Инженер 1: паровая империя

Глава 11 Игры

Орлов взял в руки новую колоду карт, проверил их целостность и принялся тасовать с профессиональной ловкостью.

— Господа, для тех, кто не знаком с вистом, объясню правила, — начал он, раскладывая карты веером. — Играют четверо, двое на двое. Цель игры — набрать больше взяток, чем противники. В каждой раздаче тринадцать взяток, значит, чтобы выиграть, нужно взять семь или больше.

Он указал на карты:

— Козырь определяется последней картой при раздаче. Старшинство карт обычное: туз, король, дама, валет, и так далее до двойки. Но есть особенность: если у вас на руках нет карты требуемой масти, можете бить козырем или сбрасывать любую карту.

Мещерский достал кошелек:

— А ставки как? По рублю за взятку сверх шести?

— Именно так, — подтвердил Орлов. — То есть если ваша пара взяла восемь взяток, получаете два рубля. Если только пять, то платите два рубля противникам.

Фролов присел за стол и потер единственный здоровый глаз:

— Начинаем, господа. Только играем честно, без плутовства.

Орлов раздал карты, и я взял свои тринадцать. На руках оказались: туз и король червей, дама и валет пик, несколько мелких бубен и треф.

Козырем выпали черви. Неплохо, две старшие карты в козыре давали надежду.

Первые две раздачи прошли для меня неудачно. То ли от непривычки, то ли от волнения, я неправильно рассчитывал ходы и терял взятки, которые мог бы взять. Партнером у меня оказался Фролов, а против нас играли Мещерский и Орлов.

— Эх, Александр, — вздохнул Фролов после очередной неудачи, — ты что, карт никогда не видел?

— Просто отвык, — оправдывался я, выкладывая на стол четыре рубля проигрыша.

Тем временем разговор за столом зашел о недавно подписанном Парижском мире.

— Позорные условия, — мрачно произнес Орлов, сдавая новую партию. — Черное море нейтрализовали, флот разоружили… Да мы теперь на собственном море прав не имеем!

Мещерский поправил карты в руке:

— Зато торговать можно свободно. Французы уже пароходы свои по всему морю пустили, англичане товары возят…

— Торговать! — фыркнул Фролов. — А чем торговать-то? Всюду развалины да пепелища!

Я сосредоточился на картах и вдруг заметил закономерность в игре Орлова. Капитан имел привычку слегка прищуриваться, когда на руках у него были сильные карты, и постукивать пальцем по столу, когда козырей не хватало.

— А вот и неправда, — возразил подошедший к нашему столу Добрынин. — Тут край богатый. Виноград, пшеница, скот… Только организовать нужно правильно.

— Петр Семенович дело говорит, — поддержал его Телегин. — В столице уже разговоры идут о больших инвестициях в восстановление края.

Следующую партию я играл внимательнее. Заметив манеры партнеров и противников, начал рассчитывать ходы более точно. К тому же карты пошли лучше, на руках оказались три туза и несколько козырей.

— А что, господа, думаете ли вы о гражданской службе? — спросил Беркутов, который наблюдал за игрой, попыхивая папиросой. — После такой войны многие офицеры уходят в отставку.

— Я уж подумываю, — признался Фролов, выкладывая на стол десятку червей. — Один глаз, рука плохо двигается… Какой из меня теперь артиллерист?

Мещерский крыл валетом червей, но я положил даму, а партнер — туза. Взятка наша.

— А вот напрасно, — заметил Добрынин. — Сейчас как раз опытные офицеры нужны. Железные дороги строить, заводы модернизировать… Без военной организации ничего не получится.

Мы сыграли еще несколько партий. Сначала ни шатко, ни валко. А потом уже получше для меня.

Я наконец освоился с игрой. Научился читать мимику противников, запоминать вышедшие карты, рассчитывать вероятности.

В предпоследней партии мне досталась неплохая рука: два туза, король-дама пик и несколько средних козырей. Орлов начал с туза треф, но я заметил его привычное постукивание пальцем. Значит, козырей у него мало.

