Инженер 1: паровая империя

Глава 4 Начало работ

Утром следующего дня, когда солнце едва пробилось сквозь затянутые дымкой окна госпиталя, я отправился на поиски людей, способных воплотить мои замыслы в жизнь. Дело это оказалось куда более затейливым, нежели представлялось накануне.

Хозяйственные службы госпиталя размещались в длинном деревянном бараке позади главного корпуса. Здесь, среди мешков с овсом и штабелей дров, царствовал интендант поручик Николай Семенович Жуковский, человек тучный, благодушный и крайне подозрительный ко всяким нововведениям.

— Мастеровых людей требуете, господин капитан? — переспросил он, не отрываясь от гроссбуха, где скрупулезно записывал расход керосина. — А на какую надобность, позвольте осведомиться?

— По распоряжению главного лекаря, — отвечал я уклончиво, — требуется произвести некоторые плотницкие работы в третьей палате.

Жуковский недоверчиво покосился на меня поверх очков:

— Хм… А не проще ли обратиться к городским подрядчикам? У нас тут люди больные, не до столярничества им.

— Работа несложная, — настаивал я. — К тому же выздоравливающим полезно движение. Доктора рекомендуют.

После четверти часа препираний интендант наконец соизволил провести меня по помещениям, где размещались служители различных специальностей. В углу столярной мастерской, устроенной в бывшем сарае, я обнаружил человека, который сразу привлек мое внимание.

Фельдфебель Василий Кузьмич Морозов, так представился он, вставая с низкой скамеечки, где строгал деревянную заготовку, производил впечатление мастера истинного. Лет сорока пяти, среднего роста, но крепко сложенный, с руками, покрытыми старыми шрамами от инструментов. Лицо обветренное, с густыми русыми усами и внимательными серыми глазами.

— Честь имею явиться, ваше благородие, — произнес он, вытирая ладони о кожаный фартук. — Чем могу служить?

— Василий Кузьмич, — обратился я к нему, разворачивая свои чертежи на верстаке, — требуется выполнить особенную работу. Вот, изволите видеть…

Морозов наклонился над бумагой, и я заметил, как его глаза внимательно следят за линиями чертежа. В отличие от многих военных, он явно умел читать технические схемы.

— Воздуховоды, стало быть, — пробормотал он, проводя пальцем по изображению. — От печки к углам палаты… А это что за каналы наверху?

— Для вытяжения плохого воздуха, — объяснил я. — Видите, теплый воздух пойдет снизу, а затхлый будет уходить через верхние отверстия.

Фельдфебель долго изучал схему, изредка качая головой. Наконец выпрямился и посмотрел на меня с нескрываемым любопытством:

— Хитро придумано, господин капитан. Только скажите по совести, где вы такому научились? В академии небось подобного не преподают?

— До службы довелось поработать с разными мастерами, — уклончиво ответил я. — Кое-что перенял.

— А-а, — протянул Морозов, и в его голосе послышалось понимание. — Сами из мастеровых выходите? Потом в офицеры произведены?

Я не стал его разубеждать. В николаевской армии изредка случались подобные карьеры, и такое объяснение выглядело правдоподобно.

— Что же, — продолжал фельдфебель, — дело стоящее. Только вот беда, материалу понадобится много. Доски, жесть для воздуховодов, гвозди… А главное, людей надобно подобрать толковых.

— А есть такие?

Морозов задумчиво огладил усы:

— Есть трое молодцов из выздоравливающих. Егор Мартынов, сапер он, руки золотые. Семен Косых — столяр природный, до службы на мебельной фабрике работал. Да Иван Дуров, кузнечных дел мастер. Только вот…

— Что «только»?

— Да согласятся ли они на такую работу? — Морозов понизил голос. — Они ведь не каторжники, офицер их принуждать не может. А дело новое, непривычное…

— Ну что же, — произнес я, сворачивая чертежи, — давайте познакомимся с этими мастерами. Авось удастся их убедить.

Морозов кивнул и повел меня через двор к длинному деревянному строению, где размещались выздоравливающие. По пути он рассказывал о каждом из троих:

— Егор-то парень смышленый, из костромских. В саперах три года прослужил, знает толк во взрывчатке и земляных работах. Семен, тот вовсе особенный, из петербургских мастеровых. Говорят, у графа Строганова мебель делал, покуда в рекруты не угодил. А Иван… — фельдфебель усмехнулся, — тот силен как бык и упрям как осел. Но коли за дело возьмется, горы своротит.

