Утро следующего дня принесло с собой ту особенную суету, которая случается, когда дело подходит к решающему моменту. Мои мастера явились ни свет ни заря, полные решимости завершить начатое.
— Сегодня должно свершиться самое главное, — наставлял я их, пока Морозов раскладывал инструменты. — Сборка должна быть точной. Один неплотный стык, и вся система работать не будет.
Семен уже примерял первый воздуховод к отверстию в печке:
— Сидит как влитой, ваше благородие. Только вот заслонку надо приладить, чтоб тягу регулировать.
— Правильно думаешь, — одобрил я. — Иван, у тебя жесть есть?
Кузнец кивнул и принялся вырезать из листового железа небольшую заслонку. Работал он с той основательностью, какая свойственна людям, привыкшим к тяжелому труду, каждый удар молотка был точным и сильным.
Монтаж системы оказался делом еще более сложным, чем изготовление деталей. Воздуховоды нужно не просто установить, а подогнать так, чтобы все соединения были герметичными, а углы поворотов не создавали излишнего сопротивления.
— Егор, подними этот конец повыше! — командовал Морозов, придерживая тяжелый деревянный короб. — Семен, где у тебя скобы для крепления?
Я лез под потолок вместе с Егором, проверяя каждое соединение. Высота изрядная, да еще балки старые, скрипучие, но обезьянья ловкость товарища вселяла уверенность.
— Вот тут, господин капитан, стык неплотный получается, — показал он на место соединения двух элементов. — Щель маленькая, а воздух через нее уйдет.
— Правильно заметил, — похвалил я. — Семен, принеси пакли, щель проконопатим.
К полудню мы собрали основную часть системы. Воздуховоды тянулись от печки к дальним углам палаты, а под потолком зияли отверстия вытяжных каналов. Оставалось проверить, как все это будет работать.
— Ну что, братцы, — произнес я торжественно, — пора испытывать наше творение. Иван, растопи печку как следует. Посмотрим, пойдет ли воздух куда надо.
Кузнец загрузил топку дровами и раздул пламя. Вскоре печка затрещала, и по помещению начало распространяться долгожданное тепло. Но самое главное впереди, меня мучал вопрос, заработает ли вентиляция?
— Семен, потихоньку открывай заслонку, — велел я. — Егор, смотри на вытяжные отверстия, есть ли тяга?
Столяр повернул самодельную заслонку, и я услышал тихое шипение. Воздух, как миленький, пошел по воздуховодам! Егор, привязавший к палочке клочок пакли, поднес его к вытяжному отверстию.
— Тянет! — радостно воскликнул он. — Ваше благородие, тянет как надо!
Система работала! Теплый воздух от печки распространялся по углам палаты, а затхлый поднимался к потолку и уходил наружу через вытяжные каналы. Впервые за многие месяцы в палате Севастопольского госпиталя появился свежий, чистый воздух.
— Чудеса! — покачал головой Морозов. — И в самом деле работает, как вы обещали.
— А я и не сомневался, — соврал я, хотя в душе тоже испытывал облегчение. Одно дело знать законы физики, другое — воплотить их в жизнь в реалиях XIX века.
Мое торжество было недолгим. В дверях палаты появились две фигуры, и выражения их лиц не предвещали ничего хорошего.
Старший ординатор Крупенников, сухой, желчный человек лет пятидесяти, он смотрел на наши новшества с нескрываемым возмущением. Рядом с ним стоял лекарь Петров, тучный и самодовольный, из тех, кто любит покритиковать чужие дела, не предлагая ничего взамен.
— Что здесь происходит? — резко спросил Крупенников. — Превратили лазарет в столярную мастерскую!
— Осмеливаюсь доложить, — ответил я, стараясь сохранить спокойствие, — устраиваем систему вентиляции по распоряжению главного лекаря.
— Вентиляции! — фыркнул Петров. — Вот до чего дошли! Больницы в театры превращают!
— А между тем, — вмешался в разговор Крупенников, — пациентам от всей этой суеты только хуже. Пыль, стук, грязь… Это не лечение, а издевательство над страждущими.
Я почувствовал, как мои помощники насторожились. Солдаты привыкли подчиняться начальству, и критика старших врачей действовала на них угнетающе.
— Господа, — попытался я возразить, — система еще не закончена. А когда будет готова…
— Когда будет готова, здесь начнутся сквозняки! — перебил меня Петров. — Больные простудятся, горячка усилится. А кто отвечать будет? Вы?
