Глава 4.

Глава 4

Утро взялось холодом за запястья, как строгая училка: не беги — думай.

Ирина думала. На столе лежали три вещи, которые теперь назывались судьбой: повестка гильдии, лист «Расчёт мыла» и медная крышка Йоханна для перегонки. Рядом — её блокнот XXI века, чёрная ручка и в углу — крошка розмарина на белой странице. В этом контрасте было всё, что с ней случилось: прошлое слева, будущее справа, она — посередине, в переднике с пятнышком золы.

— Ханна, — сказала она не оглядываясь, — сегодня лавка открывается позже.

— Чтобы вы успели… молиться? — наивно спросила та.

— Чтобы успела превратить хаос в порядок. Молитва будет после, если выживем.

---

Ирина начала с запахов.

Открыла ставни, вымела пол — не из вежливости, а как изгоняют «плохие духи»: сырость, кислое пиво, вчерашний жир. Смочила тряпку уксусом, прошлась по прилавку — блеснуло. Сняла со стены два пыльных венка — «обереги» — и поставила вместо них банки с чистой водой: прозрачные, как честная строка.

Потом принялась за полки.

Она не стала прятать всё новое — прятать подозрительнее, чем показывать.

На верх поставила старое — бутыли с настойками, где на стекле время написало свои проповеди. Ниже — сухие травы: шалфей, мелисса, зверобой, лаванда. На «глазах» — мыло: старое (серые бруски), новое (её лимонные «кирпичики»). А рядом — табличка:

«Для рук и белья. Чистые руки — меньше лихорадки.»

— Они скажут, что это ересь, — буркнула Ханна, подливая в печь.

— Они скажут, — согласилась Ирина. — А потом увидят очищенные миски у себя дома и перестанут говорить.

На дверях она вывесила вторую табличку — совсем короткую:

«Мера — ровная. Цена — одна.»

Это было дерзко. Зато честно.

---

К полудню пришёл Фогель — сухой, как скальпель, и тёплый, как рука на пульсе.

— Слухи любят бегать быстрее повесток, — сказал он вместо приветствия. — Гильдейские уже спорят — «скрывает ли вдова колдовство под излишней чистотой».

— У меня нет времени спорить с грязью, доктор. Я её мою.

— Осторожнее, — он посмотрел на её таблички. — Слова иногда пачкают сильнее, чем зольное мыло.

— Вот моя защита, — Ирина подтолкнула к нему лист «Расчёт мыла». — Процесс, состав, назначение. Никакой магии.

Фогель прочёл, присвистнул едва слышно.

— Честность до рези. Вы этим и опасны.

— Опасны — вши и грязь, — отрезала Ирина. — Я — профилактика.

Он вдруг мягко улыбнулся, впервые не «профессионально».

— Если вас начнут прижимать к стене — скажите, что доктор наблюдает эффект. Я не гарантия. Но иногда взгляд врача помогает словам выжить.

— А вы — мой пациент, — парировала Ирина. — Попробуйте помыть руки вот этим.

Она протянула ему маленький брусочек.

Фогель помолчал — и взял. Спрятал в карман камзола, как опасное лекарство.

— До понедельника, фрау Браун, — сказал он и ушёл, оставив за собой тонкую ноту лаванды. Врач, который пахнет лавандой, — это уже революция.

---

Во второй половине дня пришёл Йоханн. На этот раз — не медом, а железом: ящик с гвоздями, моток лён-верёвки, два полотняных мешка — «для вашей муки и соли».

— Будем делать вид, что у вас всё так и было, — заявил он, улыбаясь одними глазами. — А то ваши «таблички» слишком правдивы для спокойного сна гильдии.

— Я не играю в «вид», — сказала Ирина. — Я играю в «работает».

— Тогда ещё вот это, — он поднял баночку, — мирровый спирт. По капле на раны — монахам нравится, когда пахнет церковью. Мы дадим им этот комфорт.

Ирина не удержалась от короткого смеха:

— Вы циник.

