Инженер Петра Великого – 2

Глава 2

Да, сам Государь Петр Алексеич первый наш образец глядел! Но то ж был, по чести сказать, макет скороспелый, на живую нитку собранный — лишь бы саму идею показать, что оно вообще заработать может (хотя для всех он был уже готовый). Принцип одобрили, а вот чтобы оно пахало по-настоящему, надежно, пушку за пушкой сверлило — это еще до ума довести надо было.

И вот теперь терять время было никак нельзя.

Во-первых, надо было всем этим интриганам и саботажникам, которые палки мне в колеса совали, нос утереть окончательно. Доказать, что хрен они меня сломают, даже тюрьмой своей поганой!

Во-вторых, Брюс прямо сказал, без обиняков: результат давай! Не когда рак на горе свистнет, а сейчас!

Работа закипела так, что только щепки летели! Мои ребята, отошедшие от шока после моего ареста и воодушевленные, что я снова с ними (да еще и под таким прикрытием!), вкалывали от зари до зари. Старик Аникей снова над дубовой станиной корпел, доводил ее до ума, направляющие по моей «струнной» методе выверял — с такой точностью, что сам дивился да приговаривал: «Ай да наука, Петр Алексеич, ай да голова!».

Слесаря над передней бабкой и подачей шаманили — подшипники снова притирали, винтовую пару подгоняли, чтоб люфта ни на волосок. Тимофей (наконец-то узнал имя старика-кузнеца, все забывал) в кузне потом обливался, доделывал последние кованые детали — рычаги, крепеж всякий. А мои пацаны — Федька, Ванюха, Гришка (скоро их «ФВГ» буду называть) — как юла крутились: таскали, подавали, мастерам помогали, на лету все схватывали, каждое мое слово ловили.

Казалось, вот-вот, еще чуток — и этот монстр задышит, заработает уже по-взрослому. Все основные узлы выверены, подогнаны. Оставались последние штрихи — приводной ворот дособрать, заднюю бабку намертво укрепить, сверло финально подогнать… Но, как оно всегда бывает в нашем деле непростом, самая паскудная засада как раз на финишной прямой и поджидала (хорошо, что на первом запуске в присутствии царя все обошлось).

Мы как раз взялись ставить главное сверло — длиннющий стальной стержень с хитро заточенными кромками. Тимофей над ним не одну неделю спину гнул, а я лично за закалкой и цементацией глядел. Тяжеленное оно было, неповоротливое, но вид имело внушительный. Иван с Семеном начали его в пиноль задней бабки крепить, винты подтягивать… И тут — тихий такой, но до дрожи отчетливый — хрусть! Один из выступов на хвосте сверла, которым оно зажиматься должно было, взял да и отвалился к хренам!

— Да чтоб тебя!.. — только и выдавил Иван, роняя ключ.

Все застыли. Я к станку подскочил. Глянул на излом… А там металл-то — труха! Неоднородный какой-то, с крапинками темными, зерно крупное. Сразу видать — сталь дрянь. То ли Тимоха-кузнец при ковке его перегрел сверх меры, то ли с закалкой напортачил. А может, и то, и другое вместе.

— Тимоха! А ну, топай сюда! — рявкнул я.

Приковылял кузнец, белее полотна, увидел обломок, перекрестился размашисто.

— Батюшка ты мой, Петр Алексеич… Как же так?.. Грех-то какой… Я ж старался, как ты велел… Ковал прилежно… калил по всей твоей науке…

— Старался он… — процедил я сквозь зубы. — А железо-то какое брал? Помнишь, я тебе полосу давал отборную, из старых государевых запасов, самую что ни на есть крепкую?

Замялся Тимоха, глаза в пол уставил, бороду теребит.

— Дык… она, батюшка, того… извелась вся… А новую голова Лыков давеча выдал… Сказал — бери, Тимофей, не сумлевайся, немецкая, самая лучшая… Крепче не бывает…

Лыков! Вот же змея подколодная! Ну, теперь все стало на свои места. Подсунул, значит, Тимохе фуфло какое-то под видом доброй стали! Знал ведь, паскуда, что сверло — самый ответственный узел! Расчет был простой, как три копейки: сверло ломается при первом же серьезном пуске, станок признают негодным, а меня — болтуном пустомелей и растратчиком денег казенных. И ведь почти сработало, гад!

