Инженер Петра Великого – 2

Глава 18

В день, когда Государь должен был нагрянуть, я решил устроить генеральный прогон. Для себя, для успокоения. Проверить механизмы, а главное — мой новый порядок, систему безопасности. Это важнее начищенных станков: враг не дремлет, и любая дырка могла нам всем боком выйти.

С утра, еще петухи не пели, обхожу посты. Караульные — орлы! Ребята Орлова их вымуштровали: амуниция подогнана, ружья блестят. У главного КПП унтер аж подпрыгнул:

— Здравия желаю, ваше благородие!

— Вольно. Как служба?

— Так точно! Посторонних ни души, все строго по пропускам.

Тут к воротам подваливает телега, на ней купчишка, залетный. Пытается нахрапом, кошелем трясет, орет, что товар архиважный для полковника Шлаттера. Унтер — кремень: «Пропуск, ваше степенство». Купчина в крик, мол, всегда так пропускали.

— Не положено, — отрезал унтер. — Без бумаги от поручика Смирнова али полковника — ни-ни. Приказ.

Солдаты — стена. Купчишка побухтел, проклятиями посыпал, да развернул клячу. Работает система!

Дальше — по ключевым точкам: литейка, механический, лаборатория, чертежная — везде часовые, службу несут. Сунулся «случайно» в механический, где мои орлы сверлильный станок доводили. Караульный у двери вежлив, но непреклонен:

— Ваше благородие, виноват, но без вашего же особого распоряжения аль сопровождения мастера — не велено пущать.

— Молоток, служивый! Порядок — он и в Африке порядок.

Федька, старшой, выглянул: «Петр Алексеич, заходи, принимай работу». Зашел. Чистота, станки в ряд, смазаны, готовы. Ученики мои — уже молодые мастера, опрятные, каждый при деле.

Особый пункт — Лыков. После нашего разговора и заступничества Брюса преобразился. Страх да перспектива честно заработать роль сыграли. Поставил его рулить снабжением, но с приглядом: приставил Ванюху да Семена из «школы» — контролировать каждый шаг, каждую бумажку. Система, скрипя, заработала.

Сегодня Лыков должен был показать высший пилотаж логистики — подвоз угля и металла. Я ему устроил проверку: накануне «случайно» задержал пару подвод с рудой. Посмотреть, как выкрутится.

И выкрутился, шельмец! Наблюдал издали. Носился, как ошпаренный, орал, втолковывал. К обеду и уголь, и руда — все на месте, в объеме, и, что поразило, приличного качества. Ванюха шепнул: Лыков понервничал, но «объегорить» не пытался. Пахал честно.

— Ну что, Игнат Семеныч, — подхожу. — Сдюжили?

— Ваше благородие, — он вытянулся, вид, как у лимона выжатого. — Все по вашему приказанию! Уголек — чистый, руда — звонкая!

— Верю, — усмехаюсь. — Можете, когда припечет. Значит, и дальше так же, без фокусов?

— Только так! Исключительно на пользу государеву да вашему производству! Слово купеческое! — стукнул себя в грудь, не очень уверенно.

Не верил ему до конца. Таким верить — себя не уважать. Но пока хвост поджал и видел выгоду в честной работе — пускай пашет. Мои орлы присмотрят.

Напялив лучший мундир, встречал Государя со Шлаттером и Орловым. Шлаттер издергался, Орлов держался орлом. Я старался быть спокойным, хотя внутри все ходило.

И вот кортеж: несколько карет, впереди гвардейцы на конягах. Из первой кареты спрыгнул Петр. Верста коломенская, в простом темно-зеленом кафтане, треуголка набекрень. За ним — Брюс и еще вельможи.

— Здорово, соколики! — гаркнул Государь солдатам и мастеровым. Те рявкнули так, что вороны посыпались.

Шлаттер подлетел с приветствием, но Петр остановил:

— Полно, полковник, не до расшаркиваний. Дело показывать надобно. Веди, Смирнов.

