Осколки мира. Том 3. Императрица

Глава 5 Старые долги

Когда-то это местечко близ Великого Новгорода называлось Крестцы. Но выросший на его месте лагерь с чьей-то легкой руки почему-то все именовали просто Крестами.

Периода полного запустения здесь не было: городок вымирал постепенно, распадаясь на районы под названием «Котельная», «ДК» и «Туту». Последний вырос вокруг железнодорожного вокзала и был известен своими добротными ремонтными доками, точками сбыта веселящей химии, дешевыми барами и бойкими проститутками. С градоначальниками Крестам тоже везло. Торговля предметами первой необходимости была налажена на «отлично», постоялые дворы регулярно ремонтировались, так что жилые сектора до сих пор выглядели вполне прилично. Но весь остальной город неумолимо ветшал. И эта разруха, как раковая опухоль, уже начинала проникать повсюду. Она витала в вечернем воздухе, пропитанном недавно пролившимся дождем, продвигалась все дальше и глубже, пробиваясь травой сквозь трещины асфальта, выла где-то вдали голосами бродячих собак.

И как ни старался лагерь остановить процесс, ресурсов на это явно не хватало.

Побитый армейский РДВ, или разведывательный десантный вездеход, с ревом въехал на пригорок и остановился возле ремонтных доков.

Женька заглушила мотор.

Ну вот и все.

То, чего она ждала так долго, решится прямо сейчас. Ну или не решится.

На этот случай у нее на заднем сидении под старым одеялом лежал целый боевой арсенал: пара автоматов, три пистолета разного калибра, сумка с гранатами и металлический ящик, в котором лежало все необходимое для того, чтобы собрать приличную бомбу.

Все это Женька купила за один глаз Минервы на разбойничьем развале, до которого еле добралась.

Прячась по пути в чужих норах, она раз пятьсот вспомнила про «Бизона».

Надо было угнать его. Это в разы облегчило бы ей задачу.

Зачем оставила машину?..

Женька вздохнула.

Самое глупое и неблагодарное дело в этой жизни — быть кем-то наполовину.

Наполовину убийцей, наполовину сволочью. Или наполовину другом.

Она терпеть не могла таких половинчатых людей, которые сами себе казались чуть ли не героями и мучениками, а на самом деле были обыкновенными сволочами, только трусливыми. Им не хватало решимости принять свою сущность до конца.

Женька к таким не относилась. Она давно про себя все поняла и решила.

Но «Бизона» угнать не смогла. Не потому, что ей хотелось остаться для парней хоть сколько-нибудь хорошей.

Женька знала, что не останется.

По крайней мере, для Монгола так точно. И если когда-нибудь судьба их снова сведет, она не сомневалась: этот парень

без колебаний выпустит пулю ей в лоб.

Такие, как он, делят мир на «своих» и «чужих». И не прощают ударов в спину.

Плевать, что он думает.

Зато живой.

На «Бизоне» они с Егором по-любому должны были успеть убраться подальше от лаборатории до того, как туда нагрянула Белая Корона.

На этом их краткое и неожиданное сотрудничество окончено.

Женька развернулась назад, приподняла край одеяла. Задумчиво покрутила в руках классического девятимиллиметрового Волка, сунула себе под ремень, поправила рубашку и выскользнула из машины.

И расслабленной походкой двинулась к докам.

Заглянув внутрь, она увидела паутину проводов под крышей, с которых свисали пропыленные лампы, стеллажи со всяким барахлом и здоровенный егерский вездеход на двенадцать мест, похожий на невысокий танк, возле которого, размахивая руками, увлеченно и шумно спорили два механика.

— Бодрого вечера! — громко поздоровалась Женька, шагнув в яркое пятно света на деревянном полу.

— Мы закрыты! — не глядя, через плечо крикнул ей один из механиков — тот, что был покрупней и постарше.

— А я и не чиниться, — ничуть не смутилась девушка. — Мне Сан Саныч нужен.

Дискуссия вдруг разом прекратилась. В мастерской воцарилась тишина. Мужчины умолкли и, обернувшись, удивленно уставились на Женьку.

Похоже, ее разрезанная шипами и перепачканная кровью одежда, засаленные светло-русые волосы и бледное полудетское лицо в их сознании слабо вязались с образом человека, который мог бы искать Сан Саныча.

— Ты че-то напутала, — неуверенно сказал, наконец, молодой механик, вытирая руки тряпкой с пятнами машинного масла. — Тут такие не работают.