Неужели его нельзя вытурить отсюда? Ладно, разберемся.

На Тимоху орать — что с гуся вода, он сам жертва обмана. Надо было срочно выкручиваться. Без сверла вся наша машина — просто груда бесполезного дерева и железа.

— Ладно, Тимоха, — я взял себя в руки. — Что было, то прошло. Теперь новое сверло надобно. Быстро! И из самого лучшего железа, какое только сыщется на всем заводе! Понял? Самого лучшего!

— Да где ж его взять-то, батюшка? Опять у Лыкова просить? Он же снова дряни какой подсунет… али вовсе откажет…

— А мы у него и просить не будем! — в голове мелькнула шальная, отчаянная мысль. — Помнишь, в цейхгаузе старом, где мы железо искали, пушки трофейные валялись? Шведские? Которые при Нарве еще взяли?

— Ну, помню… Здоровые дуры… А они-то нам на что?

— А на то, Тимоха, что свеи эти, черти б их побрали, сталь для пушек своих делают знатную! Получше нашей выходит, крепче, чище! Вот из такой пушки и выкуем новое сверло! Пойдем, выберем какую поплоше, что все равно в переплавку просится. Казна не обеднеет. А нам — самое то будет!

Идея была дерзкая — пустить трофейную шведскую пушку на сверло для станка, который будет сверлить наши русские пушки… Забавная ирония судьбы, ничего не скажешь.

Мы с Тимохой да с парой солдат прямиком на склад трофеев. Отыскали там небольшую шведскую полевую пушку, явно в бою покалеченную, ствол поведен — к службе негодна. С Орловым я шепнул словечко (он как про Лыкова и подсунутое железо услыхал, аж зубами скрипнул, только рукой махнул — делай, чтоб результат был!), и перетащили мы эту пушку в кузню.

Работа предстояла адова — разрубить толстенный ствол, выковать из лучшего куска новый стержень для сверла. Кузнец пыхтел у горна как проклятый, понимая, что второго шанса может и не быть. Я от него почти не отходил, следил за каждым движением, за каждым нагревом, потом — снова закалка, цементация режущей части. На этот раз я лично каждый этап контролировал — никому уже не верил.

Через два дня каторжной работы, без сна и отдыха, новое сверло было готово. Оно получилось чуть короче прежнего, может, не такое блестящее, но зато металл был виден сразу — плотный, мелкозернистый, звенел чисто при ударе. Мы снова установили его в заднюю бабку, закрепили со всей возможной осторожностью, чуть ли не дышать перестали. На этот раз — тьфу-тьфу-тьфу — всё встало как надо.

Последний штрих был сделан. Машина была готова к настоящему испытанию. Нервы у всех были натянуты до предела, как канаты. Завтрашний день должен был решить всё: стоили ли чего-нибудь все эти мучения и бессонные ночи, или всё было зря и надо снова доводить до ума.

Утро выдалось — чисто питерское: небо низкое, серое, с Невы тянет сыростью, промозгло. А у нас в мастерской — жарко от нервов да от любопытства. С самого ранья народу набилось — вся моя команда тут: Федька, Ванюха, Гришка — аж зеленые от волнения; слесаря Иван да Семен, по-деловому хмурые; старик Аникей примостился в углу, кряхтит помаленьку; даже Тимоха-кузнец приковылял — глянуть, как его железяка шведская себя покажет. Солдаты у приводного ворота — как истуканы, команды ждут.

На верстаке разложен мой мерительный инструмент — штангенциркуль самодельный, деревянный с железными губками, калибры-пробки разного нутра, щуп длинный — канал проверять. Все готово, ждет своего часа.

Для пробы взяли один из первых, еще опытных, моих композитных стволов малого калибра. Это который тройной заряд выдержал — крепкий, зараза. Важно было глянуть, как станок справится с обычным чугуном и с моим хитрым литьем, что потвёрже будет. Ствол мы еле впихнули в патрон передней бабки, кой-как закрепили, потом долго выверяли по отвесам да уровню, чтобы ровно стоял, без перекоса. Заднюю бабку со сверлом подвели к самому торцу ствола.

