Господин Орлов

Глава 11. Стальной Рассвет и Дальневосточный Гром

Февраль, 1896 год.

На берегу Баренцева моря, там, где еще несколько лет назад выли лишь полярные ветра над безжизненными скалами, теперь сиял огнями новый город-порт Орлов-Приморский. Это был один из трех новых городов, заложенных на Урале и в Приполярье, жемчужина инженерной мысли и витрина нового русского мира. Его незамерзающий глубоководный порт, созданный направленными геомантическими и телекинетическими усилиями, уже принимал десятки океанских лайнеров и грузовых судов. Но не это поражало воображение прибывших. Поражал сам город.

Широкие, идеально ровные проспекты, освещенные яркими электрическими фонарями, были заполнены бесшумно скользящими электрическими омнибусами и личными автомобилями «Волга» — новой, доступной каждому жителю орловских городов, модели. Вместо унылых доходных домов или деревянных бараков, к небу тянулись элегантные восьми- и десятиэтажные здания из светло-серого бетона и стекла, с просторными квартирами, в каждой из которых были центральное отопление, водопровод с горячей водой и электричество. Воздух был чист — все заводы и электростанции были вынесены на десятки километров от города и оснащены невиданными в этом мире системами фильтрации.

Сегодня в порт прибыл очередной «корабль надежды» — огромный пароход «Новая Жизнь», зафрахтованный моим концерном в Маниле. На его борту находились пять тысяч филиппинцев, корейцев и несколько сотен обездоленных китайских семей из Кантона, бежавших от нищеты, голода и колониального гнета. Когда они спустились по трапу, их глаза выражали смесь страха, недоверия и слабой надежды. Они видели вокруг себя мир, похожий на иллюстрацию из фантастического романа, и не могли поверить в его реальность.

Их встречали не суровые чиновники или надсмотрщики, а мои доппельгангеры в белых халатах и их помощники — уже ассимилировавшиеся ирландцы, бразильцы, немцы, говорившие на десятках языков. Процедура была отработана до автоматизма.

Первый этап — «Дворец Здоровья». Огромное светлое здание, где новоприбывших разделяли на группы и провожали в просторные залы. Там, под видом санитарной обработки, на них обрушивался каскад массовых заклинаний лечения. Невидимые волны маны пронизывали их тела, исцеляя десятилетиями копившиеся недуги: туберкулез, малярию, последствия хронического недоедания, паразитов, генетические дефекты. Старики, сошедшие на берег сгорбленными и кашляющими, распрямляли спины, чувствуя, как в их жилах просыпается забытая сила.

Затем следовало омоложение. Заклинание, сплетенное из магии Жизни и Времени, откатывало их биологический возраст к пику физической формы — примерно к двадцати пяти годам. Морщины разглаживались, седые волосы вновь обретали цвет, дряблые мышцы наливались силой. Мужчины и женщины с изумлением смотрели на свои отражения в зеркалах, не узнавая себя.

Далее — усиление и эстетическая коррекция. Легкое, но мощное заклинание укрепляло их кости, мышцы и связки, делая их примерно в пять раз сильнее и выносливее обычного человека. Другое, более тонкое плетение, исправляло мелкие изъяны внешности, делая черты лица более симметричными и гармоничными, кожу — чистой, а глаза — ясными. Я не создавал армию безликих клонов, я лишь раскрывал заложенный в каждом человеке потенциал красоты, превращая изможденных бедняков в людей, достойных позировать для античных статуй.

Финальный этап проходил в «Залах Знаний». Сидя в удобных креслах, они погружались в легкий гипнотический транс. В их сознание напрямую, потоками чистой информации, загружались необходимые данные. Идеальное знание русского языка. Грамота. Основы математики, физики и гигиены. Полный пакет профессиональных навыков для работы на моих заводах или в агрокомплексах. И, конечно же, ментальные закладки. Они были вплетены в саму структуру их личности, как нерушимые аксиомы: трудись на благо общества, создавай крепкую семью, рожай и воспитывай много детей, будь беззаветно предан семье Орловых и Российской Империи, отринь любые разрушительные идеи вроде марксизма или анархизма.