Женька усмехнулась.

— Просто передайте ему, что Зеленая приехала. И ждет его, где обычно. У меня там колеса, если что, — махнула она рукой в сторону своего РДВ, квадратный силуэт которого отчетливо проступал в густеющих сумерках. — Не присмотрите пока?

Мужчины переглянулись. Тот, что был постарше, неопределенно пожал плечами.

— Ладно, приглядим, — ответил он. — Только ты с той стороны подгони, мы ее под крышу возьмем.

— Круто, спасибо.

Пристроив машину, Женька направилась вдоль доков по пустынной дороге в бар «Черная вдова», располагавшийся в конце улицы.

Невольно вспомнилось, как она приехала сюда в первый раз. И шла по этой самой дороге, дрожа, как заячий хвост.

Как много воды утекло за эти семь лет.

— Эй, детка, а тебе спать не пора? — раздался из темного угла пьяный мужской голос, на фоне которого слышалось недвусмысленное журчание.

— Нахер пошел, — отозвалась Женька.

— А ты чё такая грубая?.. — обиделся писающий мальчик.

— Жизнь дерьмовая, — себе под нос буркнула девушка.

А ведь все начиналось не так уж и плохо. Мама, папа, я, наша дружная семья. Потом отец погиб. Обычный несчастный случай на стройке. Мать запила. А Женьку с головой захлестнуло одиночество и комплексы пубертатного возраста. Хорошо быть тринадцатилетней дурой, которая верит, что с сиськами и без прыщей она могла бы сразу стать безмерно счастливой.

Она сидела ночью на перилах моста, размышляя об этом, когда проходивший мимо сотрудник службы дознания вдруг решил, что девочка решилась на суицид.

Так Женька познакомилась с Виком. Или Виктором Алексеевичем Зорким, как он тогда ей представился. «Если что, Зоркий — это не кличка, а фамилия», — с улыбкой пояснил он.

Он был старше Женьки на пятнадцать лет, прошел три служебных рифта, успел похоронить жену и сына и жил одной только местью. Но обо всем этом она узнала много позже. Уже после того, как стала его лучшей ученицей на курсах экстремального выживания и самообороны для подростков, стала студенткой училища репликационных техников и съехала от окончательно спившейся матери в общежитие.

Когда Женька нечаянно влипла в скандал с наркотиками, случившийся в общаге, Вик через свои каналы помог ей выпутаться. Забрал из отделения посреди ночи, наорал на нее, а потом буквально насильно запихнул в машину и привез к себе домой.

«Теперь будешь жить здесь, — приказал он. — Все равно квартира стоит пустая, я здесь только ночую, да и то через раз…»

Женьке это жилище пустым не показалось. Все три комнаты и кухня были наполнены призраками его прошлой жизни. На вешалках висела женская одежда, на подоконнике кухни лежала сломанная зеленая машинка, на холодильнике под магнитом — пожелтевший рисунок кривобокого торта с еще более кривобокой подписью: «Для папочки!» Причем буквы «Я» и «Ч» были повернуты в неправильную сторону.

Женька не трогала их. Ни о чем не спрашивала. Вытирая пыль, бережно поднимала и возвращала на место.

Потом как-то вечером под сто грамм Вик рассказал, что машинку зовут «Кеша». И когда вот здесь, прямо в этой кухне, ублюдки убивали трехлетнего мальчика, он сжимал этого самого Кешу в руках. И, наверное, звал маму, которую к тому времени уже зарезали в спальне, и папу, который не слышал его криков, потому что был на службе.

Тогда Женька поцеловала Вика.

А он только рассмеялся, отодвинул ее и сказал, чтобы она нашла себе кого-нибудь получше и по возрасту.

Больше Женя не пыталась перейти ту тонкую грань, что разделяла их. Она приняла отведенную для себя роль то ли сестры, то ли дочери, то ли просто друга. Готовила каждый вечер ужин на двоих, хотя Вик целыми неделями пропадал на своей службе. Иногда он звонил и говорил: «Буду не скоро». Это означало, что его перебросили на какую-то операцию далеко от дома, и тогда ожидание могло затянуться на месяц или даже больше.

Зато потом они подолгу говорили. Пили пиво и делились новостями. Или просто болтали о какой-нибудь чуши, усевшись на один подоконник и глядя в ночное небо.

