Инженер 1: паровая империя

Глава 21 Триумф

Мы вернулись в кабинет главного лекаря, ту самую просторную комнату с высокими окнами, выходящими в госпитальный сад.

Пален уселся за стол Беляева, разложил перед собой документы. Клейнмихель устроился сбоку, лицо его оставалось мрачным, словно он проглотил что-то горькое и крайне неприятное. Энгельгардт встал у окна, опираясь на трость. Беляев и Струве расположились у стены. Младшие чиновники разместились за отдельным столиком, готовя бумаги для составления акта.

Я остался стоять посередине комнаты.

Пален долго изучал журналы наблюдений, изредка что-то записывая в бумаги. Стояла гнетущая тишина. Слышались лишь скрип пера да тиканье стенных часов.

Наконец статский советник поднял голову.

— Капитан Воронцов, — произнес он ровным, официальным тоном, — комиссия Медицинского департамента ознакомилась с вашей системой вентиляции. Изучила документацию, осмотрела палаты, опросила больных и медицинских служащих.

Он сделал паузу, и мое сердце забилось чаще. Сейчас прозвучит вердикт.

— Вынуждены признать, — продолжал Пален, и я уловил в его голосе еле заметную нотку досады, — что система действительно эффективна. Смертность снизилась значительно, температурный режим в палатах улучшился, больные выздоравливают быстрее.

Клейнмихель дернулся, словно собираясь возразить, но Пален поднял руку, останавливая его.

— Более того, — продолжал он, — расходы на систему оказались значительно ниже предполагаемых. Три рубля пятьдесят копеек в неделю — это приемлемая цена за спасение человеческих жизней.

Я почувствовал, что напряжение спадает. Победа. Полная, безоговорочная победа.

— В связи с вышеизложенным, — Пален взял чистый лист бумаги, — комиссия рекомендует к внедрению систему капитана Воронцова в других военных госпиталях империи. Предлагаю начать с крупнейших лазаретов в Москве, Петербурге и Киеве.

Энгельгардт одобрительно кивнул. Беляев облегченно выдохнул, его опасения не оправдались, карьера спасена. Струве улыбался в усы.

— Позвольте осведомиться, ваше превосходительство, — раздался голос одного из младших инженеров, того самого молодого человека в очках. — А как быть с технической документацией? Нужны ли чертежи, инструкции по монтажу?

— Разумеется, — кивнул Пален. — Капитан Воронцов подготовит подробное описание системы с чертежами и расчетами. Это ляжет в основу типового проекта.

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — ответил я, едва сдерживая ликование.

Пален начал диктовать текст заключения одному из чиновников. Тот записывал, изредка переспрашивая формулировки.

Дверь кабинета приоткрылась, и на пороге показался младший ординатор Крупенников, тот самый, что прежде относился к моим экспериментам с нескрываемым скептицизмом. Увидев полный кабинет высокопоставленных чиновников, он растерялся, попятился назад.

— Простите, Василий Порфирьевич, не знал, что у вас совещание… Зайду позже.

— Входите, входите, — Беляев поманил его рукой. — Что случилось?

Крупенников неуверенно переступил порог, держа в руках медицинский журнал.

— Да вот, ваше высокоблагородие, хотел доложить… Относительно той самой кислородной воды, которую доктор Струве применяет для обработки ран. Только что осмотрел рядового Васильева, того, у которого нога гноилась. Рана практически зажила! За трое суток! Я в жизни такого не видел. Обычно подобные нагноения неделями не проходят, а тут…

Пален, который разговаривал с помощником, повернулся к ним.

— Минуточку, — произнес он холодно. — Кислородная вода? Что за кислородная вода? Доктор, — он повернулся к Беляеву, — о чем речь? Какие еще эксперименты проводятся в госпитале без ведома департамента?

Клейнмихель оживился, почуяв возможность для новых обвинений:

— Вот видите, Павел Александрович! Я же говорил! Самовольные опыты, нарушение всех инструкций!