В казарме мы застали всех троих за картами. Играли в дурака на пуговицы, оживленно переговариваясь и покрикивая друг на друга с той бесцеремонностью, какая свойственна простым солдатам в часы досуга.

— Смирно! — гаркнул Морозов. — Господин офицер!

Солдаты вскочили и вытянулись по стойке «смирно», карты посыпались на пол. Я жестом дал команду вольно и внимательно оглядел каждого.

Егор Мартынов, парень лет двадцати пяти, невысокий, но жилистый, с быстрыми темными глазами и проворными движениями. Лицо смуглое, обветренное, руки в мелких шрамах и ссадинах, какие бывают у людей, привыкших к опасной работе.

Семен Косых оказался полной противоположностью, высокий, белокожий, с тонкими пальцами и внимательным взглядом. Даже в солдатской рубахе он выглядел интеллигентно, что выдавало его городское происхождение.

Иван Дуров же был настоящим богатырем, широкоплечий, с могучими руками и добродушным лицом, украшенным рыжеватой бородой. В его маленьких голубых глазах читалась детская непосредственность.

— Братцы, — обратился я к ним, стараясь говорить просто, без офицерского тона, — есть дело. Работа не тяжелая, но требующая сноровки. Охотники найдутся?

Солдаты переглянулись. Первым осмелился заговорить Семен:

— А что за работа будет, ваше благородие? И… какая за нее плата положена?

— Плата? — я задумался. Денег у меня практически не было, жалованье капитанское — гроши, да и то большей частью задерживалось. — Плата будет особенная. Во-первых, дополнительный паек. Во-вторых, освобождение от нарядов по госпиталю. А в-третьих… — я понизил голос, — работаете для своих же товарищей. Для тех, кто лежит в палатах и мучается.

Егор сдвинул брови:

— А как это понимать, ваше благородие?

Вместо ответа я развернул на солдатском столе свои чертежи. Трое мастеров склонились над бумагой с тем особенным вниманием, какое проявляют люди, понимающие толк в техническом деле.

— Видите, — объяснял я, проводя пальцем по схеме, — в палатах воздух затхлый. Люди задыхаются, болезни от этого хуже идут. А если устроить вот такие каналы…

— Чтоб теплый воздух ходил, а плохой вытягивался, — понимающе кивнул Семен. — Дело разумное.

Иван, который до сих пор молчал, вдруг заговорил низким, густым голосом:

— А Васька-то наш что скажет? — Он кивнул на Морозова. — Он у нас главный мастер.

Фельдфебель усмехнулся:

— Я-то согласен. Дело хорошее. Только вот сумеем ли управиться? Работа тонкая, аккуратности требует.

— Сумеем! — горячо воскликнул Егор. — Чего тут сложного? Доски подогнать, каналы проложить… Семен у нас мастер первый сорт, а я в саперах не зря служил.

— А материал где брать будем? — практично спросил Семен.

— Материал будет, — заверил я, хотя толком не знал, где его раздобыть. — Главное — ваше согласие.

Солдаты снова переглянулись, и я почувствовал, как между ними происходит немой разговор, понятный лишь людям, которые долго служили вместе.

Наконец Егор произнес:

— Согласны, ваше благородие. Когда начинать изволите?

— Завтра с утра, — ответил я, сворачивая чертежи. — Только сначала надобно материал заготовить да третью палату освободить.

— А больных куда девать будем? — поинтересовался практичный Семен.

— Временно разместим в других палатах. Доктор Струве уже договаривается, — соврал я, мысленно отметив, что это надо срочно обсудить с немцем.

Морозов почесал затылок:

— Досок понадобится аршин сорок, не меньше. Жести для воздуховодов — пуда четыре. Гвоздей разного калибра… Где брать-то станем?

— У интенданта попросим, — уверенно произнес я, прекрасно понимая, что поручик Жуковский скорее повесится, чем добровольно выдаст столько материала.

— Ха! — хмыкнул Иван. — Жуковский-то? Он и на гроб родной матери досок не даст.

— А вот мы его и не спросим, — усмехнулся Егор с саперской хитростью. — У меня есть приятель, унтер-офицер Петька Крылов. Он в интендантской команде служит, ключи от складов имеет…

— Тихо! — одернул его Морозов. — При офицере о таких делах не говорят.

Я сделал вид, что ничего не слышал. В николаевской армии процветало снабжение «по дружбе», и было бы наивностью надеяться на иные способы.