— Ну, мужики, с Богом! — сказал я, перекрестился больше по привычке. — Солдаты! На ворот взялись! Крути! Да не дергай, плавно! Как учили!

Четыре солдата навалились на рычаги ворота. Заскрипели деревянные шестерни, и здоровенный ствол медленно, важно так, пошел вращаться. Оборот, другой… Вроде ровно идет, биения нет — уже хорошо. Шпиндель в чугунных подшипниках туговато идет, правда крутится, хватает пока смазки.

— Иван, Семен! Давай сверло! Помаленьку! Чуйте металл!

Слесаря взялись за маховик ходового винта. Длинное сверло медленно поползло вперед.

Я прямо дышать перестал. Вот оно… Сейчас…

Кончик сверла ткнулся во вращающийся торец ствола. Секунду тишина, а потом — такой низкий, ровный скрежет пошел. Есть! Стружка пошла! Темная, мелкая, обломками падает. Гришка тут как тут — с кистью да миской с салом — смазывать да убирать, чтоб не мешала.

— Идет! Идет, Алексеич! — шепотом выдохнул Федька, не сводя глаз со сверла.

Пошло дело! Станок мерно гудел. Ствол крутился, сверло потихоньку, миллиметр за миллиметром, вгрызалось в металл. Скрежет стоял такой рабочий, аж слух ласкал после всех наших треволнений. Я глаз не сводил с процесса. Главное — с подачей не пережать, чтобы сверло не закусило или, не дай Бог, не лопнуло (шведская сталь шведской сталью, а дури в солдатах много), да за температурой следить — перегрев никому не нужен. То и дело кричу: «Стой подачу! Отводи сверло!» — чтобы Гришка мог как следует стружку выгрести да сальцем свежим канал промазать. Пыли было много, надо будет в будущем решить и это вопрос.

Работа шла не быстро. Ох, как не быстро по моим меркам… Но для здешних времен — это была просто сказка! Фантастика! И главное — все предсказуемо. Сверло шло ровненько, как по писаному, не било, не гуляло из стороны в сторону, как на старых-то станках, где вечно с кривым каналом мучились.

Час прошел, другой. Солдаты на вороте аж взмокли, менялись, пот рукавами утирали. Слесаря у маховика подачи спин не разгибали. Пацаны мои вокруг суетились, команды выполняли. Я сам как прирос к станку, каждый звук ловил, каждый оборот считал.

Наконец-то! Прошло! Всю длину прошло!

— Стоп машина! — скомандовал я, стараясь, чтоб голос не дрожал. — Отводи сверло!

Сверло медленно вышло из готового канала. Я схватил длинный щуп, маслицем его смочил, и осторожно — в канал.

Провел по стенкам… Еще раз… Ну⁈ Ровно!

Идеально ровно, насколько тут вообще возможно! Ни уводов заметных, ни овальности этой проклятой, как в стволах, что по-старому сверлили. Стенки гладкие, без глубоких задиров.

— Ну что, мужики? — обернулся я к своим. Они все тут, столпились, в глаза мне смотрят, ждут. — Получилось! Канал ровный! Первый настоящий!

По мастерской прошел гул — сначала выдохнули все разом, будто мешки с плеч скинули, а потом уж — гомон, смех, радостные крики. Федька подпрыгнул, Ванюху по плечу хлопнул. Гришка лыбился во весь рот. Суровые Иван с Семеном в усы усмехнулись. Старый Аникей одобрительно крякнул, а Тимоха-кузнец размашисто перекрестился: «Слава Тебе, Господи! Не зря, значит, горбатился!»

Это был наш общий праздник всей команды. Всех, кто поверил, кто не испугался, кто вкалывал тут до седьмого пота. Мы это сделали! Сдюжили! Построили рабочую машину.

Ну, успех успехом, а его ж надо было закрепить. Да не просто так, а чтобы все эти заводские скептики языки прикусили. Я попросил Орлова, он там подсуетился, со Шлаттером перетер — в общем, назначили официальные «смотрины» конечного варианта станка.

