Инженер Петра Великого – 2

Глава 20

Вот тебе и «потешный бой»! Хотели, значит, мне тактический конфуз устроить, а еще и заводик подпалить, да так, чтобы на меня же все и свалить. Дескать, Смирнов, выскочка, со своими опасными «опытами» доигрался. Чисто работают, сволочи! И заказчик, видать, птица не из последних, раз на такое пошел прямо под носом у Государя.

Отменять «потешный бой»? Да ни в коем случае! Это ж будет выглядеть, будто я хвост поджал. Провал, который моим врагам только на руку. Нет уж! Будем играть по-крупному. Рискованно? Еще бы! Но когда тут у меня было по-другому?

Федьке с его «заводской гвардией» — этих ребят я натаскал на совесть, они каждый винтик на заводе знали, поручил внутреннюю оборону, самые уязвимые места: пороховой склад (одну попытку-то отбили, но кто знает, может, у них еще козыри в рукаве?), склады с селитрой, механический цех, где мои бесценные станки.

— Глаза в оба, Федот! — наказывал я ему, глядя в его честные, преданные глаза. — Любой шорох, подозрительная тень — немедленно сигнал.

Солдатам Орлова, которых он мне выделил, — усилить внешний периметр. Часовых — вдвое, патрули — чаще. Поручик и сам все понял. Игнату Лыкову, моему новоиспеченному «перевербованному» снабженцу, задача особая: он тут все ходы и выходы знал, как свои пять пальцев, всех купчишек и подрядчиков, кто на завод шастает. Ему — следить за всеми «поставками», за любыми чужими телегами, что попытаются на территорию проехать. Да и вообще, ухо востро держать, вдруг кто из его старых «дружков» объявится с недобрыми намерениями. Лыков, надо отдать ему должное, после нашего «душеспасительного» разговора и заступничества Брюса, крутился как уж на сковородке, стараясь выслужиться. Страх — тот еще мотиватор (не знаю, надолго ли).

Завод, таким образом, превращался в натуральную осажденную крепость. А я, оставив там своих «комендантов», с головой ушел в последние приготовления к «потешному бою». Мои вчерашние деревенские салаги, уже не выглядели пушечным мясом. Окопы они рыли без особого энтузиазма, зато с пониманием дела. Мои фузеи, с целиками и выверенным калибром, держать научились, целиться — тоже приноровились. Учебные гранаты метали не как заправские гренадеры, зато не себе под ноги. Главное — у них появился азарт, вера в то, что и они чего-то стоят, что и они могут бить врага, а не подставлять свои лбы под пули.

Последний инструктаж. Еще раз прогнали сигналы — флажки, рожок. Проверили «красящие» боеприпасы: деревянные пули, учебные гранаты. Орудия у нас, к сожалению, были только легкие, пара трехфунтовых пушчонок, которые я у Орлова выпросил. Но и для них я не забыл «сюрприз» — имитацию картечи, специальные картузы с красящими элементами, которые должны были дать наглядное представление о ее «убойной» силе.

И вот он, день «хэ». С самого утра на специально выбранном поле, верстах в пяти от Охты, уже суетились солдаты, занимая позиции в свежевырытых окопах. Я сам, как угорелый, носился между ними, проверяя, подбадривая, в сотый раз повторяя команды. Волновался, конечно.

А потом начали съезжаться высокие гости. Кареты, всадники, блеск мундиров, звяканье шпор… Первым прибыл сам Государь, Петр Алексеевич. В своем обычном, простом темно-зеленом кафтане, но с такой энергией и властностью во взгляде, что все вокруг невольно вытягивались в струнку. Рядом с ним — неизменный Яков Вилимович Брюс. И тут же — его светлость Александр Данилович Меншиков, весь в движении, глаза так и сверкают любопытством, он ведь ко всему новому был падок.

За ними подтянулась и остальная «комиссия». Опытный фельдмаршал Борис Петрович Шереметев, командовавший под Нарвой, — на него я возлагал особые надежды, он-то уже успел оценить пользу моих пушек и фузей. Генерал от инфантерии Аникита Иванович Репнин, тоже вояка тертый, прошедший огонь и воду. А вот и мой старый «знакомец» по дебатам в царском домике — де Геннин. Увидев меня, он так скривился, будто ему лимон подсунули вместо пряника. Ну, от этого я ничего хорошего и не ждал. Были и другие, видные военачальники, участники недавних кампаний. Лица у большинства из них были скептически-недоверчивые. Ждали, видать, как «выскочка-прожектер» со своими «потешными» затеями сейчас прилюдно в лужу сядет. Что ж, посмотрим, кто кого.