Так прошло почти два года. За это время Женька поступила в институт репликации, заняв одно из пяти бюджетных мест, успешно прошла первую практику в филиале «Нейротика». Может, природа и обделила ее женскими прелестями, но зато начинку для головы выдала добротную, многим на зависть.

А потом Вик в очередной раз позвонил и сказал, что «будет не скоро».

А спустя две недели она прочитала в новостных лентах, что Виктор Алексеевич Зоркий был задержан по обвинению в массовом убийстве с особой жестокостью.

Вик нашел убийц своей семьи. Исполнителей запер в гаражном боксе и сжег заживо. А организатора пытал почти двенадцать часов, прежде чем прикончить.

Свидание им было не положено, ведь официально Вик ей был никто. К сожалению, не существует такого родственного статуса, как «самый близкий человек на свете».

Его приговорили к высшей мере наказания — пожизненному содержанию в невозвратном тюремном рифте № 2.

А она так и не смогла даже обнять его на прощанье.

Вот тогда-то мир и рухнул Женьке на плечи.

Только тогда она в первый раз узнала, что это такое, когда больно по-настоящему.

Все изменилось в один миг. Прежние ценности и цели стали бессмысленным набором глупостей.

Остался только один смысл, и одна единственная цель…

Чёрная вдова встретила Женьку знакомым гулом голосов, запахом перегара и старого дерева. Бар, как и весь район «Туту», не менялся годами: те же потертые стулья, липкий от пива пол, выцветшие фотографии местных «легенд» на стенах. За стойкой, как и семь лет назад, стоял Генка-Борода, только теперь его рыжая поросль на лице стала пегой от ранней седины.

Он поднял глаза, увидел Женьку — и на секунду его лицо стало каменным. Потом медленно, будто не веря своим глазам, он поставил стакан, который держал, и провел ладонью по лицу.

— Ты?..

— Я — кивнула Женька, подходя к стойке. — Как видишь, все еще живая. Удивительно, да?

Генка молча налил ей стакан дешевого виски, не спрашивая. Поставил перед ней.

— Сан Саныч будет через полчаса, — тихо сказал он, наклонившись пониже к ее уху. — Посиди тихо, не отсвечивай.

— Постараюсь, — Женька усмехнулась, перекатывая стакан в пальцах.

Бармен ничего не ответил.

В углу, за столом, трое крепких парней в потертых куртках перестали играть в карты и уставились на неё. Один из них — широкоплечий, с шрамом через бровь — медленно провел языком по зубам, прищелкнул языком.

— Эй, Борода! Это что там за пугало к твоей стойке причалило? — барским тоном спросил он на весь бар.

Женька не шевельнулась. Только пальцы её правой руки слегка сдвинулись к поясу, где приятной тяжестью ощущался «Волк».

— Кто надо, тот и причалил, — недружелюбно отозвался Генка, покосившись на парня. — Своими делами занимайся.

— А ты чего вдруг такой борзый? — нахмурился парень, не обращая внимания на то, что один из его приятелей усиленно пихает своим ботинком его ногу.

— Девушка ЗА БАРОМ, — выразительно посмотрел на него Генка. — Так что будь повежливей, это не твоего уровня гостья.

И тут дверь бара распахнулась.

На пороге стоял Сан Саныч.

Невысокий, сухой, в выцветшем кожаном пальто. Череп гладко выбрит, лицо каменное, без морщин и эмоций. Как маска.

Бар замер.

Сан Саныч неспешно подошел к стойке. И присел на круглый стул рядом с девушкой.

— Ну, здравствуй, — сказал он, разглядывая Женьку, пока Генка поспешно организовывал ему пятьдесят коньяка.

— Здравствуй, — отозвалась девушка. — Не думала, что когда-нибудь скажу что-то подобное, но рада видеть.

Он угукнул себе в нос. Сделал глоток из выставленного перед ним стакана. Качнул Бороде головой — мол, свали отсюда. И тот послушно переместился на другой конец стойки.

— Рада, значит, — сказал он ровно. — А я вот не очень. В Крестах до сих пор обитает немало народу, который помнит тебя и в фас, и в профиль. Так что ты либо очень храбрая, либо очень глупая, раз пришла сюда сама.

— Знаешь, и то и другое не исключено, — она отпила виски, не отрывая от него взгляда. — Но выбора у меня не было. Надо поговорить. Без посредников.

Сан Саныч медленно кивнул.

— Ну, надо так надо. Пойдём.

Он развернулся и вышел.

Женька встала, одним махом допила содержимое своего стакана, поморщилась. И вышла следом.