В назначенный день у меня в мастерской опять не протолкнуться от начальства. Царя на этот раз не было, слава Богу, но публика собралась — ого-го: сам полковник Шлаттер; новый обер-мастер (с какой-то ненашенской фамилией), мужик пожилой, осторожный, себе на уме; начальники цехов набежали — и литейного, и кузнечного; немец Крамерс, их хваленый механик, педант до мозга костей; ну и Орлов, конечно, сияет, как новый пятак. Приплелись и мастера некоторые, из старой гвардии, которые явно с недоверием глядели — мол, «видали мы эти фокусы, знаем, чем кончится».

Для показа я решил не мудрить с моим композитным стволом, а взял обычную чугунную болванку того же калибра, но отлитую по-старому, как деды лили. Чтобы показать — станок и с не самым лучшим металлом справится, да и разница в сверловке еще виднее была.

Опять та же шарманка: зажали болванку в патроне, выставили по осям, подвели сверло. Солдатики пыхтят на вороте, слесаря на маховике подачи не дышат. Заскрежетало, стружка посыпалась. Я стою рядом, комментирую, что к чему: вот, глядите, сверло не бьет, идет ровно, подача равномерная.

Начальство и мастера смотрят молча (а чего им говорить, если сам царь с Брюсом уже дали добро), в станок чуть ли не носом тычутся. Крамерс вытащил какую-то свою немецкую приблуду, на циркуль здоровый похожую, и давай что-то мерить прямо на ходу, ковыряется. Шлаттер брови хмурит, молчит, не лезет. Старики-скептики в углу перешептываются, головами качают — не поймешь, то ли удивляются, то ли все еще не верят.

Больше часа эта сверловка тянулась. Наконец, закончили.

— Готово! — объявляю я. — Прошу глянуть на канал!

Первым к болванке метнулся Крамерс. Долго он там своим щупом водил, потом калибром этим, пробкой, диаметр на входе и выходе проверял. Выпрямился, на Шлаттера глянул.

— Я, герр полковник… Канал есть… прямой, — сказал он так, будто сам не верил. Голос дрогнул от удивления. — Отклонение… зер минималь. Цилиндриситет… гут. Ошень гут для такой машины. Я не ожидал, право слово.

Ну, после слов главного умника и скептика — народ притих. Остальные мастера полезли смотреть, щупать, пальцами водить, головами качать. Даже самые упертые консерваторы вынуждены были признать: канал получился — не чета старому. Ровный, гладкий, без задиров и вихляний.

— А теперь, господа хорошие, — говорю я, — позвольте уж и ствол того же калибра показать, да только на старом станке сверленый. Его как раз вчерась закончили.

Приволокли образец старой работы. Я тому же Крамерсу предлагаю — сравни, будь любезен. Немец опять за свои железки взялся. Через пару минут выпрямился, только головой покачал.

— Нейн… Здесь… канал гуляет сильно. Эллипс есть. И поверхность… шершавая, как терка. Разница… большая. Ошень большая разница.

Тут и Шлаттеру крыть было нечем. Подошел он ко мне, откашлялся эдак важно.

— Гм… Да, Смирноф… Машина твоя… работает, стало быть. Результат… налицо. Признаю. Дело полезное, государево. А посему, — он обвел строгим взглядом присутствующих начальников, — приказываю: немедля чтоб приступили к изготовлению копий сего станка! Чертежи у фельдфебеля Смирнова! Взять! Мастеров толковых ему в помощь выделить! Чтобы к концу месяца — минимум три таких машины уже в цеху стояло и работало! И чтоб всю сверловку стволов — только на них перевести! Старые станки — на слом! Выполнять!

Даже так?

Приказ прозвучал четко, без экивоков. Скептики носы повесили, а наши-то (вроде Орлова) — аж заулыбались во весь рот. Все, моя технология получила итоговое официальное добро и путевку в жизнь. Победа не маленькая!

Теперь можно было и дальше двигаться.

Главная заноза, мешавшая делать нормальные пушки, начала выходить.

Приказ Шлаттера про копии станка и новую технологию — это как зеленый свет дали. Теперь главное было темп не сбавлять, а только наращивать. Двадцать станков, как Царь-батюшка велел, мы, понятно, «к завтрему» не состряпаем, но три штуки до конца месяца, как полковник приказал, — это задача вполне посильная, если с умом взяться.

