Инженер 1: паровая империя

Глава 23 Путь

Коляска остановилась у двухэтажного здания из белого камня на Екатерининской улице. Здесь, в центре Севастополя, размещалось управление военно-медицинского ведомства Южной армии. Фасад украшали строгие колонны, над входом красовался двуглавый орел.

Я вышел, поправил мундир, поднялся по ступеням. Дежурный вахтер в потертом мундире проверил мои документы и указал на лестницу:

— Второй этаж, третья дверь направо. Полковник Энгельгардт ожидает.

Поднявшись по скрипучей деревянной лестнице, я прошел по длинному коридору. Стены выкрашены в казенный желтый цвет, пахло канцелярской пылью и чернилами. Из-за дверей доносились голоса писарей, скрип перьев.

Остановился перед массивной дубовой дверью с медной табличкой: «Полковник Н. И. Энгельгардт. Представитель Медицинского департамента при Южной армии».

Постучал.

— Войдите! — отозвались изнутри.

Толкнул дверь, вошел.

Кабинет оказался просторным, с высокими окнами, выходящими во двор. Вдоль стен тянулись книжные шкафы, забитые папками с делами и медицинскими фолиантами. У окна стоял большой письменный стол из темного ореха, заваленный бумагами.

За столом сидел полковник Николай Иванович Энгельгардт. В мундире безупречной выделки, шитым золотом, на груди ордена, среди которых я различил Владимира третьей степени и Анну второй.

— Капитан Воронцов явился по приказанию! — отрапортовал я, вытянувшись по стойке смирно.

Энгельгардт поднял голову от бумаг, оглядел меня внимательным взглядом.

— Вольно, Александр Дмитриевич. Садитесь. — Он указал на кресло перед столом.

Я опустился в кресло, обитое потертым зеленым сукном. Руки машинально легли на подлокотники, пальцы ощутили шероховатость старого дерева.

Энгельгардт отложил перо, откинулся в кресле. Несколько мгновений молча изучал меня, затем произнес:

— Давно хотел с вами побеседовать, капитан. Без свидетелей, без протоколов. Просто поговорить, как один офицер с другим.

Я спокойно кивнул:

— Слушаю вас, ваше высокоблагородие.

Полковник усмехнулся:

— Не тревожьтесь, Александр Дмитриевич, разговор предстоит приятный. Хочу поздравить вас с победой.

— С победой?

— Разумеется. Вы одержали верх над Паленом, Клейнмихелем и всей их компанией. Система вентиляции работает, смертность в госпитале снизилась на тридцать процентов. Обеззараживание ран кислородной водой дает великолепные результаты. Доктор Струве представил подробнейший отчет с цифрами и наблюдениями. Медицинский департамент одобрил ваши методы к применению во всех военных госпиталях империи.

Сердце забилось чаще. Я наклонился вперед:

— Во всех госпиталях? Это превосходно!

— Превосходно, — согласился Энгельгардт. — И заслуга в этом во многом ваша. Не будь вашего упорства, не будь готовности сражаться с бюрократами, все осталось бы как прежде. Солдаты продолжали бы умирать от дурного воздуха и нагноения ран. — Он помолчал, затем добавил: — Как я и говорил, представил вас к награде. Орден Святой Анны третьей степени. Полагаю, утвердят.

Я молчал, не зная, что сказать. Награда, конечно, приятна, но не ради нее я затевал все это.

— Благодарю, ваше высокоблагородие, — произнес я наконец.

Полковник кивнул с одобрением:

— Правильные слова. Вижу, что вы не гонитесь за чинами. — Он достал из ящика стола папку, раскрыл ее. — Теперь о деле. Ваше лечение завершено. Доктор Струве докладывает, что вы вполне здоровы и способны к службе. Встает вопрос к какой именно службе.

Я выпрямился в кресле, приготовившись к главному разговору.