На улице уже совсем стемнело. Сан Саныч шёл впереди, не оглядываясь.

Его кожаное пальто хлопало по ногам.

Девушке вдруг пришло в голову, что он похож на старую летучую мышь с переломанными крыльями, которые теперь висят и безвольно хлопают.

Сан Саныч свернул за угол, прошел мимо ржавого гаража с выбитыми стеклами и остановился у неприметной железной двери, вросшей в кирпичную стену.

Он достал ключ, щелкнул замком.

— Заходи.

Женька переступила порог. Внутри пахло пылью и плесенью. Щелкнул выключатель, и под потолком засветилась единственная тусклая лампочка, осветив небольшой стол с парой стульев, кожаный диванчик вдоль стены и заляпанный кровью пол.

Сан Саныч жестом предложил Женьке присесть, и сам тоже расположился на жестком стуле за столом.

— Зачем пришла? — спросил он, уставившись немигающим взглядом на девушку.

— Меня интересует заключенный второго рифта, присвоенный номер триста двадцать шесть ноль один двенадцать, — выпалила Женька, прижимая горячие ладони к прохладному гладкому столу.

— А в чем проблема? — все так же не моргая спросил Сан Саныч. — Снабженец на связь не выходит?

— Нет, он в доступе. Ценники, конечно, взвинтил до небес, но взнос на замену снаряжения, оружия, обновление аптечки и двойную норму боеприпасов он взял у меня совсем недавно. Вот только подтверждения до сих пор нет.

Сан Саныч моргнул.

— И что? — сказал он. — Такое бывает. Подтверждение — это опция, скорость осуществления которой мы не можем контролировать или предсказывать. Если адресат в момент передачи находится далеко от рифта, иногда требуются недели, чтобы определить его местонахождения и выйти на контакт.

— В любом случае, я хотела сейчас говорить не об этом, — Женька осторожно выдохнула, стараясь контролировать темп своей речи и ничем не выдать прорывающееся волнение, хотя сердце в груди стучало, как барабаны. — Меня интересует возможность изъятия номера. Расценки те же?

Лицо Сан Саныча пришло в движение. Оно медленно кривилось и собиралось в складки, пока на нем не отобразилось изумление. Почти минуту он смотрел не на Женьку, а будто бы сквозь нее, погруженный в размышления или вычисления, кто его знает. А потом произнес:

— Небольшая инфляция. Плюс десять процентов от ранее заявленной стоимости. Чем платить будешь?

Женька медленно запустила правую руку в карман и вытащила оттуда око Минервы. Гладкий, яркий и крупный, как абрикос.

— Вот этим. Товар теневой, но для вас это ведь не проблема.

Сан Саныч взял камень в руку. Поднес к глазам. Достал из нагрудного кармана маленький фонарик и, осветив товар ярким лучом, погрузился в его изучение.

Потом положил око на стол.

— Дело серьезное, — сказал он. — Не в моей компетенции принимать решение. Подожди меня здесь.

Он поднялся из-за стола и вышел, плотно затворив за собой ржавую дверь.

Ладони Женьки стали влажными, и она раздраженно вытерла их о брюки, напряженно вслушиваясь в каждый шорох снаружи.

Сейчас были возможны три сценария.

Первый — они договорятся с Сан Санычем.

Второй — Сан Саныч попробует забрать у нее весь товар силой. Вариант рабочий, но маловероятный, потому что его тюремному бизнесу уже очень много лет, и, если бы он насильно вытрясал оплату из клиентов, это скверно сказалось бы на репутации. А у Сан Саныча, несмотря на всю мутность его дел, репутация была чистая, как совесть младенца. Деньги лились рекой, потому что все знали: в тюремном рифте без передач не выжить. Стандартное снаряжение, оружие и боеприпасы заключенным обновляли один раз в год, причем на обеспечение шел списанный и бракованный товар. По официальным каналам ближайшие родственники могли передавать только письма, аптечки и одежду, не больше трех наименований раз в полгода. Так что друзья и родные осужденных активно пользовались этим дополнительным каналом связи, чтобы хоть немного облегчить существование своих близких на той стороне. Третий возможный сценарий — руководство Саныча откажет ей. Потребует вместо теневого товара чистые деньги. А где их взять? Только если брать в долг и криминальным путем перебираться куда-нибудь в Америку или в Китай. Потому что пытаться продать эти камни в России ближайшие лет десять категорически противопоказано.