Беляев побледнел, но Струве спокойно шагнул вперед:

— Ваше превосходительство, позвольте пояснить. Никаких нарушений нет. Кислородная вода — это химическое вещество, открытое французскими учеными еще в 1818 году. Научное название гидрогениум пероксидатум. Применяется для обеззараживания ран.

— И кто дал разрешение на применение? — Пален прищурился. — Опять капитан Воронцов со своими идеями?

— Идея действительно принадлежит капитану Воронцову, — подтвердил Струве. — Но применяю я, под свою личную ответственность. Как врач, я вправе использовать любые доступные медицинские средства для спасения жизней пациентов. Это не противоречит никаким инструкциям.

— Покажите результаты, — потребовал Пален.

Струве кивнул Крупенникову:

— Прошу вас, Семен Григорьевич, доложите подробно.

Ординатор открыл журнал, нервно пролистал несколько страниц:

— Рядовой Васильев, тридцати двух лет. Пулевое ранение правой голени с повреждением мягких тканей. Рана загноилась на третий день после поступления. Началась госпитальная лихорадка, температура поднялась до тридцати девяти градусов по Реомюру. Лечение не помогало, больной кричал от боли, состояние ухудшалось. Уже готовились к ампутации…

— И? — нетерпеливо спросил Пален.

— И доктор Струве предложил попробовать новый метод. Промыл рану этой… кислородной водой. Вещество пенится, выделяет пузырьки, вытягивает гной. Больной говорит, что щиплет, но терпимо, не больно. После первой же обработки температура начала спадать. Через сутки рана очистилась, через двое началось заживление. Сегодня, на третьи сутки, Васильев уже может вставать с постели.

Повисла тишина. Даже Клейнмихель не нашелся, что возразить.

— Один случай ничего не значит, — наконец произнес Пален.

— Двадцать три случая, ваше превосходительство, — спокойно ответил Струве, доставая свои записи. — За последние две недели я применял кислородную воду на двадцати трех больных с различными ранениями. У двадцати двух заживление прошло без осложнений. У одного развилось легкое нагноение, но не критичное. Для сравнения, при обычной обработке осложнения возникают у десяти-двенадцати человек из двадцати трех.

Он протянул журнал Палену. Тот взял, пробежал глазами записи.

— Впечатляющие цифры, — признал он нехотя. — А стоимость этого гидрогениума?

— Копейки, ваше превосходительство, — ответил Струве. — Готовится из перекиси бария и серной кислоты. Оба реагента дешевы и доступны в любой госпитальной аптеке. Реакция несложная, я лично готовлю раствор. На месяц работы госпиталя требуется материалов не более чем на рубль серебром.

Пален медленно кивнул, что-то записывая в свои бумаги.

— Значит, капитан Воронцов не только систему вентиляции создал, но и предложил новый метод лечения ран?

— Именно так, ваше превосходительство, — подтвердил Струве. — Александр Дмитриевич откуда-то узнал о существовании этого вещества, предложил попробовать его в медицинских целях. Я проверил идею на практике, результаты превзошли все ожидания.

Энгельгардт не удержался от довольной улыбки:

— Господин Пален, полагаю, это еще один аргумент в пользу поощрения капитана Воронцова. Человек, который одновременно улучшает и условия содержания больных, и методы их лечения, заслуживает самого серьезного внимания.

Клейнмихель сидел, стиснув зубы, багровый от злости. Его попытка найти новые нарушения обернулась очередным моим триумфом.

— Доктор Струве, — Пален закрыл журнал, — подготовьте подробное описание метода. С точными рецептурами, концентрациями, инструкциями по применению. Это войдет в рекомендации департамента наряду с системой вентиляции.

— Слушаюсь, ваше превосходительство! — Струве едва сдерживал ликование.

— И еще одно, — добавил Пален, глядя на меня. — Капитан Воронцов, откуда у военного инженера столь обширные познания в области медицинской химии? Это весьма необычно.

Вопрос прозвучал не столько с подозрением, сколько с искренним любопытством.

— Читал, ваше превосходительство, — ответил я спокойно, повторяя уже заготовленную формулу. — В академической библиотеке попадались труды французских и немецких химиков. Открытие гидрогениума пероксидатум описывалось в нескольких статьях. Упоминалось его обеззараживающее действие. Я лишь предположил, что это свойство можно применить для обработки ран, и предложил доктору Струве проверить гипотезу.

