4.
Саид стоял у окна, припадая то к одному краю, то к другому, чтобы лучше посмотреть на концы улицы.
— Там у тебя кто-то улетел. Может, пойдём?
— Тэнкс! Зэ эра тэнкс хиэ! — закричал он, тыкая в сторону окна.
— Учения, — успокоил я. — А нам придётся пожить без хлебушка.
Привычка оставлять запасы на зиму принесла свои плоды — запасов могло хватить на недели полторы осадного положения.
— Голд. Ви нид голд! — повторил Саид и снова показал наверх.
— Да сейчас! Дам я им золото! Эти тут у меня скоро всю фазенду снесут. А я им драгоценности?
— Голд… Ви нид голд, — снова повторял Саид.
Стоп. Меня вдруг осенила догадка. Если корабль приземлился не н окраине, а в столь людном месте, никуда не улетает, и при этом из него вылетела тарелка — возможно, там уже и никого нет? Возможно, золото им нужно было, чтобы улететь?
— Улетели твои друзья. На тарелке улетели… Флай эвэй! Как там тарелка по-английски… Эх, долго словари искать.
Я нашёл в сени старый бушлат и протянул Саиду.
— В общем, одевай, собирайся. Пошли, покажешь мне… Как там по-басурмански «показать»… Шоу ми энтер! Вход, понимаешь!
Я нарисовал руками дверной проём и показал, что вхожу в него.
— Ноу, ноу, — замахал руками Саид. — Хиэ. Голд!
— Нету у меня золота! Ноу голд. Искать надо!
Махнул рукой, накинул бушлат и пошёл к Объекту сам.
Как только я закрыл дверь дома, у меня зазвонил мобильник. Номер не отображался.
Я молча поднял трубку, уже догадываясь, чей голос услышу.
Вкрадчиво, но привычно твёрдым голосом меня назвали по имени. Осведомились, как здоровье. Сообщили, что сидят в штабном танке на соседнем поле. Верно предположили, что я вынашиваю планы совершить первый контакт. Порадовались, что первым землянином, совершившим внеземной контакт будет гражданин Беларуси. Спросили, понимаю ли я, что этим самым мы «утрём нос и этим, и тем?» Я, конечно же, ответил, что понимаю, но спросил, а будет ли возмещён материальный ущерб в случае чего. И компенсация родным и близким. Меня спросили, а не стыдно ли в такой ответственной момент думать о личной выгоде? Я сделал пару шагов к Объекту, и связь погасла, чему я даже немного обрадовался. Посмотрел поверх огорода. Нашарил под уцелевшем навесом грабли, отряхнул от снега и принялся лупить по корпусу, обходя объект кругом.
Где-то через пару улиц выли собаки. На соседнем участке я заметил небольшого гусеничного робота, медленно ползущего через снег и вооружённого какой-то странной роботизированной рукой. Я даже не предполагал, что у нашей армии такие есть. Управляли агрегатом парни, стоявшие через два участка и спрятавшиеся за парой металлических щитов.
Сверху послышалось стрекотание коптера — метровый аппарат прилетел со стороны танков и принялся наматывать пару кругов над кораблём. Я помахал ему граблями и продолжил стукать по обшивке. Собаки выть перестали, и я заметил, какая стоит тишина — слышно было работавшие моторы техники, стоявшей у границ посёлка. Аппарат спустя секунд десять снизился, повалился на бок и зарылся в сугроб. Видимо, приблизился к защитному полю, которое вырубает технику. Я подковырнул аппарат кончиком граблей и зачем-то крикнул в сторону парней:
— Я не при делах! Его поле вырубило!
Вдруг я почувствовал тепло, исходящее от корабля, обернулся и заметил, что одна из зеркальных панелей стала тусклой, полупрозрачной. Я коснулся рукой — рука прошла сквозь поверхность, которая оказалась чем-то вроде голограммы. Бросил грабли в сугроб, перекрестился и шагнул внутрь.
Коридор был полметра на полтора в длину, его эбонитово-чёрные стены, состоявшие всё из тех же многоугольников, не подавали признаков ничего похожего на пульты управления. Коридор изгибался буквой «Г» и заканчивался тупиком. Треугольные лепестки позади меня сомкнулись. Некоторое время я ждал, заметив, что становится значительно теплее и пожалев, что не взял грабли для самообороны. В голову полезли кадры из «Чужого» и тому подобных ужастиков. Наконец, лепестки в углу коридора разошлись, обнажив проход в галерею, которая оказалась чуть пошире.
