Инженер Петра Великого – 2

Глава 3

Ну да, сверлильный станок — это, конечно, настоящий прорыв для здешних мест. Но моя ставка была на другое — на мои «слоёные пирожки», композитные стволы. Первый опытный образец показал себя просто блеск — тройной заряд пороха выдержал и даже не крякнул! Теперь оставалось самое сложное: перейти от этой единичной, вылизанной вручную пушки к… ну, пусть не к конвейеру, но хотя бы к маленькой серии. И вот тут-то начались самые настоящие пляски с бубном и шаманские камлания.

Одно дело — это когда ты сам, лично, под молитву и матюки, вынянчиваешь одну-единственную трубу, подгоняешь под нее бандажи, собираешь всё по сто раз перепроверяя. И совсем другое — поставить эту канитель хоть на какой-то поток. Проблемы полезли просто отовсюду, как тараканы из щелей на свет.

Первая засада: стабильное качество чугунной «начинки». Мои литейщики под началом Шульца, конечно, молодцы, освоили плавку «чистого» чугуна с флюсом, но вот чтобы раз за разом получать одно и то же качество — фиг там! То температура в печи скакнёт, то шихта (смесь руды, угля и флюса) кривоватая попадётся — этот Лыков, чёрт бы его побрал, так и норовил подсунуть руду с какой-нибудь дрянной жилы, подешевле. То форма песчаная где-то обвалится при заливке… В итоге, из десяти отлитых труб, дай бог, пять-шесть проходили мой драконовский контроль: чтобы без раковин скрытых, без трещинок, и структура металла чтоб была как надо, мелкозернистая. Остальное — брак, обратно в печь. А это ж время, и дефицитный материал жжется впустую — жуть!

Вторая головная боль: точная обработка этих труб. Моя первая токарка пыхтела, крутилась, но была одна-одинёшенька. А чтобы хоть какой-то темп взять, нужно было ещё пару таких же, как минимум. Федька с Иваном их и ковыряли, собирали по моим прикидкам, но дело шло черепашьим шагом — то одно достать не могут, то другое подогнать не получается из местных материалов. Пока же приходилось гонять единственный станок в три смены, без продыху. Я туда поставил толковых ребят из моей импровизированной «академии», обучал их прямо на ходу. Но куда им до Федьки — руки ещё не те, глазомер хромает. Чуть резец не под тем углом выставил, чуть с подачей переборщил, рука дрогнула — и всё, пиши пропало, труба запорота. А ведь каждая такая чугунная дура — это часы работы и тот самый «чистый» чугун, который нам потом и кровью даётся.

Третья проблема: бандажи. С ковкой и обработкой этих железных колец тоже была целая песня. Тимоха-кузнец в своей кузне старался, аж дым коромыслом стоял. Тут нужна была работа почти ювелирная, а слесаря-то не все такие глазастые да рукастые нашлись.

Ну и четвёртое, самое эффектное и, чего уж там, самое стрёмное — это сама сборка, горячая насадка бандажей. Представьте: раскалить докрасна массивное железное кольцо (а оно тяжеленное, зараза!), потом быстро-быстро, пока не остыло, тащить его и аккуратненько, ровнёхонько насаживать на холодную чугунную трубу. Попасть точно в своё место, без малейшего перекоса. А потом стоять рядом, затаив дыхание, и смотреть, как оно остывает, сжимаясь и намертво обхватывая трубу, создавая то самое спасительное напряжение… Одно неверное движение, чуть рука дрогнула, перекосил — и всё, вся предыдущая работа коту под хвост, ствол испорчен. А то и хуже бывало — бандаж мог и лопнуть при остывании, разлетевшись раскалёнными осколками, не дай Бог кого покалечит! Или чугунную трубу повредить — трещина пойдёт, и всё насмарку. Пришлось целую науку разводить: клещи специальные конструировать, чтобы эту раскалённую тяжесть таскать, оправку вертикальную соорудили, чтобы трубу ровно ставить, шаблоны всякие придумали для контроля посадки. Позвали самых дюжих и расторопных мужиков из кузни. Но всё равно — каждая такая операция была чистой воды лотерея и требовала моего личного присутствия и неусыпного контроля. Без моего глаза тут никак нельзя было обойтись.