— Вы числитесь инженер-капитаном 2-го саперного батальона Южной армии, — продолжал Энгельгардт, листая бумаги. — Батальон расформирован после окончания войны. Офицеры и нижние чины распределены по другим частям. По штату вам положено определиться на новое место службы.

Он поднял глаза, посмотрел на меня.

— Могу направить вас в Виленский военный округ. Там сейчас формируют новые саперные роты, требуются опытные офицеры. Либо в Петербург, в Главное инженерное управление, на должность младшего инженера. Жалованье небольшое, триста рублей в год, зато столичная служба, есть возможность продвижения.

Я слушал, обдумывая варианты. Первый вариант это провинция, рутинная служба, возведение укреплений, которые никому не нужны. Петербург это бюрократическая трясина, бесконечные согласования, подписи, печати.

— Ваше высокоблагородие, — сказал я вместо этого, — осмелюсь спросить, есть ли возможность перевода в гражданское ведомство?

Энгельгардт поднял брови:

— В гражданское? Вы желаете покинуть военную службу?

— Не покинуть, а применить полученные знания на ином поприще. — Я подбирал слова тщательно, стараясь не обидеть полковника. — Война окончена. Мы потерпели поражение. Не на полях сражений, нет, наши солдаты сражались храбро. Но мы проиграли в другом. В технике, в промышленности, в науке. Англичане и французы превзошли нас не доблестью, а машинами.

Энгельгардт молчал, внимательно слушая.

— Теперь России требуются не новые крепости, а новые заводы, — продолжал я. — Не бастионы, а железные дороги. Не пушки, а паровые машины. Полагаю, инженер-офицер может принести больше пользы, занимаясь мирным строительством, чем таская бумаги в очередном управлении.

Полковник откинулся в кресле, сложил руки на груди. Лицо его оставалось непроницаемым.

— Мирным строительством, — повторил он задумчиво. — Что же, логика в ваших словах присутствует. Многие офицеры после войны предпочитают гражданскую службу. Но обычно это люди покалеченные, негодные к строевой. А вы, Александр Дмитриевич, вполне здоровы. Медицинская комиссия признала вас годным. Контузия прошла, раны зажили.

— Признала годным с ограничениями, — возразил я. — Доктор Струве упоминал о необходимости избегать тяжелых физических нагрузок и резких сотрясений. Память временами подводит, случаются головные боли. В строевой части это создаст проблемы. А в гражданском ведомстве смогу приносить пользу, не рискуя здоровьем.

Энгельгардт усмехнулся:

— Хитрите, капитан. Впрочем, хитрость ваша понятна и даже похвальна. Скажу откровенно, я не удивлен таким решением. Еще в ходе работ над вентиляцией увидел, что вы человек не для парадов и смотров. Вам нужно дело, настоящее дело, а не бессмысленная муштра.

Он сидел, глядя во двор, где маршировала рота солдат под команды фельдфебеля.

— Скажите мне откровенно, Александр Дмитриевич, — произнес он, не оборачиваясь, — что вы намерены делать в гражданском ведомстве? Какие у вас планы?

Я выждал мгновение, подбирая слова.

— Намерен заниматься совершенствованием промышленности. Внедрением новых технологий, улучшением производства. Россия отстает от Европы не из-за недостатка храбрости или ума, а из-за технической отсталости. Наши заводы работают по устаревшим методам, наши инженеры не знают новейших достижений. Хочу изменить это. Хотя бы в малой степени.

— Амбициозно, — заметил Энгельгардт. Он обернулся, посмотрел на меня с интересом. — Очень амбициозно для капитана двадцати восьми лет. Но после того, как вы сумели переломить ситуацию в госпитале, одержать победу над Паленом и Клейнмихелем, я готов поверить, что вы способны на большее.

Он вернулся к столу, сел. Достал чистый лист бумаги.