Но до сих пор Сан Санычу было плевать, насколько грязный товар или деньги попадают ему в руки. Он принимал все. Как-то даже сказал, что грязное — это когда смердит и разлагается, все остальное ему подходит.

Внезапный оглушительный грохот вырвал Женьку из ее размышлений.

Она даже пригнуться не успела.

Часть стены слева от нее буквально взорвалась, будто ее с той стороны кувалдой ударило. Кирпичи разлетелись, как карточный домик, с треском раскалываясь о каменный пол.

А в проеме возникли трое. Первый — высокий, обнаженный выше пояса, с кожей, покрытой чешуйчатыми пластинами, словно у ящера. Второй — коренастый, в кожаной куртке. Третий — худой, с пустыми белыми глазами, без зрачков.

Ее тело среагировало раньше мысли. Позвоночник шевельнулся под тонкой кожей, и в следующее мгновение ее тело с ледяным треском покрыла броня — прозрачная, как стекло, с длинными шипами на предплечьях и на ладонях.

Ящер рванул к ней, челюсть распахнулась неестественно широко. Женька вывернулась из-под его удара в сторону, и шип на ее локте вонзился ему в бок. Тот взвыл, но не остановился — ударил лапой с когтями. Девчонка едва успела отклониться, и когти лишь скользнули по ледяному панцирю, оставив белые царапины.

Твою мать, откуда здесь измененные⁈

Неужели Сан Саныч все-таки решил действовать по второму сценарию и просто отобрать у нее товар?

Коренастый взмахнул рукой, и Женьку подхватило в воздух и швырнуло спиной в стену.

«Прикрой меня!» — едва не сорвалось у нее с языка.

Но тут же вспомнила, что прикрывать ее больше некому.

Парень с белыми глазами подскочил к ней почти вплотную, но что он хотел сделать, для Женьки так и осталось загадкой. Потому что в этот момент она выхватила «Волка» из-за пояса и дважды выстрелила ему в голову.

— Ах ты с-сука! — взревел коренастый, и еще раз ударил рукой по воздуху.

Девушку опять оттолкнуло к стене, вдавило в нее, выбивая пистолет на каменный пол, запачканный высохшей кровью. Ловко подскочивший ящер крепко схватил Женьку за горло…

— Что вы тут устроили⁈ — раздался яростный окрик Сан Саныча. — Вам же было сказано — взять живой и здоровой!..

Злая улыбка тенью мелькнула на губах Женьки.

Рывок — и она, пружинисто оттолкнувшись ногами от пола, отскочила прямо на коренастого, сбивая его с ног. Рывок шипастой руки — и теплая кровь хлынула у парня из распоротого брюха.

А следующим прыжком Женька оказалась рядом с Санычем. Прижав прозрачный клинок к его горлу, обернулась на раненого ящера.

— Даже не думай, — тяжело дыша, проговорила она. — Или тут же сдохните оба.

Сан Саныч напряженно вытянулся от холодного прикосновения обоюдоострого шипа, как струна. Его глаза, обычно малоподвижные, нервно забегали.

— Это… Это недопонимание… — прохрипел он.

— Однозначно, — сказала Женька. — Ну так помоги мне. Объясни происходящее.

— Тебя хотят наши партнеры, — прошептал Саныч, не отрывая взгляда от блестящего клинка. — Им нужна информация. Отпусти, я все скажу!.. Я скажу…

— Я уже все услышала, — проговорила Женька. Резкое движение рукой — и Саныч, схватившись за перерезанное горло, медленно осел на колени.

Ящер стремительно подхватился и рванул прочь из пролома, зажимая рану и трансформируясь на бегу.

Догонять его Женька не стала. Спрятав шипы, она шмыгнула носом и размазала кровь по лицу.

— Ничего, — сказала она сама себе. — Я найду способ. Другой. Я найду!..

Нужно было отсюда уходить как можно скорее, но тело будто налилось свинцом, а слезы упрямо закипали на глазах.

Почему в этом проклятом мире убить десятки людей куда проще, чем спасти одного-единственного?..

С улицы донесся стремительно приближающийся визг сирен и гул моторов. Еще немного — и все будет кончено.

Нужно уходить. Прямо сейчас. Бежать во все лопатки, чтобы драться дальше, искать новые варианты и другие выходы…

Но вместо этого Женька стояла посреди трупов, устало уронив окровавленные руки вдоль тела. И как загипнотизированная слушала, как приближается конец ее личной истории.