Случай с Р. Афанасьевым на целине (часть 1)

Я три минуты молча смотрел на зелёный росток. Наверное, так же смотрят на особу дворянских кровей, если она вломится в двери захудалой пивнушки на окраине спальника в Шацке. Впрочем, нет, Шацк — слишком крупный мир для такого сравнения. Скорее, в двери борделя на планете с дикарским терраформированием, вроде Мангазеи из Новгородья. В порванном платье. С отключенным голомакияжем.

У нас терраформирование не дикарское. Ростки на таком раннем этапе у нас не планировались.

Во-первых, атмосферы пока было только сорок шесть процентов от нормы, по сути, высокогорье. Особо отчаянные уже пробовали снимать шлем, я к таким не относился. В северном полушарии стояло лето, температура в дневные часы подползла к нулю, но ночью падала до минус тридцати. Аэроприонщики, конечно, пытались уложиться в план, но по слухам из бригады Денисова, с генерацией углекислого и инертных опять затянули.

Во-вторых, для растений нужна вода, а океаны ещё только наполняются, в них сбросили всего тысячу капсул, а надо как минимум три. Концерн богатый, тягловое поголовье большое, но, как всегда, поставщики запаздывают со сроками, да и везти от ближайших океанов далековато. Ну, и в-третьих, в этом квадрате планировалось голое поле под промышленное строительство, а квадрат даже под это дело ещё не готов. Лес в соседние ещё не завезли, его привезут с плантаций и раскидают в шашечном порядке. Затем начнётся стадия «шлифовки», начнут допиливать получившийся ландшафт, сваривать швы. Вот тогда-то здесь и будет что-то расти. А пока никакой травы быть не должно.

Чёрт, да и не может в принципе расти трава в таких условиях! Даже я, троечник, обучавшийся грамоте в трущобах планеты каторжников Дзержинск, понимал, что это бред. Здесь микрофлора местная — и то, в грунте, не выше пары сантимов от поверхности.

— Бред, — сказал я и потрогал пальцем росток.

Высотой сантиметров двенадцать. Стебель толщиной миллиметра три. Пять… нет шесть листков, между ними — почка, или как там оно называется у ботаников.

Посмотрел на бурую пустыню вокруг, тронул иней на камнях. На горизонте виднелась небольшая горная гряда.

— А? — послышался голос дежурного техника.

— Да вон, смотри, — сказал я и послал трансляцию в регистратора.

— Ого! Уже высадили?

— Кого высадили? — спросил я. — Огурцы?

— Я б не отказался от малосольных. Знаешь, марийские, такие в стеклянных баночках продаются по поллитра, — вставил напарник, Даня, ковыряющийся в пятнадцати километрах севернее.

— Вы что тут, тупее меня⁈ Какие огурцы, блин, марийские на третьем этапе полевых? Тут голый этот… суглинок, или как его там. Ещё океаны не налили!

— Ну скосячил кто-то, — предположил дежурный. — Раньше засеял.

Боже, с какими дебилами я работаю.

— Кого? Огурцы засеял? — Я поднялся с корточек, подхватил левитирующую в двух метрах над землёй консоль и подтянул к себе. — Ты много видел засеянных по плану огурцов в зоне промышленного строительства? И вообще, куда сеять, тут целина, над ним ещё будет метров пятнадцать всяких пород навалено слоями. Я вот как раз сейчас припринтер запускать буду.

Припринтер, он же нуль-принтер — принтер прионного синтеза. Простейшие сущности-четырёхмерники скрестили с нанороботами и засунули в печатающие 3D-головки. Если им подсунуть кусок прототипа, то начинают клепать чистые химические элементы и простейшие породы оксидов из подпространственного эфира по заданному шаблону.

Даня в окошечке на проекции шлема поддакнул.

— Да и некому было тут сеять. Ты в этом квадрате первопроходец, однозначно. Ну, разве что бессарабцы могли заглянуть до нас или пираты какие. Но им-то это зачем?

— Выкопать его, что ли? — предположил я. — Только не донесу, он завянет же.

— А другие рядом есть? Разведдроны что-то показали?

— Вот, только его и нашли. Я и приехал сюда. Может, остальные не проклюнулись ещё.

Проклюнулись. Слово-то какое дурацкое.

