Икосаэдр 2.0

Ложечки (часть 1)

1.

— Не думал, что мне пришлют такого слабого ученика, — сказал старик, когда Иван пришёл в себя.

Он лежал на жесткой деревянной тахте, без бушлата и сапог; штанины были закатаны, а обмороженные ноги обмотаны шерстяными тряпками, и их жгло, вероятно, от какой-то едкой мази. От маленькой печи-каменки веяло спасительным теплом.

— Вы кто? — спросил солдат.

— Иван, — коротко ответил старик. У него была густая, поседевшая борода, а на плечи было накинуто старинное пальто.

— И я… — протянул Быков. — Ваня.

Дед протянул парню горячую кружку с мутной жидкостью, тот жадно отпил из неё и закашлялся — это была какая-то жуткая смесь из кедровой настойки, отвара из трав и мёда. Старик проговорил:

— Я Савельев, Иван Филиппыч. Я здесь тружусь уже без малого сорок лет.

Комната была обставлена бедно. Маленький, грубо смастеренный стол, пара стульев, сундук, на стене старые тикающие часы и календарь. С другой стороны — ряд полок с банками и корытцами, мешки на втором деревянном топчане, рыболовные снасти и ружьё, рядом с которым стоял Ванин АК-74. Никаких электроприборов и других признаков цивилизации.

— Вы лесник? — предположил солдат.

— Лежи, — старик оставил вопрос без ответа. — Встанешь через полчаса. Похлёбка в котелке, я пойду.

Старик поднялся, взял из угла топор и вышел из избы. Ваня остался один, погрузившись в думы.

«Что будет, если ищейки выйдут на мой след? — подумал Иван. — Вдруг дед всё расскажет? Надо было его хотя бы предупредить. Хотя, тут всё равно, похоже, ничего от меня не зависит. Пропаду, так пропаду».

Несколько минут в комнате было слышно только тиканье часов. Затем скрипнула входная дверь, и спустя мгновение на грудь к солдату бесшумно запрыгнул огромный, похожий на дикого лесного, кот. Потоптался, глядя большими зелёными глазами на гостя, а затем спокойно свернулся калачиком, словно всегда лежал на груди у Ивана.

«Говорят, кошки лечат, — вспомнил солдат, и ему как-то сразу полегчало на душе. — А тут можно жить. Правда, оставит ли меня дед у себя? Он что-то сказал про ученика, может, он путает меня с кем-то?»

Полежал минут пять. К удивлению, есть хотелось не так сильно, как вчера — возможно, Ваня просыпался не в первый раз, и дед уже кормил его, но солдат ничего не помнил. А вот в туалет уже сходить не мешало бы.

Иван согнал с груди кота, снял тряпки — ступни и лодыжки покраснели и были в волдырях, но он их чувствовал и мог ходить. Расправил штанины, сунул ноги в валенки, стоявшие у порога и вышел из комнаты. В сенях оказалось две двери, открыв одну из них, дезертир увидел, как старик колет дрова на небольшой, очищенной от снега площадке. Услышав скрип двери, дед обернулся и буркнул:

— В доме сиди. Да ты ещё тряпки снял! Мне тебя чего, заново выхаживать?

К Ване подбежал пёс, понюхал руки и дружелюбно помахал хвостом. Интересно, как они уживаются с кошаком?

— Иван Филиппович, мне это… по нужде.

— В сенях вторая дверь, там за крытым двором туалет, разберёшься. Потом, раз встал, поешь и ложки будешь крутить.

2.

Ивана спасла весенняя оттепель. Подумай он бежать хотя бы неделей раньше — замёрз бы по дороге, в глухом сибирском лесу.

С собой были АК-74 и половина буханки хлеба — остаток от унесённого провианта. Сбежать солдат решил уже давно — ещё после новогодней ночи, когда сослуживцы заперли его в подсобке. До этого всё шло если не нормально, то, по крайней мере, без ежедневных унижений. С нового года вся рота словно ополчилась на невысокого, худого Быкова — он стал постоянным объектом насмешек, а то и рукоприкладства.