Но я ж не дурак, понимал — сам на все руки не разорвусь. И станки новые клепать контролировать, и со стволами этими композитными разбираться (теперь-то, с ровной сверловкой, самое время за них браться всерьез!), и гранаты с картечью на ум доводить, да еще и эту канитель с перестройкой заводского участка на себе тащить — одному такое не потянуть, никак. Значит, надо было дело раскидывать. Людям доверять. В первую голову — моим ребятам, которые за это время из желторотых птенцов уже вполне в толковых помощников выросли.

Я собрал свою «бригаду» — «ФВГ» и слесарей Ивана с Семеном.

— Ну что, орлы мои. Сами видели — начальство нашу машину признало. Теперь надо такие же строить, да поскорее. Дело государственное, ответственное. Посему так: назначаю старшими над постройкой новых станков… Федота и Ивана! — глянул на своего лучшего ученика и самого толкового слесаря. — Ваша задача — по моим чертежам (вот они, на бумаге, как положено, разжевал как мог) всю работу поставить. Федот — за тобой общая сборка и с плотниками стыковка. Иван — на тебе все железо, подгонка, чтоб механизмы работали. Семен, Аникей, Тимофей — вам в помощь будут. А вы, — это я Ваньке с Гришкой, — пока на подхвате у них, но и свой кусок работы получите. Ванька — размеры да качество деталей по шаблонам проверять будешь. Гришка — за инструмент отвечаешь, резцы там, сверла подготовить, наладить. Сдюжите?

Переглянулись они. На лицах — и гордость, что доверил, и страх — осилят ли?

— Сдюжим, Петр Алексеич! — первым нашелся Федька, вытянулся. — Не подкачаем!

— Постараемся, — басовито прогудел серьезный Иван.

— Вот и ладушки! — хлопнул я. — Чертежи вот, подробные. Ежели что не ясно — ко мне бегом. Но старайтесь и сами башкой работать! Вы теперь зачинатели нового дела!

Шаг, конечно, рисковый был — пацанам, по сути, да простым мужикам такое сложное дело доверить. Но я в них верил. Да и понимал: только так и можно настоящих мастеров вырастить, которые потом сами смогут дела делать. Я-то присмотрю, подскажу где, но основную лямку они теперь должны были тянуть сами.

Сам же я теперь мог наконец-то с головой уйти в другие дела, не менее важные. Во-первых, стволы композитные. Теперь, когда их сверлить по-людски можно стало, ровно и точно, пора было всерьез думать, как их на поток ставить, особенно для калибров покрупнее — корабельных да осадных. Надо было до ума доводить и литье этой трубы нутряной из моего чугуна «с секретом», и ковку бандажей, и как их насаживать правильно, и с термообработкой этих дур разбираться. Работы — конь не валялся.

Во-вторых, боеприпасы. Тут тоже работы — непочатый край. Гранаты ручные да картечь. Гренадеры-то у нас уже есть, молодцы бравые, спору нет, царь их жалует, формирует. Только вот чем они кидаются — это ж слезы порой, а не оружие! Опытные-то образцы мы с ребятами на коленке слепили, себя вроде неплохо показали на пробах, но это ж штучный товар. А надо — тысячи! Десятки тысяч! Чтобы у каждого гренадера подсумки ломились, и чтобы артиллерия картечью могла вражью пехоту косить не хуже доброй косы.

А как их сейчас делают? Гранаты эти — шары чугунные, кое-как отлитые, один толще, другой тоньше, как оно рванет и куда осколки полетят — одному Богу известно. Хорошо, если врага зацепит, а то ведь может просто пшикнуть или наоборот, рвануть так, что и своих покалечит. А фитиль этот проклятый… Зажигаешь его от жаровни или своего же мушкета, суешь в запальное отверстие, а он то горит так быстро, что и кинуть не успеешь, то тухнет на полпути, то вообще в руке бабахнет, не дай Бог! Видел я таких «счастливчиков» без пальцев…

Надо ж не просто шары ляпать, а чтоб каждая граната была предсказуемой, как… как восход солнца! И по весу, и по времени горения запала, и главное — по убойности! Чтобы гренадер наш знал: запалил, метнул на счет «три» — и врагу точно хана придет, а не ему самому или товарищу рядом.

