Инженер Петра Великого – 2

Глава 15

Интерлюдия.

Начало года выдалось в Стокгольме промозглым. Ледяной ветер с Балтики пронизывал до костей, заставляя кутаться в тяжелые плащи даже в стенах Королевского дворца. Сам монарх, Карл XII, уже который год находился вдали от столицы, ведя свои бесконечные кампании на просторах Польши, и вся тяжесть управления огромной державой легла на плечи Государственного совета, возглавляемого первым министром, графом Карлом Пипером.

В просторном, отделанном темным дубом кабинете графа царила напряженная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в массивном камине да шелестом бумаг. Пипер, человек уже немолодой, с усталым, изборожденным морщинами лицом, склонился над свежими депешами, только что доставленными курьером из Риги. Воздух был почти искрился от невысказанных опасений. Рядом, за длинным столом, заваленным картами и донесениями, сидели ближайшие советники: влиятельный граф Арвид Горн, известный своим прагматизмом и некоторой долей скепсиса ко всему, что исходило от их восточного соседа, и Кристофер Польхем, асессор Бергсколлегии, остроумный человек с глубокими познаниями в горном деле и металлургии. Его присутствие было неслучайным — последние вести из Московии все чаще касались именно этих областей.

— Итак, господа, — Пипер поднял голову, его взгляд выражал плохо скрываемую тревогу. — Наши источники в Московии, коим, смею вас заверить, можно доверять, сообщают о продолжающейся лихорадочной деятельности на Охтинских верфях и прилегающих к ним заводах. Царь Петр, похоже, не на шутку увлекся созданием собственного флота и, что более тревожно, модернизацией своей артиллерии.

Граф Горн, высокий, худощавый аристократ с тонкими, презрительно сжатыми губами, позволил себе легкую усмешку.

— Опять эти московитские «потешные» затеи, Ваше Превосходительство? Они вечно горазды на шум и пыль в глаза. Неужели мы всерьез будем опасаться их кустарных мастерских, когда вся Европа знает, что лучшая сталь и лучшие пушки производятся в Швеции? Наша промышленность, рудники — вот истинная сила. А что до их царя… его неуемная энергия пока что больше напоминает суету, нежели осмысленную деятельность.

Пипер тяжело вздохнул. Горн, при всем своем уме и преданности короне, порой бывал излишне самонадеян.

— Боюсь, Арвид, на сей раз дело может оказаться серьезнее, чем просто «потешные» игры. Речь идет о некоем мастеровом по фамилии Смирнов, выскочке, которого сам царь приблизил к себе. По донесениям, этот Смирнов разработал некий станок для сверловки пушечных стволов, дающий невиданную для московитов точность. Есть также сведения о попытках создания орудий нового, так называемого «композитного» типа. И что примечательно, информация об этом поступает к нам с удивительной быстротой. Наша агентурная сеть, слава Богу, работает исправно, и мы узнаем о «новинках» едва ли не раньше, чем о них становится известно в самой Московии.

Слово взял Польхем. Его лицо выражало озабоченность. Он был человеком науки, далеким от придворных интриг, и его суждения всегда ценились за объективность.

— Ваше Превосходительство, граф Горн, — начал он, — я бы не стал столь пренебрежительно относиться к этим известиям. Да, шведская металлургия и оружейное дело по праву считаются лучшими в Европе. Наши богатейшие рудные месторождения Фалуна и Даннемуры, вековой опыт наших мастеров, привлечение лучших иностранных специалистов — все это дает нам неоспоримое преимущество. Однако… — Кристофер Польхем сделал паузу, подбирая слова. — Даже незначительный технологический прорыв у такого упорного и многочисленного противника, как Московия, может иметь далеко идущие последствия. Если им действительно удастся наладить массовое производство орудий с повышенной точностью и прочностью стволов, это изменит баланс сил в артиллерийской дуэли. Наши солдаты, привыкшие к превосходству шведских пушек, могут столкнуться с неприятным сюрпризом.

Горн хотел было возразить, но Пипер остановил его жестом.

— Продолжайте, господин асессор.

— Точность сверловки, — Польхем аккуратно разложил на столе несколько листов с какими-то выкладками, — напрямую влияет на кучность боя и износ орудия. «Композитные» стволы, если технология их изготовления верна, могут выдерживать большие пороховые заряды, что увеличивает дальность и пробивную силу. Мы не можем позволить себе роскошь игнорировать эти сигналы, какими бы фантастическими они ни казались на первый взгляд. Московиты могут быть неумелы в деталях, их организация производства хаотична, но они обладают огромными ресурсами и, как показывает практика, способны на неожиданные решения, особенно под руководством такого деятельного монарха, как Петр. Вспомните, как быстро они оправились после Нарвской конфузии.