Иван не строил никаких планов, не готовился к побегу — всё произошло стихийно, будто некие силы предопределили течение событий, — и автомат, и забытый кем-то пакет с провизией, и неприметная дыра в заборе. Ушёл тихо, без шума — казалось, иначе и быть не должно.

Сначала солдат радовался — воздух свободы опьянил его. Побег из танковой части казался долгожданным окончанием всего, что с ним случилось за эти девять месяцев. Теперь всё это позади, думал утром Иван, и упрямо шёл через сугробы.

Но к вечеру, преодолев невысокую гряду, солдат протрезвел. Его пропажу уже, скорее всего, обнаружили, и по следу идут поисковики с овчарками. Всплыла из подсознания мысль, которую Быков старательно прятал от себя самого последние часы, — он преступник теперь, и, если его поймают, трибунала не избежать. К тому же Иван совершенно потерял направление и не знал, куда идёт.

Солдат остановился, отдышался. Открылось второе дыхание, он побежал быстрее, благо, снег был не глубокий, и вскоре вышел на узкую лесную тропинку. У Ивана промокли ноги, мучил голод, но солдат не торопился доедать буханку — кто знает, как долго ещё предстоит идти. Одно радовало — раз есть тропинка, значит, по ней кто-то ходит, значит, он идёт не бесцельно и обязательно куда-нибудь выйдет.

Когда солнце село и взошла луна, пришлось идти практически на ощупь. Сильно похолодало, солдат мёрз. Он оступался и проваливался в сугробы, но, стиснув зубы, продолжал двигаться вперёд. Остановился, только когда впереди послышался волчий вой.

«Пережду здесь», — подумал Ваня, кинул автомат в снег и привалился к ближайшей сосне, кривой и старой. Достал из кармана промокший ломоть хлеба и откусил, затем закрыл глаза и мгновенно заснул.

Когда он проснулся, было светло и тихо. Рядом на тропинке стояла собака и обнюхивала ноги Ивана. Замёрзшими руками солдат потянулся к автомату, но потом сообразил, что это не войсковая собака-ищейка, а какая-то дворняга, помесь лайки с кем-то ещё. Увидев, что солдат проснулся, пёс отступил назад и предостерегающе гавкнул.

— Хорошая собака, хорошая, — проговорил Иван и достал из кармана кусок хлеба. На псе был старый, стёршийся ошейник, значит, это домашний пёс, не из диких. — На хлеба, на!

Дворняга недоверчиво обнюхала брошенный кусок, повернулась и побежала по тропинке в направлении, обратном тому, куда шёл вчера Быков.

— Выведи меня отсюда! — попросил у собаки солдат, попытался встать, но окоченевшие ноги его не слушались. — Стой!

Пёс на удивление послушно остановился и сел на тропинке. Иван принялся растирать конечности. Похоже, полного обморожения не было, постепенно кровь прилила, и ноги свело судорогой. Морщась от боли, солдат поднялся, сделал пару махов ногами, поднял автомат и медленно пошёл за собакой.

Спустя полчаса, казавшиеся вечностью, хвойный лес неожиданно закончился — тропинка пошла наклонно и вышла на широкое открытое поле, покрытое снегом. Подтаявший снег сверкал под светом солнца, которое поднималось на безоблачном небе, кое-где виднелись проталины. В этом было что-то неправильное, и внезапно дезертир понял, что.

Вчера он шёл через лес дорожке в противоположном направлении, но путь тогда занимал не полчаса — часа три, не меньше, и никаких полян на его пути не попадалось.

— Погоди-ка… Как же так? — подумал Иван и остановился, прислонившись к сосне. Такое противоречие не укладывалось у солдата в голове, но выбирать не приходилось, и дезертир пошёл дальше, вслед за дворнягой.

С поля дул сильный ветер, Иван втянул голову в воротник и закашлялся. Похоже, он простыл, и серьёзно. Но это теперь неважно — главное, пёс обязательно выведет его куда-то к людям, а там, где люди, всегда можно вылечиться.

Собака обогнула сосновый молодняк и побежала вниз, в небольшую долину, расположенную между двумя холмами. Там, у замёрзшего русла ручья, стояла одинокая, наполовину заваленная сугробами избушка.