— Да засыпь всё нахрен, чего ты грузишься. Никто и не узнает. Ну вырос и вырос. В инструкциях нет ничего на этот счёт. Ладно бы реликтовое что-то, местное, а то — земной огурец.

Я, конечно, не какой-нибудь зелёный сектант или что-то в этом вроде, но, стыдно признаться, но у меня что-то шевельнулось в душе. Видимо, сработали гены — как-никак, три поколения планетарных ссыльных из сословия агротехников. Плюс воспоминания из детства, когда у меня прямо на глазах за утро снесли десяток квадратов джунглей за посёлком, где мы любили бегать. Я немного помялся, потом озвучил:

— Жалко что-то его. Один такой вымахал.

Дежурный заржал.

— Чего тебя на сентименты пробило? Ну, давай Степ Артемьичу доложим, он примет решение. Скорее всего, то же самое.

Степан Артемьевич — наш бригадир, отвечает за начальные этапы терраформирования северной половины этого континента. Сарказм в предложении я проигнорировал и принял его вполне всерьёз. Сделал аудиовызов — отклонён, видать, занят. Написал предложение: «Степан Артемьевич, тут странное что-то, росток вроде огурца, хотя почва ещё не готова, и температура нулевая».

Принимать решение предстояло самому и прямо сейчас, задача — есть задача. Разведка и разметка дронами по квадрату произведена, автоотчёт составлен. По плану нужно было проинициализировать обновление почвы, и я не нашёл ничего лучшего, как подогнать глайдер к ближайшим скалам, отломить манипулятором пару кусков породы помощнее и завалить росток камнями так, чтобы над ним осталось свободное воздушное пространство.

— Рэм, ты долго возишься, по графику следующий квадрат через восемь минут, — напомнил дежурный.

— Сейчас, ага.

Я и без него видел, таймбар на проекторе шлема уже горел красным. Отъехал на полкилометра, вызвал в консоли припринтера программу саморепликации и фрактальной генерации слоистых почв и запустил. Позади меня расцвёл бутон шевелящихся нанороботов, которые стали строить конструкт опорной сетки с квадратами по пятьдесят метров. Завалит зелень — и завалит, я хотя бы попытался, совесть чиста.

За ту смену я прошёл ещё восемь квадратов и в итоге из графика не выбился.

Вернулся на точку сбора уже затемно — сутки длились двадцать семь часов, из которых я проработал тринадцать и ещё два часа на обратную дорогу до места взлёта. Вытащил регистратор с программатором и бросил в пасть грузового отсека челнока глайдер с консолью. Поднялся в пассажирский, на третий уровень, хлопнул по плечу Даню, спросил:

— Как смена?

— Да ничего. На два квадрата перевыполнил. И что-то всё думаю про тот росток. Какой-то он мутный, ненастоящий. Надо бы сказать кому.

Несмотря на усталость, мысли об Огурце действительно не выходили из головы. Бригадир, судя по всему, спал и сообщение моё не прочитал. Звонить по аудио и сон его тревожить по таким пустякам было негоже — как-никак, Степан Артемьевич был в звании инженера — куда до него нам, рядовым техникам со стажем работы в пару земных лет. У него таких, как мы, сто двадцать хлопцев. Можно, конечно, сказать его заму по подбригаде, но зная трусливый характер Кима Александровича Сонга, тот наверняка ничего нового не скажет — забыть, засыпать, сильно не распространяться. Впереди было сорок часов «отсыпных» и отгульных — можно было дважды, а то и трижды вдоволь выспаться и погулять.

— Надо. Успеем ещё.

Челнок был большим, сюда согнали двести техников из четырёх бригад. Пристегнулись, дождались выравнивания атмосферы, сняли шлемы. В грузовом скрежетал тромбователь, прессующий глайдеры и выкусывавший из них микроэлектронику, ценную органику и синтетику. В других компаниях уже давно перестали экономить и возят глайдеры челноками. У нас же до сих пор для облегчения взлёта и ремонта выбрасывают металлические корпуса и шлёпают их заново перед каждой сменой. Затем пасть грузового отрыгнула излишки металла, объявили готовность ко взлёту. Кресло воткнуло обезболки в затёкшие мышцы, и нас тут же потащило вверх с двумя «же» — о рабсиле на стройках особо не парятся, плавный взлёт оставлен бортам разного «бизнес-класса», дворянским и офицерским сословиям.

