Господин Орлов

Глава 4. Железо, Кровь и Признание

Пять месяцев превратили заболоченный пустырь в легенду. Пока еще тихую, шепотом передаваемую в рабочих кварталах и ночлежках, но уже обрастающую невероятными подробностями. Говорили о некоем городе за Невской заставой, где нет ни голода, ни болезней, где работа есть для всех и платят золотом. Где вчерашний пьяница и неграмотный грузчик сегодня становится мастером у станка и живет в квартире с электричеством. Для отчаявшихся это была сказка, последняя соломинка, за которую хотелось ухватиться.

Для меня же эти пять месяцев были непрерывным марафоном, разрывом между двумя реальностями. В одной я был Александром Орловым, двенадцатилетним вундеркиндом, гордостью семьи и головной болью преподавателей. Я сдал последние экзамены за гимназический курс экстерном, и это событие не осталось незамеченным. Газета «Петербургский листок» посвятила этому целую заметку на второй полосе под кричащим заголовком: «Юный гений Империи! Двенадцатилетний отрок завершил обучение в гимназии!».

Ко мне домой даже прислали щеголеватого репортера, которому я, следуя инструкциям отца, дал выверенное до слова интервью. Я сидел в отцовском кабинете, в безупречно отглаженном гимназическом мундире, и с вежливой скромностью рассказывал о своих планах.

— …безусловно, я благодарен моим наставникам и учителям, — говорил я, глядя прямо в глаза журналисту. — Именно их терпение и высочайший профессионализм позволили мне освоить программу в столь сжатые сроки. Я горжусь тем, что являюсь воспитанником русской образовательной школы.

— Но ваши планы, юноша? Что дальше? Неужели вы собираетесь почивать на лаврах? — допытывался репортер, жадно строча в блокноте.

— Почивать некогда, — я позволил себе легкую улыбку. — Я готовлюсь к поступлению. Сразу в несколько высших заведений. Меня в равной степени интересуют и точные науки, поэтому я буду пробоваться в Технологический институт, и право, так что не исключаю для себя и юридический факультет Университета. Мир так многогранен, и хочется успеть познать как можно больше.

— Поразительно! А как же ваши изобретения, о которых уже ходят слухи? Говорят, вы усовершенствовали систему освещения?

— Это лишь скромные опыты, — махнул я рукой. — Небольшие усовершенствования бытовых приборов, не более. Сейчас я работаю над проектом более эффективного сепаратора для молочного производства и новой конструкцией плуга для обработки тяжелых почв. Я считаю, что даже малые дела, направленные на благо нашей Родины, имеют большое значение.

Я ни словом не обмолвился об Орлов-граде. Это была моя главная тайна, мой козырь, который еще не время было выкладывать на стол. Но слухи, как вода, просачивались сквозь любые преграды. И эти слухи работали на меня, приводя к воротам моего города все новые и новые потоки людей.

В другой реальности, в реальности Орлов-града, я был уже не вундеркиндом, а демиургом. Город рос с неестественной, пугающей скоростью. Степан Иваныч, мой верный и теперь уже незаменимый помощник, методично, через подставных лиц, скупал соседние заброшенные участки, разорившиеся мануфактуры и болотистые пустоши. Как только очередная купчая ложилась на мой стол, ночью я выходил за пределы города, и земля под моими ногами менялась. Болота высыхали, холмы сравнивались, и на новом, идеально ровном пространстве за одну ночь вырастали новые жилые кварталы, новые цеха, новые дороги.

Население города перевалило за пять тысяч человек. В первые недели я лично «обрабатывал» каждую новую партию прибывших. Проводил их в столовую, произносил речь, а затем погружал в транс, исцеляя, обучая и вкладывая в их сознание необходимые установки. Но это было утомительно. Тонкая работа с сотнями разумов одновременно требовала огромной концентрации и выматывала даже меня. Решение пришло само собой — автоматизация.