В эту критическую минуту в палату вошел человек, которого я ожидал меньше всего. Это был полковник в безукоризненном мундире, с орденскими планками на груди и суровым лицом, явно привыкший к немедленному повиновению.
— Что здесь происходит? — спросил он властным голосом.
Крупенников и Петров мгновенно вытянулись:
— Полковник Энгельгардт! — пролепетал старший ординатор. — Не ожидали… то есть, какая честь…
— Отвечайте на вопрос, — сухо повторил полковник. — Что за работы ведутся в госпитале?
Крупенников замялся, не зная, как объяснить ситуацию. Петров и вовсе потерял дар речи.
А я понял, что настал момент истины. Либо мой проект получит поддержку, либо все кончится полным провалом.
— Позвольте доложить, господин полковник, — твердо произнес я, делая шаг вперед. — Капитан Воронцов. Устраиваем систему вентиляции для улучшения воздуха в палатах.
Энгельгардт внимательно оглядел помещение, заметив воздуховоды и вытяжные каналы:
— Любопытно. А кто автор проекта?
— Осмеливаюсь признаться, ваш покорный слуга.
— Инженер? — Полковник изучил мой мундир. — Да, вижу. А система работает?
— Господин полковник, — я по-прежнему сохранял спокойствие, — позвольте засвидетельствовать, нам действительно удалось создать нечто замечательное. Уже сейчас воздух в палате стал заметно чище.
— Понятно. — Энгельгардт продолжал испытующе смотреть на меня: — Ну что же, покажите, как работает ваша система.
Я продемонстрировал ему действие вентиляции, объяснил принципы воздухообмена, показал чертежи. Полковник слушал внимательно, изредка задавая вопросы, выдававшие в нем человека образованного.
— Интересно, — произнес он наконец. — А сколько времени потребуется на оборудование всего госпиталя?
— При наличии материалов и людей — недели две, господин полковник.
— Хм… — Энгельгардт задумался. — А какие ожидаются результаты?
— Снижение смертности от последующих заражений, — уверенно ответил я. — Более быстрое выздоровление раненых. Улучшение общего состояния больных.
Полковник долго молчал, обдумывая услышанное. Крупенников и Петров переминались с ноги на ногу, не решаясь возразить в присутствии высокого начальства.
— Хорошо, капитан, — наконец произнес Энгельгардт. — Заканчивайте работы в этой палате. Через неделю приеду посмотреть на результаты. Если они окажутся удовлетворительными, рассмотрим вопрос о распространении вашего опыта на другие военные госпитали.
С этими словами он повернулся и вышел, оставив нас в изумлении от такого поворота событий. Крупенников и Петров, потеряв всю надменность и высокомерие, тоже поспешили удалиться, бормоча что-то невразумительное.
— Ну и дела! — восхищенно произнес Егор. — Сам полковник одобрил!
Неделя пролетела удивительно быстро. Каждый день я наведывался в третью палату, словно садовник, проверяющий всходы долгожданных семян. И результаты превзошли самые смелые ожидания.
Уже на второй день больные начали замечать перемены. Старый унтер-офицер, который поначалу ворчал на переселение, первым обратился ко мне с благодарностью:
— Господин капитан, не знаю, что вы тут наколдовали, а дышать стало легче. И спится лучше, не такая духота, как в других палатах.
Доктор Струве, который навещал экспериментальную палату ежедневно, фиксировал изменения с немецкой педантичностью:
— Удивительно, Александр Дмитриевич, но температура у больных стабилизировалась быстрее обычного. А двое, которые страдали от лихорадки, идут на поправку гораздо активнее.
К концу недели даже скептически настроенный молодой лекарь Соколов вынужден был признать очевидное:
— Ваше благородие, не могу поверить собственным глазам! В третьей палате за всю неделю не умер ни один человек. А обычно… — он развел руками, — обычно двоих-троих хороним непременно.
В назначенный день полковник Энгельгардт явился точно в срок. На этот раз его сопровождал крайне взволнованный Василий Порфирьевич Беляев, который то и дело поправлял мундир и нервно покашливал.
— Ну что, Василий Порфирьевич, — обратился полковник к главному лекарю, входя в палату, — покажите результаты эксперимента вашего капитана.
Беляев, явно желая представить дело в самом выгодном свете, заговорил торопливо:
— Осмеливаюсь доложить, господин полковник, результаты превосходят всякие ожидания! Смертность в экспериментальной палате снизилась до нуля, больные выздоравливают быстрее…
— Не торопитесь, — остановил его Энгельгардт. — Хочу сам осмотреться.