— Интересно, а что будет с нашими крепостями? — размышлял вслух Добрынин, выкладывая карту.

— Срыть велели по договору, — мрачно ответил Фролов.

Я рискнул зайти с короля пик, и правильно сделал, взял чистую взятку. Затем дама пик, и снова успех. Противники явно не ожидали такой наглости.

— Смелые ходы, капитан, — одобрил Мещерский, но в глазах его читалась досада.

Мы взяли восемь взяток, выиграв четыре рубля.

Следующая партия началась еще лучше. На руках три туза, король червей козырем, и приличные карты в остальных мастях. Орлов сдавал и по лицу его я прочитал, что карты у него средние.

— А торговцы-то как радуются миру! — заметил Беркутов. — Уже планы строят, как нас европейскими товарами завалить.

— Пусть завалят, — философски отозвался Фролов, — лишь бы жить мирно.

Я повел от туза пик, собрал три взятки подряд, затем перешел на козыри. Король червей взял, дама червей тоже. Противники начали нервничать, слишком много взяток уходило к нам.

— Девять взяток! — торжествующе объявил Фролов. — Шесть рублей наших!

— Везет же тебе, Александр, — покачал головой Мещерский.

Но самое интересное началось в последней партии. Карты достались просто великолепные: все четыре туза, козырные король-дама-валет червей и король пик. Такая рука выпадает раз в жизни.

Банк к тому времени вырос до пятнадцати рублей. Проигравшие хотели отыграться, и удвоили ставки.

— Господа, — предупредил Орлов, — играем по-крупному. Ставка теперь два рубля за взятку сверх шести.

— Принимается! — азартно отозвался Мещерский.

Я посмотрел на свои карты и понял: либо грандиозный выигрыш, либо столь же грандиозный проигрыш. При неудачном стечении обстоятельств я мог потерять все ранее выигранное и остаться должным.

— А что будет с теми офицерами, кто в отставку подаст? — спросил Добрынин, раскладывая свои карты.

— Кто в деревню, кто на гражданскую службу, — ответил Фролов.

Орлов повел с туза треф. У меня треф не было, и я положил маленького червя, сохраняя тузы. Мещерский взял взятку валетом треф.

Следующий ход — король треф от Мещерского. Снова нет масти, кладу семерку червей. Взятка снова их.

— Плохо дела, — пробормотал Фролов, глядя на свои карты.

Но я не волновался. План простой. Дождаться момента, когда у противников кончатся крупные карты, и тогда взять инициативу.

Третий ход Мещерский повел с дамы треф. Теперь я понял, что у него длинная трефовая масть, и он пытается ее разыграть. Но треф в игре больше нет, значит, дальше он будет вынужден переходить на другие масти.

Мой звездный час наступил на пятом ходу. Мещерский, исчерпав трефы, повел с десятки бубен. У меня бубен не было, и я решился на отчаянный ход, положил туза червей.

— Козырем бьет! — удивился Орлов.

— Рано радуется, — усмехнулся Мещерский, но я заметил, что он слегка побледнел.

Теперь ход был за мной. Туз пик — чистая взятка. Туз бубен, взятка снова моя. Туз червей уже сходил, кладу короля червей, и опять взятка ушла ко мне.

— Батюшки мои! — ахнул Фролов. — Да у тебя же все тузы были!

Дальше дело пошло как по маслу. Дама червей, валет червей, король пик, одна взятка за другой. В итоге мы взяли одиннадцать взяток из тринадцати.

— Одиннадцать взяток! — торжествующе объявил Фролов. — Десять рублей выигрываем!

Орлов и Мещерский сидели с кислыми лицами, подсчитывая проигрыш.

— Ого! — воскликнул Мещерский. — Александр, да ты прямо картежный гений! Двадцать три рубля выиграл за вечер!

— Новичкам везет, — усмехнулся Орлов, но в голосе его слышалось уважение. — Хотя под конец играл уже как настоящий профессионал. Особенно последняя партия, это было мастерски.