Налаживание производства этих моих «пирожков» шло медленно, мучительно, со скрипом и через пень-колоду. Брака — море, нервов — вагон и маленькая тележка. Я-то, конечно, понимал, что иначе и быть не могло: технология для них абсолютно новая, люди необученные, материалы — ну, скажем так, далеки от идеала, если не сказать хуже. А время-то не ждёт! Сроки поджимали, Царь Пётр уже нетерпеливо постукивал кулаком по столу (фигурально, конечно, но давление чувствовалось), да и Брюс, куратор наш, нет-нет да и намекал: «Ну как там наши чудо-пушки, готовы?».

Приходилось буквально дневать и ночевать в этих сараях, которые мы гордо именовали цехами. Сам показывал, на пальцах объяснял, за каждым шагом следил. Где надо — и прикрикнуть мог (а то и покрепче словцо завернуть, без этого никак), где дело шло хорошо — обязательно хвалил, пряник тоже нужен, не только кнут. Медленно, шаг за шагом, набивая шишки и учась на своих же ошибках, но дело всё-таки тронулось! Мы искали оптимальные режимы: как лучше плавить чугун, чтоб почище был, как ковать бандажи без косяков, как точить поточнее, как собирать понадежнее. Процент брака потихоньку снижался. И вот они, первые ласточки — несколько десятков готовых композитных стволов. Пока небольшие, шестифунтовочки. Но они уже лежали на складе, рядком, ждали своего часа. Видок у них был, конечно, суровый, непривычный — не чета гладким, изящным бронзовым пушкам. Грубоватые, составные, со следами ковки и обработки. Но в этой их корявой и крепкой мощи уже чувствовалась незнакомая здесь сила инженерной мысли из будущего, помноженная на местное русское упрямство и пот, льющийся ручьями. Мы это делали!

Ну вот, свершилось! Первая партия — целая дюжина моих шестифунтовых «слоёных пирогов» — была готова к отправке. Стволы просверлены новеньким станком — каналы ровные, как струна. Цапфы обточены как надо, винграды (хвостовики для наводки) аккуратно нарезаны. Каждую пушку мы облазили со всех сторон: обстучали молоточком, нет ли где трещины скрытой, просветили канал, калибрами прошлись — вроде всё тип-топ. Теперь оставалось самое главное — отправить их туда, ради чего весь этот сыр-бор и затевался: на войну.

Куда конкретно пойдут первые ласточки — решало начальство повыше: Брюс да люди из Военной Коллегии. Часть пушек, насколько я понял, шла на Балтику, вооружать только что сошедшие со стапелей фрегаты — флоту новое оружие было позарез нужно. Другая часть — прямиком к Шереметеву, в полевую армию. Тот, говорят, сам просил прислать ему моих «чудо-пушек», видать, мой предыдущий рапорт с полигона его крепко впечатлил.

Перед тем как транспорт с пушками тронулся, собрал я офицеров-артиллеристов и фейерверкеров, которые должны были сопровождать груз и принимать орудия на месте. Провел им подробный инструктаж, можно сказать, целую лекцию задвинул часа на полтора. Рассказал про всю фишку композитных стволов: почему они крепче обычных чугунных (про слои, про натяг металла), но и нянчиться с ними надо аккуратнее. Главное — не перегревать долгой беспрерывной пальбой, давать стволам остыть, а то мало ли что. Объяснил, что благодаря запасу прочности можно теперь сыпать в них пороховой заряд чуть побольше стандартного. Это даст заметный выигрыш и по дальности полета ядра, и по его пробивной силе — а это ох как важно против шведских укреплений и кораблей! Но без фанатизма, конечно, — чувство меры тут обязательно, а то и самый крепкий ствол не выдержит. Показал таблицы стрельбы, что мы тут на нашем импровизированном полигоне насоставляли — с разными зарядами, разными углами возвышения. Особенно напирал: «Мужики, следите за ядрами! Только качественные, ровные, точно по калибру! И порох берите самый сухой и самый лучший, какой найдёте! От этого теперь ваша же шкура ценнее будет — пушки-то мощнее стали, с ними шутки плохи».