Пока шишки устраивались на свежесколоченном для них помосте, я подтянул к себе полковника Батурина с его офицерами, да еще пару-тройку гвардейцев, кому предстояло «атаковать». Нужно было им растолковать правила игры, чтобы потом без обид и непоняток.

— Ваше Величество, господа генералы, офицеры! — громко обратился я к зрителям. — Чтобы наш «потешный бой» вышел не только на посмотреть, но и с толком, а главное — чтоб никто не покалечился, правила предлагаю незамысловатые. Ружья наши, как вы в курсе, заряжены особыми «красящими» пульками — деревяшки мягкие, в воске с краской вываренные. Если такая пулька оставит на мундире неприятеля хорошо видный цветной мазок — в голову или в корпус — считай, «убит» и сразу выходит из боя, чешет в тыл. А если краска в руку или ногу угодит — солдат «ранен», присаживается на месте, но из строя не выходит, чтоб общую картину боя не ломать и своим под ногами не путаться. За тем, чтобы все было по-честному, и за подсчетом «потерь» присмотрят специально назначенные люди графа Брюса, они у нас сегодня за судей.

Государь одобрительно хмыкнул — идея с красящими пульками ему явно зашла, он вообще любил всякие наглядные штуки. Меншиков аж заулыбался, уже предвкушая шоу. Генералы постарше, типа Шереметева, серьезно слушали, кивали своим мыслям. Один де Геннин так и сверлил меня тяжелым взглядом, на его физиономии так и читалось полное недоверие ко всей этой затее. Гвардейские офицеры, которым предстояло «атаковать», переглядывались с ухмылками — не больно-то верили, что какие-то «красящие шарики» смогут остановить их лихой напор. Ну что ж, будем посмотреть.

И вот, сыграла труба. Пошел’Бой'. Гвардейцы — цвет армии, краса и гордость — поперли в атаку, ну чисто как на параде. Две отборные роты, печатая шаг, развернулись в идеальные линии. Солнце играло на надраенных фузеях, офицеры, выхватив шпаги, шли чуть спереди, покрикивая на своих.

Блага-а-ародное высокомерие в глазах, железобетонная уверенность в каждом отточенном движении. Глядеть на них — одно удовольствие: настоящая военная машина, отлаженная, мощная, привыкшая все на своем пути сносить.

А мои «кроты» затаились в окопах. Каждый в своей ячейке, ружья на бруствер. Я занял свой наскоро сделанный «командный пункт» — небольшой бугорок сбоку от позиций, откуда все поле боя как на ладони. В руках — сигнальные флажки, рядом — трубач. Нервы — как струны, но внешне я старался держать марку. Сейчас все решало, насколько хорошо мои ребята выучили уроки.

Гвардейцы не ускоряясь шли. Вот они уже шагах в двухстах. Пора! Я резко махнул красным флажком.

И тут же из наших окопов бабахнул залп (базу по тому как и на каком расстоянии стрелять я дал исходя из опытных стрельб). Залп получился не такой слаженный и оглушительный, как у гвардейцев, которые привыкли палить куда попало, а какой-то рваный, неровный. Но это был прицельный огонь. Каждый мой солдатик, натасканный целиться по-настоящему, выбирал себе мишень, не суетясь, спокойно наводил ружье.

И результат не заставил себя ждать. На щегольских темно-зеленых мундирах наступающих гвардейцев тут же, как ветрянка, полезли первые уродливые кляксы — где черная, где желтая. Один, другой, третий… Солдаты дергались, удивленно пялились на свои «раны», не въезжая, что происходит. Их идеальный строй поплыл, пошел рябью. Офицеры, видя это, принялись орать на своих, гнать, пытаясь выровнять линию.

— Вторая шеренга — пли! По офицерам бей! — перекрывая грохот, скомандовал я трубачу сигнал.

Снова залп из окопов. И снова — цветные пятна на гвардейских мундирах. На этот раз «посчастливилось» и одному из офицеров — здоровенное желтое пятно расплылось у него на груди. Он растерянно замер, потом, по правилам, присел на одно колено. Его солдаты, без командира, смешались, сбились в кучу.