Пол здесь был мягкий, голубоватого оттенка, напоминающий поролон. Из другого конца галереи звучала музыка, похожая на что-то бестелесное, вроде эмбиента, дарк-вейва, или как там называются все эти новомодные электронные жанры. Я пошёл на звук и вдруг отпрянул назад. В конце галереи из поверхности начало прорастать нечто, в чём секундой спустя я разглядел большое уютное кресло, изготовленное из того же материала, что и мягкий пол. Оно учтиво развернулось ко мне, приглашая сесть. Я пожал плечами, скинул тулупчик на пол и присел. Кресло оказалось анатомически идеально подогнанным под меня и массажным, волна осторожных касаний прошлась по телу, расслабляя забитые мышцы спины. Я невольно закрыл глаза, музыка стала чуть громче. Мысли о том, что где-то рядом пара десятков танков и прочей техники, что на мой участок нацелены системы залпового огня, что за моими действиями следит президент и вся страна, остались где-то в стороне.
Их голос я услышал через минуты полторы. И это был женский голос.
5.
— Наш народ прилетел от звезды аш-ди тридцать три сто сорок два, это ваше созвездие Зайца. Мы находимся в контакте с вашей системой уже около семидесяти лет. Ваши языки мы переняли, изучив вашу литературу и компьютерную сеть.
Я вздрогнул и открыл глаза, вжался в кресло. Они замолчали.
Передо мной стояли три высокие фигуры. Стройные фигуры. Метр девяносто ростом, обтягивающие комбинезоны-купальники с голыми ногами… Формы, знаете ли, вполне человечьи. Кожа не человеческая, серо-голубоватая, лица приятные, только носы какие-то странные. Потом я перевёл глаза на то, что сначала принял за причёску.
— Ухи! — воскликнул я. — Мать вашу, у вас ухи как у этих, у кроликов!
— Предыдущие поколения изучили видео с вашей планеты и поняли, что это идеальный внешний вид для контакта. Наименее травмирует психику. Мы выведены с помощью генной инженерии искусственно, в качестве химер. Вы понимаете меня?
Говорила со мной та, которая стояла справа. Вид у неё был строгий. Она обернулась и показала — сзади из дырки в комбинезоне торчал пушистый кроличий хвост. Признаться, меня это почему-то слегка возбудило.
— Понимаю. И про генную инженерию, и про психику. Есть будете?
— Что именно? — переспросила собеседница.
— Ну… меня?
Собеседница скривила в рот в странной улыбке и издала скрипучий звук, лишь отдалённо похожий на смех. Со мной продолжала разговаривать только она одна.
— Пока не будем. Пока это не нужно. Да и вообще не собирались. Как-то нет привычки есть людей.
— А паренька зачем взяли? Ну, черненького?
— Он жил в чудовищных условиях. В полуразрушенным здании, с шестью братьями, без надежды на будущее. А нам нужен был проводник, чтобы лучше ориентироваться на планете.
Я хохотнул.
— Проводник откуда-то из Африки, сели в Белоруссии, вы хоть понимаете, что он сам понятия не имеет, где мы приземлились?
Собеседница переглянулась со спутницами. Их взгляд бегал, и я подумал, что наверняка, раз они такие умные, то могут общаться телепатически.
— Проводник порекомендовал лететь в Европу, потому что она богаче, что мы и сделали. Конечно, мы рисковали. Ваша планета представляет большую сложность по сравнению с другими — большое разнообразие культур, очень сложное искусство, разный уровень образования, везде нужен разный подход.
Я с пониманием и лёгкой гордостью за родное человечество кивнул.
— Каждый из нас знает около пятнадцати народностей. Полный процесс вашего изучения языка и культуры остальными моими сёстрами займёт трое суток, пока с вам буду общаться я. Вы выглядите образованным. К тому же, вы не боитесь нас, ваш пульс практически в норме. Видимо, в вас сломан генетический механизм страха перед инопланетянами. Наверное, благодаря фильмам. Можете называть меня Ребеккой, вас устроит такое имя? Вам удобно?
Я заёрзал в кресле, которое принялось ещё интенсивнее меня массировать, главным образом, снизу.
— Мне удобно! Почему вы вообще здесь приземлились? На мой участок. Вы мне, черти ушастые, грушу сломали!
