Госпожа аптекарша или как выжить в Германии Xvii века (Людмила Вовченко) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Глава 9.

Глава 9

Утро наступило без солнца — но светло.

Линдхайм окутал прозрачный пар, будто город варился в своём собственном дыхании. На крыше соседнего дома ворона пыталась умываться дождевой водой, издалека доносился звон кузнечного молота. Всё казалось до смешного живым.

Ирина долго сидела у окна, обхватив чашку с горячим травяным настоем. Пар щекотал лицо, пах лавандой и тимьяном.

Она смотрела, как по улице идут женщины — с корзинами, ведрами, кто-то с детьми. И вдруг поймала себя на мысли: она знает их имена. Знает, чья коза боднула чей забор, у кого больной ребёнок, у кого муж пьёт, а кто тайком покупает мыло с запахом лимона.

Она — часть этого города.

Не учёная в командировке. Не гостья.

Жительница. Грета Браун.

И впервые это имя не показалось чужим.

Она поднялась, открыла ящик стола и достала маленький кожаный блокнот, в котором ещё на первых страницах аккуратно стояли строчки:

«И. Разумовская. Германия. Семинар. Новая методика конденсации паров».

Под ними шла запись, сделанная уже здесь — резче, неровнее:

«Грета Браун. Аптекарша. Город Линдхайм».

Две жизни, две подписи.

Ирина — это воспоминание, которое пахло стеклом и лабораторным спиртом. Грета — женщина, чьи руки пахли розмарином и хлебом.

— Ханна, — позвала она, — с сегодняшнего дня больше никаких «фрау Ирина». Пусть говорят просто «фрау Грета».

Служанка удивлённо моргнула.

— А если кто спросит?

— Скажи, что та, прежняя, умерла. От скуки и слишком долгого ожидания чуда.

---

Весь день лавка гудела, как улей.

Грета встречала покупателей с улыбкой, принимала заказы, взвешивала порошки, подписывала ярлыки уже новым именем.

Снаружи висела свежая вывеска, которую Йоханн закрепил вчера вечером, — «Zum Duft des Himmels». Теперь под ней, на тонкой бронзовой табличке, выбито:

Apothekerin Greta Braun.

Каждая буква отражала свет свечей, и Грета чувствовала, будто её жизнь наконец-то обрела форму — не хрупкую, а чеканную.

---

После обеда в лавку зашёл Фогель.

Он держал в руках свёрток и заметно нервничал.

— Простите, что без стука, — сказал он. — Это… для вас.

На столе оказался старый учебник медицины, потрёпанный, но аккуратный. На обложке — Herbarium Medicum. 1612.

— Из монастырской библиотеки. Настоятель разрешил.

— Почему вы решили отдать его мне?

— Потому что, фрау Грета, — сказал он, с лёгкой улыбкой выделив новое имя, — вы лучше других знаете, что такое «лечить без колдовства».

Она раскрыла книгу — страницы шуршали, как сухие листья. На полях — заметки прежних владельцев, латинские формулы, а под ними — каракули и пятна чернил.

— Это не просто книга, — сказала она тихо. — Это мост. Между тем, что я знала, и тем, чему должна научиться.

Фогель кивнул.

— Иногда мосты строят не к себе — а от себя. Чтобы кто-то другой потом перешёл.

Она подняла глаза.

— Вы тоже строите мосты, доктор. Только из слов.

— А вы — из запахов. И оба держатся крепко.

---

К вечеру, когда лавка опустела, в дверь постучали три раза.

Йоханн. Конечно. Вечно вовремя, когда день уже выжат, как лимон.

— Грета, — произнёс он, будто пробуя имя на вкус. — Звучит крепко.

— Потому что это я. Наконец-то.

Он улыбнулся.

— Тогда поздравляю. С рождением.

Он поставил на стол свёрток — тонкий флакон, прозрачный, с золотистой жидкостью.

— Новый аромат. Я назвал его «Дорога домой».

— Красиво. А зачем мне дорога, если я уже пришла?

— Потому что каждый дом иногда зовёт обратно в себя, — ответил он.

Она открыла флакон.

Аромат был… странный. Сначала — как сырая земля после дождя, потом — тёплое дерево, а в самом конце — едва уловимая нота лимона, будто привет из другого времени.

Сердце кольнуло.

На миг ей показалось, что где-то там, в её XXI веке, кто-то открыл окно и вдохнул тот же запах.

— Вы удивительны, Йоханн.

— Нет, — сказал он тихо. — Это вы научили меня смешивать не масла, а судьбы.

Он коснулся её руки — осторожно, но достаточно, чтобы воздух между ними стал горячим.

— Спасибо, — только и сказала она.

— За что?

— За то, что напомнили: у меня больше нет прошлой жизни. Только эта. И в ней… тоже можно быть счастливой.

---

Поздно ночью Грета писала в журнале новой рукой, уверенно, без колебаний:

«Сегодня я поняла, что назад дороги нет.