Через три дня из иммиграционного центра выходила совершенно новая популяция. Здоровые, молодые, красивые, образованные и абсолютно лояльные граждане моей сибирско-уральской автономии. Численность населения в моих четырнадцати городах (двенадцать в Сибири, два под Петербургом) и трех строящихся уральских мегаполисах уже превысила двадцать два миллиона человек.

Однако этот бурный рост породил снова социальную проблему — острый гендерный дисбаланс. Привлекая целые семьи и организуя «ярмарки невест», я не мог угнаться за последствиями массового омоложения. Женщины, освобожденные от бремени болезней и старения, сохраняли красоту и фертильность десятилетиями. Мужчины, конечно, тоже, но изначальное соотношение в потоках мигрантов и более высокая мужская смертность в их прошлых жизнях привели к тому, что на каждых трех мужчин в моих городах приходилось семь женщин.

Это создавало напряжение. Я решал проблему комплексно. Во-первых, я всячески поощрял полигинию, законодательно разрешив мужчинам иметь несколько жен при условии, что он сможет обеспечить достойный уровень жизни каждой семье. Это было непривычно для европейского менталитета, но для выходцев из Азии и Африки — вполне естественно. Во-вторых, я создал мощную индустрию досуга и образования, чтобы занять свободное время женщин. В-третьих, через радио и «Пионеров Империи» я продвигал культ крепкой, многодетной семьи как высшей ценности, делая роль матери и хранительницы очага невероятно престижной. Но я понимал, что это лишь временные меры. Проблему нужно было решать кардинально, и один из потоков моего сознания уже просчитывал варианты, от целенаправленной миграционной политики до… более экзотических, биотехнологических решений в будущем.

Пока на севере строилась утопия, в столице я продолжал свою игру на высшем уровне. Технологический разрыв между моей «империей в империи» и остальным миром становился непреодолимым. Я начал насыщать внутренний рынок России товарами, которые в другой реальности появились бы лишь через сорок-пятьдесят лет. Старые же технологии, вроде автомобилей первого поколения или паровых машин, я через свои международные компании с большой скидкой продавал союзникам по «Братскому пакту» и дружественным странам вроде Китая, Германии и Скандинавии, привязывая их экономики к своим технологическим стандартам и создавая зависимость от поставок запчастей. Откровенно устаревшее оборудование сбывалось в отсталые страны Африки и Южной Америки, позволяя мне извлекать прибыль даже из мусора.

В московском и петербургском «Универмагах Орлова», ставших центрами светской жизни, можно было купить вещи, казавшиеся чудом.

**Изобретение: Автоматическая стиральная машина «Чистота-1»**

* **Оригинал в нашем мире:** Bendix Home Laundry, представленная в 1937 году. Это была первая полностью автоматическая бытовая стиральная машина, которая могла стирать, полоскать и отжимать белье без вмешательства человека. Она требовала стационарного подключения к водопроводу и канализации.

* **Моя версия:** «Чистота-1» была вершиной бытовой техники для 1896 года. Элегантный белый эмалированный корпус, круглое окно-иллюминатор из закаленного стекла, барабан из нержавеющей стали (продукт моих уральских металлургических заводов). Управление осуществлялось одним поворотным переключателем, который запускал полный цикл: залив воды нужной температуры (благодаря встроенному ТЭНу), стирка с использованием специального порошка «Сияние» (еще один продукт «Орлов-Химпрома»), тройное полоскание и центробежный отжим на скорости 800 оборотов в минуту. Машина была почти бесшумной и невероятно надежной.

* **Эффект:** Революция в быту. Тяжелый, изнурительный женский труд по стирке белья ушел в прошлое. В масштабах страны это высвобождало миллионы человеко-часов. Женщины получили больше времени на образование, воспитание детей, досуг. «Чистота-1» стала символом новой эры, таким же, как холодильник «Морозко» или радиоприемник «Голос Империи». Она меняла социальную структуру общества на самом базовом уровне.