Повел Государя по «образцовому» участку. Цеха крепкие, дворы выметены, материалы укрыты. Петр крутил головой, задавал короткие, точные вопросы.

Первым делом — к водяному колесу и трансмиссии. Когда громадина начала ход, приводя в движение валы, Государь крякнул:

— Ай да силища! Вот это по-нашему, по-европейски! Умом да силой воды! Молодец, Смирнов!

В механическом задержался, разглядывал станки. Ученики старались. Федька, старший мастер, толково объяснял. Петр слушал, задавал дельные вопросы, трогал металл.

— А это что за орлята? — кивнул на пацанов.

— Ученики мои, Ваше Величество, — с гордостью ответил я. — Будущие мастера Охтинские.

— Добро. Мастера нам нужны. Учи их, Смирнов. Самых толковых — примечай.

Заглянули в литейку, где Шульц колдовал над чугуном. Государь расспросил немца о методах. Шульц, робея, отвечал четко.

Но больше всего Петра Алексеевича впечатлил порядок и чистота. Обратил внимание на дощатые дорожки, умывальники, и даже нужники, построенные по правилам «санитарной гигиены».

— А это что за палаты белокаменные? — хохотнул он, указывая на кабинки.

— Для всех, Ваше Величество. И для мастеровых, и для солдат. Чистота — залог здоровья.

Петр хмыкнул, в глазах одобрение:

— Ишь ты, какой Смирнов чистоплюй! А ведь дело говорит. У нас порой в казармах амбре, оттого и хворобы. А тут — и нужники по линейке, и баня, сказывают, для работяг?

— Так точно. Раз в неделю — банный день и смена исподнего.

— Вот это по-нашему! Забота о людях — дело первейшее.

Особенно впечатлила служба безопасности. У склада с готовой продукцией молодой часовой преградил нам дорогу:

— Ваше Величество! Прошу прощения, но без пропуска особого аль указания поручика Смирнова — не велено никого пускать!

Петр опешил, потом расхохотался:

— Ай да Смирнов! Ай да сукин сын! — хлопнул меня по плечу. — И меня, царя, на свой завод без пропуска не пускают! Вот это порядок! Молодец, служивый! — сунул солдатику серебряный рубль. — За усердие!

Солдатик зарделся, но рубль взял, козырнул и застыл на посту.

Я же решил доложить о принципах массового производства фузей:

— Ваше Величество, главная беда — кустарщина. Каждый мастер фузею сам ковыряет. Качество гуляет, сроки летят, цена кусается. Я пытаюсь завести иной порядок.

— Ну-ка, растолкуй, — заинтересовался Петр.

— Принцип — разделение труда. Не один мастер над всей фузеей, а каждый за свою деталь или операцию отвечает. Один стволы сверлит, другой замки собирает, третий ложа строгает. Каждый руку набивает, делает быстро и качественно, по шаблону. Потом из стандартных деталей — сборка.

— Как на мануфактурах голландских? — прищурился Государь.

— Именно так! Только у нас — оружие. Наладим «поточный» метод — увеличим количество, поднимем качество, снизим себестоимость. И солдат получит оружие надежное, всегда одинаковое.

Петр выслушал, повертел фузею, вскинул к плечу.

— Добротная работа, Смирнов. И мысль твоя — зело дельная. Давно пора отходить от дедовской архаики. Порядок и система — вот что нам нужно. Чтобы не на «авось», а по уму, по расчету.

Визит подходил к концу. Государь выглядел довольным, впечатленным. Еще раз обошел цеха, поговорил с мастерами, похвалил учеников. Чувствовалось, что наша работа нашла в его душе отклик, совпала с его мыслями о новой России.

И я понял, выдыхая, что этот труднейший экзамен я, кажется, сдал. На «отлично с плюсом».