Офицеры слушали внимательно, вопросы задавали толковые, по делу. Мужики не лаптем щи хлебают, понимают, что им в руки попадает новое слово в артиллерии, которое может реально зарешать в бою. Я им накатал подробные памятки — как пользоваться, как чистить, что можно, чего категорически нельзя. Чтобы уж наверняка.

И вот транспорт ушел. Потянулись дни ожидания. Как там мои «пирожки» себя покажут в настоящей драке? Не подкачают в самый ответственный момент? Не случится какой беды, не дай бог? Я хоть и был уверен в расчетах и результатах полигонных испытаний — сам же всё проверял по сто раз! — но война… это совсем другое дело. Там тебе и грязища по колено, и вечная спешка, и снаряды рвутся рядом, и шальные пули свистят, да и просто какой-нибудь заряжающий с перепугу или по дурости накосячить может. Человеческий фактор, будь он неладен.

Первые ласточки прилетели с флота. Короткая депеша от капитана Головина с фрегата «Штандарт». Писал он коротко, по-военному, без лишних соплей, суть была кристально ясна: пушки конструкции Смирнова показали себя «зело справно» (вот так и написал, старинным слогом!). В недавней заварушке со шведским капером наши несколько раз так удачно влупили из моих пушек, что швед получил серьезные пробоины и поспешил убраться восвояси, пока совсем не потопили. Головин особо отмечал, что бьют они дальше и кучнее обычных чугунных. И самое главное — ни одна, зараза, не лопнула, хотя палили из них будь здоров, пока шведа гоняли! В конце Головин передавал сердечную благодарность и просил прислать ещё таких же пушек, да если можно, то и калибром побольше — для главной батареи.

Следом пришла и бумага от Шереметева, из действующей армии. Полевая батарея, вооруженная моими шестифунтовками, тоже успела отличиться при штурме какого-то шведского редута. Благодаря тому, что били дальше и мощнее, наши смогли заткнуть вражеские пушки еще на подходе и потом здорово помогли пехоте огнём, расчищая дорогу. Фельдмаршал хвалил «необычайную скорострельность (ну, это он загнул, конечно, она от расчета зависит, а не от пушки, но приятно!) и изрядную крепость» новых орудий. И тоже прозрачно намекал, что добавки не помешает, и очень интересовался, когда пушки покрупнее, фунтов этак на 12, подоспеют.

Эти донесения — просто бальзам на мою измученную производственными проблемами душу! Значит, не зря мы тут в грязи и копоти горбатились денно и нощно! Мои композиты, «пирожки», работают! Они реально дают нашим солдатам и морякам преимущество, козырь в руки против шведов. Орлов, когда я ему эти бумаги показал, аж засиял весь от гордости.

— Ну, Петр Алексеич! — хлопнул он меня по плечу. — Ай да молодец! Вот она, польза-то настоящая от твоих станков да выдумок! Теперь уж никто слова худого не скажет, что зря государеву казну на эти твои хитрости переводишь! Надо немедля графу Брюсу доложить! Пусть порадуется!

Доклад Брюсу, само собой, тут же ушел. Думаю, он тоже был доволен (хотя почти уверен, что ему об успехах доложили по своим каналам ещё раньше меня). Моя репутация как инженера укрепилась.