— Ну что же, — произнес я, поднимаясь, — до завтра, братцы. Рано утром за работу.

Оставшуюся часть дня я провел в хлопотах по организации предстоящих работ. Первым делом отыскал доктора Струве, который осматривал больных во второй палате.

— Карл Иванович, — обратился я к нему, дождавшись окончания обхода, — завтра начинаем переоборудование третьей палаты. Больных нужно временно перевести.

Струве кивнул:

— Я уже подумал об этом. Двоих тяжелых переведем сюда, во вторую палату. Остальных разместим в первой, там будут свободные койки после… — он не договорил, но я понял: после смертей.

— А сколько времени потребуется на работы?

— Дня четыре-пять, не больше. Главное, не торопиться и все делать аккуратно.

К вечеру я окончательно удостоверился в том, что предстоящее дело будет непростым. Елизавета Петровна, которую я встретил в коридоре, поинтересовалась:

— Александр Дмитриевич, правда ли, что завтра начинается переустройство палаты?

— Правда, — подтвердил я. — А что, есть возражения?

— Напротив, — в ее глазах мелькнуло любопытство. — Мне интересно посмотреть, как ваши теоретические выкладки воплотятся на практике.

В ее тоне слышался вызов, и я не мог отделаться от ощущения, что эта необычная женщина намерена внимательно следить за каждым моим шагом.

Следующий день начался с неприятностей. Едва рассвело, как ко мне явился взволнованный Морозов:

— Беда, господин капитан! Интендант пронюхал про наши планы. Жуковский материал выдавать отказывается, говорит, нет письменного распоряжения от главного лекаря.

Я поспешил к Беляеву, но застал его в самом дурном расположении духа. Василий Порфирьевич расхаживал по кабинету, размахивая руками:

— Капитан! Что за самоуправство? Интендант жалуется, что вы требуете материалы без надлежащих документов! Как это понимать прикажете?

— Ваше высокоблагородие, — попытался я оправдаться, — вчера же договорились…

— Договорились попробовать, а не переворачивать весь госпиталь! — рассердился главный лекарь. — Оформите должным образом требование, подпишу. Но чтобы все по инструкции!

Час ушел на составление бумаг, еще полчаса — на получение материалов от недовольного Жуковского. А когда мы наконец добрались до третьей палаты, там нас ожидало новое испытание.

Больные, которых следовало перевести, категорически не желали покидать привычные места. Старший из них, отставной унтер-офицер с перевязанной ногой, заявил решительно:

— Нашему брату и так житья нет, а тут еще с места на место таскают! Да и зачем вся эта суета? Лежали же как-то, и ничего!

Пришлось долго объяснять, что перемены будут к лучшему, что потом они вернутся в более удобную палату. Струве помогал уговаривать, обещая дополнительные порции лекарств и лучший уход.

Когда палата наконец опустела, мои помощники принялись за работу с тем рвением, какое свойственно русскому человеку, взявшемуся за дело всерьез.

Морозов командовал, как опытный прораб:

— Семен, бери пилу, начинай доски под воздуховоды готовить! Иван, тебе печку обследовать надо, откуда каналы вести будем. Егор, помогай мне балки под потолком промерить!

Я не остался стоять в стороне. Сняв мундир и засучив рукава рубашки, взялся за рубанок. Первые же движения показали, что руки помнят навыки, хотя и не совсем те, что нужны. В XXI веке я работал с электроинструментом, а здесь приходилось больше полагаться на мускульную силу и сноровку.

— Гляди-ка, — удивленно произнес Иван, наблюдая, как я строгаю доску, — господин офицер, да вы настоящий мастер! Рука-то как идет!

— Говорил же, что из мастеровых выходит, — кивнул Морозов. — Видать, смолоду научился.

Работа закипела. Морозов, как истинный мастер, сразу взял командование на себя и принялся распределять обязанности с толком знающего человека.

— Семен, твое дело — воздуховоды, — указал он на груду досок. — Короба делай по чертежу, только не забывай: стыки должны быть плотными, чтоб воздух зря не уходил. Иван, мы с тобой займемся проходами в стенах. А Егор пусть пока балки промеряет, где вытяжные каналы крепить станем.

Я взялся за самую ответственную часть работы, изготовление соединительных элементов. От их качества зависело, будет ли система работать как надо или превратится в обычную груду досок.

Семен оказался действительно первоклассным мастером. Его тонкие, почти женские пальцы управлялись с пилой и стамеской так ловко, что доски словно сами собою складывались в аккуратные короба. Работал он молча, лишь изредка щурился, проверяя точность распила.

