Господин Орлов

Глава 5. Финальный экзамен

Май 1892 года

Воскресный визит женской половины семьи Орловых разительно отличался от первого, «мужского» десанта. Если отец и братья ехали оценивать, инспектировать и, возможно, осуждать, то мать, Елизавета Павловна, и сестры, семнадцатилетняя Ольга и пятнадцатилетняя Татьяна, прибыли с совершенно иными чувствами: любопытством, тревогой и толикой светского скепсиса. Отец, вернувшись после той судьбоносной экскурсии, был немногословен, но его горящие глаза и фраза «Наш мир изменился навсегда» произвели на них большее впечатление, чем любые рассказы.

Я встречал их у въезда в город, на том же черном лакированном фаэтоне. Мать, аристократка до мозга костей, привыкшая к петербургским салонам, смерила мой город критическим взглядом, словно оценивая новую шляпку модистки.

— Саша, дорогой, надеюсь, мы не испачкаем подолы в грязи? Дмитрий сказал, ты построил здесь какой-то завод, — в ее голосе звучала неподдельная тревога. Завод в ее представлении был синонимом копоти, вони и убогих бараков.

Сестры же, напротив, смотрели на все с широко раскрытыми глазами.

— Саша, это твоя машина? Она совсем не тарахтит! — воскликнула Таня, с восторгом разглядывая блестящую латунь и гладкие кожаные сиденья. Ольга, более сдержанная, но не менее впечатленная, молча кивала, пораженная идеальной ровностью дороги и рядами аккуратных домов, утопающих в молодой зелени.

— Не волнуйтесь, матушка, грязи здесь нет, — с улыбкой ответил я и повез их по маршруту, который кардинально отличался от первого.

Никаких литейных цехов и оружейных тиров. Я хотел показать им сердце моего мира, а не его стальные мускулы.

Первой остановкой была городская больница. Светлое трехэтажное здание с большими окнами, сверкающее чистотой. Их встретил главный врач, пожилой, но подтянутый доктор Семенов, которого я переманил из Москвы, предложив ему условия, о которых он не мог и мечтать. Он с гордостью демонстрировал просторные палаты на четыре койки, операционную, оборудованную по последнему слову техники (которую они приняли за немецкую), и сияющий белизной кафеля родильный покой.

— У нас самая низкая детская смертность в губернии, Елизавета Павловна, — с достоинством говорил доктор. — Вернее, за последние полгода у нас не умер ни один младенец. И ни одна роженица. Мы обеспечиваем полноценное питание для беременных и кормящих матерей за счет городской казны.

Мать, активно занимавшаяся благотворительностью в столице и знавшая реальное положение дел, слушала его с растущим изумлением. Она заходила в палаты, говорила с молодыми матерями, и видела в их глазах не страх и унижение, а спокойствие и благодарность.

Следующим пунктом была школа и детский сад. Дети в одинаковой, но добротной и чистой форме, звонкие голоса, светлые классы. Я показал им столовую, где малышей кормили горячим обедом — супом, мясной котлетой и компотом.

— Все дети рабочих? — недоверчиво спросила мать.

— Все, — подтвердил я. — Образование и питание до шестнадцати лет — бесплатно. Это инвестиция.

Сестры пришли в восторг от детской площадки с качелями и деревянными горками, а потом, в школе, долго рассматривали гербарии и рисунки, вывешенные на стенах. Это был мир из утопических романов, но он был реален.

Мы проехали мимо Рабочего Клуба, откуда доносились звуки репетирующего духового оркестра, заглянули в городскую библиотеку, полную людей, и, наконец, я привез их в центральный универмаг. Здесь их ждал настоящий шок. На прилавках лежали товары, которые могли бы украсить витрины Невского проспекта. Ткани, произведенные на моей мануфактуре, готовая одежда, обувь, посуда, и, главное, — продуктовый отдел, ломившийся от свежего хлеба, молока, мяса, овощей из моих теплиц и рыбы из моих садков. Цены при этом были вдвое, а то и втрое ниже петербургских.

— Но как… как они могут себе это позволить? — прошептала Ольга, глядя, как жена простого рабочего спокойно покупает отрез ситца на платье.

— Они хорошо зарабатывают, Оля, — ответил я. — И им не нужно тратить деньги на водку, докторов и взятки.

К концу экскурсии скепсис на лице матери сменился глубокой задумчивостью. Она смотрела на меня по-новому. Не как на младшего, непутевого сына, играющего в машинки, а как на… творца. Человека, создавшего не просто завод, а целый мир, который функционировал по иным, более справедливым и разумным законам.