Я складывал выигранные деньги, чувствуя одновременно удовлетворение и легкое недоумение. Двадцать три рубля, почти треть от тех средств, что собрали офицеры на госпитальный проект. Неужели карточная игра может приносить больший доход, чем инженерное дело?

— Что же, господа, — произнес Фролов, поднимаясь из-за стола, — партия в карты закончена. Но что скажете насчет бильярда? Балонов обещал показать новый французский удар.

— С удовольствием! — отозвался Мещерский. — Александр, а ты умеешь играть?

— Приходилось, — ответил я уклончиво, хотя опыт игры в бильярд у меня ограничивался несколькими партиями в московских клубах XXI века.

Мы подошли к бильярдному столу из красного дерева, стоявшему в дальнем углу зала. Стол внушительных размеров, около трех аршин в длину и полутора в ширину, обтянут зеленым сукном высочайшего качества. По периметру шли резиновые борта, обшитые кожей.

— Играем в русскую пирамиду, — объявил подошедший штабс-капитан Балонов. — Кто не знает правил, объясню. На столе расставляются пятнадцать белых шаров и один цветной, битком играем.

Он принялся расставлять шары в форме треугольника у дальнего конца стола:

— Цель игры — загнать в лузы восемь шаров. Можно играть любой шар, но сначала биток должен коснуться прицельного шара, а уж потом тот попадает в лузу. Если промахнулся или биток сам в лузу провалился, ход переходит к сопернику.

— А что за французский удар собираешься показать? — поинтересовался Орлов.

Балонов взял кий, длинную палку из ясеня с кожаным наконечником:

— Дуплет называется. Сначала бьешь в один шар, тот отскакивает от борта и бьет второй в лузу. Очень эффектно выглядит.

Он занял позицию у стола, прицелился и нанес удар. Биток покатился к дальнему шару, коснулся его, тот отлетел к борту, отскочил и аккуратно закатился в угловую лузу.

— Браво! — захлопал Фролов. — Действительно, эффектно!

— Теперь ваша очередь, господа, — предложил Балонов. — Кто играет первым?

— Давай, Александр, — подтолкнул меня Мещерский. — Покажи, на что способен наш инженер-изобретатель.

Я взял кий и почувствовал в руках тяжесть хорошо выточенного дерева. Наконечник обмотан кожей для лучшего сцепления с шаром. Приглядевшись к расположению шаров, я начал мысленно рассчитывать траектории.

Физика движения шаров мне хорошо знакома. Угол падения равен углу отражения, сила удара определяет скорость, трение о сукно замедляет движение… Знания математики и механики давали преимущество перед противниками, полагающимися только на опыт и интуицию.

Первый удар я нанес осторожно, целясь в ближайший к лузе шар. Расчет оказался верным. Шар плавно закатился в среднюю лузу.

— Неплохо для начала, — одобрил Балонов.

Второй удар сложнее. Шар стоял под неудобным углом, прямого пути к лузе нет. Но я заметил, что если ударить биток с определенной силой и под определенным углом, он коснется прицельного шара, тот отскочит от борта и попадет в дальнюю лузу.

Мысленно я построил треугольник отражения, рассчитал импульс, учел трение о сукно. Математика не подводила, в прошлой жизни я часто решал подобные задачи на компьютере, моделируя движение различных механизмов.

— Смелый удар задумал, — заметил Орлов, наблюдая за моими приготовлениями.

Я нанес удар, и шар покатился точно по рассчитанной траектории. Коснулся прицельного шара, тот отлетел к борту, отскочил под нужным углом и аккуратно упал в лузу.

— Отлично! — воскликнул Мещерский. — Да ты, батенька, настоящий мастер!

Следующие удары давались все легче. Я уже не просто метил в шары, а строил сложные комбинации, заставляя биток описывать хитрые траектории. Знание законов механики позволяло рассчитывать даже такие удары, которые опытным игрокам казались невозможными.

— Смотрите, — сказал я, прицеливаясь для особенно сложного удара, — если ударить вот здесь, под таким углом, биток коснется борта, отскочит, заденет этот шар, тот покатится к дальней лузе…

— Никогда не поверю! — рассмеялся Балонов. — Слишком много отскоков.