Палата встретила его тишиной выздоравливающих людей. Больные лежали спокойно, без тех стонов и мечущихся движений, которые обычно сопровождают страдания. Воздух стал свежим, без примеси того тошнотворного запаха, что царил в других помещениях госпиталя.
— Доктор Струве, — позвал Энгельгардт немца, — ваше заключение как человека, непосредственно наблюдавшего за ходом эксперимента?
— Господин полковник, — начал Струве, открывая свои записи, — за прошедшую неделю в экспериментальной палате не зафиксировано ни одного случая госпитальной лихорадки. Температура у больных нормализовалась в среднем на два дня быстрее обычного. Жалобы на удушье и головные боли практически прекратились.
Полковник молчал, обходя койки и беседуя с больными. Наконец он подошел ко мне:
— Капитан, ваша система действительно работает. Теперь вопрос практический: сколько потребуется времени и средств на оборудование всего госпиталя?
Я сделал вид, что размышляю, хотя на самом деле уже давно заранее приготовил расчеты:
— Господин полковник, материалов потребуется: досок — восемьдесят аршин, жести — десять пудов, гвоздей — пуд с четвертью. На деньги это составит рублей двести серебром. Времени при нынешнем составе работников — месяц.
— Двести рублей… — задумчиво повторил Энгельгардт и взглянул на Беляева. — Немалая сумма для госпитального хозяйства.
Главный лекарь заметно побледнел:
— Господин полковник, осмеливаюсь доложить… Годовой бюджет нашего госпиталя на хозяйственные нужды составляет всего триста рублей. И тот уже расписан до последней копейки…
— Понятно, — кивнул полковник. — А резервных средств нет?
— Увы, нет, господин полковник. После окончания войны финансирование сокращено. Едва хватает на самое необходимое.
Энгельгардт нахмурился:
— Получается непорядок. Система работает, результаты очевидны, но внедрить ее невозможно из-за отсутствия средств.
— Осмеливаюсь заметить, господин полковник, — вмешался Струве, — что на лекарства для одного только случая госпитальной лихорадки тратится до пяти рублей. А если система предотвратит хотя бы сорок таких случаев…
— Логично, — согласился полковник. — Но деньги нужны сейчас, а экономия будет видна потом. Классическая проблема любых нововведений.
Беляев переминался с ноги на ногу, явно мучаясь от неловкости ситуации:
— Господин полковник, может быть, обратиться к военному министру с ходатайством о дополнительном финансировании?
— Василий Порфирьевич, — усмехнулся Энгельгардт, — вы представляете, сколько времени займет такая переписка? Месяцы, если не годы. А за это время сколько людей умрет от той же госпитальной лихорадки?
Я почувствовал, как радость от успеха сменяется горечью разочарования. Система работала, результаты оказались налицо, но бюрократические препоны грозили похоронить все начинание. Николаевская машина государственного управления не предусматривала быстрых решений, особенно когда речь шла о деньгах.
— Значит, все напрасно? — тихо спросил я, не в силах скрыть отчаяния.
Энгельгардт внимательно посмотрел на меня:
— Капитан, я не сказал, что дело безнадежно. Просто нужно искать нестандартные решения. В конце концов, если ваша система действительно так эффективна, найдутся люди, готовые в нее вложиться.
— Какие люди, господин полковник?
— Подумайте сами. Кто заинтересован в том, чтобы солдаты и офицеры выздоравливали быстрее? Кому выгодно иметь эффективную военную медицину?
Вопрос повис в воздухе. Беляев молчал, Струве задумчиво покусывал губу. А я понимал: полковник прав, но найти таких людей и убедить их вложить деньги в неизвестное новшество будет крайне непросто.
— Господин полковник, — произнес я, сделав шаг вперед, — позвольте предложить решение, которое не потребует изменения госпитального бюджета.
Энгельгардт поднял брови:
— Слушаю вас, капитан.
— Видите ли, — начал я, стараясь говорить уверенно, — наша система доказала свою эффективность. Значит, найдутся люди, заинтересованные в ее распространении. Прежде всего, те, кто сам прошел через госпитали и знает их недостатки.
— Продолжайте, — кивнул полковник.