Ребекка поправила комбинезон на груди.
— Мы постараемся возместить ущерб за убитые дружественные вам виды флоры. Мне не очень хотелось бы говорить правду, но мы совершили аварийную посадку. Мы — небольшое исследовательское судно. С благотворительной миссией. На корабле произошёл бунт, и двое наших сестёр улетели, забрав остатки топлива. Нашего топлива в реакторе хватит только на пару месяцев стоянки и на взлёт до орбиты. На подпространственный перелёт хотя бы до проксимы Альфы, где у наших сородичей ближайшая крупная база, топлива не хватит. Мы даже не сможем дотянуть до Антарктиды, чтобы там укрыться. Двое наших коллег на катере, на остатках топлива отправились на базу на Луне, куда должно прибыть судно из соседского… роя. Если всё пройдёт гладко, они вернутся через трое суток. Но у нас возникли осложнения. Я боюсь, что против ядерного оружия мы бессильны.
Ядерное оружие… я сначала даже не понял, о чём они говорят.
— Вы серьёзно считаете, что наш… президент применит ядерное оружие? Да бросьте, у нас его даже нет!
— Нет у вас — есть у соседей. Последний раз земное оружие наши сестры испытали на себе больше вашего полувека назад. Мы после этого предприняли меры защиты, но предполагаем, что даже обычные крылатые ракеты среднего радиуса могут причинить значительный урон герметичности.
— А как же… всякое управление мозгами, телепортация, отключение электроники на расстоянии?
— Мы бы могли увеличить поле погашения до сотни метров, но на это расходуется слишком большая мощность реактора.
Она замолчала, словно ожидая чего-то. Выразительно посмотрела на меня. Затем слегка неуклюжим, картинным жестом зачем-то поправила грудь в комбинезоне. Интересно, подумал я, она выглядит настоящей под комбинезоном, или…
— Правильно ли я понимаю, что вы просите о помощи? Но стесняетесь сказать это вслух. Топливо вам нужно, да?
— Нам неудобно просить о помощи. И мы не знаем, как правильно это делать. Мы просим золото и вернуть вашего гостя. Я не думаю, что ему будет лучше в этом климате, чем у нас на корабле.
Я почувствовал некоторую уверенность, приподнялся в кресле.
— Вы же не как проводника его взяли, да? Для опытов его забрали? Для экспериментов, всяких издевательств? Исследователи они, как же!
Ребекка — раз уж назвалась, будем называть её так — отвела глаза и отвернулась, скрестив руки на груди. Сёстры посмотрели на неё, потом на меня, и повторили жест. Не дать — ни взять крольчихи Банни из забугорного мультфильма.
— Минус вашей культуры — мышление штампами. Все первые часы контакта всегда проходят за развенчиванием стереотипов. Обычно мы даём посмотреть пару часов видео о нашей цивилизации, но сейчас, позволь, промотаем в двадцатикратном ускорении.
Передо мной возник полупрозрачный экран. Быстро, меньше минуты перед лицом крутились кадры: система из нескольких планет — лабиринт из маленьких континентов — города из материала, похожего на стекло — фиолетовая растительность — много звёзд, какая-то схема — кадры другой планеты — кадры третьей планеты, что-то вроде океана с улыбчивыми существами, похожими на дельфинов — кадры вполне себе человеческих коттеджей среди человеческих пальм, в которых живут улыбающиеся люди.
— В конце ты мог видеть все путешествия и примерное место, где он бы мог прожить безбедную жизнь.
Я изобразил плохо сыгранное удивление и восхищение, потом засмеялся.
— Ребята… девочки, ну вы поймите, сейчас даже на Минской киностудии можно снять что-то подобное. Я уж молчу про Голливуд. На Саида, может, ваше кинцо и подействовало, но на меня… Ладно, в общем, что за топливо вам нужно?
— Вариантов несколько. Лучше всего оружейный плутоний — сорок один грамм.
— Ха-ха!
— Уран… Чистый, не в руде. Семьдесят граммов.
Конечно, найду я им уран.
— Хы!
— Сто грамм полония…
— Ну… девочки, вы же понимаете. Белоруссия.
— И последние варианты, которые мы можем предложить — четыреста пятьдесят грамм золота или четыреста десять — ртути.
Это уже выглядело чуть более реалистично, но сомнения оставались.
