Икосаэдр 2.0

Крот с котлетами

— Б удь осторожнее со свежесорванными котлетами, — предостерёг меня Кирилл Иванович. — Этот сорт только кажется лёгким и диетическим, можно легко получить несварение. Их лучше дополнительно прожаривать. И яичные пока не трожь, не поспели яйца пока.

Я это знал и так — в отрасли работал не первый год. Бросил надкушенную котлету в ближайшую корзину утилизатора и коснулся треугольных серебристых листьев. Листья слегка дёрнулись и скрутились от моего прикосновения, обнажив шипы. Реакция хорошая. Если подпитать гормонами агрессии, то можно добиться высаживания на открытый грунт — дикие собаки быстро приучатся, что с котлетными деревьями шутки плохи. Так же было и у нас, на севере.

— Вы давно возглавляете департамент необелковой флоры?

— Пять лет, — сказал мой новоиспеченный начальник с гордостью. — Когда я пришёл сюда, тут не было ничего. Народ занимался банальной селекцией с необелковыми присадками и архаичной генной модификацией. Про необелковую флору тогда в Барнауполисе только ходили неясные слухи. Типа, на западе народ уже вовсю кормится с деревьев, фермы остались только молочные. Бред, конечно, но мы сильно отставали. У нас же полис изолирован, даже наша Корпорация к международным сетям доступа не имеет. Только спецслужбы…

— Я знаю, что вы мне рассказываете! — поспешил я ответить чуть обиженно. — Я хоть и из Угры, но живу здесь не первый год.

Мы прошли под голографической вывеской «Опытная оранжерея № 3 Инженерного центра необелковой флоры» и пошли в тамбурный узел. Сканеры прошлись лучами по телу, плотные струи воздуха провели обработку одежды.

— Так почему ты сбежал из Конфедерации? — спросил Кирилл Иванович. — Только не говори, что из-за северного климата. В Угре самый высокий уровень жизни, и их меньше всего задело Ядерное Утро. У нас вон, под боком напоминание — до сих пор боимся соваться в Новосибирскую зону.

— Сунулись бы, чего бояться. Скоро Кемеровское княжество поставит там колонии, потеряем удобный транспортный узел.

— С ними у нас пакт. И зачем нам транспортный узел в Новосибирской, когда там кое-где радов можно больше получить, чем у нас народу. Так почему, ты не ответил?

Я помрачнел. Правду говорить не хотелось.

— Тоталитаризм. Угорская Конфедерация — это полицейское государство. Моего отца отправили на рудники за то, что он рассказал анекдот про Боева.

— Это который ваш бывший президент?

— Ага.

Мы остановились у выхода из «закрытого периметра» Бионической Корпорации Барнауполиса. Мне предстояло работать в левом крыле, в офисном помещении, и я ещё раз взглянул в сторону коридора, чтобы в следующий раз не заблудиться. Мимо нас двое пронесли на носилках труп собаки — с непропорционально гигантской пастью и голой кожей. Я уже слышал о боевых разработках с использованием модифицированного вируса бешенства. Следом прошёл пожилой сантехник с куском трубы и сварочным аппаратом, посмотрев на меня тяжёлым взглядом. Лицом он напоминал злого, вконец обрусевшего Жерара Депардье — был такой французский актёр, известный в начале века. У бабушки в Югорске на кухне висел его бумажный портрет, и она рассказывала историю его жизни, когда я был школьником.

Тогда я ещё не знал, кто этот сантехник на самом деле.

— У вас что, ремонт? — спросил я начальника.

— Да. Меняют отопление. Про отца — грустно. Но этого явно недостаточно! — Кирилл Иванович прищурился и словно попытался заглянуть мне в душу своими чёрными, как смоль, зрачками. — Что-то ещё, чего не хватает. Хоть ты и прошёл тесты, я не могу поверить твоей истории.

— Женщина, — вздохнул я. — Дикая женщина с севера. Мы были вместе три года, но она переехала сюда работать в посольстве. Я терпел полгода и пошёл за ней.