Пипер медленно провел рукой по лбу. Слова Польхема ложились тяжелым грузом. Война шла уже который год и хотя шведская армия одерживала победы, ресурсы страны были небезграничны. Любое усиление противника могло оказаться фатальным.

— Что вы предлагаете, господин Польхем? — спросил первый министр.

— Необходимо, Ваше Превосходительство, получить самую исчерпывающую информацию об этом Смирнове, его станках и технологиях. Не донесения общего характера, а конкретные чертежи, описания, если возможно — образцы его работы. Нужно понять, насколько его разработки оригинальны, насколько они применимы в массовом производстве, и какие ресурсы московиты готовы на это бросить. Только обладая полной картиной, мы сможем оценить реальную угрозу и выработать контрмеры. Возможно, это действительно лишь единичный успех талантливого самоучки, который не будет иметь системных последствий. Но возможно, мы имеем дело с чем-то более серьезным, с попыткой качественного скачка во всей их военной промышленности.

Горн все еще выглядел скептически. Аргументы Польхема, подкрепленные его авторитетом эксперта Бергсколлегии, произвели впечатление.

Пипер некоторое время молча смотрел в огонь камина. Предчувствие бури, надвигающейся с востока, становилось все отчетливее. Московия, которую многие в Европе все еще считали отсталой и варварской страной, демонстрировала пугающую способность к переменам.

— Вы правы, господин асессор, — наконец произнес он. — Мы не можем позволить себе недооценивать противника. Граф Горн, — он повернулся к своему советнику, — я прошу вас лично проконтролировать, чтобы наши агенты в Московии получили самые четкие инструкции. Смирнов и все, что с ним связано, — отныне объект первостепенной важности. Любые сведения, любые детали, любые возможности для получения более глубокой информации должны быть использованы. Не жалейте средств. Нам нужно знать все. И как можно скорее. Ибо время, как мне кажется, начинает играть против нас.

За окном завывал мартовский ветер, принося с собой с Балтики холодное дыхание еще не отступившей зимы. В кабинете первого министра Швеции надолго воцарилось молчание, полное тяжелых раздумий о будущем королевства и о той неведомой угрозе, что зарождалась на далеких болотах строящегося Петербурга. Приказ был отдан. Охота за секретами русского мастерового началась.

Прошло несколько недель, наполненных напряженным ожиданием. Весна в Стокгольме неохотно вступала в свои права, сменяя стылые ветра на робкое тепло, но в кабинете графа Пипера атмосфера оставалась по-зимнему холодной. Наконец, однажды утром, когда солнце едва пробилось сквозь свинцовые тучи, покрывавшие небо над Гамла Станом, старым городом, прибыл специальный курьер. Он доставил пакет, который первый министр вскрыл с плохо скрываемым нетерпением. Внутри, помимо шифрованных депеш, лежала объемистая, грубо переплетенная тетрадь — та самая, за которой так долго охотились шведские соглядатаи. Это был личный дневник Петра Смирнова, русского мастерового, чье имя все чаще фигурировало в донесениях.

— Вот он, господа, — Пипер положил тетрадь на стол перед графом Горном и Кристофером Польхемом, которые были немедленно вызваны во дворец. — Плод недавней операции наших людей в Петербурге. Как вы знаете, арест этого Смирнова был спровоцирован с нашей подачи через агентуру в Преображенском приказе — пришлось, конечно, раскошелиться на солидную мзду тамошним крючкотворам, но дело того стоило. Царь Петр, разумеется, своего умельца быстро вызволил, не без помощи этого шотландца Брюса, однако самое ценное — его мысли, чертежи — в наших руках.

Кристофер Польхем, чьи пальцы слегка дрожали от волнения, первым потянулся к тетради. Он осторожно перелистывал страницы, исписанные неровным, корявым почерком, с многочисленными помарками и рисунками, сделанными, очевидно, наспех. Граф Горн, сохраняя внешнее спокойствие, внимательно следил за выражением лица асессора Бергсколлегии. Пипер же отошел к окну, глядя на черепичные крыши Стокгольма. Успех операции был очевиден, но что-то в этой истории продолжало его беспокоить. Слишком легко дался этот трофей.