Я создал артефакт. Взяв за основу слиток чистого золота, добытого из недр моей земли, я несколько дней насыщал его магией, вплетая в его структуру сложнейшую программу. Внешне он выглядел как простая, лишенная украшений золотая чаша, неуловимо напоминающая изображения Святого Грааля из рыцарских романов. Я установил ее на мраморный постамент в главном зале административного здания.

Теперь процедура приема новых жителей выглядела иначе. Их встречали, вели в зал, и каждый, от дряхлого старика до младенца на руках у матери, должен был отпить из Чаши чистой воды. Это стало нерушимым законом, первым ритуалом новой жизни.

Магия артефакта действовала мягко, но неотвратимо. Когда человек пил из Чаши, программа активировалась. Она сканировала тело, запуская процесс регенерации и исцеления. Она анализировала разум и вливала в него необходимый пакет знаний — грамоту, счет и базовую специализацию, которую я заранее определял для каждой новой группы. И она же вносила те самые «закладки» лояльности. Но был и побочный эффект, которого я, в своей прагматичности, не предусмотрел.

Пытаясь создать нерушимый авторитет, я вложил в программу установку: «Александр Орлов — источник вашего благополучия, спаситель и защитник». Но человеческий разум, особенно разум простых, измученных людей, столкнувшихся с настоящим чудом — исцелением, внезапным прозрением грамотности, — интерпретировал эту установку по-своему. Он возвел ее в абсолют. Для жителей Орлов-града я стал не просто благодетелем. В их глазах я был чем-то большим. Посланником Небес. Пророком. Живым святым. Я не сразу это понял, списывая их чрезмерное почтение на благодарность и действие магии. Я не догадывался, что в каждом доме, рядом с иконами, уже стояли мои фотографические карточки, которые предприимчивый Степан Иваныч заказал в столице.

Город жил и развивался. По широким, чистым улицам уже ходили первые автобусы, собранные на моем заводе на шасси грузовика. Они перевозили рабочих от жилых кварталов к заводским проходным. Грузовики развозили продукты и материалы. Весь транспорт был на электрической тяге или с двигателями внутреннего сгорания, работающими на спирте, который в избытке производил перестроенный винокуренный завод. Я намеренно не использовал бензин, не желая зависеть от поставок нефти.

Порядок поддерживала моя собственная полиция — Служба Внутреннего Порядка. Крепкие, отобранные лично мной мужчины, прошедшие через Чашу и получившие дополнительную подготовку. Они были вооружены лучшим оружием с моего завода — самозарядными пистолетами «Орел-1» (моя версия «Кольта») и десятизарядными карабинами «Сокол-1». Они патрулировали улицы, следили за дисциплиной и были абсолютно мне верны.

Из наиболее толковых и хитрых новоприбывших я начал формировать другую, тайную службу. Сеть осведомителей, шпионов и диверсантов. Пока они лишь учились, впитывая знания, которые я давал им через модифицированную программу Чаши. Но в будущем они должны были стать моими глазами и ушами далеко за пределами Орлов-града.

Город становился все более самодостаточным. Я выделил огромные площади под сельское хозяйство. Геомантия позволила мне создать идеальный чернозем. На полях колосилась пшеница невиданной урожайности, а на лугах паслись стада коров и овец, чье здоровье и продуктивность поддерживались легким магическим фоном. Выросли элеваторы, автоматизированные мельницы, пекарни, которые снабжали весь город свежим хлебом. Заработал консервный завод, производящий тушенку и овощные консервы, создавая стратегический запас продовольствия.

Но некоторые вещи я пока не мог производить сам. Сахар, соль, специи, чай, кофе. Логистика была выстроена хитро. Подрядчики, нанятые Степаном Иванычем, на обычных конных подводах доставляли товар к большому перевалочному складу, расположенному в паре верст от города, на старом тракте. Они не видели Орлов-град и не знали, куда идет их товар. А уже оттуда мои грузовики по ночам забирали мешки и ящики и развозили по городским складам. Телефонная линия, которую мои специалисты скрытно подключили к городской сети Петербурга, стала последним штрихом, связавшим мой изолированный мир с остальной Империей.

