Глава 18
В России существуют тайные противозаконные сообщества, имеющие целью ниспровержение государственного устройства всего существующего порядка и водворение полнейшей анархии.
Из записки графа Палена Его императорскому Величеству. [1]
— Нет-нет, что вы, — Светланка протянула руку. — Доброго дня! Мы с вами не знакомы, но очень рада… а вы родственница, да?
— Очень дальняя, — Татьяна руку приняла и осторожно пожала. — А вы?
— Светлана. Мы познакомились с ребятами, а потом я узнала про взрыв на фабрике! Это ведь ужас… ужас просто какой! Я так испугалась…
— Понимаю. А уж я как испугалась, — вот вроде голос у сестрицы спокоен и миролюбив до крайности, а меня прям до костей пробрало. Чуялось в этом голосе нечто обещающее. И отнюдь не тепло с сочувствием. — Я давно говорила, что им там не место…
Татьяна вошла в палату.
Осмотрелась.
И главное снова вот, как это у неё получается? Платье на ней простенькое, невзрачное даже. Халат поверх него белый, местечковый, надо полагать.
Сумочка.
Шляпка.
А ощущение, что как минимум венценосная особа визитом почтила. И чую это не только я. Симеон вон разом подрастерял свой пыл, сгорбился, отступил к стеночке, прижался, точно пытаясь с нею сродниться.
— Но мальчишкам свойственно проявлять упрямство, даже если оно граничит с глупостью… — Татьяна задержала взгляд на Симеоне.
— Это Сёма. Симеон, — поспешила представить его Светлана, на которую весь этот аристократизм на повышенных тонах явно впечатления не произвёл. То ли привычная, то ли блаженная. Склоняюсь ко второму.
— Кажется, я вас где-то видела…
Но руку Татьяна протянула.
А вот Симеон в эту протянутую практически вцепился, затряс, при этом не спуская какого-то одновременно удивлённого и восхищённого взгляда с Танькиного лица. И что-то мне этот взгляд категорически не понравился.
— Сожрём? — Тьма явно почуяла подходящий момент.
Возможно. Но позже. Жрать людей за неправильные взгляды, на жизнь там или на женщин — невежливо.
— Та! — дверь в палату толкнули и на пороге появился Тимоха. — Та!
Он произнёс это требовательно и ногой топнул.
— Тань, извини, я не смог его удержать, — и Мишка тут. Понятно. Семейный визит. Остаётся только порадоваться, что прятки решили не устраивать, потому как иначе вся бы наша конспирация в один миг пошла бы по… в общем, не по плану точно.
— Та! — Тимоха мотнул башкой.
— Тут я, Тимош, тут, — Татьяна взяла его за руку. — Не пугай людей.
— Та, — Тимоха будто понял, руку вырывать не стал и замер. И у меня опять сердце сжалось. Вот как так…
— Это Тимофей. Мой брат, — спокойно произнесла Татьяна. — К сожалению, он несколько… не в себе. Последствия травмы.
А вот отвращение, мелькнувшее на лице Симеона, я заметил.
И запомнил.
— Михаил… входи уже, — то ли разрешила, то ли приказала Татьяна. — Мой кузен. И волей судьбы глава нашего маленького рода.
— Доброго дня, — Мишка в своём рабочем костюме на главу рода категорически не тянул, но поклонился и ручку Светочке поцеловал, отчего та зарделась и смутилась.
Глазки потупила.
Румянец во всю щёку полыхнул, а… а Тимоха смотрит на эту Светочку. Причём как-то иначе смотрит, разумно, что ли? Или это мне мерещится? И как будто…
Как будто видит что-то такое, чего не вижу я.
Призрак, до того прятавшийся за Метелькиной кроватью, вдруг встрепенулся и издал тоненький звук, то ли клёкот, то ли писк. И высунул кончик хвоста, которым застучал по полу. Мелко и часто.
Это что за…
Тень вдруг метнулась ко мне, спряталась и затихла.
— Большой. Я здесь. Меня не знать. Страх, — всё-таки объяснения Тьмы порой было сложно понять. — Его знать. Но большой. Большой есть маленький.
— Кто?
— Там. Спать. Долго. Просыпаться. Есть надо. Маленькая, — Тьма задумалась. А потом перед глазами у меня мелькнула картинка.
Буча, когтистая лапа которой пытается дотянуться до Призрака.
Буча очнулась?
— … мы не так давно переехали. К сожалению, дома случились…
Мягкий голос Татьяны существовал где-то вовне, где была возможна эта почти светская беседа.