«Я спасён», — подумал Иван и попытался перейти на бег, чтобы побыстрее добраться до долгожданного конца своего пути, но оступился и, обессиленный, упал в снег.

3.

Ложечки были более чем странные.

Во-первых, их было очень много. Маленькие, всего сантиметров десять длиной, с вытянутой ручкой и крохотным овальным ложем, они лежали в двух мешках на полу. Одного их вида хватило, чтобы понять — они предназначены не для еды. С таких ложечек разве что в детском саду кукол кормить. Во-вторых, он припоминал какие-то странные армейские шуточки про дырявые ложки, и ассоциации были не из приятных. И, в-третьих, тёмный материал, из которого они выполнены, был лёгким, но по цвету на алюминий не походил. «Неужели титановый сплав?» — подумал Ваня и спросил старика:

— А зачем так много?

— Ночью покажу, зачем. Вот тебе дрель, вот струбцина. Зажимаешь вот так и крутишь дырку ровно посередине ложа, три миллиметра толщиной. Понял?

— Да, но… зачем? — недоумевал Ваня.

Иван-старший нахмурился.

— Сказал же, всё вечером покажу, как стемнеет. Сделай ложек двадцать — двадцать пять, у меня в запасе есть.

Старик оказался на редкость молчаливым. Возможно, он настолько привык жить один, что присутствие ещё одного человека в избушке его раздражало. Вместе с тем, количество загадок вокруг с каждым часом всё увеличивалось. К примеру, разглядев перекидной календарь, Быков обнаружил, что сегодня двадцать третье, пятница, хотя он точно помнил, что бежал двадцатого марта, в субботу. Корочка с годом была прибита к стене, её разглядеть не удалось, но дизайн книжицы был настолько странным, что Ваня понял: старик выжил из ума и использует старый календарь — иначе как объяснить такую несостыковку дат? С другой стороны, если он отшельник, живёт здесь постоянно и с цивилизацией не связан, ему совсем не обязательно знать точную дату и какой сейчас в стране год.

Тарелки и другая посуда были лёгкими, и их материал казался Ивану не знакомым. Ещё больше удивляла ручная дрель — рассмотрев её, Ваня обнаружил, что все детали, включая ручку, шарниры и даже сверло, были выполнены из одного и того же тёмного материала, похожего на кремень или агат и не имеющего ничего общего с известными сплавами.

Просверлив все ложки, солдат не выдержал, вышел во двор к старику и заявил:

— Иван Филиппович. Давайте поставим все точки над «i»? Я… расскажу вам кое-что о себе, а вы мне скажете…

— Да понятно всё с тобой, — прервал его дед, махнув рукой. — Дезертир ты. Беглец! Другого и не могли прислать.

— В смысле — прислать? — оторопел Быков. — Я здесь оказался совершенно случайно.

— Это тебе так кажется, — прищурился старик. — Тебя прислали. Ложки все продырявил?

— Да, — проговорил Быков и закашлялся. — Правда, три запоролись.

— Запоролись, так запоролись. Плохо, конечно. Теперича тогда давай, разгреби старый топчан, а то мне из-за тебя негде спать будет.

Ваня уже думал идти обратно в дом, но его мучил вопрос:

— Иван Филиппович… Если за мной придут, вы меня выдадите?

Старик засмеялся, его смех напоминал кашель. Отсмеявшись, он отложил топор и проговорил задумчиво:

— Никто за тобой не придёт, будь уверен. Не получится у них прийти сюда. Здесь вокруг никого на многие километры.

— До части всего километров десять — пятнадцать, — возразил Ваня, но внезапно вспомнил вчерашнюю лесную тропинку и «пропавший» лес. — Или… нет? Где мы находимся?

Филиппыч поднял топор и махнул рукой Ване.

— Пошли в дом. Это не Сибирь, Иван, и не Земля.

4.

Дед достал откуда-то сушёных яблок и немного разговорился.

