Вкусно пахнет, ой, что это, ам.
Посплю.
Хлоп по затылку.
— Ты съел мои крендельки?
Крендельки⁈ Надо соврать.
— Нет.
Быстрые, мягкие и пушистые шаги по кафелю бункера. Убегает, суетится. Конечно, вожаку сложнее всего. Реальность немилосердна ко всем нюхачам — тут тебе и нехватка еды, и вечная скука. Ещё бы — глупая, слепая реальность подземелья.
Тишина. Звуки в тишине — шебуршание фантиков, под которыми обычно спят. Шёпот и глухой шлепок по затылку, визглявый голос Лысого «Это не я!». Вот, правильно Лысый говорит, я так же скажу, если чего: «Это не я». И хоботом махну, вот так.
Пушистые шаги возвращаются, а с ними запах вожака и его гнева. А если узнает? Зря я скушал чужое.
Хлоп по затылку. Не сильно.
— Зачем ты съел мои крендельки?
— Это не я.
Поверил. Убегает. Нервничает вожак — ещё бы.
Ну и пусть. Посплю.
Ага, запах варёной хомячатины. Вскочить, бежать, бежать на запах!
В этом отсеке теплее, много шорохов. Чей-то хобот касается плеча. Тихий голос Ворсистого:
— Говорят, ты съел крендельки вожака. Зачем ты съел крендельки вожака?
— Я не ел этих крендельков.
От плитки идёт хорошее, приятное тепло. Стая шепчется, звонко хлопая ладошками по краям чана.
— Ты рад?
— Я рад.
— И я рад. А почему вожак не ест хомячатину?
Голос вожака:
— Мне грустно, мои крендельки кто-то съел.
Какой я, всё же, молодец. И крендельки съел, и хомячатину тоже теперь.
Писклявый голос кого-то из подростков:
— А я знаю, кто съел крендельки вожака!
Отбежал от чана, обошёл стаю, шлёп по затылку! Пусть молчит.
— Ай! Зачем ты съел крендельки вожака, Вертлявый?
Надо соврать.
— Это не я, я не ел этих вкусных чёрствых слоёных крендельков вожака!
Ой, кажется, проговорился. Вожак спрашивает:
— А откуда ты знаешь, какие они?
— Ну, так это… Лысый рассказал!
Ай да я, ай да Вертлявый! Какой же я хитрец, как умён.
— Не верю!
Как? Почему не верит? Я же всё верно соврал?
— Это ты съел крендельки вожака… Дайте мне повязку с его глаз, теперь он вожак.
Хоботы касаются меня.
— Нет!
Я не хочу лишаться темноты! Не хочу видеть эту слепую реальность!