Буча очнулась от спячки. Но она была ранена и теперь маленькая. А маленькая тень логично боится больших. И пусть Призрак ей знаком, но Тьма-то нет. Вот Тьма и убралась.
И кто мне что про неразумность втирать станет? Да она разумнее некоторых тут, которые старательно пытаются спрятать брезгливость.
— … в госпитале сестрой милосердия… собиралась, но теперь, право слово, не знаю, как получится. Если Савелий серьёзно пострадал, то ему нужен будет уход.
Призрак высунул из-под кровати лапу, а затем и голову.
Только Тимоха смотрел не на него. Взгляд его был по-прежнему прикован к Светлане. А вот в тени его, обычной, что протянулась от окна к двери, скрывалась другая.
Призрак медленно, словно понимая, что резким движением может напугать Бучу, выплыл из-под кровати, встал на все четыре лапы и изогнулся. По делу его пробежала судорога, пасть раскрылась…
Так, призрачные коты, стало быть, тоже блюют, даже если они немного птицы.
— Еда, — сказала Тьма. — Маленькая. Не мочь ловить.
Оставив кучку крайне специфического вида, Призрак так же медленно отполз к Метелькиной кровати. Только Буча не сразу поверила. Она всё принюхивалась и дрожала, и оглядывалась на Тимоху, не решаясь отступить от него. но потом всё-таки сделала шаг.
И второй.
И рассыпалась облачком тьмы, которое накрыло кучу.
Нет, а чего, я читал, что волки детёнышам тоже мясо отрыгивают. Так что, пусть кушает.
— Кушать. Много, — сказала Тьма с удовлетворением. — Надо искать. Свежий. Свежий — хорошо.
И показала суетливых теней, которые при нашем появлении очевидно попрятались.
Буча метнулась к ногам Тимохи и исчезла. А вот взгляд Танечкин я заметил. Увидела? Почувствовала?
— Я думаю, — Татьяна уже держала Светочку за руку. — Мы с вами просто обязаны встретиться ещё раз!
— Да-да, — встрепенулся Симеон. — Конечно! Мы будем рады, если вы придёте в гости…
— Боюсь, я… — Татьяна сделала вид, что раздумывает и выразительно посмотрела на Тимоху, который так же неотрывно пялился на Светлану, только от восторга ли или просто избытка чувств, сунул мизинец в нос. — Тимофей не привык расставаться со мной.
Кстати, чистая правда.
— Так возьмите его с собой, — Светочка пожала плечами. — Почему бы и нет? Завтра я планирую занятия в нашей школе. Дети будут. Они хорошие. И ваш брат нисколько не помешает. Да?
— Та, — ответил Тимоха и улыбнулся широко так, а потом вынул мизинец из носу, протянул руку и указательным пальцем коснулся Светланы. — Та!
А она не отшатнулась.
И рассмеялась только.
— Приходи! Я купила цветные карандаши…
— Свет, — а вот Симеону это не понравилось и настолько, что его прямо перекосило. — Это, конечно, хорошо, но… мы ж уходить собирались. Реально, нам пора уже.
— Да? — Светлана вытащила часики. — Ой, точно… заболталась я. Извините! Но я вас буду ждать! Приходите по адресу… ваш сопровождающий знает, он в прошлый раз у нас бывал. А вы, как понимаю…
— Свет… — Симеон вцепился в её руку и дёрнул. — Идём уже. Захотят — найдут.
Когда они всё-таки убрались, я её богу выдохнул с облегчением.
— Ну, — Татьяна встала над моей кроватью. — Рассказывай, во что ты вляпался!
— Интересно, — Татьяна протянула Тимохе пряника на палочке. Ещё пряник достался Метельке, а мне сказали, что пряника я не заслужил, а заслужил хорошую порку, но розги сейчас использовать бесчеловечно, к тому же что-то подсказывало, что поздновато. — Буча очнулась, это ведь хорошо?
— И всё-таки зачем им имена? — Мишка устроился у окна и пряника не взял.
— А тебе зачем?
— Я человек.
— А они тоже люди, — сказал я и руку протянул. — Тань, ну покорми брата, а? Я ж тут изголодался весь, помираючи!
— Они тени, — Мишка покачал головой.
— И люди. В какой-то мере.
В палату заглянул Еремей, хмыкнул и сказал:
— Пойду во дворе погуляю…
Двор при больнице тоже имелся, как и сад. Более того, Метельке настоятельно рекомендовалось в этом саду гулять.