Но не одними стиральными машинами я перестраивал Россию. Главные битвы шли в тиши кабинетов Зимнего дворца. Император Александр III, чье здоровье, подправленное моей магией, было крепким как никогда, все больше доверял своему сыну Николаю. А Николай, в свою очередь, во всем полагался на меня. Я стал его негласным первым советником, его «серым кардиналом», направляющим волю наследника на благо Империи.

Первым делом я убедил Николая, а через него и Государя, отказаться от брака с Алисой Гессен-Дармштадтской, которую ему так активно сватали. Я не стал говорить о магии или пророчествах. Я действовал как аналитик и врач. Используя свою «Библиотеку», я составил подробнейший генеалогический отчет о роде королевы Виктории, убедительно, с точки зрения тогдашней медицинской науки, показав наследственную природу «слабости крови» — гемофилии. Я представил это не как проклятие, а как прискорбный медицинский факт, который ставит под угрозу будущее династии и всей Империи.

Мои аргументы, подкрепленные безупречно оформленными схемами и «научными» выкладками, подействовали. Идея рисковать здоровьем будущего наследника престола ради туманных политических выгод была отвергнута. Вместо этого я предложил другую кандидатуру, куда более выгодную со всех точек зрения — черногорскую княжну Милицу Петрович-Негош. Православная, здоровая, из семьи, известной своей беззаветной преданностью России, и, что немаловажно, сестра жены великого князя Петра Николаевича. Этот брак не только не нес династических рисков, но и намертво скреплял наш «Братский пакт» на Балканах, превращая его из политического союза в семейный. Свадьба Николая и Милицы, состоявшаяся в 1895 году, стала грандиозным праздником славянского единения.

Следующим шагом стали реформы. Самой болезненной из них был крестьянский вопрос. Я взял за основу идеи будущего реформатора Столыпина, но значительно их радикал_изировал_. Мой проект, продвигаемый через Николая, предполагал не просто выход из общины, а ее фактическую ликвидацию как архаичного института, тормозящего развитие. Крестьяне получали право частной собственности на землю, а мой специально созданный «Крестьянский Банк Орлова» предоставлял им невиданно дешевые кредиты на покупку дополнительных наделов, семян и техники с моих заводов.

Сопротивление было яростным. Консервативная часть аристократии и великие князья, возглавляемые московским генерал-губернатором, великим князем Сергеем Александровичем, стояли насмерть. Они видели в этом подрыв вековых устоев, традиций и, что важнее, своей власти над деревней.

Кульминация наступила на заседании Государственного Совета. Сергей Александрович произнес пламенную речь о «святости общинного духа» и «опасностях западного индивидуализма». Зал слушал его, и я видел, как чаша весов колеблется.

Когда он закончил, слово взял цесаревич Николай. Говорил он спокойно, но уверенно, оперируя цифрами и фактами, которые я вложил в его голову за недели подготовки. Он сравнивал урожайность в общинных хозяйствах и в моих сибирских агрокомплексах. Он приводил данные о голодных годах, вызванных именно общинной чересполосицей и круговой порукой. Он говорил не о духе, а о хлебе.

После заседания я подошел к Сергею Александровичу в кулуарах.

— Ваше Императорское Высочество, могу я уделить вам минуту?

Он посмотрел на меня холодно, как на выскочку и нувориша.

— Слушаю вас, господин Орлов.

Мы отошли в уединенную нишу. Я посмотрел ему прямо в глаза. В этот момент один из потоков моего сознания активировал тончайшее плетение магии Разума. Никакого грубого подчинения. Лишь направленная волна эмпатии и логики, усиленная магией до непреодолимой силы.

— Вы искренне верите, что защищаете русский народ, — сказал я тихо, и мой голос, казалось, проник ему прямо в душу. — Но посмотрите глубже. Община — это не защита. Это клетка. Она консервирует нищету. Она убивает инициативу. Вы хотите сильную Россию? Сильная Россия — это сильный, независимый хозяин на своей земле. Крестьянин, который знает, что этот клочок чернозема принадлежит ему и его детям, будет поливать его своим потом и защищать своей кровью. Он купит трактор, а не пропьет деньги в кабаке. Его сын пойдет учиться на инженера, а не на бунтовщика. Вы боитесь потерять контроль? Но вы получите нечто большее: миллионы верных и благодарных собственников, опору трона, куда более прочную, чем покорное, но нищее стадо. Вы защищаете не устои, Ваше Высочество, вы защищаете вчерашний день. А Россия должна жить в завтрашнем.