Кирилл Иванович кивнул и задумался.

— В посольстве? Но ты же понимаешь, что у нас военные разработки. Конечно, из закрытого периметра невозможно ничего вынести без моего ведома, но, может, она «крот»? Законспирированный шпион? Модификантка, сдерёт с тебя кожу, натянет на себя, прочистит мозг, пройдёт все сканеры и залезет сюда? В наше время побеждает тот, кто заплатит больше.

— Нет, что за ужасы. Она уволилась из посольства год назад, прошла тестирование и получила статус горожанина. Сейчас преподаёт в училище. Я уверен в ней. Ей нравится её новый дом, нам хорошо вдвоём, и я сразу сказал, что моя работа…

— Я понял, — прервал меня Кирилл Иванович. — Но смотри, сохраняй режим секретности. Ведь у тебя четвёртый, предпоследний допуск.

Я был на распутье в тот день.

Тощие модификантки вились на сцене, словно змеи телесного цвета. Встроенные в рёбра колонки стреляли стробоскопами по посетителям и стенам стрип-бара, а флуоресцентная кожа на грудях и бёдрах переливалась радугой и отображала осциллограмму играющего транс-джаза. Аудио-шнуры, вставленные в позвоночник и другие неожиданные места, были сугубо декоративными, на имплантированные колонки поступал сигнал по беспроводной связи из синтезатора, зашитого под кожу у одной из участниц. Я разбирался в этом. Единственного в представлении мужчину упаковали в голографический «плащ-невидимку», и его можно было опознать только по тёмным точкам глаз и преломленному свету от тел танцовщиц.

Распиливая вилкой котлету, я обнаружил, что уже научился их различать — это оказался свежий урожай из оранжерей шестого сектора.

Мне было непонятно, как начать разговор и к чему его вести. Я не мог говорить, но мне хотелось совета, понимания и капли женской интуиции, чтобы принять важное решение, поэтому я решил поговорить в необычной обстановке. Я был готов ко всему, и это «всё» произошло.

— Хорошее место, — улыбнулась Вика. — Мне здесь нравится, хоть и не люблю стриптиз.

— Угу, — кивнул я.

— А тебе нравится?

— Угу.

— Слышал, скоро самолёт-дефицитник из Приморья прилетит. Сходим на рынок, купим что-нибудь?

— Угу, наверное.

— Матвей, ты какой-то молчаливый сегодня. Расскажи что-нибудь. Как твоя работа, чем занимался?

— Проектировал, — пробурчал я с набитым ртом. Прожевался и договорил. — Что именно, сказать не могу, ты знаешь.

На её лице уже не было огорчения, как в прошлые разы, когда я говорил о том, что моя работа секретная, и я этому даже обрадовался. Спросил:

— Кстати, как ты относишься к сантехникам?

— К сантехникам? Равнодушно. Да я и так догадываюсь, что ты проектировал. Какие-то деревья. Ты и в Угре этим занимался. Только раньше не молчал, делился со мной.

— Разные режимы секретности.

— Что с коллективом? Хороший? Общаешься?

— Угу, — кивнул я. — Трудолюбивые. Кстати, завтра, возможно, я задержусь на работе.

— Ты становишься трудоголиком, — обида всё-таки появилась. — За последние две недели в твоей жизни не осталось почти ничего, кроме работы, и то, о ней ты рассказываешь короткими фразами.

— А что ты хочешь, — несколько резко парировал я. — Я полтора года шарашился по клубам, работал сторожем, ночным диджеем, звукачом и прочими товарищами, получающими копейки. Я потратил столько сил, нервов на то, чтобы пройти тестирование и пробиться в Корпорацию, чтобы получать больше — и ты теперь в чём-то меня обвиняешь? Это же будут наши деньги, общие.