— Изголодался он, — проворчала сестрица, но пряник дала. И молока налила, что мне, что Метельке. — Я завтра сельтерской воды принесу. Тёплая сельтерская вода очень полезна для лёгких. И ещё молоко с топлёным медвежьим жиром…
Метелька прям слегка побледнел.
— Я… уже почти поправился, — сказал он.
— А вот будешь пить, поправишься совсем. Думаешь, Буча очнулась из-за этой девушки? — она сменила тему резко, как делала это обычно.
— Не знаю. Но ты сама видела. Он только на неё и смотрел.
— Понравилась? — Михаил наклонился, заглядывая под кровать. — А может, мою тоже так… выманить?
Отношения с тенью у него были сложные.
Точнее он так говорил, а я вот и не вмешивался. Но случая поглядеть на Мишкину тень до сих пор не выпадало.
— Девушек вокруг хватает. Тимофея жалеют. В госпитале сёстры о нём заботятся, но он как-то… он их не замечает в лучшем случае, — это Татьяна произнесла задумчиво. — А тут вот… с ней определённо стоит познакомиться поближе.
— Стоит, но… Тань, это не безопасно.
Вот ей я рассказал и про дом.
И про подвал.
И про мои подозрения. И не только мои, потому что в совокупности с тем, что удалось от Михаила Ивановича узнать, перспективы у Светланы вырисовывались весьма однозначные.
Ещё и этот… химик-экспериментатор, что рядом крутится.
— Девушку надо спасти, — Михаил нахмурился.
Кто бы сомневался.
Интересно, это у Мишки психологический загиб такой, спасать всех встреченных девиц, или просто норма жизни?
— Спасём, — пообещал я братцу. — Но немного позже.
— Савелий. Это безответственно! Если всё на самом деле так, как ты сказал, то… — Мишка вскочил. — То медлить нельзя!
— О, доброго дня, — в палату заглянул давешний целитель. — У вас, я вижу, гости… Николай.
— Татьяна, — Татьяна протянула руку, которую Николя поцеловал.
Ну как, ткнулся губами.
Замер.
И снова ткнулся.
— Что вы… — Татьяна смутилась, ибо целовать руку дважды в обществе было не принято.
— Извините, вы не могли бы снять перчатку? — сказал Николай, руки не выпуская. Он её поворачивал влево и вправо, при этом старательно ощупывая. — Понимаю, что просьба моя звучит странно и, возможно, непозволительно, но мне кажется, что… уверяю, дело исключительно в области целительства…
Это он ангельскую силу почуял? Или что-то другое? Перчатки Татьяна носила даже дома, кажется, стесняясь белой этой кукольной кожи. Вот интересно, если у Алексея Михайловича такая побочка проявится, то как оно? Слышнев, конечно, не девица, но с другой стороны тоже живой человек.
Жена опять же может не одобрить.
Перчатку сестрица сняла, а потом и вторую, и спокойно протянула руки Николаю.
— Ожог, — произнесла она. — Старый.
— И весьма глубокий, как я вижу… — Николя развернул руки ладонями вверх, потом отпустил левую руку, а правой попробовал согнуть пальцы. — Не больно?
— Нет.
— Если вдруг ощутите боль, говорите.
— Только тепло… что вы делаете?
— Не уверен, что смогу исправить всё полностью, но…
Если он исправит хоть что-то, то… не знаю. Как минимум вычищу эту богадельню от мелких теней, так, что и следа их не останется.
— Рубцовая ткань весьма отличается от нормальной, — Николя — надо будет выяснить отчество этого человека, а то это он для Карпа Евстратовича Николя, а мне надобно со всем уважением — продолжал осторожно сгибать и разгибать пальцы. — Она более плотна, лишена желез и протоков, а ещё куда менее эластична. Это происходит в результате поражения не только кожи, но и слоёв жировой клетчатки, лежащих под ней, а порой и мышц со связками.
— Тепло…
— Именно, чтобы не допустить рубцевания, опытный целитель не станет пытаться залечить ожог в один момент. Он будет восстанавливать ткани постепенно… полагаю, вы воспользовались артефактом?
— Своего рода, — сказала Татьяна.
— Попробуйте сами сгибать и разгибать пальцы.
— По очереди?
— Как вам будет удобнее. Главное, чтобы движение было настолько глубоким, насколько в данный момент возможно. Конечно, артефакты — это отличный вариант, когда необходима быстрая помощь. Как минимум они ограничат площадь распространения ожога, защитят от сепсиса… мощность, правда, явно была избыточной.