— Я купец, — поправил он. — «Аминь» у нас стоит денег. И… — он наклонился ближе, — не играйте одна. В этот раз — позовите меня в лавку на проверку. Я шумный и мил. Иногда этого достаточно, чтобы сбить тон чиновнику.

— А вы — не чиновник? — прищурилась Ирина.

— Я — ветер, — сказал он. — Дую туда, где пахнет выгодой и азартом. Пока вы — мой север.

Он ушёл — как всегда, оставив дверной косяк чуть тёплым.

---

Вечером Ирина устроила малую генеральную.

Счёты — в порядок. Книга долгов — на видном месте, заложена соломкой и ниткой (чтобы не сказали, что прячет). У входа — ведро с водой, сверху — веточка розмарина: пусть любой, входя, смывает пыль.

На прилавке — три «доказательства»:

1. бруски старого мыла — «как было»,

2. её лимонное — «как есть»,

3. миска с тёплой водой — «как делать».

— Ханна, — сказала она, — завтра попробуем «ярмарку чистых рук». Бесплатно: пришёл — вымыл, ушёл. Пусть город запомнит запах.

— Бесплатно? — Ханна округлила глаза. — Нас разорят!

— Нас накормит слух, — отрезала Ирина. — Привычки стоят дороже денег. А мне нужно, чтобы чистота стала привычкой.

---

Линдхайм загудел с рассветом.

Ирина поставила у двери таз с тёплой водой, натёрла в него немного мыла — вода стала молочной, как утро.

— Kostenlos, — объявила она прохожим, показывая жестом: «помыть руки». — Даром.

Сначала люди шарахались. Потом Фрау Клаус, громогласная, сунула туда руки, фыркнула от непривычного нежного запаха — и довольно заурчала:

— Ой, да у меня теперь пиво пахнет как праздник! Девонька, ты ведьма. В хорошем смысле.

Дальше пошло быстро. Мальчишки — из любопытства, ремесленники — «чтобы не отстать», один монах — из протокола (зато как тщательно намылил большие пальцы!). Город вдыхал лимон и мыло и делал вид, что это всегда так и было.

— Завтра будет очередь, — сухо констатировала Ханна. — И жалобы в гильдию.

— Пусть жалуются на чистые руки, — сказала Ирина. — История любит такие жалобы.

---

За день до проверки пришла заметка от гильдии: тонкая бумага, жирная печать.

«Фрау Браун, будьте готовы предоставить: список покупателей, перечень товаров, рецепты настоев, лицензии, учёт денег, поставщиков и счета за последние шесть месяцев.»

Ирина усмехнулась:

— «Шесть месяцев» у меня, конечно, как на ладони.

— Что делать будем? — Ханна переминалась.

— Будем говорить правду, — ответила Ирина. — И показывать чистые полки.

Она аккуратно переложила из книги мужа последние записи в новую тетрадь: не переписывая, а сводя — столбцами, с датами, суммами, именами. Так, как делала всю жизнь.

— Чётко — это не смело. Чётко — это удобно, — произнесла она вслух, и рука писала быстрее.

---

Ночь перед «судным понедельником» выдалась тише обычного.

Ирина не спала, прислушиваясь к дому. Чей-то шаг у дверей затих — не злой. Крысы в стене устроили спор и умолкли. В печи ровно.

Она поставила рядом медную крышку — как талисман ремесла, и лист с расчётом — как талисман смысла.

— Завтра вы — говорите, — сказала она им обоим. — Я — лишь переводчик.

---

Гильдия пришла утром.

Три человека: старшина — сухой, как палка, с глазами бобра; писарь — молодой, важный, с чернильным пальцем; и надзиратель — широкоплечий, пахнущий кожей и уксусом. За ними — двое свидетелей из городского совета; один из них случайно оказался Фогелем (случайность с его лицом выглядела как система).

Через минуту у стены уже стоял Йоханн, ничуть не стесняясь.

— Я тут как поставщик, — улыбнулся он. — И как свидетель, что у фрау Браун ровная цена.

Старшина обвёл лавку взглядом, остановился на табличках.

— Что это?

— Правила, — ответила Ирина. — Для покупателей и для меня.