Вика насупилась, замолчала. Обычная женская тактика — изображать обиженную даже тогда, когда обижаться, в общем-то, не на что. Мужчина начинает извиняться, оправдываться, и женщина укрепляет свои позиции в паре. Эти приёмчики изобретены ещё задолго до Ядерного Утра, и в последнее время Вика стала прибегать к ним всё чаще и чаще.

Это начинало выводить меня из себя. Вместо помощи и поддержки в сложный момент я получил порцию негатива.

— Ты же наверняка ничего не придумываешь нового. Просто комбинируешь белковые формулы и схемы роста, спёртые из угорской «Бионики». Это так скучно, я же помню…

— Всё, замолчи! — крикнул я. — Официант, счёт.

Мне стало страшно, и я передумал рассказывать ей о своей проблеме. То ли сработала паранойя, возникшая после разговора с Кириллом Ивановичем, то ли просто наскучили её претензии. Женское любопытство ли это, или какой-то другой интерес — в любом случае её настырность начинает представлять угрозу для меня и корпорации, понял я.

Но мне казалось, что я не прекращал её любить. И я не знал, что делать с завтрашним днём.

Вика вжалась в кресло. С тех пор, как мы помирились, я очень редко повышал на неё голос. Мне таких трудов стоило снова её обрести, и она это понимала. Официант принёс счёт, я проверил содержимое, добавил графу «чаевые» и скинул сумму со смарт-карточки на платёжный планшет.

Мы молча вышли на мрачную улицу. Электробусы ходят круглосуточно, а легковые машины могут позволить себе только директора и члены Городского Вече. Вика мёрзла на весеннем ветру, кутаясь в мой жакет, и молчала. Мне стало жалко её, я осторожно провёл рукой по спине, пытаясь примириться, но она дёрнулась и отстранилась от меня. Мы вошли в электробус, коснулись смарт-карточками считывателя. В электробусе были заняты все сидячие места, и несколько человек стояли в салоне.

Нам оставалось ехать ещё шесть остановок. Вика скинула мой жакет с плеч и сунула мне в руки, не глядя в глаза.

— Ты обиделась? — прервал я молчание. — Надень обратно, замёрзнешь же.

Она не ответила. Электробус остановился на следующей остановке, вошёл пожилой горожанин. Двери начали закрываться, Вика посмотрела на меня колючим, злым взглядом, процедила сквозь зубы:

— Ненавижу, — и выпрыгнула из закрывающихся дверей на тротуар.

— Ты что! Водитель, останови!

Электробус поехал. Водитель не слышал меня. Собственно, он и не обязан был останавливаться — график есть график.

Я не мог понять, что на неё нашло. Вика никогда не поступала так раньше. Набрал её по смартфону, она не взяла трубку. Собственно, именно в тот момент я окончательно понял, что потерял её.

Разговор так и не состоялся, но благодаря разрыву с Викой решение я всё же принял.

— Что, ни грамма?

— Нет.

— Прямо ни граммульки? — Кирилл Иванович шутливо прищурился. — Помню, когда я в двадцать пять потерял свою первую бабу, я не просыхал неделю. А ты, к тому же, расстаёшься с ней уже второй раз. И что потом, ты разобрался, где она?

— Осталась у подружки. Вчера утром посылала мужа этой подруги, Серёгу, чтобы он забрал кой-какие вещи.

— Ты отдал?

— Конечно. Думаю, всё равно это было неизбежно. На неделе заберёт остальное.

В коридоре слышались звуки циркулярной пилы — ремонт в офисе продолжался. Кирилл Иванович неторопливо прошёлся до двери кабинета и захлопнул её, чтобы шум и проходящие по коридору люди нам не мешали.

— Надеюсь, вся… полезная информация, которая могла у неё быть, уже скопирована?

— В смысле? — насторожился я.

— Ну, я же навёл справки. Она тоже занималась генетикой и необелковой флорой… Вы же в «Бионике» познакомились? Она уволилась из «Бионики» раньше тебя и ушла в дипломатию.