— Хм. Может, это вы сейчас такие добрые, а потом, как топливо получите, сразу начнёте грабить и разрушения причинять.
Глаза у Ребекки забегали. Она повернулась к сородичам, они полу-беззвучно прошелестели губами короткие фразы. Потом расступились.
— Времени и у вас, и у нас в обрез. Так уж получилось, что вы тоже невольный заложник ситуации. Взамен мы можем предложить вам детальные геологические карты всех планет и спутников в Солнечной системе. И сорок ампул лекарства, увеличивающего жизнь до двухсот лет. Это запрещено конвенцией, но у нас критическая ситуация. Мы даём вам на размышление около двух часов.
Бусики, в общем. В обмен на золото. Я прошёл к выходу и думал, что ответить. Ответить что-то нужно было, поэтому я обернулся и спросил.
— Если я вдруг соглашусь, боюсь, один я не найду золота. Мне понадобится помощь от государства. А тут могут быть сложности.
— Не забудьте про Саида! — напомнила Ребекка.
Щас, конечно. Фига с два я им парня верну.
6.
Когда я вышел из корабля, уже темнело. Я заметил, как в паре десятков метров надо мной кружит целых пять коптеров. А в полукилометре, высоко — боевой вертолёт Ка-52. Я слепил снежок и попытался сбить ближайший коптер, но «пилот» вовремя увёл аппарат. Телефон зазвонил сразу же, как я подошёл к дому.
— Я слушаю, — коротко и без обиняков сказал в трубку знакомый голос.
— Ну, в общем, девицы там инопланетные. С виду мирные, исследовательницы. Хотят четыреста пятьдесят грамм золота или сорок грамм плутония. Ртути ещё можно. И улетят. Взамен предлагают лекарство от старости и карты всех планет нашей системы.
— Дорогой мой, а вы бы согласились на моём месте?
— Согласился, конечно. Лишь бы улетели.
— Знаете, а вот к нам буквально пять… семь минут назад пришёл паренёк, Саид, который вот прямо сейчас на чистейшем арабском языке рассказывает совсем другие вещи. И очень интересные. Что они людей воруют. Что у них там целая рота украденных землян. Замороженных, как курицы в супермаркете. Есть даже наш с вами соотечественник. Что они творят с ними чёрте что. Как вы на это посмотрите, дорогой?
Вот как. Целая рота. А Саид-то, предатель, слинял! Впрочем, в свете новостей, возможно, так даже лучше.
— Вы знаете, мне сейчас главное, чтобы они свалили с моего участка. Может, мне выпросить что-то ещё? Например, какие-то технологии, двигатели сверхсветовые? Я хотя бы людей выторговал отпустить.
Я заметил, как в сторону моего дома направляется среднего роста человек в бронежилете и армейском комбинезоне. Вышел обратно на участок, держась в метре от корпуса корабля и наблюдая за происходящим.
— Про людей мы разберёмся, ваша миссия окончена. Вас они не убили, значит, впустят парламентёра от государства. Но вы бы стали торговаться с террористами? Мы не торговаться будем, мы будем требовать. Советую покинуть границы участка, его стоимость в случае чего мы компенсируем. Я сторонник искренней политики. В случае отказа выпустить людей и покинуть территорию государства мы этим… мерзавкам окажем гуманитарную помощь. Оружием.
Голос в трубке замолчал. Я дождался, пока фигура в бронежилете проследует через сугробы на участке до дверей. На меня парламентёр не поворачивался, и было заметно, как у спецназовца дрожат колени. Дойдя до корабля, он похлопал по уху, растерянно обернулся на меня.
— Всё, не работает связь, дружище.
Спецназовец нашарил полупрозрачную дверь, сделал шаг внутрь, пробыл там пару секунд, и вдруг пулей вылетел наружу. Корабль выплюнул его при помощи своего коридора, словно пожёванную жвачку. Бронежилет был помятый, спецназовец схватился за бок, застонал и сначала на четвереньках, потом согнувшись заковылял обратно к границам участка. Я прождал какое-то время, ожидая, что мне снова позвонят и дадут новые указания. Указаний не последовало.
Вспомнилась народная мудрость — если не знаешь, что делать, ляг и поспи. Поднялся в дом, лёг на кровать, попытался уснуть. Я так и не понял, удалось мне это, или нет, но из полудрёмы меня вывел звонок.
— С тобой тут доча говорить будет, — сказал знакомый голос.