Завод мой, похоже, произвел на Государя неслабое впечатление. Он был в хорошем настроении, шутил, с мастеровыми общался, моих учеников расхвалил. Когда осмотр кончился, Петр Алексеевич неожиданно повернулся ко мне и Брюсу, который все это время держался в сторонке, наблюдая, на лице — ни тени эмоций.

— А ну-ка, господа, — подмигнул царь, — проводите меня в твою, Смирнов, берлогу, где чертежи малюешь. Есть пара вопросов.

Мы прямиком в мою чертежную. Среди эскизов и образцов металла я сел на табурет, Государь с Брюсом — на лавку.

— Ну, что сказать, Петр Алексеич, — начал Государь, оглядывая мои «художества». — Удивил ты меня. Не только машинами, а порядком: чистота, дисциплина, служба безопасности — любо-дорого! Как в Голландии. Без порядка и машина — груда железа. Одобряю!

Я скромно потупил взор, на душе кошки мурлыкали. Похвала Государя — не каждый день услышишь.

— А идея твоя, Смирнов, о разделении труда при производстве фузей, — продолжал Петр, — не вчера родилась. На верфях пробовали, и в Европе так. Но одно дело сукно, другое — оружие, где точность нужна. Ты до сути докопался. Каждый мастер свое дело знает назубок — будет скорость и качество. Это по-нашему!

Он помолчал, взгляд упал на образцы фузей и гранат.

— А вот это, — взял гранату с новым терочным запалом, — пожалуй, поважнее пушек. Пушки — хорошо, но войну выигрывает солдат! С фузеей да гранатой. Чем лучше оружие, тем скорее шведа загоним.

В его голосе зазвенели стальные нотки.

— Я не зря тебя слушал перед генералами про окопы да тактику новую, — продолжал Государь с хитрыми искорками в глазах. — Понимаю, линейный строй много крови пьет. Генералы — старая гвардия, привыкли по-писаному. А тут ты с «кротовьими норами». Но суть твоей мысли — солдата сберечь, чтоб из укрытия бил наверняка. Не числом, а умением, головой! Вот где соль! И тут твое «оружие солдата» — фузея, граната, картечь — как нельзя кстати. Дать солдату такое оружие, научить, тактику подвести — вот тогда шведу и наваляем!

Государь мыслил масштабно, видел систему, способную перевернуть войну.

Я сделал глубокий вдох, набираясь смелости. Я вспомнил кое-что важное, ипровизировал на ходу. Не знаю к чему это приведет, но пока Государь рядом, нужно пользоваться случаем. А там — пусть что будет. Надеюсь не запытают меня в пыточных Петропавловской крепости. Хотя ее, кажется, еще не построили, но это все равно не очень-то утешает.

— Ваше Величество, для производства доброго оружия, пушек ли, фузей ли, нужна прежде всего добрая сталь, крепкая, как булат. А для доброй стали — руда железная, чистая, без примесей всяких вредных, чтоб потом не аукнулось. А у нас с этим, как Вашему Величеству не хуже моего известно, не всегда гладко, бывают перебои. Уральские заводы, конечно, дело нужное, государственное, но пока они там развернутся на полную катушку, пока руду ту до нас, до Питера, дотащат через всю Россию-матушку… А война, она, проклятая, ждать не будет, ей каждый день подавай и порох, и свинец.

— Это ты в самую точку говоришь, Смирнов, — кивнул Государь. — С рудой у нас пока не густо, а та, что есть под боком, не всегда того качества, какого хотелось бы для дела серьезного. Ну, и что ты на этот счет предлагаешь? Новое месторождение где отыскал, аль клад какой?

Вот он, момент истины. Сейчас или никогда. Пан или пропал, как говорится.