Что тут можно придумать, исходя из местных реалий?

Литье корпусов наладить — это раз. И не абы как, а по единому образцу, с одинаковой толщиной стенки. Может, даже… вот мысль! Может, на внутренней или внешней стороне формы сделать насечку? Неглубокие такие бороздки, крест-накрест? Тогда чугуний при взрыве будет лопаться именно по этим линиям, давая больше осколков нужного размера, а не два-три крупных куска и кучу бесполезной пыли. Надо пробовать! Это ж не бином Ньютона, а простая геометрия и знание, как металл себя ведет.

И запал! Запал, чтоб его! Я все с этим терочным вариантом мудрую — как бы так сделать, чтоб чиркнул им о дощечку с составом, как спичкой (хотя спичек тут еще лет сто не будет), и он загорелся… Сложно пока, материалы не те, то сера не чистая, то фосфора белого днем с огнем не сыщешь (да и опасно с ним работать). Но фитиль-то обычный, пороховой, и тот можно до ума довести! Во-первых, сам шнур делать стандартный, ровный, из пеньки хорошей. Во-вторых, состав пороховой для пропитки — тоже строго по рецепту, чтобы горел равномерно, не чихал, не гас. И может, его еще лаком каким покрывать или воском пропитывать, чтобы от сырости не так отмокал? И втулку деревянную точить под запальное отверстие, чтобы фитиль в ней сидел плотно, как влитой, и время горения было всегда одинаковым! Это ж элементарно, Ватсон! Ну, то есть, элементарно для меня, а тут — целое открытие будет.

А картечь? Тоже песня та еще. Насыплют в мешок или прямо в ствол пушки обрезков железа, гвоздей каких ржавых, шаров кривых с литейного двора — оно и летит потом куда попало, а то и ствол дорогой дерет, царапает. Эффект вроде есть, но какой ценой?

Тут тоже голову приложить надо. Вместо мусора — лить стандартные шарики чугунные или свинцовые. Маленькие, но одного размера и веса. И не в мешок их пихать абы как, а… в картуз! Точно, в картуз! Сшить из холстины плотной или даже кожи мешочек по калибру пушки, набить его этими шариками ровным счетом, завязать крепко, а снизу еще и пыж деревянный присобачить — шпигель называется, чтоб пороховые газы его толкали ровно. Вот тогда оно полетит кучно, снопом, как из дробовика хорошего! Чтоб направленным ударом смерти било по наступающему супостату!

Под все это ж отдельные избы нужны, светлые, сухие. И подальше от кузни да литейки, Боже упаси! Где порох лежит — там тишина должна быть и порядок строжайший. Один чих с огнивом — и от всего нашего славного завода одни головешки останутся. Людей опять же учить надо специально, чтоб не абы кто этим занимался, люди аккуратные, «ученые», как тут говорят. Чтобы знали, как с порохом обращаться, как запалы вставлять, как картузы эти вязать. Тут спешка и разгильдяйство — прямая дорога на тот свет, и хорошо, если только себе.

Да, задач громадье. Но если наладить массовый выпуск вот таких, улучшенных гранат и картечи — это ж какая подмога будет армии! Гренадеры станут настоящей элитой штурмовой, а артиллерия сможет пехоту вражью выкашивать рядами. Это тоже часть победы, и не малая.

Ну и, в-третьих, та самая перестройка завода. План-то Брюс одобрил в общих чертах, но теперь его надо было в чертежи рабочие переводить — для зданий, фундаментов, трансмиссий этих всяких. С подрядчиками толковать, материалы у Лыкова выцарапывать (этот гад хоть и притих после выволочки, но все равно палки в колеса совать будет, я чуял — и чего его не турнут-то, явный же саботажник), за самой стройкой приглядывать.

Задач навалилось — голова пухнет. Но теперь хотя бы команда была под боком, ресурсы какие-никакие выделили, начальство добро дало. И главное — цель была ясна как божий день: сколотить здесь, на Охте, такое производство, чтобы армия и флот наше новое оружие получили — с которым не стыдно и супостата бить.

Следующий этап начинался.

Знал бы я какой завтра денек будет — не уснул бы…