Но главное было не это. Главное — внутри разливалось такое, знаете, тёплое и правильное чувство удовлетворения: мой труд, мои мозги, мои бессонные ночи — всё это не зря. Всё это там, на передовой, реально помогает победу ковать и, может быть, спасает чьи-то жизни.

Пушки и станки — направление перспективное, результат виден. Но была у меня ещё одна старая головная боль, незакрытый гештальт, как сказали бы у меня дома, — ручные гранаты. Нужен был пехоте простой как валенок, надёжный и, главное, дешёвый «карманный аргумент», чтобы каждому солдату можно было выдать по паре штук перед боем.

Под мои гранатные эксперименты, после нескольких взрывов в основной кузне, мне всё-таки выделили отдельный каменный сарайчик. Стоял он на самом отшибе заводской территории, подальше от греха — от цехов, складов и порохового погреба. Я там себе оборудовал нечто среднее между лабораторией безумного профессора и логовом средневекового алхимика. Поставил небольшой горн — металл плавить для корпусов, да и просто для нагрева. Притащил самые точные весы, какие только удалось раздобыть (смех, конечно, по меркам 21 века, но хоть что-то, не на глазок же порох сыпать!). Приволок каменные ступки для измельчения компонентов — селитры, серы, угля. Раздобыл тигли огнеупорные, колбы стеклянные (спасибо Орлову, где-то разжился трофейными, немецкими). Стены сарайчика на всякий случай укрепил изнутри толстенными дубовыми досками. И за правило взял: химичить только днём, при ясном свете, и ни в коем случае не в одиночку. Всегда кто-то из моих самых толковых и расторопных ребят, обычно Федька или молодой Гришка, был рядом — и подсобить, и подстраховать, да и просто чтобы было кому скорую помощь оказывать, если что…

Главная загвоздка, главный камень преткновения оставался прежним — запал. Как сделать так, чтобы эта чугунная «яблоко смерти» взрывалась ровно тогда, когда надо (через несколько секунд после броска), а не в руках у солдата или уже после того, как шведы её обратно кинут?

Фитильные трубки всё равно горели чертовски нестабильно. Слишком много «если»: если дождь пошёл и фитиль отсырел, если порох в трубку набили чуть плотнее или чуть слабее, если сама селитра или сера попались не той чистоты… Надёжности — ноль. А в бою нужна стопроцентная гарантия.

Нет, тут нужен был принципиально иной подход. Что-то вроде спички! Обыкновенной спички, которая загорается от трения. И я опять вернулся мыслями к идее терочного запала.

Я прекрасно помнил, что белый фосфор — это адская штука! Ядовитый жутко, да ещё и сам по себе на воздухе загорается — с таким каши не сваришь, опасно невероятно. Но ведь есть же и красный фосфор! Он куда более стабильный, не такой токсичный, и главное — в смеси с бертолетовой солью (вот только где её тут взять, эту соль? Очередная задачка со звёздочкой!) или другими сильными окислителями (типа того же марганца, который у нас был) дает состав, который вспыхивает от простого энергичного трения. Чиркнул такой «спичкой» по шершавой поверхности — и готово, запал загорелся!

Но где взять фосфор⁈ Алхимики его уже знали, конечно. Умели получать — из мочи, путём долгого, муторного и невероятно вонючего процесса: тонны этой самой мочи надо было выпаривать, потом прокаливать остаток с углём в ретортах… Выход получался мизерный — с гулькин нос, как говорится. Да и процесс требовал оборудования, которого у меня не было.

Но был же Брюс! Он же и сам, как я знал, баловался алхимией, переписывался с европейскими учёными, всякие диковинки выписывал. Может, он сможет помочь? Раздобыть где-нибудь в Европе хоть баночку-скляночку этого самого красного фосфора чисто для опытов? Я сел и накатал ему подробную челобитную (ну, то есть, докладную записку), где изложил всю идею терочного запала и слёзно просил подсобить с реактивами.