На помосте, где сидели высокие чины, тоже все заметно зашевелились. Государь, смотревший с легкой ухмылкой, аж вперед подался, в глазах его загорелся неподдельный интерес. Он что-то быстро заговорил Брюсу, вовсю жестикулируя. Меншиков, большой охотник до всяких эффектных штук, откровенно присвистнул. Старые вояки Шереметев с Репниным молча переглянулись. Де Геннин набычился так, что его бычья шея, казалось, стала еще толще, и что-то недовольно пробубнил себе под нос. Другие генералы, что раньше хихикали, теперь тоже притихли, спеси у них заметно поубавилось. Похоже, первая волна атаки, а точнее, ее печальный итог для хваленых гвардейцев, их впечатлила. Шок — это по-нашему, да.

Гвардейские офицеры, надо сказать, тоже не лыком шиты были и сдаваться вот так запросто не собирались. Увидев, как их хваленая первая атака пшикнула, не дойдя и до половины, они взвинтились не на шутку. Их капитан, тот самый усач-молодец, у которого на груди теперь «красовалось» желтое пятно, метался перед остатками своей роты, сверкая глазищами и размахивая шпагой. Ошалев от такого конфуза и явно задетые за живое, они решили отыграться. Числом да нахрапом, как привыкли.

— Вперед, орлы! За Государя! За Отечество! Сметем этих земляных крыс! — донеслись до нас его зычные команды.

И гвардейцы, подстегнутые своими командирами, снова ринулись в атаку. В этот раз они перли со злостью, явно собираясь прорвать нашу оборону чего бы это ни стоило. Расстояние таяло на глазах. Вот уже сто шагов, потом восемьдесят… Пора было доставать мой главный козырь — мою «карманную артиллерию».

— Гранатометчики, к бою! — скомандовал я, взмахнув синим флажком. — По готовности — пли!

Из наших окопов, как по команде, полетели десятки учебных гранат. Мои ребята, которых я специально под это дело муштровал, швыряли их с удивительной для желторотиков сноровкой. Гранаты с глухими хлопками «взрывались» прямо в самой гуще атакующих гвардейцев (само железо не взрывалось, во избежание, там были прорези для «взрыва» краски), накрывая их облаками желтой краски.

Картина, скажу я вам, была — закачаешься! Солдаты, которых этот «дождь» застал врасплох, шарахались в стороны, валились на землю, закрывая лица руками. Строй их окончательно развалился, превратившись в неуправляемую толпу. Вопли «убитых» и «раненых» неслись со всех сторон. Эффект был просто сногсшибательный, даже для меня. Я-то знал, на что мои гранаты способны, но увидеть это в таком масштабе…

Гвардейские офицеры, видя, что их вторая атака тоже сдулась, не добежав до наших позиций, кажется, совсем берега потеряли. Они гнали своих солдат вперед, не считаясь с «потерями» (даже игнорируя правила), пытаясь на голом упрямстве, нахрапом, пробиться к нашим окопам. Несколько самых отчаянных гвардейцев, несмотря на цветные пятна по всему мундиру, все же доскреблись почти до самого бруствера.

— Картечью! — рявкнул я в рупор (на заводе, молодцы, подсуетились, смастерили). — Залпом!

Две наши трехфунтовые пушчонки, припрятанные в капонирах по флангам, дружно бабахнули. Вместо настоящей картечи они выплюнули широченные снопы «красящих» штукенций, которые веером накрыли последних смельчаков. Это был, считай, последний гвоздь в крышку гроба гвардейской атаки (и саамы болезненный физически, синяков много понаставили). Те, кто еще дергался, теперь были сплошь «раскрашены» и, по правилам, выбыли из «игры». Атака захлебнулась вконец. Поле перед нашими окопами было усеяно неподвижными фигурами «убитых» и «раненых» гвардейцев, сплошняком покрытых цветными пятнами, в воздухе был пороховой дым с красочным разноцветьем. Боевой дух «противника», железобетонная уверенность в крутизне линейной тактики были, мягко говоря, сильно подкошены. Кое-кто из особо горячих, плюнув на то, что весь мундир и физиономия уже смахивали на палитру художника-авангардиста, все еще пытался лезть вперед, но мои ребята, выскочив из окопов, быстро «угомонили» их парой деликатных, но ощутимых ударов лопатками плашмя (молодцы, сами сообразили). За этим тоже брюсовские люди следили, и такие маневры были заранее оговорены — типа, «пленение» особо упертого противника.