Вчерашняя я осталась там, где взорвался прибор.

А здесь — моё ремесло, мой город, мои люди.

Пусть зовут ведьмой, пусть проверяют.

Главное — что теперь я дышу этим воздухом,

и он отвечает мне тем же.»

Она поставила подпись:

Greta Braun.

Свеча догорела ровно до основания, и в тишине лавки пахло лавандой, бумагой и чем-то новым — началом жизни.

Утро следующего дня началось с гулкого тишины — такой, что слышно, как по стенам медленно сползает влага. За окном туман тянулся ленивыми полосами, окутывая город в мягкий серый кокон. Линдхайм выглядел как сон — пах дымом, хлебом и надеждой.

Грета проснулась рано, как всегда. Ей снилась лаборатория — стеклянные колбы, знакомый запах спирта, белый свет, голоса коллег… и тишина после взрыва. Когда она открыла глаза, то впервые не почувствовала тоски. Только лёгкую, как дыхание, благодарность.

— Спасибо, что отпустило, — прошептала она и спустилась вниз.

---

Лавка встретила привычным уютом. В углу шипел перегонный аппарат, на столе — медный таз с мыльной массой. Розмарин сушился на верёвке, а на подоконнике стоял горшок с крошечным саженцем лаванды.

Грета поливала его каждое утро, как ребёнка.

— Расти, маленький. Мы оба теперь живём здесь.

Она принялась за дело: насыпала золу, влила тёплую воду, медленно мешала. Вязкая смесь блестела под светом лампы.

— Мыло — как жизнь, — бормотала она, — если не мешать, застынет и треснет. Если мешать слишком часто — рассыплется. Главное — поймать середину.

---

К полудню на пороге появилась жена кузнеца.

— Фрау Грета, говорят, у вас есть что-то от ожогов? Муж опять сунул руку в горн.

— Конечно, — улыбнулась она, доставая баночку. — Только скажите ему, чтобы не геройствовал. Герои без пальцев никому не нужны.

Женщина засмеялась и, уходя, бросила:

— Фрау, вы теперь совсем другая. Будто не вы…

— И не я, — ответила Грета. — Просто стала собой.

---

После обеда заглянул Фогель. На этот раз без лишней строгости — в руках у него была корзина.

— Я принёс кое-что в обмен на вашу лавровую настойку.

— Что это?

— Сушёные яблоки. Из сада настоятеля. Говорят, от уныния.

— Вы решили меня лечить?

— Нет. Я просто... хотел, чтобы у вас был вкус лета зимой.

Она невольно улыбнулась. В нём было что-то тёплое, надёжное — как старый дуб. Рядом с ним можно было не притворяться сильной.

— Доктор, — сказала она, — если я и вправду останусь здесь навсегда, что мне делать, чтобы не стать чужой?

Он задумался.

— Делайте то, что и сейчас: лечите не тела — привычки. Людям легче простить женщине разум, чем успех.

— А вам?

— Я не прощаю. Я понимаю. Это хуже.

Она засмеялась, и смех прозвенел в воздухе, как хрусталь.

---

Вечером, когда город уже укутался в сумерки, в лавке появился Йоханн.

С порога — запах смолы и дороги. В руках — свёрток, на лице — хитрая полуулыбка.

— Фрау Грета, а я вижу, вы окончательно осмелели. Имя — на вывеске, улыбка — как у владелицы мира. Осталось только мужика завести.

— Йоханн, — вздохнула она, — вы неисправимы.

— Исправляться скучно, — парировал он. — Лучше удивлять.

Он достал из свёртка небольшой медный браслет с гравировкой:

«Greta — der Duft bleibt.»

(«Грета — аромат остаётся».)

— Это что?

— Подарок. На память о женщине, которая пахнет не прошлым, а завтрашним днём.

Она взяла браслет, и пальцы невольно коснулись его руки.

— Йоханн…

— Молчу, — усмехнулся он. — Не бойтесь, я не стану мешать доктору.

— Да при чём тут доктор! — вспыхнула она.

— Именно, — ответил он тихо. — При чём?

Молчание между ними было тёплым, почти домашним. Он ушёл, не дожидаясь слов, и дверь за ним закрылась мягко, будто лавка не хотела отпускать запах смолы и пряных специй.

---

Ночь принесла ясность.

Грета сидела у стола и писала, чернила ложились ровно:

«Сегодня я поняла — Ирина была мной, когда я ждала.

Грета — я, когда делаю.

И если Бог, судьба или случай позволили мне второй раз начать жизнь, значит, первый я прожила зря.

Теперь я не ищу выхода. Я — вход.»

Она поставила точку, аккуратно сложила листы и подула на чернила.

Из печи пахло мылом и розмарином, с улицы — хлебом и дождём.

И вдруг ей стало ясно:

прошлое ушло не как потеря, а как кожа, из которой выросли.

Грета Браун, аптекарша из Линдхайма, наконец-то принадлежала себе.