— Гипотезу… — Пален задумчиво постукивал пальцами по столу. — Капитан, вы не думали о научной карьере? С такими способностями к анализу и синтезу знаний вы могли бы стать выдающимся исследователем.

— Благодарю за высокую оценку, ваше превосходительство, — поклонился я. — Но предпочитаю практическую деятельность. Применять знания для решения конкретных задач.

— Похвально, — кивнул Пален. — Что ж, господа, полагаю, можем завершать. Капитан Воронцов, доктор Струве, в течение двух недель предоставьте всю необходимую документацию. Как по вентиляционной системе, так и по методу обработки ран кислородной водой. Департамент рассмотрит оба предложения для внедрения в военных госпиталях империи.

Он встал, остальные последовали его примеру.

— Василий Порфирьевич, благодарю за гостеприимство. Полковник Энгельгардт, буду ждать ваших рапортов.

Пален направился к выходу. Клейнмихель, не глядя ни на кого, поспешил следом. Младшие чиновники собрали бумаги и тоже удалились.

Когда дверь закрылась за последним из них, в кабинете повисла тишина.

Потом Крупенников выдохнул:

— Господи, думал, сердце разорвется. Когда увидел всех этих господ… Простите, Василий Порфирьевич, не хотел помешать.

— Напротив, Семен Григорьевич, — Беляев впервые за все утро улыбнулся, — вы помогли. Очень помогли.

Струве подошел ко мне, хлопнул по плечу:

— Молодцом, Александр Дмитриевич! Наша взяла! Оба метода будут внедрены по всей России! Представляете, сколько жизней удастся спасти?

Я улыбнулся:

— Представляю, Карл Иванович. Только надеюсь, внедрение пойдет быстрее, чем с вентиляцией.

Энгельгардт подошел, протянул руку:

— Капитан, примите мои искренние поздравления. Вы не просто прошли проверку, вы превзошли все ожидания. Департамент рекомендует ваши методы к внедрению, это огромный успех. И, полагаю, представление к ордену теперь будет усилено. Возможно, даже Станислав второй степени вместо третьего.

— Благодарю, ваше превосходительство, — я пожал его руку. — Но главное не награда. Главное результат.

— Правильные слова, — одобрил полковник. — Но и наградой не стоит пренебрегать. В нашей системе все так устроено, что они помогают открыть двери, которые иначе остались бы закрытыми.

Беляев уселся за свой стол, на правах хозяина:

— Господа, предлагаю разойтись. День выдался тяжелый для всех. Капитану Воронцову особенно нужен отдых.

Все согласно закивали. Я отдал честь, вышел из кабинета.

Коридор госпиталя встретил меня тишиной. Больные отдыхали после трапезы, врачи разошлись по делам. Я медленно брел к своей каморке, с трудом переставляя ноги.

Победа. Наконец-то.

Система одобрена. Будет внедряться по всей России. Тысячи жизней будут спасены.

Я сделал это. Изменил историю. Пусть немного, но изменил.

У поворота коридора я остановился, прислонился к стене. Руки слегка дрожали от усталости и нервного напряжения.

Воронцов, ты молодец, сказал я сам себе. Ты доказал, что знания из будущего могут менять прошлое. Ты спас жизни. Ты победил бюрократию и косность.

Но это только начало. Впереди еще много работы. Документация, внедрение, обучение персонала. А потом новые проекты. Водопровод, канализация, может быть, что-то еще.

Я оттолкнулся от стены, двинулся дальше.

У входа в мою каморку меня ждал сюрприз. На пороге стояла Елизавета Петровна. Светлое платье, волосы аккуратно уложены, в руках небольшой поднос с чаем и пирожками.

— Александр Дмитриевич, — произнесла она тихо, — поздравляю. Я уже слышала. Вы победили.

Я остановился, глядя на нее. В ее глазах читалось что-то новое. Не просто уважение. Что-то более теплое, более личное.