— Там… — Татьяна кривовато улыбнулась. — Мощность изначально не регулировалась.
— Стало быть, древний, — кивнул Николя. — В древности полагали, что главное — побольше жизненной силы. Вот ваш организм, получив её, и исцелился, как сумел… однако почему вы после не обратились к целителю?
Пальцы… сгибались?
Ещё не в кулак, но… но вот прямо на моих глазах указательный коснулся ладони. И распрямился.
— Сперва там, где мы находились, целителей не было. Потом… руки ведь не болели, — Татьяна подняла взгляд.
— Ну да, конечно, если не болит, то к чему целитель, — проворчал Николя с некоторым раздражением. — А что вы испытываете… явные неудобства, так это же мелочи.
— Ожоги были действительно очень глубокими, — сказал Михаил. — Мы опасались за руки. И то, что удалось их спасти…
— Приняли за удачу.
— Именно.
— Что ж, случается.
— Я… не так давно… обращалась, — Татьяна чуть порозовела и покосилась на Мишку. — Просто хотела узнать, возможно ли сделать хоть что-нибудь… какие-то упражнения или мази, быть может…
— И?
— К сожалению, время упущено.
А вот взгляд Николя, в котором читалось откровенное удивление, сказал мне куда больше, чем сестрица. И не только мне. Мишка вон тоже сложил два плюс два, и результат, судя по всему, получил аналогичный.
Нет, мы сами идиоты, что целителя не нашли, это правда.
Дважды правда.
Или трижды?
Главное, чувство до крайности неприятное, потому что… ну потому что надо было бы подумать. А мы упёрлись, что как исцелили, так исцелили, и надо радоваться, что пальцы на месте.
Да и исцелял ангел. Разве ж обычный целитель может быть круче ангела? А выходит, что может.
Мы с Мишкой переглянулись.
— Это вам целитель так сказал? — уточнил Николя. — Так, здесь пока всё, давайте с левой попробуем… здесь чуть хуже, но в целом… ощущаете покалывание?
— Как иголочки… на кончиках пальцев.
— Отлично. Стало быть, частично нервная ткань тоже восстановилась, а это самое сложное. Про время вам целитель сказал?
— Да, — она ответила не сразу.
— Он осматривал? С использованием дара?
— Да.
— И лицензию имеет?
А главное, с каждым новым вопросом Николя у меня свои появляются.
— Извините, если лезу не в своё дело, но… видите ли, здесь нет каких-то тайных техник… напротив, всё давно изучено и отработано… — он поглаживал каждый палец, чуть сжимая, поворачивая и сгибая, чтобы потом разогнуть. — В теории верно, чем старше рубец, тем сложнее с ним работать. Но это касается не только рубцов. Да и старым можно считать после года, если не больше. Ваши же совсем свежие, полагаю, прошло пару месяцев…
— Да, — Татьяна посмотрела на меня. А я что?
Дважды придурок, что я.
С Метелькой вот. И с Татьяной. Она-то спросила у своего любезного, как там его… Роберта Даниловича, точно. И вот интересно, почему он ей солгал. Он ведь неплохой целитель. Мишка узнавал. Грамотный. И с лицензией лекарской у него полный порядок. И плевать на лицензию, главное, что наша квартирная хозяйка о нём весьма тепло отзывается. А уж она-то всё, в округе происходящее, знает. И будь Роберт Данилович криворукой бездарью, это не получилось бы скрыть.
Значит, целитель как минимум нормальный.
Тогда почему?
— Мне… мне предложили мази, которые размягчат кожу.
— Проблема не только в мягкости. Эластичность — это скорее следствие более глубоких повреждений. Впрочем, кажется, я слишком увлёкся… — Николя спохватился, что сказал лишнего. — И не знаю всех обстоятельств…
Дерьмо это, а не обстоятельства.
— Но руки можно вернуть? К нормальному состоянию? — Мишка первым сообразил спросить.
— К практически нормальному.
Татьяна подняла руки, повернула влево. Вправо. И осторожно, словно опасаясь повредить их, сжала в кулаки. Почти.
— Подвижность вернётся… почти полностью, как мне кажется, — Николя снял очки и принялся протирать стёкла. — Конечно, если вы профессионально играли на пианино, к примеру, то… боюсь…
— Без пианино я переживу, — поспешила успокоить Татьяна.
— Что нужно делать? — уточнил Мишка.
— Пока — я выпишу вам мази. Их изготовят тут же, при аптеке. Конечно, они обойдутся недёшево, но там используются некоторый особые ингредиенты… наша аптека имеет лицензию на торговлю препаратами особого списка.