— Откуда такая сноровка, Семен? — поинтересовался я, наблюдая, как он подгоняет детали без единой щели.

— Да на фабрике у Гамбса учился, ваше благородие, — ответил он, не отрываясь от работы. — Там немцы работали, строгие были. Говорили: «Русский мастер должен быть лучше немецкого, иначе зачем он нам нужен?»

Иван тем временем орудовал в углу палаты, где требовалось пробить отверстие в стене для подачи свежего воздуха. Богатырская сила его просто поражала, он выбивал кирпичи зубилом и молотом, работая с размеренностью хорошо отлаженной машины.

— Осторожнее, Ваня! — предупредил Морозов. — Стену-то не разрушь!

— Не беспокойтесь, дядя Вася, — хрипловато отозвался кузнец, вытирая пот со лба. — Я стены чувствую. Где можно бить, где нельзя.

Егор лазал под потолком, как обезьяна, отмечая места крепления для вытяжных каналов. Сказывалась саперная сноровка, он безошибочно находил самые прочные балки и определял, куда можно сверлить, не ослабляя конструкцию.

— Господин капитан, — окликнул он меня сверху, — а не много ли отверстий получается? Вдруг потолок ослабнет?

— Правильно думаешь, — одобрил я. — Но видишь, в каком направлении идут балки? Если сверлить между ними, нагрузка распределится равномерно.

К полудню работа приняла организованный характер. Каждый знал свое дело и выполнял его без понуканий. Я же метался между всеми участками, то подсказывая Семену, как лучше соединить короба, то помогая Ивану выбрать правильный угол для отверстия.

Более всего меня поражало, как быстро мои руки вспомнили навыки работы с деревом. Конечно, это далеко не те навыки, которыми обладал Александр Воронцов.

Офицер и дворянин едва ли умел строгать и пилить. Но каким-то чудесным образом знания Дмитрия Короткова сочетались с памятью этого тела, и получалось нечто совершенно новое.

— Смотрите, — сказал я, показывая Морозову, как правильно скреплять элементы воздуховода, — если делать соединение вот так, внахлест, то воздух не будет завихряться в углах.

Фельдфебель внимательно изучил мой способ и опять подозрительно сощурился на меня:

— А это вы где подсмотрели, господин капитан? Тоже в академии? Больно хитро придумано.

— Сам дошел, — ответил я уклончиво. — Если воздух течет, как вода, то и препятствий ему создавать не следует.

После обеда к нам заглянул доктор Струве. Увидев меня с рубанком в руках, он удивленно поднял брови, но ничего не сказал. Зато внимательно осмотрел уже готовые части системы.

— Любопытно, — пробормотал он, заглядывая внутрь воздуховода. — А как вы рассчитали сечение каналов?

Вопрос коварный. Я не мог объяснить ему законы аэродинамики, неизвестные в 1856 году, но и отмалчиваться было нельзя.

— Опытным путем, — ответил я. — Если сечение слишком малое, воздух пойдет медленно. Если большое, тяги не хватит. Надо найти середину.

— Разумно, — кивнул Струве. — А откуда уверенность, что система будет работать?

— А вот это мы завтра и проверим, — сказал я, указывая на почти готовые воздуховоды. — Истина проверяется делом.

К вечеру основные элементы системы были готовы. Семен закончил воздуховоды, Иван пробил все необходимые отверстия, Егор подготовил места крепления под потолком. Морозов с удовольствием оглядел проделанную работу:

— Что ж, завтра начнем сборку. Глядишь, к вечеру и закончим.

Солдаты были довольны. Работа оказалась не такой уж тяжелой, а главное — интересной. Каждый чувствовал, что участвует в деле необычном и важном.

— А что, господин капитан, — спросил Егор, укладывая инструменты, — если наша затея получится, может, и в других палатах такое устроим?

— Посмотрим, — ответил я осторожно. — Сначала надо проверить, как оно работать будет.

Но в душе я был почти уверен, что система заработает. Законы физики одинаковы что в XIX веке, что в XXI. А значит, завтра Севастопольский госпиталь получит первую в России систему принудительной вентиляции.

Вечером, когда солдаты разошлись, я остался один в опустевшей палате. В углу громоздились готовые воздуховоды, на полу валялись стружки и опилки, в воздухе стоял запах свежего дерева.

И мне вдруг подумалось: а что, если это только начало? Что, если знания XXI века могут действительно изменить Россию XIX столетия?