— Офицерский корпус, господин полковник. Сколько наших товарищей лежало в лазаретах? Сколько видело, как гибнут раненые не от пуль, а от дурного воздуха? — Я почувствовал, как в голосе появляется искренняя страсть. — Если обратиться к офицерским собраниям с рассказом о результатах эксперимента…
— Хм, — задумчиво протянул Энгельгардт. — Подписка среди офицеров? Интересная мысль. А какую сумму вы рассчитываете собрать таким способом?
— При правильном подходе — рублей сто, господин полковник. Но этого недостаточно. Поэтому предлагаю второй путь — обращение к благотворительным обществам.
Беляев нервно откашлялся:
— Капитан, частные пожертвования в казенное учреждение требуют особых разрешений…
— Василий Порфирьевич, — перебил я, — а что, если оформить это не как пожертвование в госпиталь, а как финансирование конкретного проекта? Проекта по улучшению военной медицины?
— Объясните подробнее, — потребовал Энгельгардт.
— Например, существует «Общество попечения о раненых и больных воинах», — продолжал я, вспомнив немного сведений из истории. — Под покровительством великой княгини Елены Павловны. Такие организации имеют право финансировать новаторские проекты в области военной медицины.
— Но как убедить их в необходимости вложений? — спросил главный лекарь.
— Очень просто. Представить им подробный отчет с цифрами и фактами. За неделю эксперимента смертность в третьей палате составила ноль процентов против обычных пятнадцати. Срок выздоровления сократился в среднем на три дня. Если перевести это в деньги…
— Любопытно, — Энгельгардт наклонился ближе. — И во что это превратится?
— Экономия на лекарствах — тридцать рублей в месяц. Более быстрое выздоровление означает, что каждую койку можно использовать чаще, это еще сорок рублей условной экономии. Плюс снижение расходов на похороны… — Я делал быстрые подсчеты в уме. — В год госпиталь экономит не менее тысячи рублей. При первоначальных вложениях в двести.
— Впечатляюще, — кивнул полковник. — А как вы намерены представить проект благотворителям?
— С вашего разрешения, господин полковник, я готов выступить в офицерских собраниях Севастополя и Симферополя. Рассказать о системе, показать чертежи, продемонстрировать результаты. Офицеры сами видели ужасы госпитальной жизни, они поймут важность дела.
Беляев задумчиво покусывал губу:
— А что касается «Общества попечения»… Там ведь нужны связи, рекомендации…
— Они у нас есть, — уверенно ответил я. — Елизавета Петровна Долгорукова любезно согласилась помочь с составлением обращения к великой княгине. Ее семейство имеет влияние в столичных кругах.
— Долгорукова… — повторил Энгельгардт. — Это которая, родственница князя? Да, это серьезная поддержка. Но хватит ли одних рекомендаций?
— Не одних, господин полковник. К обращению приложим медицинские отчеты, чертежи системы, расчеты экономической эффективности. И еще пригласим представителей Общества лично осмотреть результаты эксперимента.
Полковник долго молчал, обдумывая предложение. Наконец произнес:
— Капитан, ваш план имеет логику. Но он требует времени и усилий. Готовы ли вы взять на себя организацию всего этого дела?
— Готов, господин полковник! — воскликнул я. — Более того, предлагаю действовать по двум направлениям одновременно. Пока я объезжаю офицерские собрания, Елизавета Петровна поможет подготовить обращение в Петербург.
— А если не удастся собрать нужную сумму? — спросил Беляев.
— Тогда начнем с малого, — ответил я. — Оборудуем еще одну-две палаты на собранные средства. Результаты заговорят сами за себя, и деньги на продолжение найдутся.
Энгельгардт кивнул:
— Разумно. Хорошо, капитан, даю вам месяц. Если за это время соберете хотя бы половину нужной суммы, поддержу ваш проект официально. Составлю рапорт в военное министерство о перспективном нововведении.
— Благодарю, господин полковник! — Я едва сдерживал радость. — Не подведу!
— А я распоряжусь, чтобы вам предоставили необходимые документы для выступлений, — добавил он. — Справки о результатах эксперимента, рекомендательные письма… Дело того стоит.
Беляев спросил:
— Господин полковник, а что если вышестоящее начальство спросит, откуда в госпитале взялись частные деньги?
— Василий Порфирьевич, — усмехнулся Энгельгардт, — а мы им честно ответим: от людей, которые заботятся о здоровье русских солдат больше, чем иная казенная контора. Думаю, такой ответ будет понятен любому разумному человеку.
С этими словами он направился к выходу, оставив нас в состоянии восторженного возбуждения. План был составлен, перспективы обозначены. Оставалось только превратить слова в дела.