А неплохо устроилась жандармерия.
— Я постараюсь сделать скидку, но… — Николя виновато развёл руками, словно стесняясь, что нам придётся платить.
— Деньги — как раз не проблема, — отмахнулся Мишка.
— Тогда хорошо. Мазь будете втирать дважды в день. После — обязательно перчатки, лучше всего тёплые. К сожалению, они скорее всего будут испорчены.
Потерю перчаток переживём.
— И запах не самый приятный.
— Не страшно. Вы бы знали, как они пахли… тогда, — Татьяна сказала и осеклась.
— Мне жаль, что вам пришлось пережить подобное…
— Ба, — сказал Тимофей, до того сидевший рядом с Метелькой, и что характерно тихо.
— А через неделю повторим. И да, очень рекомендую перебирать горох. Или бобы.
— Зачем? — вот тут не утерпел Метелька. — Мы чистый покупаем.
И кухарка имеется.
— Движения, — Николя пошевелил рукой. — Руки должны двигаться. Подойдёт и игра на том же пианино, но звучание будет своеобразным. Вышивка… это чуть позже. С бисером и иглой вы пока не справитесь.
Сказано это было спокойно и явно без желания обидеть.
— Но на будущее можете прикупить. Эффективность лечения во многом зависит от желания пациента исцелиться. И не только абстрактного.
— Та! — Тимофей кивнул, будто бы понял. — Ух!
Что-то он прямо разговорился сегодня.
— А… — Татьяна поглядела на Михаила, потом на меня. — Извините, я не знаю, как вас…
— Николай. Николай Степанович, — представился целитель и снова смутился. А ведь он довольно молод, пусть и старается казаться старше. Или не старается, но очки, халат этот сами по себе прибавляют лет.
— Татьяна Ивановна. Это мой брат Тимофей. При… том пожаре он получил травму, но не физическую…
— Понимаю, — Николай Степанович подошёл к кровати и наклонился. — Случается и такое. Молодой человек, добрый день.
Тимоха повернулся к нему. И опять показалось, что вот-вот он скажет что-то, что-то нормальное, такое вот, обычное.
— Рад знакомству, — Николай Степанович протянул руку. И Тимоха протянул свою навстречу. Рука целителя почти исчезла в лапище брата. — А вы сильны…
— Та!
— Он говорит что-либо ещё?
— Нет, — Татьяна покачала головой. — Отдельные слоги и только.
— А в остальном? Кушает сам?
— Сперва было сложно, но теперь да. Он вполне справляется. И… с одеждой тоже. Правда, пуговицы даются плохо, но… ещё рисовать стал.
— Отлично, — Николай Степанович не стал забирать руку, которую Тимоха радостно тряс. А вот вторую положил на макушку. — Птичка!
— Та? — Тимоха попытался запрокинуть голову.
— Нету. Улетела… так, очень любопытно… как понимаю, травма у нас не первая, да? И прежняя… ага, было воздействие, остаточные следы… так, ткань восстановилась. Очень любопытно. Вы позволите? Тут нужен более глубокий осмотр…
Мы переглянулись и кивнули.
— Делайте, — сипло сказал Мишка. — Всё, что нужно… и мы заплатим.
Николай Степанович отмахнулся. Кажется, вопросы оплаты его волновали постольку-поскольку.
— Так, дружок, — обратился он к Тимохе, — надо, чтобы ты полежал тихо. Спать хочешь? Сейчас я его…
Он не успел договорить, когда Тимоха просто закрыл глаза и начал заваливаться на бок.
— А вас, юноша, попрошу вас уступить кровать. Временно, исключительно временно…
Метелька без возражений перебрался ко мне.
— Любопытно…
Вот как-то это напрягает, когда доктору становится любопытно. По-моему, это прямо говорит, что у тебя там не просто зараза, но какая-нибудь такая, редкостная и хитровывернутая.
— Помогите, будьте добры… — это уже Мишке, и тот срывается помогать, укладывая Тимоху. Что сказать, тот помещается с трудом, потому что на его габариты кровать совсем даже не рассчитана. Она скрипит и опасно провисает по центру. Но Николай Степанович на такие мелочи внимания обращать не собирается.
— Любопытно… — повторяет он, и руки его окутывает зеленоватое сияние, которое перетекает на Тимоху. И уже его охватывает бледным дрожащим покрывалом.
[1] Пален, К. И., граф. Успехи революционной пропаганды в России: записка министра юстиции. Женева: Тип. Трусова, 1875.