— Хорошо, Александр Дмитриевич. Поддержу ваше прошение. Составьте рапорт об отставке с воинской службы и ходатайство о переводе в гражданское ведомство. Министерство внутренних дел или министерство государственных имуществ, выбирайте сами, что ближе по духу. Я приложу рекомендацию, доктор Струве тоже обещал написать. С такими бумагами вас примут без проволочек.

Я почувствовал, как с плеч словно упал тяжелый груз. Энгельгардт поддержал. Дорога открыта.

— Благодарю, ваше высокоблагородие. Не знаю, как выразить признательность…

— Благодарить рано, — прервал меня полковник. — Предстоит немало хлопот с бумагами. Вам нужно подать прошение в полк, где числились до ранения. Формально вы все еще состоите на учете 2-го саперного батальона, хотя его уже и нет. Командование временно перешло к полковнику Головину, он сейчас в Николаеве, занимается ликвидацией укреплений. Напишете ему рапорт с просьбой об исключении из списков батальона по случаю перевода в гражданское ведомство.

Энгельгардт придвинул мне бумагу и перо.

— Составляйте формулировку. Знаете, как пишется?

Я кивнул, взял перо. Память услужливо подсказывала нужные обороты, слова складывались сами собой.

В этот момент в дверь постучали. Осторожный, почтительный стук.

Полковник нахмурился:

— Войдите.

Дверь приоткрылась, в кабинет заглянул пожилой чиновник в сером сюртуке, с папкой под мышкой. Лицо измученное, усталое, на носу очки в медной оправе.

— Ваше высокоблагородие, простите за беспокойство, — произнес он, кланяясь. — Срочные бумаги для подписи. Курьер ожидает внизу, отправляется в Симферополь через час.

Энгельгардт махнул рукой:

— Давайте сюда.

Чиновник приблизился, положил на стол несколько листов. Полковник пробежал глазами, взял перо, начал ставить размашистые подписи.

— Что еще? — спросил он, не поднимая головы.

— Депеши пришли, ваше высокоблагородие, — доложил чиновник. — Из Тулы, из Москвы, из Петербурга. Большей частью для господ врачей, но есть и несколько писем для офицеров госпиталя.

Энгельгардт кивнул:

— Разберите, разнесите по адресатам. А что там для офицеров?

Чиновник достал из папки несколько конвертов, положил на край стола.

— Поручику Мещерскому от родителей. Штабс-капитану Орлову из Киевского управления. И вот это… — он взял небольшой конверт с красной сургучной печатью, — капитану Воронцову. Из Тулы, от статского советника Писарева.

Энгельгардт поднял голову, взглянул на меня:

— Александр Дмитриевич, это вам. — Он взял конверт, повертел в руках, разглядывая печать. — Писарев… Тульский губернский инженер, если не ошибаюсь. Что бы ему от вас понадобилось?

Я пожал плечами.

— Не знаю, ваше высокоблагородие. Не имею чести быть знакомым с означенным лицом.

Полковник протянул мне конверт:

— Вскрывайте. Любопытно, что там.

Я принял письмо. Бумага плотная, дорогая. Печать с гербом, два льва, держащие щит. Надломил сургуч, развернул лист.

Почерк четкий, каллиграфический. Текст краток:

'Милостивый государь капитан Воронцов!

Осмеливаюсь обратиться к Вам с предложением, которое, смею надеяться, представит для Вас интерес.

Тульский оружейный завод ищет талантливых инженеров для участия в работах по улучшению производства. Молва о Ваших способностях и успехах в деле улучшения госпитального хозяйства дошла до нашего города. Полагаем, что человек, сумевший внедрить столь полезные нововведения в медицине, окажется не менее полезен в промышленности.

Не соблаговолите ли приехать в Тулу для обсуждения условий сотрудничества? Расходы на дорогу берем на себя.

С совершенным почтением, управляющий Тульским оружейным заводом, статский советник П. А. Писарев'.