На наблюдательном помосте творилось что-то невообразимое. Государь, начисто забыв про свое царское величие, аж вскочил, махал руками и что-то восторженно орал Брюсу и Меншикову, тыча пальцем на поле «боя». Лицо его раскраснелось, глаза горели азартом. Александр Данилыч тоже не скрывал своего обалдения, то и дело качая головой и присвистывая. Шереметев и Репнин молча и уважительно переглядывались. Они-то, в отличие от многих, догоняли, что видят рождение новой, рабочей тактики.

А вот у большинства других генералов физиономии вытянулись так, будто они привидение увидели. Их снисходительные ухмылочки куда-то улетучились. Вместо этого на их лицах читался откровенный шок, перемешанный с недоумением. Они видели, как их хваленая гвардия, несокрушимые линии, вышколенные по последнему писку европейской военной моды, были остановлены и буквально «выкошены» какими-то вчерашними салагами, сидящими в «обычных ямах» и вооруженными какими-то «хитрыми» ружьями да непонятными «карманными бомбами». Это был удар по самолюбию, по замшелым представлениям о войне. Де Геннин, мой главный хулитель окопов, сидел чернее тучи. Он что-то быстро чиркал в своей записной книжке, видать, мотал на ус. Кажись, я заставил его крепко призадуматься.

Это был полный и безоговорочный триумф. Чистая победа. Моя «окопная тактика», ружья, гранаты и картечь — все это сработало на ура.

При этом, все сработало так, как я и прикидывал, а может, даже круче.

Трубач сыграл отбой. «Потешный бой» закончился. Мои солдатики, высыпав из окопов, сгрудились вокруг меня — чумазые, потные, с сияющими рожами, будто мы только что самого шведского короля в плен взяли. А что, они имели на это полное право! Они сегодня доказали, что и простой русский мужик, если его по-умному научить да дать в руки толковое оружие, способен на поле боя чудеса творить. И я был горд за них!

На наблюдательный помост я поднимался с легким волнением. На душе было легко и радостно. Мы это сделали!

Петр Алексеевич, не дожидаясь, пока я подойду, сам шагнул мне навстречу. Схватил за плечи, тряхнул.

— Ай да Смирнов! Ай да сукин сын! — рявкнул он, с неподдельным восторгом. — Вот уж не ждал, признаться! Ну, удивил, так удивил! Это ж… это ж не бой был, а избиение! Твои-то «кроты» этих гвардейских орлов как куропаток пощелкали! А гранаты твои, а картечь! М-да…

Он обернулся к генералам. На их лицах застыла целая гамма чувств: от откровенного изумления и растерянности до плохо скрываемой досады, а у некоторых и злости.

— Что, господа, съели? — продолжал Государь с ехидной усмешкой. — А то все «кротовьи норы», «не по-нашему»! А оно вот как обернулось! Сидит себе солдатик в ямке, знай себе поплевывает да из фузеи своей хитроумной постреливает, а ваши-то хваленые линии и подойти не могут! Вот вам и наука! Учиться надо, господа, учиться, пока этот вот, — он снова хлопнул меня по плечу, — всех вас за пояс не заткнул!

Генерали молчали, переглядывались. Вид у них был такой, будто их только что прилюдно розгами отходили.

И тут я понял, что надо срочно менять ситуацию. Да, я победил. Мои идеи сработали. Но нажить себе в лице генералитета заклятых врагов — это было бы верхом глупости. Они мне этого триумфа никогда не простят. И будут потом палки в колеса совать на каждом шагу, мстить. Мне это было совершенно ни к чему. Нужно было как-то сгладить момент, дать им сохранить лицо и не дать почувствовать себя окончательно растоптанными. Дипломатия, чтоб ее…

— Ваше Величество! Гхм… — я прочистил горло. — Господа генералы! Позвольте и мне слово молвить. Сегодняшний «бой» показал, что предложенная мною тактика оборонительных действий в укрытиях, с применением усовершенствованного оружия, действительно может быть весьма эффективной, особенно против превосходящих сил противника или при удержании важных позиций. Но я ни в коей мере не считаю, что она должна полностью заменить испытанные временем методы ведения войны, которым вы, господа, посвятили всю свою жизнь и в которых достигли такого высокого мастерства.

Я обвел взглядом генералов, стараясь поймать их взгляд и выказать уважение.