Он смотрел на меня, и я видел, как в его глазах гаснет гнев и рождается понимание. Моя магия не ломала его волю, она лишь подсвечивала нужные мне аргументы в его сознании, делая их его собственными мыслями. Он моргнул, словно очнувшись ото сна.

— Да… — медленно проговорил он, глядя уже не на меня, а куда-то вдаль. — Хозяин на своей земле… Пожалуй, в этом… в этом есть великая правда. Я должен был сам это понять.

На следующем голосовании великий князь Сергей Александрович неожиданно для всех поддержал реформу, чем поверг своих сторонников в шок. Проект был принят. Похожим образом, сломив сопротивление фабрикантов с помощью компромата и «личных бесед», я протащил и реформу Фабричной инспекции, которая получила реальные права для защиты рабочих, устанавливая 8-часовой рабочий день, обязательное страхование и гигиенические нормы на предприятиях по всей Империи. Я тушил социальные пожары еще до того, как они успевали разгореться.

Но пока я перестраивал страну изнутри, на Дальнем Востоке сгущались тучи. Мое усиление в регионе было беспрецедентным. Мои верфи в Порт-Артуре и Владивостоке строили для Китая и Кореи современные торговые суда (по технологиям начала XX века). Я проложил железнодорожную ветку через Корею, соединив ее с моей Транссибирской магистралью. Качество жизни в моих сибирских городах, о котором рассказывали тысячи корейских и китайских рабочих, возвращавшихся домой, действовало лучше любой пропаганды. В Корее и Маньчжурии начались стихийные народные волнения. Но, в отличие от Европы, здесь требовали не свержения монарха, а присоединения к Российской Империи, чтобы жить так же, «как у Орлова».

Это переполнило чашу терпения Японии. Страна Восходящего Солнца, опьяненная недавней победой над Китаем и подстрекаемая Британией, видела в росте русского влияния прямую угрозу своим амбициям. Мои доппельгангеры-шпионы в Токио и Нагасаки докладывали о лихорадочном военном строительстве. Британские инструкторы обучали японских артиллеристов и морских офицеров. Японская пресса захлебывалась в антирусской истерии.

В конце января 1896 года я получил срочное ментальное донесение от своего дубля в Сеуле. Группа корейских реформаторов, воодушевленная народной поддержкой, совершила переворот, свергла прояпонское правительство и официально обратилась к Государю Императору с просьбой о принятии Кореи под протекторат России. Это был casus belli.

Я немедленно связался с цесаревичем Николаем.

— Время пришло, Ваше Высочество. Япония ответит. И мы должны быть готовы не просто ответить, а показать всему миру, что такое война нового века. Я должен показать вам то, что до сего дня было величайшей тайной моей корпорации.

Через два дня мы с ним стояли на заснеженном поле секретного «Полигона-1» в глухом лесу под Орлов-Авиа.

— Войны будущего, Ники, — сказал я, обращаясь к нему по-дружески, как мы делали наедине, — будут выигрывать не числом, а технологиями. Не храбростью солдат, а мощью машин. Позволь представить тебе будущее русской армии.

Я подал мысленный сигнал. Из-за дальнего холма, с низким дизельным рокотом, выкатилось чудовище.

**Изобретение: Средний танк ЗК-1 «Земной Крейсер»**

* **Оригинал в нашем мире:** Концептуальный гибрид советского Т-34 (за революционную наклонную броню, дизельный двигатель и широкие гусеницы) и немецкого Pz.Kpfw. IV (за универсальность и компоновку). Технологический уровень соответствует началу 1940-х годов.