— Я сперва думал, что на Марс попал, или вроде того. Помнишь, может, у Толстого, в «Аэлите»? Потом поразмыслил, на Марсе небо-то не должно от земного шибко отличаться, а тут такое…

Ага, как же, марсиане, подумалось Быкову, но он решил не удивляться, а спросил:

— Сильно отличается?

— Увидишь, — проговорил Иван-старший.

По словам старика, остров, на котором они находились, был почти идеально круглой формы и достигал приблизительно двенадцать километров в поперечнике.

— Я его тогда, по первости, весь обошёл. Думал, грешным делом, сбегу куда-нибудь. А потом привык. Что делать — работа такая.

Солдат ещё не до конца верил старику, но решил не спорить.

— Ну и в чём работа заключается?

Старик, не торопясь, достал с полки кувшин, изготовленный всё и из того же тёмного материала, открыл крышку на странном шарнире и налил в кружку белую жидкость. Ваня внимательно наблюдал за процессом, надеясь, что Иван Филиппович даст ответ.

— Выпей молока, — дед подвинул кружку. — Тебе надо поправиться перед учёбой.

— Но Иван Филиппович! Почему вы не можете мне сказать, что нам предстоит делать?

— Какой ты нетерпеливый! Сказал же, вечером покажу. У тебя всегда теперь вахта будет ночью, раз в трое суток.

Ваня недоверчиво посмотрел на кружку и отпил молока. Оно показалось ему странным — слишком жирное, с кислинкой, и пахло как-то непривычно.

— Ложечки — наш инструмент, — пояснил дед. — Как тебе молоко?

— Вкусное, но… оно же не коровье? Я такого молока не припомню.

Дед усмехнулся уголками глаз

— А кто его знает, кто у них там его даёт. Нам без разницы.

— А откуда оно у вас?

— Потом объясню, — дед оставался немногословным.

К вечеру Ваня вышел посмотреть окрестности дома. Избушка с крытым двором и сараем стояли у замёрзшего ручья, между двумя холмами. На отшибе, дальше по ручью стояла крохотная банька. Холм справа, откуда пришёл бывший солдат, порос молодыми соснами, а пригорок слева, за ручьём, был очищен от деревьев. Спереди, насколько хватало глаз, простиралась покрытая снегом равнина, которую пересекал ручей. Странные проталины, которые Иван заметил ещё в первый день пребывания на острове, были круглой или эллиптической формы.

— Кончай смотреть. Готовиться надо, — сказал бесшумно подошедший дед. — Пора треугольник делать.

— К чему готовиться?

— К обороне. Бери в сенях лопаты. Одну втыкай в снег вон там, — Филиппыч указал на горку за ручьём, — а вторую — у тропинки, там, где ты давеча валялся.

— Зачем⁈ — изумился Ваня.

— Защита, — проговорил Савельев, почёсывая бороду. — Третий угол я сам поставлю, тебе ещё рано. Ты смотри, черенок втыкай надёжно, чтобы не упала.

«Глупость какая-то, — подумал Иван-младший и еле сдержался, чтобы не рассмеяться. — От кого защита? Может, бредит дед? Лопаты втыкать, ложки сверлить… Хотя, кто знает. Вдруг, и вправду это не Земля? Потому и порядки другие».

Быков даже в армии не любил, когда им командовали. Приказы командиров для него были неизбежным горем. Потому и били, что своенравный. Но просьбы этого деда выполнять было намного приятнее, чем приказы «дедов» армейских. Филиппыч и вёл себя не как командир — скорее, как наставник. Ваня взял в сарае лопаты, штыковую и совковую, для снега, и отправился с ними на противоположный пригорок. Ручей был нешироким, метра три в ширину, лёд на нём казался крепким, и Иван, не боясь, перешёл на другой берег. Чуть выше по течению Быков заметил два толстых бревна, перекинутых через речку — по-видимому, летом старик использует их вместо мостика.

Место, куда требовалось воткнуть лопату, определилось сразу — площадка была утоптана, а сбоку виднелась дырка для черенка. К ближайшей сосне была прибита деревянная кормушка — старик, видать, пернатых подкармливает. «Интересно, а имеет значение, как ориентировать лопаточный совок? — задумался Ваня, а потом решил: — Вроде бы Филиппыч ничего не говорил, значит, без разницы».