— Па… папа, дорогой, уходи оттуда, нам страшно, мы тут тебя ждём!.. — в голосе звенели слёзы, и у меня у самого слегка перехватило дыхание.
— Не, дочка, я свой дом не оставлю. Ты уж держись как-нибудь, не переживай.
Я положил трубку, оделся, нашёл в кладовке лом с монтировкой. Пошёл к забору на границе с домом Артура. Люди не бедные, уезжали в спешке. Вдруг чего из золотишка осталось? Мысль, конечно, бредовая, но всё же.
Отломал уже давно плохо болтавшуюся доску, потом вторую, влез на участок. Дошёл по вылизанной тропинке до веранды — дверь на неё оказалась не заперта. Зашёл на первый этаж. На полу валялись пакеты, опрокинутые ящики, шкафы были вывернуты наизнанку. Домушником я был никудышным, да и предположить, что соседи, уезжая, ничего не забрали, было бы странным.
Но удача мне улыбнулась — на ковре, рядом с опрокинутой шкатулкой, валялось золотое кольцо. Видимо, выгребли золотишко, да не всё, на дне осталось. Не весь что, но то самое золото, какое они просили.
Надел кольцо на палец, поднялся на второй этаж. В углу детской, на комоде, в огромной клетке неистово крутился в колесе хомячок.
— Вот же ж звери! Забыли животину!
Выудив хомяка, я засунул его в прихваченный на кухне двухлитровый кувшин и отнёс к себе в дом.
Всё должно было быть как-то по-другому. Что-то не клеилось. Не клеился уровень технологий, рассказанное Саидом, случившийся бунт и то, что ожидаешь от первого контакта. Где правда, и кому верить?
Дошёл до Корабля. Створки были приоткрыты, не раздумывая, я шагнул внутрь.
Коридор теперь вёл в другую сторону. В полукруглое помещение, в котором вокруг двух столбов расположилось полтора десятка полупрозрачных капсул. Я уже догадался, что это, но подошёл ближе, скинул тулуп, стряхнул с капсулы капли конденсата, потом с соседей. Внутри были люди. Разного возраста, цвета кожи, в одежде и без неё.
Ребекка неслышно подошла сзади.
— Не тревожь их. Они спят обычным сном и видят сны.
— Какого хрена вы их воруете⁈
— Не воруем, спасаем. Когда я изучала вашу культуру, мне очень запала в душу история про одного мужчину, который в период половодья собирал зайцев, оставшихся на островках. Мы — тот самый спаситель обречённых зайцев, — она повела меня вокруг капсул, словно на экскурсии. — Вот это — бомж из Харькова. Это умиравший в туберкулёзном диспансере в Хабаровском крае. Это трое заключённых турецких тюрем. Это семейная пара из тюрьмы в Северной Корее. Это два представителя северной народности, страдавших — уже в прошлом — от алкоголизма. Трое из Америки — забрали у конкурирующего клана. Вот они-то полные браконьеры, не прочь ставить опыты на людях.
Ребекка положила руку на плечо. Я заметил, что кожа у неё горячее моей. По спине пробежал холодок — но это было скорее приятное ощущение от набежавших эндорфинов, чем от страха.
— Мы спасаем их. И делаем компаньонами в долгих полётах. Нашими друзьями, близкими существами.
— Домашними питомцами? — усмехнулся я, посмотрев на кроличьи уши на её голове.
Она кивнула.
— Если это не обидит тебя, то да — питомцами. Но с питомцем нельзя поговорить и вступить в более тесный контакт. Нельзя поделиться нежностью.
Она прошла мимо меня, проведя по моему плечу грудью.
— Но зачем так много… компаньонов? Вы их что, солите?
— Вообще-то по законам нашей планеты Земля — заповедник. И здесь запрещён отлов. Мы — корсары. Мы работаем без…. удостоверения, без лицензии. У нас бедная компания. Как видишь, не хватает даже на запасы топлива. Мы мало живём, всего тридцать пять ваших лет. Мне девятнадцать, Зои — двадцать, Хелен — восемнадцать. Нашей четвёртой улетевшей соратнице — двадцать три.
— Получается, не было никакого бунта?
— Честно говоря, мы увлеклись и не рассчитали запасы. Пройдём, я покажу тебе кое-что.