Я перечитал письмо дважды, не веря глазам. Тула. Оружейный завод. Приглашение.

Энгельгардт наблюдал за мной с любопытством:

— Что там, Александр Дмитриевич? Судя по вашему лицу, новости интересные.

Я молча протянул ему письмо. Полковник пробежал глазами, усмехнулся:

— Вот как… Тульский оружейный завод. Да вы, капитан, востребованный специалист. Едва собрались покинуть военную службу, а вам уже предложения поступают.

Он отложил письмо, посмотрел на меня внимательно:

— Что скажете, Александр Дмитриевич? Заманчивое предложение?

Я медленно опустился обратно в кресло, все еще держа в руках письмо.

— Признаюсь, ваше высокоблагородие, не ожидал ничего подобного, — произнес я осторожно. — Тула… Это совсем иное дело, нежели я предполагал.

Энгельгардт откинулся в кресле, сложил руки на груди:

— Поясните.

— Я думал об устройстве на службу через обычные каналы. Прошения, рекомендации, ожидание назначения. Месяцы хождения по инстанциям. А здесь… Здесь прямое предложение от управляющего крупнейшим оружейным заводом империи.

— Да еще и с оплатой дорожных расходов, — добавил полковник. — Это говорит о серьезности намерений. Писарев человек деловой, даром денег не тратит. Если приглашает, значит, действительно нуждается в толковом инженере.

Чиновник, все еще стоявший у стола, кашлянул:

— Позвольте откланяться, ваше высокоблагородие? Курьер ожидает…

— Идите, идите, — махнул рукой Энгельгардт. — Бумаги подписаны, можете отправлять.

Чиновник поклонился и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Мы остались вдвоем. Полковник поднялся, прошелся к окну, постоял, глядя на улицу.

— Александр Дмитриевич, — заговорил он, не оборачиваясь, — скажу вам как человек опытный. Такие предложения не падают с неба просто так. Кто-то рекомендовал вас Писареву. Кто-то из влиятельных людей, имеющих связи и в медицинском ведомстве, и в промышленных кругах.

Я задумался. Кто мог написать? Струве? Вряд ли, у него нет таких связей. Лиза? Возможно, ее семья имеет отношение к промышленности…

— Не важно, кто именно, — продолжал Энгельгардт. — Важно то, что вам дают шанс. Тула старинный центр оружейного дела. Заводы, мастерские, тысячи умелых рук. Если сумеете там проявить себя, зарекомендовать как толковый инженер, двери откроются во все стороны. Петербург, Москва, крупные предприятия…

Он обернулся, посмотрел на меня:

— А что самое важное, Тула недалеко от столицы. Оттуда рукой подать до Москвы, а из Москвы прямая дорога в Петербург. Сможете и делом заниматься, и связи налаживать. Это куда выгоднее, чем сидеть где-нибудь в провинциальной канцелярии.

Логика его слов бесспорна. Тула это возможность. Возможность применить знания на практике, доказать свою ценность, выбиться в люди.

— Вы советуете принять предложение, ваше высокоблагородие? — спросил я.

Энгельгардт вернулся к столу, сел:

— Я советую съездить. Посмотреть, что там к чему. Познакомиться с Писаревым, осмотреть завод, обсудить условия. Если не понравится, всегда успеете отказаться. Но если упустите такой случай, потом можете пожалеть.

Он взял перо, обмакнул в чернильницу:

— Вот что предлагаю. Сейчас составим бумаги об отставке с военной службы и прошение о переводе в гражданское ведомство. Я их подпишу, отправлю в Петербург. Пока они идут по инстанциям, недели три-четыре пройдет. За это время успеете съездить в Тулу, посмотреть, что к чему. Если устроит, оформите перевод туда. Если нет, будем искать другие варианты.

Я кивнул. План разумный, дающий свободу маневра.

— Согласен, ваше высокоблагородие. Поеду в Тулу, посмотрю.