Но не всем офицерам везёт. Я скосил глаза и увидел красную вздувшуюся рожу молодой лейтенантика имперских внутренних войск на соседнем ряду, приставленного к челноку на случай каких-нибудь волнений и неразберих. Это он ещё не взлетал с «троечкой», тогда бывают ощущения покруче.

Впрочем, разгон был недолгим, всего минуты полторы. Нас подхватил в упряжку тягловый четырёхмерник, ускорение сошло на нет, сила тяжести стала комфортной, две трети «же». Я сожрал сухпаёк, перекинулся парой слов с соседями, отключился и уснул. Как потом дополз до каюты — в упор не помню.

Однако вот то, что мне приснилось под утро, я запомнил хорошо. Мне снилось, что я иду по чистому полю, заросшему не то мхом, не то плесенью, не то лишайником. Я видел подобную местность в старинной игрушке, где надо было собирать растения, варить из них зелье и мочить из лука манерных эльфов и прочих чудовищ. Посреди луга рос мой Огурец, он постепенно становился всё толще и толще, мощнее и мощнее, и вскоре его очертания слились в одну большую зелёную фигуру в человеческий рост. Женскую фигуру, красивую, зовущую. Вместо волос у неё были жёлтые цветы и спиральные усики, как у огурца или гороха. Я подошёл к ней и отогнул края двух больших пятиугольных листов, скрывающих грудь. Усики в волосах оплели меня, зелёная женщина, охватившая мой торс, вытянула руки вверх и начала стремительно расти. Я летел вверх, через облака, потом мимо нас пронеслись корабли и орбиталки, естественные спутники, солнце, потом заплясали созвездия, и, наконец, внизу, под ногами оказался весь Млечный Путь, из самого центра которого тянулась зелёная лиана моей спутницы.

— Будь со мной, — шепнула она. — Приди.

Я резко проснулся и врезался лбом в наклонный потолок каюты.

* * *

Мы строили планету под не самым благозвучным названием Новочеркасск. Мне кажется, кто-то из канцелярии Императора специально выбирает наименее благозвучные. Я ничего не слышал про город, в честь которого её назвали, но знал, что все терраформируемые планеты в секторе обычно именуют в честь городов крупнейшего земного государства, от которого мы все произошли. А все колонизируемые планеты-океаны — в честь рек и озёр этого государства. То ли входило в традиции, то ли существовало правило, закреплённое в Протоколе, я, неуч, не помнил. За пределами сектора существовали подобные же традиции, однако там правила были куда проще — встречались планеты, названные по фамилии открывателей, в честь вымышленных городов и женских имён.

Планета строилась Волжским строительным концерном для Новой Империи. Технически я относился к первой подсмене второй подгруппы сорок пятой строительной бригады северного временного объединения бригад «Новочеркасск» шестой строительной группы отдела раннего терраформирования департамента благоустройства южного кластера дочерней компании «Авалон», зарегистрированной в Дальневосточном Зарубежье и налоги Империи не платившей. Работал на подряде, так как по штату в компанию входило всего семьсот человек. На деле Волжский строительный концерн был седьмым по размеру терраформирующим концерном в секторе и располагал сотней миллионов сотрудников и строительным флотом в полтысячи крупных кораблей и средних орбиталок.

Ну, я был рад и тому. Деньги платили не сильно большие, имперская пенсия не светила, но подрядная история фиксировалась в профиле на паре сайтов, и был шанс, что через десяток лет удастся вырваться куда-то за пределы круга рядовых техников. Да, никакой тебе семьи и личной жизни, никакого нормального дома, но отступать было некуда. И так, из сословия планетарных агритехников с каторжной планеты в техники космические вырывались единицы.