По мере того, как Кристофер Польхем углублялся в чтение, его лицо становилось все более серьезным, а глаза расширялись от изумления. Он что-то бормотал себе под нос на смеси шведского и латыни, делая пометки на отдельном листе бумаги. Наконец, он поднял голову, и в его взгляде читалось нечто среднее между восторгом и глубокой тревогой.

— Ваше Превосходительство, графы, — голос Польхема был прерывистым от волнения. — Это… это невероятно! Это настоящее сокровище! Здесь детали его сверлильного станка, а еще… здесь нечто гораздо большее!

Он снова склонился над тетрадью.

— Посмотрите! Он подробно описывает проблемы, с которыми сталкивается на своем заводе! Качество руды — он сетует на примеси, ищет способы их нейтрализации. Флюсы — он экспериментирует с различными добавками, пытаясь добиться более чистого и однородного чугуна. Литье — он описывает свои неудачи с формами, с усадкой металла, с образованием раковин. Закалка орудийных стволов — он ищет оптимальные режимы, чтобы избежать трещин и повысить прочность. Обучение подмастерьев! Он жалуется на их неграмотность и косность, и пытается разработать какую-то систему их подготовки! — Кристофер Польхем говорил все быстрее, жестикулируя. — Господа, он описывает те самые «узкие места», проклятые проблемы, которые тормозят развитие и нашей шведской металлургии, несмотря на все наши преимущества и вековой опыт! Этот Смирнов, нащупывает решения, которые мы сами искали годами!

Граф Горн, до этого сохранявший скептическое выражение лица, заинтересованно подался вперед.

— Хотите сказать, господин асессор, что этот дневник может быть полезен нам?

— Более чем, Ваше Сиятельство! — воскликнул Кристофер Польхем. — Он бесценен! Изучая его ошибки, поиски, удачи и промахи, мы можем значительно усовершенствовать наши собственные производственные процессы! Понимаете, он идет путем проб и ошибок, набивая шишки там, где мы, возможно, уже прошли или где мы могли бы свернуть на ложный путь. Его опыты с флюсами, его размышления о стандартизации литейных форм, его попытки контролировать температуру плавки — все это дает нам уникальную возможность избежать его ошибок и взять на вооружение его удачные находки! Мы можем сэкономить годы исследований и огромные средства! Этот дневник — это ключ к качественному скачку в нашей собственной артиллерийской промышленности! Мы можем, опираясь на его опыт, создать нечто еще более совершенное, обойдя те трудности, с которыми он столкнулся!

Пипер внимательно слушал. Радость от успешно проведенной операции смешивалась с растущим беспокойством. Если этот Смирнов, самоучка, работающий в условиях московитского разгильдяйства и нехватки всего и вся, способен на такие прозрения, то какую же угрозу он представляет в долгосрочной перспективе, если царь Петр обеспечит его всем необходимым?

— Прекрасно, — Пипер потер руки, пытаясь скрыть свою тревогу за маской удовлетворения. — Значит, угроза от этого Смирнова в его системном подходе к делу. И, как вы говорите, господин асессор, даже его ошибки могут принести нам пользу. Но тем опаснее он становится. Теперь нужно решить, как нам действовать дальше. Простого копирования его идей недостаточно. Нам нужно понять весь масштаб его замыслов, его истинный потенциал.

Он задумался на мгновение.

К середине лета Кристофер Польхем завершил анализ дневника русского мастерового Смирнова. Его выводы, представленные на закрытом заседании Государственного совета, произвели эффект разорвавшейся бомбы, по силе не уступавший самым мощным шведским мортирам. Польхем, с присущей ему методичностью и инженерной проницательностью, доложил сановникам, что истинная угроза, исходящая от Смирнова, кроется в его поразительном для московита системном подходе к организации производства.

— Ваши Превосходительства, господа, — Польхем раскладывал на столе свои выкладки, копии чертежей Смирнова и собственные эскизы, — этот русский, Петр Смирнов, интуитивно нащупывает те самые принципы, которые лежат в основе эффективного промышленного производства. Он пишет о необходимости стандартизации, о разделении труда, о контроле качества на каждом этапе, о подготовке квалифицированных кадров. Он пытается кустарными методами, внедрить то, к чему передовые мануфактуры Европы шли десятилетиями. Если царь Петр окажет ему всемерную поддержку, Московия способна в кратчайшие сроки совершить технологический скачок, который сведет на нет все наши нынешние преимущества. Он строит пушки, систему для их массового, дешевого и качественного производства. Это — угроза совершенно иного порядка.