— Саша, — сказала она, когда мы сидели за чаем в моем доме. — Твой отец сказал, что ты изменил наш мир. Я думала, он говорит о деньгах. Но я ошибалась. Ты… ты дал этим людям надежду. Это куда важнее любых денег.

Сестры наперебой щебетали о том, как здесь чисто, красиво и «совсем не страшно», а я смотрел на отца. Он молчал, но в его глазах я видел торжество. Мой экзамен перед женской половиной семьи был сдан на «отлично». Клан Орловых был един, как никогда. Мой тыл был надежно прикрыт.

После того, как семья окончательно и бесповоротно приняла мой проект, колеса завертелись с невероятной скоростью. Отец, получив от меня карт-бланш и примерные наброски планов, развернул кипучую деятельность. Степан Иванович, мой верный управляющий, едва успевал мотаться по окрестностям, скупая землю. Его считали чудаковатым представителем столичного богатея, сорящего деньгами, и продавали ему болота и неудобья за бесценок. Они еще не знали, что продают будущее.

На севере от города, на обширном, заболоченном пустыре, началось новое строительство. Официальная версия для рабочих и инженеров гласила, что мои новые геологические приборы, основанные на «резонансно-акустическом сканировании», обнаружили неглубокое нефтяное месторождение. Это была наглая ложь. Никакого месторождения там не было. Просто однажды ночью я пришел на это поле, погрузил руки в топкую землю и потянул. Потянул своей волей, своей магией, направляя потоки силы глубоко в недра планеты, находя далекие нефтяные пласты и создавая канал, по которому черное золото устремилось к поверхности. Это отняло у меня почти все силы, я несколько дней чувствовал себя выжатым лимоном, но результат того стоил.

Через две недели на месте болота уже стояли первые буровые вышки, качающие нефть. А рядом, с фантастической скоростью, росли корпуса нового гиганта — Орловского химического концерна. Я больше не хотел зависеть от поставок из Баку или из-за границы. Мне нужна была полная автономия.

К концу мая завод уже выдавал первую продукцию. Установки крекинга и ректификации, собранные по чертежам из будущего, которые я «адаптировал», позволяли получать из сырой нефти весь спектр продуктов. Высококачественный бензин с октановым числом 70–75 без всяких присадок, что было неслыханно для того времени. Дизельное топливо, керосин для ламп и будущих самолетов, мазут для котельных и кораблей. Но главное — я наладил производство полимеров. Первые, еще примитивные пластмассы, которые шли на изготовление корпусов для радиоприемников, деталей интерьера автомобилей, изоляции для проводов. Я создавал материальную базу для технологического рывка.

Одновременно с этим Степан Иваныч выкупил длинную полосу земли на западе, вдоль побережья залива. Там ютились остатки разорившегося рыбацкого заводика, гнили остовы старых лодок и стоял полуразрушенный цех, где когда-то делали деревянные баркасы. За одну ночь пейзаж изменился. Топи были осушены, береговая линия выровнена и укреплена бетоном. На месте развалин вырос комплекс Орловской верфи.

Это был не гигант вроде Адмиралтейских верфей, но современное, эффективное производство. Стапели были рассчитаны на суда малого и среднего класса. Мы начали со стальных рыболовецких траулеров, оснащенных моими дизельными двигателями, и быстрых патрульных катеров для моей Службы Порядка. Дерево ушло в прошлое. Только сталь, только клепаные и сварные (еще одна технология, которую я «изобрел») корпуса. Старый рыбацкий завод был модернизирован. В огромных искусственных водоемах, где вода очищалась и насыщалась кислородом с помощью магии, теперь плескались миллионы мальков осетра, лосося, форели. Я собирался завалить столицу не только дешевым хлебом, но и доступной рыбой.

Но главным моим детищем в те недели стало небольшое, укрытое в глубине заводского комплекса здание — Конструкторское бюро радиотехники. Я понимал, что будущее не только за сталью и моторами, но и за информацией. Умение передавать сообщения на расстояние без проводов — это ключ к управлению, к военной разведке, к глобальному влиянию. Я собрал самых толковых инженеров-электриков, дал им базовые принципы, подкинул «гениальные догадки» и заставил работать.

В середине мая в лаборатории раздался писк. Первая осмысленная передача азбукой Морзе между двумя комнатами. Для моих инженеров это было чудо. Для меня — лишь первый шаг. Я уже держал в голове схемы радиостанций образца 1910-х годов, с лампами, с возможностью передачи голоса. Оставалось лишь провести моих людей по этому пути, шаг за шагом, позволяя им верить, что они сами совершают открытия.