— Не то чтобы отыскал, Ваше Величество, — я старался говорить как можно спокойнее, эдак буднично, будто о какой-то мелочи речь веду, а не о судьбах государственных. — Но есть у меня сведения… не из первых рук, конечно, дошли, но, вроде как, достоверные. Что на севере, в землях Лапландских, которые пока еще под шведом ходят, имеются богатейшие залежи железной руды. Да не простой какой, а такой, что по качеству своему и шведской хваленой даннеморской ни на йоту не уступит, а то и переплюнет. Руда та, сказывают знающие люди, чуть ли не на самой поверхности лежит, как грибы после дождя — бери не хочу, только руки приложи да голову. И если бы нам те земли под свою державную руку прибрать, да заводы там поставить, по уму, с расстановкой…

Я замолчал, выжидая. В комнате повисла такая тишина, что, казалось, слышно, как у меня в ушах кровь стучит от напряжения. Петр смотрел на меня в упор, и выражение его лица было совершенно непроницаемым, как у каменного идола. Брюс, тот вообще, кажется, дышать перестал, уставился на меня с таким изумлением, будто я ему только что секрет вечной молодости открыл, а не про какую-то там руду толкую.

— Лапландия… — протянул наконец Государь, и в голосе его прозвучали какие-то новые, доселе незнакомые мне нотки — то ли удивление, то ли… интерес? — Это ты, Смирнов, хватил, конечно, через край, не по-детски замахнулся… Далековато, прямо скажем, от наших палестин, да и швед там сидит крепко, как репей в бороде, не подступишься. И откуда такие сведения у тебя, позволь полюбопытствовать? Уж не сам ли ты там бывал инкогнито, под видом купца заморского, руду ту на зуб пробовал, аль карту секретную где раздобыл, у шпиена какого выкрал?

Он усмехнулся, но в его усмешке на этот раз не было прежней добродушной иронии. Скорее, какая-то хитринка, смешанная с откровенной настороженностью. Я понял, что опять хожу по краю пропасти. Легенда о «дедушкиных секретах», которой я до сих пор так успешно прикрывался, тут уже, похоже, не прокатит, слишком уж масштабно и невероятно. Нужно было срочно что-то более правдоподобное на ходу сочинять, иначе быть беде.

— Ваше Величество, — я понизил голос до заговорщицкого шепота, всем своим видом изображая предельную доверительность, — сведения эти, прямо скажем, не из книг ученых немецких и не от шпионов заморских, Боже упаси, сохрани и помилуй. Помните, я вам как-то сказывал, что дед мой, царствие ему небесное, был человеком бывалым, много где по свету побродил, прежде чем на Охте нашей осесть, якорь бросить? Так вот, в молодости своей бурной, еще до того, как к нам на государеву службу поступить, он и на Севере бывал не раз, с поморами нашими архангельскими знался, что в тех краях суровых, на краю земли, промысел ведут, не боясь ни шведа, ни стужи лютой. Они-то ему и рассказывали, у костра, под треск поленьев да вой вьюги, про горы те железные, что в Лапландии стоят, как стражи каменные, небо подпирают. И образцы руды той диковинной показывали — тяжелая, черная, как смоль, магнитом так и тянется, сама в руки просится. Дед мой тогда еще прикинул, будучи человеком с головой на плечах, не чуждым смекалки, что если бы ту руду с умом да с толком в дело пустить, то сталь из нее знатная выйти должна, не хуже заморской, а то и получше. Да только времена были другие, смутные, не до того было государству нашему, не до руды лапландской… А мне вот запали в душу его рассказы, как заноза в сердце.

Я старался говорить убедительно, с чувством, вплетая в свою импровизированную легенду какие-то реальные, узнаваемые детали — поморы, магнитная руда, суровый Север. Не знаю, поверил ли мне Государь до конца, до самой последней буквы, но, по крайней мере, он не прервал меня и не обвинил в пустой болтовне и фантазерстве, что уже было хорошо.

Он снова помолчал, потом переглянулся с Брюсом, который все это время сидел не шелохнувшись, будто аршин проглотил.