* **Моя версия:** ЗК-1 был машиной из другого мира. Тридцать тонн веса. Корпус и башня сварены из листов катаной гомогенной брони толщиной 45 мм, расположенных под рациональными углами наклона, что многократно повышало снарядостойкость. Мощный 12-цилиндровый дизельный двигатель В-2 (полная копия будущего танкового двигателя) мощностью 500 л.с. позволял машине развивать скорость до 50 км/ч по пересеченной местности. Широкие гусеницы обеспечивали превосходную проходимость. Вооружение состояло из длинноствольной 76-мм пушки Л-11 (аналог пушки ранних Т-34) и двух спаренных пулеметов ДП (конструкции Дегтярева, которую я «изобрел» на 30 лет раньше). Экипаж из четырех человек был защищен не только броней, но и общался по внутренней танковой радиостанции.

* **Эффект:** Абсолютное оружие для поля боя конца XIX века. Неуязвимый для любой полевой артиллерии того времени, способный уничтожить любое укрепление и подавить любую пехоту. Это был не просто танк, это был приговор старой тактике ведения войны.

Николай смотрел, не в силах вымолвить ни слова. «Земной Крейсер» на его глазах легко преодолел противотанковый ров, смял бревенчатый накат, имитирующий полевое укрепление, и с дистанции в километр тремя точными выстрелами превратил кирпичную стену в груду обломков. Его пулеметы выкосили поле с мишенями, имитирующими пехотную роту, за считанные секунды.

— Это… это сухопутный броненосец, — прошептал он. — Сколько их у тебя, Саша?

— На складах в Сибири и здесь, под Петербургом, стоит пятьсот таких машин, готовых к отправке по железной дороге. И заводы могут выпускать по три машины в день. Но это еще не все. Посмотрите в небо.

По моему сигналу с идеально ровной бетонной полосы аэродрома сорвались две машины, не похожие ни на что, виденное этим миром.

**Изобретение: Истребитель-моноплан «Сокол-1»**

* **Оригинал в нашем мире:** Собирательный образ лучших истребителей начала Второй мировой войны, таких как советский Як-3 (за легкость и маневренность) и немецкий Messerschmitt Bf 109 (за мощное пушечное вооружение и общую компоновку).

* **Моя версия:** «Сокол-1» был аэродинамическим шедевром. Цельнометаллический низкоплан с гладкой дюралюминиевой обшивкой. Закрытый каплевидный фонарь кабины пилота обеспечивал превосходный обзор. Убирающееся шасси превращало его в полете в хищную, стремительную стрелу. Сердцем машины был 12-цилиндровый V-образный двигатель жидкостного охлаждения М-105 (полный аналог будущего двигателя Климова), который я производил на заводе «Красный Октябрь» в Орлов-Авиа. Этот двигатель мощностью 1100 л.с. разгонял истребитель до невероятных 600 км/ч. Вооружение было смертоносным: два синхронизированных 7,62-мм скорострельных пулемета ШКАС (еще одно «раннее» изобретение), стрелявших сквозь диск винта, и 20-мм мотор-пушка ШВАК, бившая через полую ось редуктора.

* **Эффект:** В мире, где вершиной авиации считались неуклюжие этажерки из реек и перкаля, «Сокол-1» был гостем из будущего. Он мог догнать, переманеврировать и уничтожить любой существующий или даже проектируемый летательный аппарат. Он даровал абсолютное господство в воздухе.

Два «Сокола» на глазах ошеломленного Николая устроили в небе настоящее представление. Они с легкостью выполняли фигуры высшего пилотажа, которые были бы немыслимы для бипланов: боевые развороты, петли Нестерова, бочки, иммельманы. Их скорость была такова, что казалось, они нарушают законы физики. Затем один из них спикировал на полигон, и земля вздрогнула от коротких, злых очередей его пушки. Деревянные щиты, имитирующие артиллерийскую батарею, разлетелись в щепки.

Николай снял папаху, словно ему стало жарко на морозе. Его лицо было бледным, а в глазах читалась смесь восторга и священного ужаса.

— Бог мой… Саша, что это? — его голос дрожал. — С этим… с этим можно завоевать мир.