**Июнь 1892 года**

День, выбранный для демонстрации, был ясным и солнечным. Отец и Николай использовали все свои связи, чтобы собрать в Орлов-граде невиданную по своему составу делегацию. Здесь были военный министр Ванновский, министр финансов Витте, несколько влиятельных сенаторов и, что самое главное, великий князь Сергей Михайлович. Но главным гостем, чье присутствие держалось в строжайшей тайне до последнего момента, был сам Император Александр III.

Его визит был неслыханной дерзостью со стороны отца, но, как ни странно, сработал. Император, человек прямой и ценящий дело, а не слова, был заинтригован слухами о «промышленном чуде» под боком у столицы и согласился на неофициальный визит.

Императорский поезд остановился на специально построенной и замаскированной ветке, и я лично встречал Государя на перроне. Он был именно таким, как я его помнил по портретам и учебникам истории: огромный, бородатый, с тяжелым, усталым взглядом. В его глазах читалась глубокая болезнь, та самая, что сведет его в могилу через два года.

— Так это ты и есть тот самый юный гений? — пробасил он, смерив меня, тринадцатилетнего подростка в скромном, но идеально сшитом костюме, изучающим взглядом. — Ну, показывай, Орлов, чем хвастаться будешь. Удивишь — будет тебе милость, нет — пеняйте на себя с отцом за беспокойство.

Экскурсия была продумана до мелочей. Сначала — социальный блок. Идеально чистые улицы, больница, школа, счастливые лица рабочих. Витте, прагматик и финансист, тут же начал что-то подсчитывать в своем блокноте, качая головой. Он понимал, каких капиталовложений это требует. Военный министр и великий князь с интересом смотрели на выправку людей и общую дисциплину.

Затем — заводы. Я не стал утомлять их долгими прогулками по цехам. Только ключевые точки. Автомобильный завод с рядом готовой продукции — от элегантных фаэтонов до мощных грузовиков и автобусов. Император с интересом осмотрел шестиместный лимузин, который я подготовил специально для него.

— И все это здесь делаете? От винтика до шины? — недоверчиво спросил он.

— Так точно, Ваше Императорское Величество. Полный цикл, — отрапортовал я.

Но главный показ был на полигоне. Сначала — стрельбы. Десятизарядный карабин «Сокол-1» произвел фурор. Офицеры свиты, привыкшие к трехлинейке, были поражены скорострельностью и удобством заряжания. Но когда выкатили пулемет «Вихрь-1» и он за несколько секунд превратил в труху бревенчатый сруб, на полигоне воцарилась тишина.

— Сколько таких… «Вихрей» можешь делать в месяц? — хрипло спросил великий князь, не отрывая взгляда от дымящихся щепок.

— При полной загрузке — до ста штук, Ваше Высочество. И до пяти тысяч карабинов.

Последним аккордом была демонстрация техники. По идеально ровному плацу прошли грузовики, перевозящие пехоту. Затем выехали мои первенцы — неуклюжие, но мощные трактора, легко тащившие за собой тяжелые артиллерийские орудия. А потом появился он — мой первый бульдозер. Огромная машина на гусеничном ходу с отвалом впереди. На глазах у изумленной делегации она срыла небольшой холм, выровняла площадку, а следом за ней прошел прототип асфальтоукладчика, оставляя за собой черную, гладкую полосу.

Император долго молчал, глядя на это рукотворное чудо.

— С такими машинами, — произнес он наконец, обращаясь к Витте, — мы бы твой Транссиб не двадцать лет строили, а за пять управились.

Вечером, на приеме в моем доме, Государь был в прекрасном расположении духа. Когда мы остались наедине для «личной беседы», я решился.

— Ваше Величество, позвольте мне, как человеку, немного разбирающемуся в медицине, осмотреть вашу руку. Мне кажется, я могу быть полезен.

Он посмотрел на меня с удивлением, но позволил. Я взял его огромную, тяжелую ладонь в свои. И влил в него поток целительной магии. Не слишком много, чтобы не вызвать подозрений. Я не мог полностью излечить его застарелую болезнь почек, но я мог остановить ее развитие, запустить процесс регенерации, дать ему еще десять-пятнадцать лет жизни.

Он вздрогнул, почувствовав тепло и прилив сил. Тяжесть, которая, казалось, вечно давила на его плечи, отступила. Он посмотрел на меня совсем другими глазами.

— Что… что это было, отрок? — спросил он тихо.