Отец заложил половину дедовского поля, чтобы старший сын смог обучиться кой-какой грамоте, сесть на рекрутский звездолёт и продержаться первые месяцы. Полгода числился кандидатом в младшие помощники техника — кидали на разные грязные работы вроде фасовки кислоты, переборке пищевых отходов, разборке металлолома, упаковке трупов. В команде имперских почти никого не было — бессарбские, дальневосточники и разные беженцы из Альянса. Держали в технических отсеках на логистической орбиталке, полулегально. Спали по десять человек на нарах, жрали биосуп. По рассказам, в соседней группе ребята с Зимбабве, работавшие в морге, поймали кого-то из местных и откромсали ногу. Потом взяли по два-три лучших из группы, отправили в младшие помощники техника. Как говорили потом напарники — по морде выбирали. Что-что, а мордой лица я вышел, даром, что бабушка была с Зимбабве. Младшим помощником за два учебных дня в неделю и десяток часов полевой практики в месяц приходилось ишачить не меньше, чем кандидатом, но работа была почище — уборка заводских помещений, ремонт сантехники, работа в оранжереях…

Оранжереи, будь они не ладные. Снова зелень.

— Продолжай, — знойная мулатка подвинулась поближе. Я настолько погрузился в воспоминания, что чуть не забыл, что рассказываю всю эту ерунду незнакомой девице лёгкого поведения, подсевшую ко мне в визиокафе.

Я обернулся. Мы сидели в кафе большого торгово-развлекательного центра. «Радуга» была типовым ТРЦ-кораблём, она пришвартовалось к нашей орбиталке, на которой спали и бодрствовали полмиллиона работников шестой строительной группы. Таких кораблей в одном только кластере сотни четыре. Кафе было стилизовано по двадцать четвёртый, эпоху Первой Галактической. Напротив барной стойки крутили одну из эпохальных драм прошлого века, не то «Падение Джанкуо», не то «Крах Лондона», я их вечно путаю. Десятикилометровые суперкрейсеры всплывали из-под пространства на низкой высоте, сотрясая атмосферу. Водородные торпеды летели раскалывать материки планет первой волны колонизации под унылый классический пост-рок. Измазанный в грязи спецназовец, бросивший шарпомат, жадно целовал девицу восточной внешности, макияж и причёску которой, казалось, не сможет повредить даже надвигающийся ядерный апокалипсис.

Мулатка тоже обернулась и как бы невзначай тёрлась о моё предплечье грудью. Повернулась — черты лица исказились, и она стала похожа на главную героиню фильма. Видимо, пирсинговый проектор подрисовал макияж. Я усмехнулся. Сказать ей сразу, что у меня деньги остались только на выпивку, или ещё поговорить? Или, может, плюнуть, раскошелиться и сторговаться на что-нибудь?

Пока остановился на втором варианте.

— Ну, потом я стал помощником техника. Есть такие этапы работ, которые лучше и быстрее делать вдвоём, поэтому на них берут что-то вроде подмастерья. Например, чинить заевшие автоматы, чистить швы на последних этапах и тому подобное. Ещё три года я был помощником техника. Ну, три года, если не считать четырёх стадий криосна, когда мы простаивали — если брать их в расчёт, то выйдет восемь лет.

— Выходит… Ты покинул родную планету больше десяти лет назад?

— Да, одиннадцать лет. В прошлом году поднакопил денег, да в первый раз скатался в родителям, их уже не узнать.

— Мне кажется, тебе надо развлечься, ты слишком грустный, — сказала она и ущипнула меня за бок. — Да тут и атмосфера характерная, может, пойдём ко мне?

Да, видимо, от выбора не отвертеться.

— Ну… А сколько?

Девица воровато оглянулась и быстро зашептала:

— Если быстро, на полчаса, то отделаешься выпивкой и трёшкой, ты мне понравился, мне уже надоело пасти офицеров и инженеров за полтинник, хочется взбодриться, а ты ничего, ты выглядишь молодым… Ой…

Она изменилась в лице, голограмма исчезла. Я проследил её взгляд, она глядела куда-то ко входу кафе, и я увидел там три высокие фигуры в чёрно-зелёных комбезах с капюшонами. Инспекторы Протокола, причём не какой-нибудь обычный Орден Правопорядка, а Орден Терраформации — на груди периодически вспыхивал голографический герб в виде дерева на сине-красном фоне. Впрочем, я не удивился, я их видел и раньше.

— А, это по нашу душу. У нас проверки пару раз в месяц, всё ли нормально проходит. Сколько, говоришь?

— Забудь, — мулатка вдруг вскочила с места и направилась ко второму выходу прямо через полупрозрачные морды милующихся персонажей кино. — Прости, мне надо идти. Ты классный, у тебя всё получится.

Загрузка...