— Да, так и было. Когда мы… помирились, я находил пару интересных проектов у неё в файловом архиве, и она разрешила взять их себе. Она не считала их ценными, собственно, они и были вполне заурядными. Я принёс их сюда вместе со всеми.

— Молодец. Получается, интересы корпорации выше личных?

— Получается, так — я кисло улыбнулся.

— Не скажу, что одобряю, но… наверняка она сохраняла интерес к отрасли и представляла опасность. Может, она продолжала работать на Угру. Бабы — они такие…

Я посмотрел на часы. Время поджимало.

— Наверное. Ну, что, я пойду дальше работать? Сегодня работаю над восемнадцатой хромосомой стебля, скину в обед модель.

Начальник кивнул, я вышел в пустой коридор и подождал минуты две. Шум дрели и болгарки доносились из кабинета айтишника. Проходя мимо, я заглянул — дверь была открыта, а по полу тянулся длинный толстый кабель.

— О, Матвей! — Слава, наш системщик, выбежал из кабинета, он старался перекричать шум, чтобы я его услышал. — У меня тут ЧП! Напарник в отгуле, в кабинете меняют трубы, а у меня помер сервер камер наблюдения! Можешь покараулить⁈ Я не хочу оставлять кабинет открытым вместе с этим!

Он кивнул в сторону сантехника.

— Хорошо, — согласился я.

Слава убежал по коридору. Я постоял в дверях секунд тридцать, потом добежал до рабочего места айтишника и провёл по экрану пальцем.

«Тонкий клиент» не был заблокирован, и с момента, когда Слава отлучился с рабочего места, не прошло и минуты. Консоль администратора — это шлюз в городскую сеть. Только администратор по указанию моего начальника может рассекречивать, выводить информацию из периметра — например, посылать какие-то фрагменты работ в Комитет обороны. И сейчас не требовалось никакого пароля и карты, чтобы сесть на его место — комп всё ещё думал, что перед ним его владелец.

Более того, на экране консоли я обнаружил открытую папку файлового хранилища. Как раз перед этим было ежедневное архивирование файлов, и Славу застала врасплох авария оборудования в оранжерее.

Бедный парень, совсем заработался. Меня даже не удивляло, что всё получилось с первой попытки.

Пробежался по папкам серверного хранилища с кодом доступа «Пять». Заархивировал папки «Зверь-4» и «Киборг-5». Я уже знал, что это такое: разработки зомби-модификаций для собачьих гибридов и модифицированные клоны-исполины. Добавил в архив котлетные деревья и нефтеносов из своей же рабочей папки, сверился с часами и стал искать ещё…

Сантехник с лицом Депардье продолжал долбить стену в углу перфоратором, всё ходило ходуном. На секунду всё прервалось, и мой наниматель посмотрел на меня, остановив работу.

— Получилось?

— Угу, — ответил я, не отрываясь от экрана. — Заканчивай работу, наши билеты сегодня пригодятся.

Прошло ещё полторы минуты. Я стоял у дверей кабинета айтишника. Слава возвращался.

— Получилось? — спросил я.

— Да там кто-то из ремонтников перерубил шнур питания, — сказал он, вбегая в свой кабинет. — Козлы! Я же просил не трогать, а они…

Он продолжал говорить, а я пошёл в свой кабинет за вещами. Слава ещё не знал, что парой минут ранее с его рабочего почтового ящика на безымянный ящик в городской сети ушло письмо с десятком архивов и следующим содержанием:

'Привет, Крот!

Как и договаривались, посылаю тебе наши проекты. Деньги при встрече.

Слава'.

Было разбирательство, возможно, бедного Славу даже посадили за соучастие, потому что настоящего Крота, то есть меня, так и не нашли. Уже через пару часов я на борту самолёта-дефицитника вместе с бывшим сантехником улетел в Приморье, где меня и мои украденные архивы ждала совсем другая корпорация.

В играх корпораций побеждает всегда та, которая заплатит кроту больше.

А ещё через пять лет, под сенью котлетных деревьев в оранжерее на берегу Тихого Океана я обрёл новую любовь.