— «Чистые руки — меньше лихорадки», — прочитал писарь. — Дерзко. И откуда вы знаете?

— Оттуда же, откуда вы знаете, что грязные руки — больше болезни, — ровно сказала Ирина. — Из жизни.

Старшина фыркнул, но лбом стену ломать не стал.

— Документы. Список. Рецепты.

Ирина положила на прилавок книгу мужа, сводную тетрадь, лист расчёта и указала на полки.

— Всё по местам. Счёт — тут, мыло — тут, настои — тут.

— Лицензия вдовы? — спросил надзиратель.

— Вот, — Ирина протянула пожелтевший лист — «вдовья лицензия», продлённая на год назад.

Старшина взял, покивал, будто всё ожидаемо плохо, и перешёл к сути:

— Вы продаёте новое мыло. Кто разрешил?

— Мыло — не лекарство, — сказала Ирина. — Но если хотите — вот состав, процесс, назначение. И… — она поставила на стол таз с тёплой водой и брусок, — можете проверить лично.

Тишина сжалась.

Писарь кашлянул. Надзиратель уставился на таз, как на научный опыт. Старшина презрительно скривил губы:

— Я — не мальчик на ярмарке.

— А я — не гадалка, — ответила Ирина. — Я — аптекарша, и у меня сегодня — проверка. Проверьте.

Пауза стала длинной и важной.

И тут Фогель негромко сказал:

— Я проверю.

Он подошёл, намылил руки — тщательно, как учит жизнь: пальцы, меж пальцев, большие, запястья. Вода легла молочным шёлком, запах лимона поднял голову над лавкой.

Доктор опустил руки, смыл пену, взял полотенце.

— Чисто, — сказал он просто. — И приятно.

Писарь, не выдержав, сунул тоже — «только ради эксперимента». Надзиратель — из солидарности. Старшина — из принципа не уступать.

Лавка на секунду превратилась в урок гигиены, который XVII век не заказывал, но получил.

Старшина отёр руки, не глядя на Иринины таблички.

— Запишем. Мыло — для рук, без лекарских обещаний. Цена — ровная.

Он ткнул пером в книгу:

— Долг перед гильдией — пятнадцать талеров. Срок?

— По мере выручки. Еженедельно по талеру. Здесь, — Ирина положила маленький мешочек на край прилавка. — Первый — сейчас.

Он осторожно кивнул, как человек, которого лишили радости скандала.

— И последнее: поставщики.

— Писать? — спросила Ирина.

— Писать.

Она вывела: «Й. Мейер — смолы, спирт; Шустер — стекло; Травница Эльза — травы; монастырь Св. Якоба — уксус.»

Йоханн, не удержавшись, сделал беззвучный поклон — «спасибо за рекламу».

Писарь поддул чернила. Старшина свернул лист.

— На сегодня — всё. Через месяц — повторная проверка. И если я увижу тут хоть одну «чудо-воду» без разрешения — закрою лавку.

— Чудес у меня нет, — сказала Ирина. — У меня есть чистота, порядок и цена без «конуса».

Он посмотрел на неё с раздражением человека, который пришёл за преступлением, а нашёл порядок.

— Живите, фрау Браун. Пока живётся.

Они ушли.

Лавка минуту молчала, как поле после града.

Потом Ханна села на скамью и зарыдала — громко, счастливо, некрасиво, как и положено счастью.

Фогель выдохнул и положил на прилавок маленький брусочек — «свой».

— Верну через месяц, — сказал он. — Хочу ещё «проверить» эффект.

Йоханн хлопнул дверь и рассмеялся:

— Ах, фрау, вы устроили самой скучной гильдии самой красивый урок. Возьмите мою руку — так не падают, если что.

— Спасибо, — сказала Ирина. — Но падать я теперь буду только в постель. От усталости.

Трое рассмеялись.

Город снаружи шумел, как река: люди отплясывали свои заботы.

А в лавке пахло лимоном, розмарином и победой на один день.

Этого было достаточно, чтобы жить дальше.

Загрузка...