Штыковая лопата осталась торчать на пригорке. Путь ко второму «углу», как назвал эти места Филиппыч, занял у Вани пять минут. «Куда же ведёт эта тропинка? — внезапно задал себе вопрос Быков, глядя на путь, по которому пришёл позавчера. — Если не к части, то как же я тут оказался? Перенесли на другую планету, как в фильмах? А может быть, — тут по его спине пробежал холодок, — это параллельный мир, либо того хуже… ад? И, раз это не Земля, то как… как я вернусь домой?»

Иван взглянул с пригорка на горизонт. Луна, поднимавшаяся на потемневшем востоке, казалось непривычно маленькой и окрашенной в тёмно-синие тона.

Земная луна точно не могла быть такой.

Быков неожиданно почувствовал, что ему снова страшно. Это был не тот страх, который он испытывал, когда шёл от части по лесу, полному волков, — другой страх, скорее похожий на боязнь закрытых пространств. Он оказался в ловушке.

«Врёт старик! — понял Иван и направился по тропинке, не выпуская из рук лопаты. — Сейчас я пойду через лес и вернусь обратно, в часть. Пусть меня ловят, сажают, хоть расстреливают — я вернусь домой, к людям, к цивилизации!»

— Э, куда! — послышался крик деда. — Куда, дурачина, попёрся⁈

Быков попытался перейти на бег, но бегать всё ещё было больно.

— Я стреляю! — предупредил дед, и тут же раздался выстрел из ружья.

Филиппыч, разумеется, стрелял в воздух, но этого хватило, чтобы Ваня остановился, воткнул лопату в положенное место и направился обратно, к избе. На глазах наворачивались слёзы. Зачем он побежал из части? Нет, теперь ему не выбраться отсюда.

Иван Филиппыч стоял у избы и ехидно улыбался, приглаживая бороду.

— Так и думал, что ты, дуралей, убежать захочешь. Для того и отправил лопаты втыкать, чтобы проверить, насколько у тебя силы воли хватит.

— Зря я, дядя Ваня, из части сбежал, — проговорил Иван-младший, а у самого словно ком в горле.

— Всё не случайно, — похлопал ученика по плечу Савельев. — Пройдёт. Привыкнешь. Пошли лучше третью лопату воткнём.

Дед сходил за третьей, деревянной лопатой и пошёл вперед, по узкой тропинке вдоль ручья. Быков шёл сзади и слышал, как дед что-то тихо напевает — слова какой-то старой советской песни про комсомол. «Ритуал? — усмехнулся про себя Иван. — Может, своего рода заклинание. Он вообще временами на колдуна похож».

Тропинка закончилась на небольшом возвышении, где была утоптанная в сугробах площадка. Ваня поглядел назад, на избушку и холмы, и понял, что лопаты образовали правильный треугольник со стороной в пятьсот-семьсот метров. Солнце садилось за лес, оставив полоску света на юго-западе.

— Гляди! — сказал Филиппыч и с размаху воткнул лопату в сугроб.

С лопаты вверх заструились потоки серебристо-синего сияния. Спустя пару секунд всё пространство внутри треугольника оказалось накрыто куполом из сверкающей полупрозрачной плёнки, похожей на плёнку мыльного пузыря. «Нет, это точно не Земля, — подумал Ваня. — А может, и ну её, эту Землю?»

— Готова защита. Пошли в избу, погреемся перед вахтой.

5.

Вслед за малой синей луной показались ещё две. Диск самой большой из них, ярко-желтой, более чем в три раза превышал диск земного спутника. Приглядевшись в окно, Ваня увидел на его гладкой, лишённой кратеров поверхности, тёмную сеть не то каналов, не то дорог.

— Кто там живёт? Люди? — проговорил он, придя в себя после увиденного.

— Да кто там только не живёт, — ответил дед. — Я сам многого не знаю.

После лун над горизонтом поднялось созвездие из девяти непривычно ярких звёзд. Наверное, земное солнце, если посмотреть на него откуда-нибудь с орбиты Плутона, выглядит примерно так же, подумалось Быкову. Савельев махнул рукой — пора.

