля. Да, я удивлён. Но с другой стороны, Годуновы — первые среди равных, а не абсолюты типа Луи Четырнадцатого, короля-солнце, с его: «Государство это я». И правда, почему нет?

— То есть, тридцать пять процентов доли мне, и дружина под ружьём? Не вяжется, — заметил я. — Я — не вся семья. А доход будет перечисляться мне. Сейчас пока тебе — по доверенности, но я же вырасту. А мне хочется гарантий.

— Не веришь ты в семью, — усмехнулась старшая сестра.

— Я никому не верю. Я параноик, — схохмил я… Только ни икса это не хохма.

— Наверное, это хорошо, правильно. Особенно после покушения, — неожиданно поддержала меня Оля. — Саш, у нас с мамой был разговор на эту тему. Ты только собирался, а мы уже обо всём подумали.

Камень в мой огород если что.

— В общем, это будут твои деньги. На мелкие расходы. Ты стремился их заработать, а не получить, как милость — вот, пожалуйста, мы тебе их дарим.

— В чём подвох? — осторожно спросил я, обдумав мысль и так и так, и с той стороны, и с этой.

— Вы несовершеннолетний, Александр, — подал голос адвокат. — И до шестнадцатилетия не сможешь снять ни копейки. А чёрный нал будут забирать люди её высочества царевны Ольги, и, вероятно, класть на ваш счёт. С которого также ничего без доверенности нельзя будет снять.

— А, ну тогда понятно! — искренне заулыбался я. — Вот это понимаю, это правильно. А то я уже подумал, что с моей семьёй что-то случилось, что они решили мне в кои веки что-то просто дать. Нет, всё хорошо, семья в норме.

— Оль, зачем вы так? — воскликнула Маша с обидой в голосе. — Зачем вы… ТАК? — уточнила она интонационно.

— Маш, этот ушлый парень выкрутится, поверь, — усмехнулась старшая сестра. — Помяни моё слово. Я сама попросила маму так сделать — она была готова ему эти деньги просто так отдать. Хочу посмотреть, как наш братец выкрутится, что придумает. Он же выдумщик.

— Всё равно. Я не он, но мне за него обидно — не передать как! — не сдавалась младшая.

— Маш, всё хорошо, — осадил сестрёнку я, ибо она не совсем права. Это эксперимент на мою фантазию, но правда в том, что семья меня не бросит. Если я ПОПРОШУ денег — дадут. Они просто хотят посмотреть, попрошу или нет. А это уже не так и страшно, просить у семьи кому как, но мне не зазорно. — Я потом объясню, что Оля хочет, не хули её.

— Спасибо, Саш. — Старшая сестрёнка на том конце заулыбалась.

— Как вам передать документы о разделении долевого участия? — спросил адвокат.

— Передайте пакетом или конвертом страже на Боровицких воротах. Конверт с пометкой, что для меня. В течение двух дней, после проверки, мне их передадут.

— Понятно. Спасибо, ваше высочество, — вежливо кивнул адвокат.

— Туда же вложите контакты для моих квесторов, — попросила Оля. — С кем связываться для получения нашей доли, а также с кем связываться аудиторам в случае чего.

— Всё предоставим. — А это Лизавета Ивановна. — Что-то ещё, ваше высочество?

— Нет. Этого достаточно. Маме вы не интересны, а с Сашей решайте свои дела напрямую. Саш, считай, семья тебе их, род Сусловых, подарила.

— Спасибо. Хороший подгон, — воскликнул я и даже поднял палец вверх, хоть Оля его и не увидит.

— Но учти, дружина защищает от крупных «наездов». Мелкие вопросы и мелкие их проблемы на тебе. И не думай, что будет легко.

— И мысли такой не было! — честно признался я.

— Тогда разъединяюсь. И жду документы.

Пик-пик-пик… Положила трубку. Я положил на рычаг свою и оглядел присутствующих.

— Маш, я могу взять тридцать, тебе пять. Всё же это была наша общая идея — ехать на день рождения Ани. Ты меня поддержала и пригласила кучу девчонок в поддержку.

— Нет, — уверенно покачала головой сестрёнка. — Поддержка-поддержкой, но я твоя сестра, а ты с амнезией. Это мой долг. А это — твои люди, — обвела она присутствующих рукой, — а Аня твоя девушка. Решай всё сам. Я помогу при нужде, сделаю что смогу, не брошу, но как сестра, а не совладелец. Считаю, так правильно.

— Хорошо. — С Машей нет смысла спорить — мы понимаем друг друга на эмоциональном уровне. — Боярыни?

— Мы всё сказали, мы согласны, — ответила Лизавета Ивановна, а Гульнара кивнула. Видимо, они рассчитывали на пятьдесят процентов, или на сорок девять, и тридцать пять для них самих приятная новость.

Адвокат лишь развёл руками.

— Я только фиксирую то, о чём договариваются мои клиенты. Документы соберу и зарегистрирую в течение недели. Будут ли по моей линии распоряжения?

— Тогда, раз вопрос решён… — Я нахмурился. — Когда следующая оплата «за безопасность»?

— За сентябрь ещё не платили. Просрочили платёж — была подготовка ко дню рождения Анечки, — ответила Лизавета Ивановна. — А на этой неделе «морозимся». Ждали ответа от тебя, Саш.

— Понятно. Ну, ответ вы слышали, указание такое — гнать Шапошниковых к чёрту, у вас теперь другая «крыша». Моё имя не скрывать, наоборот, выпячивать. Я с вами надолго. Пусть попробуют напасть.

— У них документ о долге, ваше высочество, — заметил Дмитрий Анатольевич.

— Будем разбираться. Мы тоже не пальцем деланные. — Действительно, нужно решать проблемы по мере накопления. Во вторник был протокол о намерениях, сегодня подписали договор… И остальное решим. А сейчас голова и так пухнет.

— Саш, мы готовы… Выплачивать тебе часть твоих денег от доходов на руки, — взяла слово Гульнара. — При условии, что по достижении шестнадцати лет ты возместишь эти деньги со своего спецсчёта.

— Законное и закономерное требование, — воскликнула Маша и заулыбалась. — И проблема решена. Наверное, на это Оля рассчитывала? Чтобы ты… Налаживал с людьми контакты?

— Не совсем. Говорю же, потом объясню. Боярыни, — а это к Сусловым, — нюанс. Предлагаю пятьдесят тысяч, которые сейчас идут по статье «за безопасность», не оставлять в оборотных средствах, а пустить на развитие? С Олей я договорюсь, обосную ей необходимость. У меня есть идеи по музыке, хочу поэкспериментировать с программой.

— Почему нет? — обезоруживающе улыбнулась Гульнара.

— Я тоже не против, — поддержала и Лизавета Ивановна.

— Тогда может быть перейдём к вопросу о творчестве? — подал голос адвокат. — Я изучил проблематику, там всё не так однозначно, но и не всё так плохо, как могло бы показаться.

— Да, давайте к конкретике, — подобрался я.

— В первую очередь повторю то, что прозвучало: несовершеннолетний без ведома родителей или опекуна, или доверенности от них на ответственное лицо, самостоятельно не может подписывать договора и распоряжаться деньгами. И вот что я подумал, можно сделать…