А пока решил поэкспериментировать с тем, что под ногами валяется, так сказать. С тем, что было доступно здесь и сейчас. Сера, селитра, угольный порошок — это классическая основа дымного пороха. Плюс попробовал добавлять сурик железный (такая ярко-красная краска, оксид железа), толчёную марганцевую руду (её металлурги в сталь добавляли, значит, какой-то пироксид марганца там был). В общем, всё, что теоретически могло повысить чувствительность смеси к трению или температуру горения.

Толок всё это в ступках до состояния тончайшей, как мука, пыли — чем мельче, тем реакция активнее. Смешивал в разных пропорциях — больше по наитию и по каким-то обрывкам институтских знаний из прошлой жизни, чем по точным рецептам. Пробовал разные связующие, чтобы эту порошковую смесь закрепить на кончике деревянной лучинки или фитиля — то рыбий клей, то густое льняное масло.

Потом начиналось самое интересное: брал эту «экспериментальную спичку» и… чиркал! О шершавый кирпич в стене сарая, о специально припасённый камень с грубой поверхностью, да хоть о подошву своего грубого рабочего сапога!

Ох, и намучился я с этими экспериментами! Долго, нудно, и чаще всего результатом был… пшик. В прямом смысле слова. Смесь либо вообще не загоралась от трения, хоть ты обчиркайся. Либо тлела еле-еле, не давая нормального пламени. Либо, наоборот, внезапно вспыхивала с резким, опасным хлопком, почти как взрыв, хоть и без детонации гранаты — но тоже мало приятного.

Пару раз у меня загорались толстые кожаные перчатки, которые я предусмотрительно всегда надевал.

Федька с Гришкой, которые мне ассистировали, смотрели на эти мои алхимические «фокусы-покусы» с выпученными глазами. В их взглядах явно читалась гремучая смесь страха («Как бы тут всё не рвануло⁈») и дикого мальчишеского любопытства («А что мастер ещё учудит?»).

Методом научного тыка, проб и бесконечных ошибок, я таки начал нащупывать что-то путное. Оказалось, что если взять толченый уголь, селитру и серу (вроде как порох, да не совсем — пропорции другие нужны) и подмешать туда одно вещество (называть не буду, дабы детишки не баловались), то эта смесь при хорошем таком, энергичном трении всё-таки давала не просто пшик, а нормальную, уверенную вспышку.

Так, с химией разобрались худо-бедно. Теперь надо было сообразить, как эту всю байду оформить конструктивно, в железе. Решил замутить составную трубку-запал. Снаружи — гильза из тонюсенькой латуни или паршивенькой жести, какая была под рукой. Внутри — основной состав, который горит медленно (пороховая мякоть с секретными добавками), рассчитанный, по моим прикидкам, секунды на 3–4 горения. На том конце трубки, что в гранату вставляется, — махонький заряд чистого, злого пороха, чтоб уж точно основной заряд гранаты подорвал. А снаружи, на торце гильзы — та самая «тёрочная головка» из моей самопальной смеси. А чиркать чем? Придумал отдельную «тёрку» — обычная деревяшка, намазанная той же смесью, но уже с добавкой толчёного стекла — для пущей злости, чтоб драло как надо.

Задумка простая, как валенок: солдат перед броском достаёт гранату, срывает с запала колпачок-предохранитель (скажем, из вощёной тряпки или кожи — чтоб не отсырел и случайно не чиркнул), резко чиркает головкой запала по этой тёрке (её можно на рукавицу присобачить или на лямку сумки, чтоб всегда под рукой была), запал зашипел — и тут же, не мешкая, кидай её к чертям собачьим во вражий окоп! Просто, относительно безопасно (главное — не чиркнуть раньше времени и не держать в руках после этого!) и, что самое важное, не зависит от погоды, как дурацкий фитиль, который в дождь хрен подожжёшь, или кремень, который тоже осечку дать может.