— Спасибо, Елизавета Петровна, — ответил я. — Без вашей поддержки было бы гораздо труднее.

Она улыбнулась:

— Моя помощь не понадобилась. Вы справились сами. Но я принесла чай. Подумала, что вы голодны и измотаны. Позвольте угостить?

Я посмотрел на поднос. Горячий чай, свежие пирожки с капустой. Простая еда, но сейчас это казалось верхом роскоши.

— С превеликой благодарностью, — кивнул я, открывая дверь. — Прошу.

Она вошла, я следом.

Моя каморка встретила нас привычной скромностью. Узкая железная койка у стены, простой деревянный стол, два табурета, умывальник с медным кувшином. На столе лежали мои чертежи, свернутые в трубку, несколько книг по инженерному делу, карандаши и перья. У окна, на подоконнике, стоял оловянный подсвечник с огарком свечи.

Елизавета поставила поднос на стол, налила чай в простую глиняную кружку. Пар поднимался вверх, наполняя комнату запахом крепкой заварки.

— Пейте, Александр Дмитриевич, — сказала она тихо. — Вы совершенно измотаны.

Я взял кружку, сделал глоток. Горячий, горький чай обжег язык, но это ощущение оказалось удивительно приятным после дней, проведенных в беспрестанной работе и борьбе с бюрократами.

Елизавета села на второй табурет, сложив руки на коленях. Светлое платье ее было безукоризненно чистым, волосы аккуратно уложены.

На фоне окружающей обстановки она казалась существом из другого мира, мира балов, салонов, светских бесед. А я… я походил на рабочего с завода, с запыленной одеждой и мозолями на руках.

— Вы действительно это сделали, — произнесла она, глядя на меня серо-голубыми глазами. — Победили департамент, Клейнмихеля, всю эту систему. Честно говоря, я не верила, что это возможно.

— Не я один, — ответил я, отпивая чай. — Без Энгельгардта, Струве, Беляева ничего бы не вышло.

— Но идея ваша. Упорство ваше. Мужество отстаивать свою правоту тоже ваше.

Она помолчала, потом добавила тише:

— Знаете, Александр Дмитриевич, когда я впервые увидела вас в госпитале, то приняла за обычного офицера. Таких много. Ранены на войне, лечатся, потом вернутся в полк или уйдут в отставку. Но вы… Вы оказались совсем другим.

— Я не герой, Елизавета Петровна, — возразил я. — Просто делаю то, что умею.

— Герои редко считают себя героями, — улыбнулась она. — Но дело не в этом. Вы… странный. Иногда говорите как образованный инженер, знающий физику и математику. Иногда как врач, разбирающийся в медицине. А порой… Порой кажется, что вы видите мир иначе, чем все мы. Словно смотрите на него из будущего и знаете, что должно произойти.

Я замер, не донеся кружку до губ. Она снова заговорила об этом. Неужели догадывается?

— Я не из будущего, — сказал я осторожно. — Просто много читал. И пытаюсь применять знания на практике.

— Много читали… — повторила Елизавета задумчиво. — Но книги не учат тому, как руководить людьми. Как вдохновить солдат работать по восемнадцать часов в день. Как противостоять чиновникам и не сломаться под давлением. Это в человеке либо есть, либо нет.

Она поднялась с табурета, подошла к окну. Солнце поднялось уже высоко, освещая двор госпиталя. Где-то внизу слышались голоса санитаров, скрип телеги, ржание лошади.

— Александр Дмитриевич, — произнесла она, не оборачиваясь, — я хочу вам кое-что сказать. Но боюсь, что это прозвучит неподобающе…

— Говорите, — отозвался я. — После всего, что мы уже поведали друг другу, полагаю, можем говорить откровенно.

Она обернулась. В глазах ее читалось волнение, но и решимость.

— Когда я приехала в Севастополь, то думала, что буду просто ухаживать за ранеными. Выполнять христианский долг, как и подобает дворянке. Но встретила вас… и поняла, что можно делать больше. Гораздо больше. Можно не просто залечивать раны, но менять саму систему, которая эти раны порождает.

Я молча ждал, когда она закончит. Пусть выскажет все что хотела.