— Что скажешь, Яков Вилимович? — Государь чуть склонил голову. — Слыхал ли ты что-нибудь о лапландских рудах, аль это все сказки дедушкины, для красного словца придуманные? Ох, и хотел бы я с дедом-то твоим, Смирнов, потолковать, уж больно много он, покойничек, знал, чего иным академикам неведомо… — Петр хмыкнул, и в его глазах мелькнул тот самый, уже знакомый мне, хитрый огонек. Он явно что-то подозревал, но не давил, давая мне возможность самому выкручиваться. — Да только вот беда, преставился твой дед, не успел я с ним о делах государственных посоветоваться.

Повисла напряженная тишина. Все всё поняли. Я снова что-то такое «знаю», откуда — неизвестно, но информация, как показывает практика, ценная.

Брюс, откашлявшись, медленно покачал головой:

— Признаться, Ваше Величество, до сего дня не доводилось слышать о таком подробно. Слухи, конечно, ходили разные, но чтобы так конкретно… Однако, если такие залежи там действительно существуют, и руда такова, как описывает господин поручик Смирнов, то это, без всякого сомнения, могло бы стать для нас огромным подспорьем, настоящим подарком судьбы. Особенно в свете тех трудностей, которые мы испытываем с поставками качественного металла из Европы, да и с развитием собственных уральских рудников, которые еще только-только на ноги становятся.

Государь снова посмотрел на меня.

— А ты, Смирнов, головой отвечаешь, что это не сказки поморские, не байки старого деда для отвода глаз? Цена такой ошибки, сам понимаешь, может быть велика, непростительна. Если там пшик окажется, а мы силы и средства потратим…

— Головой отвечаю, Ваше Величество, — твердо сказал я, хотя, конечно, никакой стопроцентной уверенности у меня быть не могло, не экстрасенс же я. — Дед мой попусту языком не трепал, не тот человек был, слова на ветер не бросал. Да и логика простая подсказывает: если шведы оттуда руду не берут, то это еще не значит, что ее там нет и в помине. Может, им и своей пока за глаза хватает, или просто руки не дошли до тех диких, необжитых мест. А для нас это может быть шансом немалым, если по-умному подойти, с расчетом.

Петр медленно, очень медленно кивнул, будто взвешивал каждое мое слово на невидимых, но очень точных весах.

— Что ж… Мысль твоя, Смирнов, хоть и дерзкая, на грани авантюры, но внимания, безусловно, заслуживает. Особенно сейчас, когда война эта проклятая требует все больше и больше доброго железа, да такого, чтобы не подвело в самый ответственный момент, не лопнуло, не согнулось. Яков Вилимович, — он резко повернулся к Брюсу, и голос его стал по-военному четким, — даю тебе срочное поручение: собери все возможные сведения об этих лапландских землях, перетряхни все архивы, подними на уши всех, кого можно. Через купцов наших торговых, что с севером дело имеют, через поморов бывалых, через лазутчиков тайных, если потребуется, хоть из-под земли достань, но чтобы информация была полной и достоверной. Выясни, что там за руды, где они точно залегают, насколько они доступны для разработки, какие там условия. И немедля доложи мне. А мы пока тут подумаем, как этим знанием, если оно подтвердится, с наибольшей выгодой для государства нашего распорядиться. Дело это, конечно, не одного дня, понимаю, но стратегически важное, архиважное.

Он снова посмотрел на меня, и в его глазах я увидел какое-то новое, еще более глубокое уважение, смешанное с легким, почти отцовским удивлением.

— Ты, Смирнов, не перестаешь удивлять, — сказал Государь задумчиво. — Станки диковинные, тактика новаторская, теперь руда лапландская… Голова у тебя и на железяки заточена, и на дела государственные.

Я скромно промолчал. Главное, Государь заинтересовался. Брюс, уверен, информацию добудет. Если подтвердится, это станет новым направлением моей работы. Открытие месторождений — основа промышленности, независимость, мощь государства. Я подкинул идею с колоссальными последствиями.