Но удар прошел именно так, как я рассчитал. Биток описал сложную траекторию, шар послушно закатился в лузу, а зрители ахнули от восхищения.

— Чудеса! — покачал головой Фролов. — Александр, да откуда у тебе такое мастерство? В академии, что ли, бильярду учили?

— Арифметика, господа, царица наук, — ответил я, натирая мелом кончик кия. — Углы, скорости, импульсы… Если правильно рассчитать, шар покатится куда надо.

К концу партии я загнал в лузы семь шаров из восьми необходимых. Противники смотрели на меня с нескрываемым изумлением.

— Восьмой шар! — объявил я, прицеливаясь для завершающего удара.

Этот удар оказался самым простым. Шар стоял почти у самой лузы. Легкий толчок, и он послушно провалился в отверстие.

— Победа! — торжественно провозгласил Мещерский. — Александр Дмитриевич выиграл партию всухую!

— Удивительная игра, — признал Балонов, пожимая мне руку. — Никогда не видел, чтобы кто-то так точно рассчитывал удары. Будто не в бильярд играет, а геометрическую задачу решает.

— Именно так и есть, — улыбнулся я. — Бильярд это прикладная механика. Законы физики одинаковы что для пушечных ядер, что для бильярдных шаров.

Игра принесла мне еще пять рублей выигрыша. Ставки небольшие, но приятные.

— Что же, господа, — произнес Фролов, — теперь точно пора отправляться в кафе. После таких побед Александру полагается отпраздновать успех.

Мещерский потер руки:

— Отличная мысль! В кафе «Ля Пэ» как раз начинается самое интересное.

Мы вышли из клуба уже ближе к полуночи. Мартовский воздух свеж и прохладен, с моря тянул ветерок, приносивший запахи йода и соли.

Звезды на небе сияли так ярко, как не увидишь в XXI веке. Никакого загрязнения от автомобильных выхлопов, только чистое ночное небо и редкие огоньки уличных фонарей.

У крыльца нас ожидал не только наш извозчик Степан Кузьмич, но и еще две коляски, заказанные предусмотрительным Балоновым.

— Господа, рассаживайтесь! — скомандовал Мещерский. — До кафе ехать недалеко, но пешком в парадных мундирах неприлично.

Я устроился в первой коляске вместе с Мещерским, Орловым и Фроловым. Во вторую забрались Балонов, Телегин и Добрынин. Беркутов предпочел остаться в клубе, сославшись на усталость после долгой дороги.

— Поехали! — крикнул Мещерский, и коляски тронулись по мощеной дороге.

Ночной Севастополь выглядел совсем иначе, чем днем. Развалины, днем казавшиеся просто грудами камней, теперь превращались в причудливые тени, похожие на фантастических чудовищ. Редкие газовые фонари отбрасывали желтоватые круги света на мостовую, между которыми зияла непроглядная тьма.

— А знаете, Александр, — заговорил Фролов, устраиваясь поудобнее на скрипучем сиденье, — мне вот интересно: откуда у вас такие способности появились? И к картам, и к бильярду… Будто не офицер, а профессиональный игрок. Причем сразу после ранения. Чудеса, да и только.

— Арифметика, Иван Петрович, — повторил я свой прежний ответ. — В Николаевской академии нас учили мыслить логически, рассчитывать траектории снарядов, углы обстрела…

— Да что там углы! — перебил меня Мещерский. — У Александра просто голова светлая. Он и с вентиляцией разобрался, и с промыванием ран, так что даже немецкий лекарь удивился… Такие люди везде найдут применение.

Орлов задумчиво потер подбородок:

— А не задумывались ли вы, капитан, о том, чтобы эти способности направить в более… прибыльное русло?

— Это как понимать? — насторожился я.

— Да так, что человек с вашими талантами мог бы заработать состояние в карточных клубах Петербурга или Москвы. Там ставки совсем другие, не десятки рубликов, а сотни, тысячи…

— Иван Федорович, вы предлагаете мне стать профессиональным игроком? — В моем голосе прозвучало недоумение.