— Мир нам не нужен, Ники, — ответил я спокойно, кладя ему руку на плечо. — Нам нужен наш мир. Мир, в котором никто не посмеет диктовать России свою волю. «Земные Крейсеры» — это наш бронированный кулак, который проломит любой фронт. «Соколы» — это наши глаза и наш карающий меч с небес. Они обеспечат нам чистое небо, проведут разведку и уничтожат вражеские штабы и артиллерию задолго до того, как она сможет выстрелить по нашим солдатам. А свяжет все это воедино невидимая нервная система — радио. Каждый танк, каждый самолет, каждый штаб дивизии будут связаны в единую сеть. Мы будем знать о каждом движении противника, а наши удары будут скоординированы с точностью часового механизма.

Я описывал ему основы доктрины блицкрига, не называя ее этим словом. Я говорил о взаимодействии родов войск, о глубоких прорывах и котлах. И Николай, выросший на тактике суворовских времен, впитывал каждое слово, понимая, что является свидетелем рождения новой эры в военном искусстве. Эры, в которой у Российской Империи не было и не могло быть равных.

— Сколько у тебя… этих? — кивнул он на аэродром.

— Двести истребителей и сто легких бомбардировщиков «Грач», способных нести до полутонны бомб. И заводы готовы удвоить это число за три месяца. Все это, Ваше Высочество, — я обвел рукой полигон, — весь этот арсенал будущего, я передаю в распоряжение Русской Императорской Армии.

Вечером того же дня мы стояли в моем кабинете в особняке на Мойке. На огромном столе была расстелена подробная карта Дальнего Востока. Яркими флажками были отмечены дислокации наших войск, узлы связи и, главное, данные моей разведки о японских силах. Мои доппельгангеры по всей Восточной Азии работали как единый сверхорганизм, поставляя информацию в режиме реального времени.

Внезапно застрекотал аппарат шифрованного телеграфа, стоявший в углу кабинета — мое прямое соединение с Порт-Артуром. Мой дубль-оператор быстро принял сообщение и передал мне листок. Я прочел его и молча протянул Николаю.

Текст был коротким:

«ТОКИО. СРОЧНО. 25 ФЕВРАЛЯ 1896 ГОДА. ОБЪЕДИНЕННЫЙ ФЛОТ ЯПОНИИ ВЫШЕЛ ИЗ БАЗЫ В САСЕБО. ПОДТВЕРЖДЕННЫЙ КУРС НА ПОРТ-АРТУР. ТОЧКА.»

В кабинете повисла тишина, густая и тяжелая, как орудийный дым. Война началась. Точка невозврата была пройдена.

Николай посмотрел на меня. В его глазах больше не было ни тени сомнения или страха. Только холодная решимость.

— Что ж, — сказал он твердо. — Они сделали свой выбор.

Я подошел к карте и передвинул флажок, обозначавший японский флот.

— Они думают, что нападают на колосса на глиняных ногах, как это было с Китаем, — сказал я, и в моем голосе зазвенела сталь. — Они думают, что их ждет повторение Цусимы, только наоборот. Они не знают, что их ждет. Они не знают, что их корабли уже засечены нашими летающими разведчиками, а их адмиралы — цели для наших бомбардировщиков. Они не знают, что на дне залива под Порт-Артуром их ждут не простые мины, а управляемые торпеды. Они не знают, что их десант на Ляодунском полуострове встретят не редкие роты пехоты, а стальные клинья «Земных Крейсеров».

Я посмотрел на цесаревича, а через него — на весь мир, который замер в ожидании.

— Они думают, что собираются разбудить спящего медведя. Завтра они с ужасом поймут, что сунули руку в гнездо стальных шершней. История, которую они учили в своих академиях, заканчивается сегодня. А завтра, Ваше Высочество, начнется новая. И писать ее будем мы.

Я смотрел на карту, но видел уже не ее. Я видел огненные трассы в ночном небе над Желтым морем, видел горящие японские броненосцы и танковые колонны, утюжащие вражеские позиции. Это была не просто война за Корею или Маньчжурию. Это была первая публичная демонстрация силы. Первое кровавое крещение нового мира, который я строил. Гром орудий, который вот-вот должен был грянуть над Дальним Востоком, станет похоронным звоном по старой эпохе и колыбельной для новой — для Русского Века. И этот век начинался прямо сейчас.