— Новые методы физиотерапии, Ваше Величество. На основе электрических полей. Скромный опыт, — ответил я, используя заранее заготовленную легенду.

Он не поверил до конца, но результат был налицо. Ему стало легче. Дышать, двигаться, думать.

На следующий день вышел Императорский Указ. Орлов-град объявлялся «Образцовым городом будущего» с особым статусом и прямым подчинением Кабинету министров. Я, Александр Дмитриевич Орлов, назначался его главой и ответственным управителем. А род Орловых «за исключительные заслуги перед Отечеством» приравнивался в правах и привилегиях к Великим князьям, хоть и без титула. Это была неслыханная милость, которая ставила нашу семью на совершенно иной уровень в имперской иерархии.

Мир узнал о нас мгновенно. Газеты всего мира пестрели сенсационными заголовками: «Русское промышленное чудо!», «Город будущего под Петербургом!», «Семья Орловых бросает вызов Круппу и Форду!». Мои автомобили стали главной темой для обсуждения.

Чтобы закрепить успех, я отправил несколько лучших экземпляров на Всероссийскую промышленную и художественную выставку в Новгороде. Эффект был подобен разорвавшейся бомбе. На фоне неповоротливых и капризных европейских самобеглых колясок мои машины выглядели как пришельцы из будущего. Они были надежны, быстры, элегантны. Мой шестиместный фаэтон «Орел» взял все главные призы. Заказы посыпались со всей Европы.

Но я не спешил продавать автомобили всем подряд. Основной упор я сделал на внутренний рынок и государственные контракты. Мои грузовики и автобусы начали массово закупаться для армии и почтового ведомства.

Главным же моим проектом стало дорожное строительство. Имея бульдозеры, грейдеры, катки и асфальтоукладчики, я мог строить дороги с невиданной скоростью и качеством. Я создал артефакт — огромный стальной каток для уплотнения дорожного полотна. В его ось я вплел заклинания геомантии. Когда он проходил по щебню и асфальту, он не просто уплотнял их, а сплавлял в единый, невероятно прочный монолит. Такие дороги не боялись ни морозов, ни дождей, ни тяжелых грузовиков.

Первым делом я построил идеальное шоссе от Орлов-града до Петербурга. Затем, получив государственный контракт, моя «Дорожно-строительная компания Орловъ и Сыновья» начала прокладку трассы Петербург-Москва. Это был проект национального масштаба. Там, где раньше телега тащилась неделями, утопая в грязи, мои автомобили теперь пролетали за день.

Параллельно я расширял свою империю. В ста верстах к востоку, в глухих лесах, я основал второй город — Орлов-Авиа. Я не хотел смешивать авиационное производство с основным. Там, вдали от чужих глаз, я начал строить самолеты. Сначала — простые бипланы, похожие на «Фарманы», чтобы не пугать военных слишком резким скачком. Но в секретных ангарах уже шла работа над монопланами с закрытой кабиной и цельнометаллическим фюзеляжем.

Одновременно я развернул производство дирижаблей. Огромных, сигарообразных гигантов с жестким каркасом, наполненных безопасным гелием, который я научился производить в промышленных масштабах на своем химзаводе. Дирижабли я охотно продавал за границу — в Германию, Францию, Англию. Моя семья, используя свой новый статус и связи, распиарила их как «воздушные яхты» для богачей и «транспорт будущего» для перевозки грузов. Пусть европейские державы вкладываются в эту тупиковую, как я знал, ветвь воздухоплавания. Пусть тратят деньги и ресурсы, пока я в тишине строю настоящие военно-воздушные силы.

Два моих города, Орлов-град и Орлов-Авиа, были соединены между собой, а также с Петербургом и Москвой, сетью моих идеальных автомобильных дорог и новых железнодорожных путей, по которым уже бегали мои, более мощные и быстрые паровозы.

К концу лета 1892 года я перестал быть просто вундеркиндом или удачливым промышленником. В глазах мира я стал гением, демиургом, русским Эдисоном и Фордом в одном лице. Семья Орловых превратилась в одну из самых влиятельных сил в Империи.

Я стоял на балконе своего дома, глядя на огни ночного города. За несколько месяцев пустырь превратился в сердце индустриальной империи. Я вылечил Императора, изменив ход истории. Я дал своей стране технологии, которые опережали свое время на десятилетия.

Я добился признания, власти и почти неограниченных ресурсов. Но это было лишь начало. Большая игра только начиналась. И на доске, помимо моей страны, были и другие игроки. Игроки, которым очень не нравилось внезапное и стремительное усиление Российской Империи. Я это чувствовал. И готовился к следующему ходу.