— А что в этом плохого? — пожал плечами Орлов. — Офицерское жалованье гроши. А тут за один вечер можно заработать годовое содержание.

Фролов нахмурился:

— Орлов, что ты несешь? Офицеру в карты на жизнь играть — позор и бесчестье!

— Почему же позор? — возразил тот. — Многие делают, и ничего. Граф Растопчин, например, во времена своей молодости состояние в картах выиграл.

— Растопчин вельможа, ему можно. А мы с вами служивые люди, — буркнул Фролов.

Мещерский вмешался в спор:

— Господа, да не о картах речь! Александр Дмитриевич способен на куда большее. Вот, к примеру, есть у меня одна идея…

— Какая идея? — заинтересовался я.

— Потом расскажу, не здесь, — загадочно ответил Мещерский. — Скажу только, что связана она с восстановлением города и требует участия толкового инженера.

Наша коляска проехала мимо разрушенной церкви, где теперь ютились бездомные. У костра сидели оборванные фигуры, грелись и передавали по кругу бутылку.

— Смотрите, — указал Фролов на эту картину, — вот она, оборотная сторона войны. Раньше эти люди были солдатами, защищали город. А теперь никому не нужны.

— Печальное зрелище, — согласился Орлов. — Но что поделать? Армию сокращают, жалованье задерживают… Вот люди и бродяжничают.

— А вы говорите — карты, наживаться, — укоризненно произнес Фролов. — Пока одни состояния наживают, другие с голоду пухнут.

Разговор принял неприятный оборот. Мещерский поспешил сменить тему:

— Господа, да не будем о грустном! Мы едем развлекаться, а не мировые проблемы решать.

Вторая коляска поравнялась с нашей. Дорога расширилась, позволяя ехать рядом. Из-за бортика высунулся Телегин:

— Эй, Мещерский! А правда, что в этом кафе французские актрисы выступают?

— Не актрисы, а певицы! — откликнулся тот. — Мадам Розали и мадемуазель Селеста. Голоса у них — заслушаешься!

— А красивые? — с интересом спросил Добрынин.

— Красивые, — подтвердил Мещерский. — Особенно Селеста. Брюнетка такая, глаза темные, фигура… — Он выразительно обвел руками контуры в воздухе.

— Павел Иванович, вы бы поаккуратнее с дамами, — предупредил Балонов. — Французы ревнивы, могут и до дуэли дойти.

— Да какая дуэль! — отмахнулся Мещерский. — Это же артистки, они за деньги рады любому ухажеру.

— То есть это… куртизанки? — уточнил я.

— Ну, не в прямом смысле, — замялся Мещерский. — Они поют, развлекают публику. А там уж как договоришься…

Фролов скептически хмыкнул:

— Смотрите, Воронцов, не влюбитесь часом. Французские дамочки умеют кружить голову.

— Да не мальчик я, — отмахнулся я.

Но в душе шевельнулось любопытство. После стольких недель в госпитале, среди больных и врачей, мысль о беседе с образованной женщиной казалась весьма привлекательной. Пусть даже это всего лишь певичка сомнительной репутации.

На мгновение в памяти мелькнул образ Елизаветы Долгоруковой. Но она сейчас далеко, а француженки, о которых так живописно говорил Мещерский, совсем близко.

Мы свернули на узкую улочку, где дома стояли плотнее и выглядели менее пострадавшими. Сюда, видимо, снаряды не долетали, или враги по какой-то причине щадили этот район.

— Вот и приехали! — объявил Мещерский, когда коляска остановилась у двухэтажного особняка с ярко освещенными окнами.

Над входом висела вывеска на французском языке: «Café La Paix» — если перевести буквально, будет «Кафе Мир». Ирония названия не ускользнула от меня. Заведение открылось сразу после войны, словно символизируя новую эпоху.

Из дверей доносились звуки рояля и женский смех.

— Господа, — торжественно произнес Мещерский, выходя из коляски, — добро пожаловать в мир развлечений!