Выводы Польхема заставили даже самых закоренелых скептиков, вроде графа Горна, по-новому взглянуть на «русского самородка». Идея о том, что нужно дискредитировать саму идею петровских промышленных реформ, зародилась еще весной, после первых тревожных донесений и анализа дневника. Уже тогда было решено действовать тоньше — инсценировать «несчастные случаи», чтобы посеять сомнение в душе самого царя Петра, заставить его поверить в неготовность России к таким преобразованиям. Стоит отметить, что благодаря записям Смирнова на вооружение уже были поставлены ряд новинок, которые оправдали стократно расходы на добычу этого дневника.

И тут, в августе, пришло известие о падении Нарвы и Ивангорода. Этот сокрушительный удар стал для шведов страшным подтверждением правоты Польхема и правильности уже выбранного ими пути в отношении Смирнова и его начинаний. Русская артиллерия, как доносили с мест, действовала с невиданной эффективностью. Стало очевидно, что влияние Смирнова уже начало сказываться. Если они не ускорят реализацию своего плана по дискредитации, не затормозят русского царя, то подобные «нарвские конфузии» для Швеции могут стать регулярными.

Падение Нарвы послужило мощным катализатором. На фоне этого поражения идея «третьей Нарвы» — реванша, отвоевания крепости — стала национальной идеей. Но для этого требовалось безусловное технологическое превосходство. Знания, полученные из дневника Смирнова, которые Польхем и его коллеги из Бергсколлегии уже начали творчески перерабатывать и адаптировать к шведским условиям, должны были быть немедленно внедрены в производство. Каждый узел, каждая технология, описанная русским мастеровым, рассматривалась под микроскопом на предмет ее использования для усиления шведской военной машины.

В этой накаленной обстановке активизировались и тайные переговоры с английским посланником, лордом Эшфордом. Падение Нарвы, ставшее наглядной демонстрацией возросшей русской мощи, усилило опасения Англии по поводу русского доминирования на Балтике. Лондон, опасающийся появления нового сильного морского игрока, становился более сговорчивым в вопросах негласной поддержки шведских усилий. Финансовые вливания потекли в шведскую казну, а английские агенты получили указание содействовать шведам в поиске «нейтральных» специалистов, способных «ненавязчиво» навредить русским промышленным проектам.

Таким образом, уже существовавшая стратегия получила более острое обоснование и дополнительный импульс. Инсценировка «несчастных случаев» на Охтинском заводе, основанная на знании уязвимостей русского производства (во многом почерпнутых из дневника Смирнова и проанализированных Польхемом), должна была стать еще более изощренной. Ведь речь шла о том, чтобы заставить Петра I сомневаться, выиграть время для собственного технологического рывка, необходимого для военного реванша. Каждая «случайная» поломка на русском заводе, и «неудачный» эксперимент Смирнова должен был давать шведским инженерам и промышленникам драгоценные месяцы для создания оружия, способного вернуть Швеции утраченные позиции.

В кабинетах Королевского дворца кипела невидимая работа. Граф Пипер, несмотря на внешнее спокойствие, чувствовал, как нарастает давление. Отсутствующий король Карл XII требовал побед, а не объяснений поражений. Народ роптал из-за тягот войны. А тут еще этот русский царь со своими непредсказуемыми реформами и внезапными технологическими прорывами. Необходимо было действовать быстро, точно и, главное, скрытно.

Шведская агентурная сеть в Московии, и без того одна из самых эффективных в Европе, получила новые, детальные инструкции. В центре внимания — Охтинский завод и лично Петр Смирнов. Дневник русского мастерового стал своего рода дорожной картой для диверсантов. Польхем, обладая уникальным инженерным чутьем, мог с высокой точностью предсказать, где именно в производственной цепочке Смирнова возникнут проблемы, какие материалы окажутся наиболее уязвимыми, какие эксперименты с наибольшей вероятностью приведут к аварии, если им «немного помочь».

Уже в самом начале, как был получен дневник, удалось провернуть первое дельце. Смирнов в своих записях подробно описывал трудности с получением качественного огнеупорного кирпича для плавильных печей и свои опасения по поводу их прочности при высоких температурах. Это стало прямым указанием для шведских агентов: подкуп должностных лиц, отвечающих за поставку материалов, мог привести к тому, что на завод попадет партия заведомо некачественного кирпича. Или, используя доступ к уже строящейся печи, можно было внести «незначительные» конструктивные изменения в кладку в самом уязвимом месте — там, где подводятся фурмы для дутья. Расчет был прост: при первой же серьезной, высокотемпературной плавке, особенно если она будет связана с ответственным заказом (как, например, отливка ствола для крупнокалиберного орудия), такая печь не выдержит. Прорыв расплавленного металла, пожар, срыв производства — все это можно будет списать на «русскую некомпетентность» или «сложность технологии».