— Вот и славно, — Энгельгардт придвинул ко мне чистый лист бумаги. — Теперь давайте составлять рапорт в полк. Нужно исключить вас из списков 2-го саперного батальона. Формально вы все еще числитесь там, хотя батальон уже расформирован.

Я взял перо, задумался над формулировкой. Память подсказывала нужные слова, обороты речи, принятые в военной переписке.

'Его высокоблагородию господину полковнику Головину, временно исполняющему обязанности командира 2-го саперного батальона Южной армии.

Инженер-капитан Александр Воронцов, состоявший в 3-й саперной роте означенного батальона, имеет честь покорнейше просить об исключении из списков части по случаю перевода в гражданское ведомство.

По заключению медицинской комиссии Севастопольского военного госпиталя признан годным к службе с ограничениями, что препятствует продолжению строевой службы. Намерен посвятить себя мирным инженерным трудам на благо отечества.

Имею честь выразить глубочайшую признательность господину полковнику и всему начальству батальона за науку воинского дела и товарищество в тяжкие дни обороны Севастополя.

С совершенным почтением остаюсь покорнейший слуга, инженер-капитан Александр Воронцов.

Севастополь, 28 марта 1856 года'.

Я отложил перо, просушил бумагу песком. Энгельгардт взял лист, пробежал глазами, кивнул одобрительно:

— Хорошо составлено. Достойно и без лишних сантиментов. Головин оценит. — Он убрал рапорт в папку. — Теперь составляйте прошение о переводе в гражданское ведомство. Министерство внутренних дел или государственных имуществ, на ваш выбор. Перечислите заслуги, приложением укажите акт медицинской комиссии и рекомендации от меня и доктора Струве.

Я принялся за новый документ. Писал медленно, тщательно подбирая формулировки. Нужно показать себя с лучшей стороны, но не хвастаться. Указать достижения, но не преувеличивать.

Через полчаса прошение было готово. Энгельгардт прочитал, внес несколько правок, велел переписать начисто.

— К завтрашнему дню все будет оформлено, — сказал он, когда я закончил. — Отправлю с курьером в Петербург. Там пройдет через канцелярию министерства, недели через три-четыре получите ответ. А пока можете ехать в Тулу. Выпишу вам открытый лист на проезд по казенной надобности. Формально будете числиться при госпитале как советник, получать жалованье. Когда оформим бумаги, спишем вас по переводу.

Я встал, чувствуя благодарность:

— Не знаю, как благодарить вас, ваше высокоблагородие…

Энгельгардт поднялся, протянул руку. Я пожал ее, ощущая крепкое рукопожатие.

— Благодарить не за что, Александр Дмитриевич. Вы сами заслужили эту возможность. Своим трудом, упорством, готовностью сражаться за правое дело. Таких людей России сейчас особенно не хватает. — Он помолчал, затем добавил серьезно: — Только берегите себя. В гражданском ведомстве своих паленов и клейнмихелей не меньше, чем в военном. Завистники, интриганы, люди, готовые погубить чужое дело ради собственной выгоды. Будьте осторожны.

— Постараюсь, ваше высокоблагородие. Опыт борьбы с местными бюрократами кое-чему научил.

Полковник усмехнулся:

— Вот и хорошо. Ступайте. Завтра зайдете, заберете бумаги. А пока можете известить Писарева о согласии приехать.

Я отдал честь, развернулся и вышел из кабинета.

В коридоре остановился, задумался. Все произошло так быстро, так неожиданно. Еще час назад я размышлял о долгом пути через петербургские канцелярии, а теперь передо мной открылась совсем иная дорога.

Тула. Оружейный завод. Возможность применить свои знания не в теории, а на практике.

Я выпрямился, зашагал по коридору к выходу. Нужно возвращаться в госпиталь, рассказать Струве о новостях. И написать ответ Писареву. О том, что приеду.