Старик с учеником вынесли на улицу табуретки, поставили их перед домом. Дед вынес большую корзинку, полную продырявленных ложечек, и поставил между табуретками.

— Сейчас начнётся, — проговорил Иван Филиппович, растирая руки. — Ты поначалу помалкивай, будешь за мной следить, что да как я делаю. Потом, если всё хорошо пойдёт, попробуешь сам.

В воздухе на мгновение послышался еле слышимый писк, похожий на звук старого кинескопного телевизора, когда его включают, а затем на юге, за равниной, небо озарилось ярко-красным сиянием и возникло большое пятно с рваными краями. Мерцающее и колышущееся, оно напоминало зеркальную гладь озера, которое непонятным образом перевернули и поместили на небо.

Тем временем, дед, не отрывая взгляда от пятна, зачерпнул левой ладонью горсть ложечек из корзины, взял в правую руку одну из них и выставил вперёд, словно показывая столовый прибор пятну.

Поводил вытянутой рукой из стороны в сторону, словно радаром, и замер неподвижно. Во всём происходящем было что-то одновременно и таинственное, и абсурдное, Ивану-младшему казалось, что он попал в какой-то бредовый сон.

Время шло, старик не двигался.

«Целится, что ли? — Быкова осенила догадка. — Но зачем прицел, если нет оружия? Или ложечки — это и есть…»

Неожиданно пятно дёрнулось, и из него вылетел светящийся синий шарик.

— Что это? — тихо, почти шёпотом проговорил Ваня.

— Помалкивай, — прошипел дед. Шарик меж тем поменял цвет на фиолетовый и начал медленно двигаться по широкой спирали, словно разведывая окружающую местность. Ученик мельком взглянул на лицо наставника — было видно, как Филиппыч сосредоточен. Прищурился одним глазом, словно пытаясь взять шарик на мушку, а затем резко дёрнул рукой вниз, будто хотел прибить ложечкой невидимое насекомое. Небесный шарик погас и последовал в направлении движения ложки, а спустя пару секунд до стрелков донеслось раскатистое эхо взрыва.

— Держи, — Савельев погнул ложечку, бросил в снег и протянул дезертиру следующую. — Сперва они с большими перерывами идут, а через час попрут пачками по две-три штуки, там за каждым не уследишь.

— А там что… Это… Пилоты сидят? Люди? — Иван-младший взял в руки ложку и только сейчас с удивлением почувствовал, что держит не просто кусок непонятного металла с дыркой, а настоящее, серьёзное оружие, не хуже калашникова. Ощущения были непривычные.

— Когда пилоты, когда автоматы. Бывает — люди, бывает — невесть кто. Я всего раз пять видел вблизи. Ты целься давай, вон уже, следующий на подходе.

Второй шар казался больше первого и стал двигаться не по спирали, а зигзагами.

— А… почему той, старой нельзя? — рассеянно спросил Ваня, толкнув сапогом оброненную ложечку.

— Одноразовые! — рявкнул дед. — Лови его, упустишь! Главное — поверь в свои силы.

Ваня вытянул руку с ложечкой, как делал это Филиппыч. Поймал «на мушку» шарик, как делал это с мишенью на учебных стрельбах. «Так… а как его сбить… чем сбить? — пронеслась мысль, шарик тем временем ускорился. — Оружие, то есть ложка, имеется, шарик — мишень, но снаряд? Что является снарядом?»

Быков дёрнул рукой вниз, подражая Савельеву, но светящийся шар так и остался лететь по небосводу этого странного мира, постепенно отдаляясь от острова.

— Не получается! — крикнул Иван-младший.

— Ещё давай! Получится, — ответил дед, наблюдая за учеником. — Ты сможешь!

— Да не могу я! — крикнул Ваня, вскочил со стула и в сердцах кинул ложку за сугроб. — Бред! Как можно ложкой сбивать летательные средства. Чем сбивать!

— Запросто можно! Силой воли, — Иван Филиппыч отпихнул ученика. — Рано тебе, значит, иди в избу, да не мешай.