Точно так же анализировались и записи Смирнова о его экспериментах с новыми пороховыми составами для гранатных запалов. Его опасения по поводу нестабильности некоторых смесей, его поиски безопасных флегматизаторов — все это давало пищу для размышлений. Достаточно было через подкупленного подмастерья или нечистого на руку аптекаря, снабжающего лабораторию Смирнова реактивами, подменить один из компонентов на более активный или, наоборот, «загрязнить» исходные материалы так, чтобы реакция пошла непредсказуемо. Взрыв в лаборатории, который чуть не стоил Смирнову жизни, вполне мог быть результатом именно такой тонкой диверсии, обставленной как трагическая случайность при работе с опасными веществами.

Деньги, щедро выделяемые английской стороной через подставных коммерсантов, шли на подкуп нужных людей, на организацию каналов поставки «специальных» материалов, на вербовку исполнителей из числа недовольных или просто алчных русских чиновников и мастеровых. При этом старались не оставлять прямых следов, действовать через несколько рук, чтобы в случае провала нити не привели в Стокгольм или, тем более, в Лондон.

Параллельно с организацией диверсий на русских заводах, в Швеции кипела работа по форсированной модернизации собственной военной промышленности. Кристофер Польхем, возглавив негласный «мозговой центр», координировал эти усилия. Его гений позволял не просто копировать русские находки, а развивать их, создавать на их основе более совершенные технологии. Цель была догнать, обогнать московитов, создать оружие, которое обеспечит шведской армии решающее превосходство в будущих сражениях, включая планируемый реванш за Нарву. Каждая тонна новой, улучшенной стали приближала этот день.

Вся эта многосложная, тайная деятельность преследовала несколько взаимосвязанных целей, которые в свете нарвского поражения приобрели для Швеции характер жизненной необходимости.

Во-первых, тактическая, неотложная цель: немедленно нейтрализовать намечающийся технологический рост России, который так ярко продемонстрировало падение Нарвы. Нужно было остановить или хотя бы замедлить производство Смирновым его опасных новшеств. Одновременно, используя полученные из его же дневника знания и гений Польхема, следовало форсировать модернизацию собственной военной промышленности. Швеция должна была создать превосходство в вооружении, чтобы иметь возможность взять реванш, отвоевать Нарву и переломить ход войны в свою пользу. Каждая «авария» на Охте давала шведским заводам драгоценное время.

Во-вторых, стратегическая, долгосрочная цель: подорвать саму веру царя Петра I в возможность успешной системной модернизации России по европейскому образцу. Нужно было не просто остановить Смирнова, а убедить русского монарха, что его амбициозные проекты по созданию передовой промышленности обречены на провал из-за «русской отсталости», «нехватки умельцев» или даже «противодействия высших сил». Цель — заставить его отказаться от наиболее опасных для Швеции (и ее негласных английских союзников) начинаний, которые могли бы изменить саму производственную культуру России. Пусть русские успехи останутся на уровне единичных «самородных» прорывов, не перерастая в отлаженную, эффективную систему. Пусть царь Петр тратит силы и ресурсы на борьбу с последствиями «несчастных случаев», а не на планомерное развитие.

И, в-третьих, геополитическая, решающая цель: вернуть Швеции контроль над Балтикой, который пошатнулся после потери Нарвы. Не допустить превращения России в мощную индустриальную и морскую державу, способную диктовать свои условия в регионе. Затормозить ее развитие, отбросить назад, чтобы Швеция сохранила свое доминирующее положение и смогла диктовать условия мира на своих условиях. В конечном счете, речь шла о выживании Швеции как великой европейской державы.

Но еще большее потрясение испытали шведы, когда разобрались в идеях инженера, которые касались военного дела. Здесь уже генералы сначала посмеивались, но когда включили воображение о том, как можно было бы использовать преимущества в технологическом развитии — новая военная тактика сама напрашивалась. И жизнь Смирнова теперь стоила сущие гроши.

Шведское руководство считало, что игра стоит свеч. На кону стояло слишком многое. И пока на Охтинском заводе Петр Смирнов боролся с невидимым врагом, не подозревая о масштабах заговора, в Стокгольме с напряженным вниманием следили за каждым его шагом, за каждой аварией, за каждым слухом, доносившимся из далекой Московии. Паутина интриг становилась все плотнее.

Конец интерлюдии.