Собрали мы несколько таких красавиц — чугунные шары-корпуса, начинённые порохом, с моими новыми запалами (и насечки, конечно, сделали, чтоб на мелкие кусочки рвало, а не на два-три крупных). Но испытывать их, скажу честно, страшновато было. Забились в самое глухое место полигона, нору себе вырыли для страховки, как суслики. Я сам, напялив кожаный фартук и рукавицы потолще, взял первую гранату. Сорвал колпачок. Зажмурился на всякий случай.

Чиркнул по тёрке…

Ш-ш-ш-ш!

Пошло! Запал загорелся ровным таким, злым огоньком! Бросок! Граната полетела кувырком метров на двадцать, шлёпнулась в грязь…

Секунда тянется, как вечность… две… три…

БА-БАХ!!!

Аж земля под ногами дрогнула! Рванула, милая! Осколки так и засвистели, взвыли вокруг!

— Получилось! Алексеич! Заработало! — орёт Федька из нашей норы, захлебываясь от восторга.

Покидали ещё несколько штук. Конечно, не без косяков — пара штук чиркнули и потухли, заразы, одна бабахнула чуть позже, чем ждали, заставив нас поволноваться. Но в целом — зачёт! Тёрочный запал, на суррогатах, работал! Это был ещё один ма-а-аленький шажок к нормальному оружию. Оставалось довести эту технологию до ума, добиться стопроцентной срабатываемости (хотя бы 9 из 10 — уже хлеб!) и прикинуть, как запустить эти «карманные молнии» в массовое производство, чтоб у каждого гренадера их было по паре штук за поясом.

Параллельно с гранатными заморочками, не давала мне покоя и картечь. Уж больно мне в печёнки запало, как на фронте шведы своей «стеной» прут, ровными шеренгами, а наши толком и сделать ничего не могут — ядрами в такую массу не настреляешься, а редкие ружейные залпы эту лавину хрен остановят. Картечь, по моим прикидкам, могла стать идеальным «снотворным» для таких вот построений — дешёвым в производстве, простым в применении и просто чудовищно эффективным на коротких дистанциях.

Идея-то на поверхности лежала: вместо одного цельного ядра совать в пушку заряд мелких поражающих элементов. Но как сделать это по-умному, быстро и безопасно? Просто сыпать в ствол пригоршню пуль или рубленого железа поверх порохового заряда, как тут иногда баловались, — это долго, неудобно, да и ствол так можно угробить на раз-два. Нужен был готовый, унифицированный заряд. Чтоб как обычное ядро — взял и засунул.

Придумал я такую штуку — «картечную банку». Берём цилиндр из тонкой жести (листовая жесть тут была, хотя и кривоватая, ржавая местами), диаметром чуть меньше калибра пушки, чтоб в ствол свободно лез. На дно этого цилиндра — деревянный кругляш-поддон, пыж такой, чтоб газы потом равномерно на всю начинку давили. А сам цилиндр плотно-плотно набиваем убойными элементами — в идеале, конечно, чугунными шариками-дробинками, но если их нет, то сойдёт и просто рубленное железо, старые гвозди, обрезки — короче, любой металлический мусор подходящего размера. Сверху банку закрываем таким же пыжом или просто края жести загибаем внутрь, завальцовываем. Вот тебе и готовый «картечный патрон»! Сунул его в ствол после пороха, пыжом вперёд, и готово. При выстреле тонкая жестянка либо рвётся ещё в стволе, либо сразу на вылете, и весь этот смертоносный веник из железок летит вперёд широким снопом.

Главная хитрость тут — правильно подобрать всё: размер и вес дробинок (или кусков железа), сколько их в банку пихать, какой толщины жестянку брать. Слишком мелкая «сечка» — быстро скорость потеряет, далеко не улетит и пробьёт плохо. Слишком крупная — мало осколков будет, разлёт большой, много дырок в строю противника не наделаешь. Слишком тонкая жестянка — может прямо в стволе развалиться, не дай бог, ствол поцарапает или вообще разорвёт. Слишком толстая — может не разорваться вовремя, и весь заряд полетит одной тяжёлой кучей, как недоделанное ядро.