— Моя тактика — это в первую очередь тактика обороны, тактика сбережения солдатских жизней там, где это возможно. Но ведь война — это не только оборона. Это и стремительные марши, и смелые атаки, и прорыв вражеских линий, и преследование разбитого неприятеля. И здесь, господа, ваш опыт, да ваша доблесть, ваше знание маневренной войны остаются незаменимыми! Никакие окопы не заменят мужества гвардейцев, идущих в атаку, никакой прицельный огонь не сравнится с ударом сомкнутой кавалерийской лавы! Сегодня мои солдаты, благодаря укрытиям и новому оружию, смогли отразить атаку. Но если бы им пришлось наступать на такие же укрепленные позиции, им бы тоже пришлось несладко. Так что, я полагаю, истина, как всегда, где-то посередине. Нужно брать лучшее из старого и нового, сочетать стойкость в обороне с лихой удалью в наступлении. И я уверен, что под вашим мудрым руководством, господа генералы, русская армия сможет освоить и эти новые приемы, сделав их еще одним грозным оружием в борьбе с супостатом.

Я закончил и поклонился. Вроде бы все сказал как надо. И их похвалил, и себя не принизил, и намекнул, что к сотрудничеству готов. На лицах некоторых генералов мелькнуло облегчение. Шереметев даже одобрительно хмыкнул. Де Геннин хмурился, благо, не так люто. Кажется, мой дипломатический маневр сработал. По крайней мере, откровенной враждебности в их взглядах поубавилось.

И тут, в самый разгар этих тактических споров и моих дипломатических кульбитов, к помосту, расталкивая любопытных, пробился запыханный гонец. Весь в мыле, мундир в пыли — видать, скакал во весь опор.

Он поклонился и незаметно сунул в руки Брюса пакет. Тот быстро пробежал глазами текст и, с легкой улыбкой, передал Царю.

Петр пробежал глазами депешу. Лицо мгновенно стало серьезным. Через минуту он поднял на меня глаза.

— Ну, Смирнов, — протянул он. — Похоже, ты сегодня не только на этом поле победу одержал! Тут вот пишут… — он потряс депешей, — что на заводе твоем намедни зло пытались учинить. Хотели, видать, тебе «подарочек» к учениям преподнести, водяное колесо твое хваленое из строя вывести. Да только не вышло у них ничего! Люди твои, да солдаты Орлова, сработали как надо. Злодеев повязали тепленькими, с поличным. И кто, ты думаешь, им в этом помог, кто всю эту шайку-лейку на чистую воду вывел, да наводку дал точную?

Я молчал, уже догадываясь, к чему он клонит. Все же не зря я повысил уровень боеготовности, на колесо мое позарились, сволочи!

— Лыков твой! — Государь расхохотался так, что все вокруг вздрогнули. — Тот самый Игнат Лыков, снабженец твой! Вот уж воистину, пути Господни неисповедимы! Кого ты, Смирнов, себе в помощники взял!

Вот уж действительно неожиданно. Как потом выяснилось именно Лыков помог вовремя засечь вредителей.

Двойной триумф! Это было уже слишком даже для меня. Победить на «потешном бою», еще и диверсию на заводе предотвратить с помощью такого сомнительного типа, как Лыков! Судьба, похоже, решила сегодня отсыпать мне всех пряников разом.

У Государя, видимо, сегодня было настроение прямо-таки расчудесное. Новость о предотвращенной диверсии и такой эффектный «потешный бой» — окончательно убедило его, что я Отечеству не последний человек. Он аж светился весь, и на радостях решил, что называется, не откладывать в долгий ящик то, что можно сделать сразу.

— Ну, Смирнов, принимай поздравления! — Петр Алексеевич широким жестом обвел присутствующих, которые после новости с Охты смотрели на меня с еще большим изумлением, а кое-кто и с откровенной завистью. — За усердие твое ратное и заводское, за ум твой пытливый да за преданность Государю и Отечеству, жалую тебя, Петр Алексеич Смирнов, чином капитана!

Капитан! Твою ж… Это ж… это ж…!

Из мастеровых, артиллерийских поручиков — и сразу в капитаны! Да тут иные дворяне годами такого выслужиться не могли, а я… Это было что-то запредельное, почти невероятное.

А Государь, видя мое ошарашенное состояние, только усмехнулся в усы.

— И дабы служба твоя и дальше шла справно, и чтобы было тебе где корень пустить на земле русской, жалую тебе, капитан Смирнов, имение в Ингерманландии, недалече от будущей столицы нашей новой. Душ, этак, семьдесят, для начала, а там, как пойдет, может, и прибавим, если заслуги твои будут того стоить.

Имение! Семьдесят душ! Я потерял дар речи. Это ж я теперь помещик! Со своими крепостными и своей землей! Голова шла кругом от таких царских щедрот.