Разговор не закончился. Государь был настроен поговорить по душам. Визит на завод произвел сильное впечатление.

Тишина после разговора о рудах долго не продержалась. Петр Алексеевич, откинувшись на лавку, внимательно смотрел. Глаза его светились отцовским теплом. Брюс рядом глядел с усмешкой.

— Знаешь, Смирнов, — заговорил Петр мягко, — я сегодня не только на пушки глядел. Я на порядок смотрел, какой ты завел. И на людей твоих, учеников. Впечатлен я, весьма.

Пауза. Я был ошарашен. Похвала за технические новшества — привычно. Но чтобы Петр Великий отметил мои организаторские потуги — это за гранью.

— Порядок, система, обучение, служба безопасности, — усмехнулся он, — это поважнее машин. Машина — железяка. А чтобы работала, нужны люди толковые да порядок железный. У нас с этим беда: разгильдяйство и воровство. А ты, я погляжу, и в железе смыслишь, и в душах людских, и как дело наладить.

Я опустил глаза. Государь продолжал:

— Этот твой «охтинский опыт», Смирнов, по всей Руси внедрять, на все казенные мануфактуры: Тульские, Уральские, верфи. Чтобы везде порядок образцовый, обучение, забота о государевом добре. Чтобы не воровали, дело делали на совесть, каждый рубль на пользу.

Он посмотрел в упор, я понял — сейчас прозвучит важное.

— Думается мне, Смирнов, — понизил он голос, — когда завод твой окончательно на ноги встанет, придется тебе не только Охтой заведовать. Придется и на другие заводы поездить, порядки свои завести. Дело нелегкое, сопротивление будет. Но кто-то должен. А у тебя и хватка есть, и голова варит, и желание дело делать на пользу Отечеству, — бросил выразительный взгляд на Брюса, тот и бровью не повел.

Вот это поворот! Мне, вчерашнему мастеровому, намекают на роль… главного ревизора всея Руси? Или организатора индустриальной политики? Мурашки по спине. К такому размаху я не готов.

Брюс, заметив мое смятение, вставил:

— Ваше Величество, Петр Алексеич, без сомнения, способен и предан. Но, может, дадим ему сперва довести до ума начатое на Охте? Да и «потешный бой» требует подготовки.

— Про «потешный бой» помню, — кивнул Государь. — Эксперименту быть. И это, Смирнов, — голос его стал твердым, — твоя следующая, не менее важная задача. Армия ждет не только фузей, но и новой тактики, беречь солдата. Как наладишь тут все — приступай к подготовке «чудо-полка». Орлов поможет. Людей подбери толковых, обучи премудростям: окопы, гранаты, стрельба. Как будешь готов — дай знать. Сам приеду смотреть, генералов привезу, чтобы увидели, на что способен русский солдат, если научить и вооружить. Но если не получится убедить — сам знаешь. Я и сам не очень то верю в твою затею, да вот что-то свербит в душе, хочется посмотреть что выйдет из твоей задумки.

Он поднялся, аудиенция завершена. Мы вскочили. Атмосфера стала напряженной. На пороге Государь обернулся. Его теплый и дружеский взгляд снова стал жестким.

— Хорошо работаешь, Петр Алексеич, — произнес он, чеканя слова. — Завод — образец. Фузеи — добротные. А вот про окопы да гранаты генералы спорят. Пора им узреть силу твою инженерную и в поле ратном. Готовь полк. И помни, от этого смотра зависит судьба твоей тактики, тысяч солдатских жизней. И моя вера в тебя.

Он вышел. Я стоял, оглушенный тяжестью слов. Брюс положил руку на плечо.

— Держись, Петр, — тихо сказал он. — Государь в тебя верит. А это очень многое.

Я мотнул головой, слов не было. И права на ошибку не было. Да и отступать некуда.