Начали экспериментировать. Первым делом — сами «банки». Нашли на заводе деда-жестянщика, Гордея. Старый мастер, всю жизнь котлы да вёдра лудил. Я ему чертежики набросал — цилиндры разных диаметров, под наши основные калибры: 3, 6 и 12 фунтов. Объяснил, как вальцевать, как донышки крепить. Гордей сначала поворчал, дескать, «не богоугодное это дело — горшки для убивства мастерить», но втянулся, азарт появился. Даже какие-то свои приспособы из дерева и железа соорудил, дабы дело быстрее шло.

Потом — начинка. Отливать мелкую чугунную дробь, ровненькую, шариками — оказалось той ещё задачкой. Формы специальные нужны, возни много, да и чугун не казённый. Поэтому для начала решили пойти по пути наименьшего сопротивления: использовать то, что буквально под ногами валялось — рубленое железо, обрезки из кузницы, кривые гвозди. Посадил за это дело пару толковых парней и они целыми днями сидели и монотонно рубили зубилами железный лом на мелкие кусочки, примерно с лесной орех размером. Адский, тупой труд, скажу я вам, руки потом гудели до жути (попробовал сам).

Наконец, наклепали мы первых опытных «картечных банок». Снова потащились на полигон. Поставили несколько толстых сосновых щитов — на 50, 100 и 200 шагов. Типа, вражеская пехота наступает. Зарядили мою любимую шестифунтовый «композит» (он покрепче, с ней экспериментировать не так страшно) — сначала порох, потом нашу жестянку с рубленым железом.

— Огонь! — скомандовал Орлов. Он пришёл посмотреть на испытания.

Ба-бах!

Выстрел прозвучал как-то не так, как от ядра — суше, короче, и с каким-то шелестящим отзвуком. Мы подбежали к щитам. Мать честная! Картина маслом! Щит на 50 шагах был просто как решето — десятки дыр от наших железяк, щепки во все стороны. Щит на 100 шагах — тоже живого места мало, попаданий полно. Даже на дальнем, двухсотшаговом щите виднелись глубокие отметины! Разлёт был что надо — широкий, как раз чтобы накрыть вражескую шеренгу по фронту.

— Вот это… номер! — присвистнул Орлов, оглядывая продырявленные щиты. — Вот это мясорубка! Я представляю, что с живым шведом будет после такого «гостинца»… Да с такой штукой их хвалёные коробки можно косить, как траву на лугу!

Мы провели ещё целую серию отстрелов. И из трёхфунтовок, и из двенадцатифунтовой (тут эффект был вообще жуткий). Попробовали и банки с литой чугунной дробью, которую всё-таки удалось наладить в небольших количествах — она летела чуть дальше и кучнее рубленых железяк. Результат был стабильно отличный. Картечь работала! Простое, дешёвое (особенно если из отходов делать) и убийственно эффективное средство против плотных рядов пехоты.

Орлов был в эйфории.

— Петр Алексеич, голубчик! Да ты понимаешь, что ты сделал⁈ Это же… это же второе дыхание для всей нашей полевой артиллерии! Срочно! Слышишь, срочно пиши рапорт графу Брюсу! Да не просто рапорт, а с предложением — немедля начать производство! Чтоб в каждой батарее такие заряды были! Это ж скольких наших солдатиков спасёт!

Я с ним был согласен на все сто. Картечь, вместе с надёжными гранатами и моими крепкими пушками, — это был тот самый тактический пазл, который мог реально качнуть чашу весов в этой затянувшейся и кровавой войне.

Моя работа здесь обретала всё более чёткий, зримый и важный смысл, это грело душу посильнее любого царского рубля или должности.

От автора: Жмите лайк, если понравилось — это мотивирует автора)))