Но и это, как оказалось, было еще не все.

— А дабы мысли твои гениальные, — тут Государь хитро подмигнул, — и опыт твой драгоценный не пропали втуне, а шли на пользу всей армии нашей и государству, повелеваю: быть посему созданной под твоим, Смирнов, началом особой «Инженерной Канцелярии»! Будешь ты там полным хозяином, с широчайшими полномочиями. И задачи перед тобой будут стоять нешуточные: и новые виды оружия разрабатывать, и тактику применения их продумывать, и людей обучать, и заводы наши военные по всей России на новый манер перестраивать, порядок там наводить, как ты это на Охте своей славно учинил. Словом, работы — непочатый край! Но я в тебя верю, Смирнов! Знаю, справишься!

«Инженерная Канцелярия»! С широчайшими полномочиями! Это уже пахло чем-то совсем серьезным, почти министерским постом, если на современные деньги переводить. Я стоял, как громом пораженный, не в силах вымолвить ни слова. А вокруг уже шли поздравления, кто-то хлопал меня по плечу, кто-то с завистью косился. Меншиков расплылся в такой улыбке, будто это он сам все эти награды получил. Один Брюс сохранял невозмутимость.

И вот, в самый разгар этого импровизированного «празднования», к Брюсу протиснулся еще один запыхавшийся адъютант и торопливо передал ему депешу. Яков Вилимович быстро пробежал ее глазами. Улыбка сползла с его губ, а брови сошлись на переносице.

Он быстро подошел к Государю, который как раз что-то оживленно обсуждал с Шереметевым, и тихо сказал ему несколько слов. Петр Алексеевич тоже нахмурился. Потом Брюс взглянул на меня.

— Петр Алексеич, — обратился он ко мне, и в голосе его прозвучали тревожные нотки, — Ваше Величество просит вас пройтись с нами. Есть разговор.

Мы отошли от шумной толпы и направились вдоль свежевырытых траншей, которые еще пахли сырой землей. Государь шел впереди, широко шагая, заложив руки за спину. Брюс и я — чуть поодаль. Молчание становилось все более гнетущим. Я нутром чуял, что сейчас услышу что-то очень неприятное, что-то, что может разом перечеркнуть всю эту эйфорию от побед и наград. Ну не могло быть ложки дегтя в мою бочку из меда.

Когда мы отошли на приличное расстояние, так, что нас уже не могли расслышать, Брюс остановился и, понизив голос, обратился ко мне и Государю:

— Ваше Величество, господин капитан, — он впервые назвал меня так, и это прозвучало как-то особенно веско и тревожно, — только что получено донесение от наших людей. Им удалось перехватить депешу шведской разведки, адресованную в Стокгольм. Депеша эта… весьма и весьма любопытна. И, я бы сказал, пугающа.

Он достал из кармана листок бумаги, исписанный мелким, убористым почерком — видимо, уже переведенный текст.

— Здесь, — Брюс прокашлялся, — содержится подробнейший анализ тех заводских новшеств, что вы, Петр Алексеич, внедрили на Охте, — он выразительно посмотрел на меня, — и тех тактических приемов, которые вы только что продемонстрировали на этом «потешном бою». Причем анализ этот, смею вас заверить, выполнен на высочайшем уровне. Шведы описывают ваши окопы, фузеи с целиками и гранаты. Они анализируют их сильные стороны, эффективность против линейной тактики и, что самое тревожное, они указывают на их потенциальные уязвимости. Некоторые из этих уязвимостей, признаться, даже мне, человеку военному, не сразу пришли бы в голову. А вы, Петр Алексеич, — он снова посмотрел на меня, — я так понимаю, о некоторых из них только начали догадываться или еще даже не задумывались.

Шведы знают! Они знают не только про мои станки и пушки, они знают про мою тактику! Да еще и анализируют ее, ищут слабые места! Но как? Откуда? «Потешный бой» только что закончился, не могли же они так быстро все разузнать и передать! А значит, за нашими маневрами кто-то очень внимательно наблюдал. Это я на заводе за секретность отвечал, а здесь, на полигоне, кто только не отирался.

Государь все это время молчал.

— Яков Вилимович, — я едва смог выдавить из себя слова, — вы хотите сказать…

— Боюсь, что да, капитан, — Брюс помрачнел еще больше.

Моя личная маленькая война за выживание и успех моих проектов внезапно превратилась в битву за будущее целой страны.

Третий том цикла здесь: https://author.today/reader/446021