Она взяла меня за руку и прошла в следующее помещение. Двое сестёр Ребекки сидели на мягком полу, вокруг были разбросаны фрукты и подушки — вполне земной формы.
— Садись, — предложила Ребекка и уселась на пол сама. — Мы посмотрели современные видеоролики в вашей компьютерной паутине и познали много новых человеческих развлечений.
Убедить меня решили? Да сейчас же, будто бы у них получится.
Я кивнул, взял с пола мандаринку, очистил и съел. Ребекка тем временем осторожным движением стянула с плеч комбинезон, потом разделась полностью. Соски оказались розового, почти фиолетового цвета. Зои и Хелен тоже разделись. У Зои было три груди, а волосы внизу живота рыжие. Затем пальцы девушек потянулись ко мне, стали водить по волосам, залезать под рубашку.
— У нас очень часто получается так, что вырастает три груди, — пояснила Ребекка, коснувшись моего уха. — Кстати, как мы поняли из видео, многие из вас предпочитают делать это втроём, это правда?
Рассказывать о различии обычных отношений от изображаемых в соответствующих роликах совсем не хотелось. Хоть мысленно я себя и осудил за это. Благо, никто не стал заставлять меня совершать свальный грех — для общения они просто выбрали самую красивую из троих. Я обнаружил, что на мне уже нет рубашки и зачем-то потрогал Зои за длинное заячье ухо. Зои восприняла это как приглашение, села рядом и настойчиво принялась заталкивать мне среднюю грудь в рот, положив две другие на плечи. Тела были горячие и немного скользкие — но не мерзко, по-инопланетному, скорее по-летнему, или как если бы делать это в бане. Пот оказался приятным на вкус, сладковатым, каким-то знакомым.
— Ещё мы можем выделять сок. Хочешь — апельсиновый, хочешь — морковный. Тебе приятно?
Я кивнул, и меня снова стиснули в объятиях. Вскоре я неожиданно понял, что сижу со спущенными штанами, у нас с ней происходит куда более тесный контакт цивилизаций, чем можно было предположить. В голове закрутилось многое — звёзды, бездонный космос, стартующие ракеты, разрывающиеся ядра атомов, превращающиеся в галактики. Таблица Менделеева…
Стоп. Это же у них тут, поди, холодный термояд. Я выплюнул инопланетную грудь. Если им подходят разные элементы, начиная с золота и заканчивая плутонием, то могут же подойти и другие, находящиеся между ними!
— Погоди, дорогая. Ты сказала, что нужно четыреста десять грамм ртути, сто грамм полония. А свинца вам сколько нужно?
Девушки переглянулись.
— Мы давно не летали на свинце, но четыреста грамм должно хватить. А у вас есть свинец? Мы думали, это редкий на Земле металл, судя по вашей сети, его месторождения уже исчерпаны.
— Дурынды вы ушастые! По интернету они нас изучили!
Нацепляю брошенный в коридоре тулуп, выскакиваю на мороз. Бегом на улицу, до гаража, где покоится старый полумёртвый жигуль со свинцовым аккумулятором. Чёртов замок, где же ключ! Свет прожекторов бьёт в глаза.
— Залп крылатыми ракетами через семь минут, вас приказано эвакуировать немеделенно! — орёт голос из рупора на бронетранспортёре.
Шипя, в меня летит шашка с каким-то газом.
Пустите! Они ещё могут улететь! Они могут… улететь…
7.
— Вот здесь у него росла груша, — рука Олеси указывает на большую яму в земле.
— Это вы выкопали?
— Нет, они же её сломали, видимо, когда упали. А когда улетали, захватили как-то с собой. Внутрь корабля всосали. Хорошо хоть сейчас разрешили снова на участке жить, а то…
— Как вы думаете, почему они не захватили вас вместе с ним?
Олеся отводит взгляд, видит кошку, отходит в сторону от камеры.
— Люська! Куда опять из дома выбежала! — возвращается в кадр уже с кошкой на руках. — Ладно — меня. Вот её почему он не взял, одну, сиротинушку, оставил. Сиротинушку, да, про тебя говорим. Ведь больше меня её любил… Питомицу свою. Может, ему запретили? Типа, из живых — только людей?
— Как вы думаете, он сейчас жив?
— Жив, жив. Не герой он, а мерзавец! Бросил тут нас с Люськой одних.
— Нет, правда? Как думаете?
— Да жив он. И, надеюсь, счастлив.
2016 г.