И вот, в один из туманных апрельских дней, я решил, что время пришло. Пришло время показать свое творение семье.

Отец, Дмитрий Александрович, и мои старшие братья, Николай и Петр, ехали со мной в моем автомобиле. Не в том, что я купил в Париже, а в новом, собранном здесь, в Орлов-граде. Это был большой, солидный шестиместный фаэтон, сверкающий черным лаком и латунью. Он двигался по новой, гладкой дороге почти бесшумно, приводимый в движение мощным, но тихим электромотором.

Братья, двадцатидвухлетний Николай, офицер-семеновец, и девятнадцатилетний Петр, студент-юрист, с плохо скрываемым скепсисом осматривали окрестности. Они знали, что я скупил здесь землю. Знали, что я что-то строю. Но в их представлении это была, вероятно, какая-то мастерская, причуда избалованного младшего брата, на которую отец смотрел сквозь пальцы.

— Куда мы так долго едем, Саша? — нетерпеливо спросил Николай, привыкший к столичной брусчатке, а не к этой идеально ровной, черной ленте дороги. — Кругом только лес да болота. Не заблудился ли твой шофер?

Я сидел за рулем сам.

— Мы почти приехали, — спокойно ответил я.

Отец молчал, но я чувствовал его напряженное внимание. Он доверял мне больше, чем братья, особенно после того, как мои скромные «опыты» с электричеством и химией принесли семье несколько весьма прибыльных патентов. Но даже он не был готов к тому, что его ждало.

Машина вынырнула из-за лесного массива, и перед нами открылась панорама.

В автомобиле воцарилась тишина. Гулкая, звенящая тишина абсолютного потрясения.

Перед ними, там, где по всем картам и воспоминаниям должны были быть лишь топи и развалины старой мануфактуры, раскинулся город. Не деревня, не поселок — а именно город. С широкими, прямыми улицами. С ровными рядами шестиэтажных кирпичных домов. С гигантскими корпусами заводов, над которыми возвышались трубы, из которых, впрочем, шел лишь легкий, почти прозрачный дымок. И все это залито ровным светом электрических фонарей, которые горели даже днем, придавая картине сюрреалистический оттенок.

— Это… что? — первым обрел дар речи Петр. Его лицо было бледным, глаза широко раскрыты. — Это декорации? Чьи это заводы? Французские? Немецкие?

— Это мои заводы, — ответил я, сворачивая на главную улицу. — И город мой. Добро пожаловать в Орлов-град.

Николай, боевой офицер, видевший маневры целых дивизий, просто открыл и закрыл рот. Он смотрел на аккуратно одетых людей на тротуарах, на проехавший мимо грузовик, груженый мешками с мукой, на детей, играющих в чистом, зеленом сквере. В его мире такого не существовало. Это было похоже на утопические картинки из заграничных журналов, но только здесь, наяву, в десяти верстах от грязных окраин Петербурга.

Отец медленно повернулся ко мне. Его лицо было непроницаемо, но в глубине глаз я увидел бурю. Это была смесь шока, неверия и… стремительного, холодного расчета. Он смотрел не на дома. Он смотрел на трубы, на масштаб производства, на инфраструктуру. Он оценивал.

— Александр, — его голос был хриплым. — Объясни.

— Лучше покажу, — я остановил автомобиль у ворот главного заводского комплекса. — Экскурсия для семьи.

Мы вышли из машины. Нас тут же окружили несколько крепких мужчин в форме моей Службы Порядка. Они не приближались, но держали периметр. Их выправка, чистое обмундирование и новенькие карабины за плечами произвели на Николая отдельное впечатление.

Я повел их в самое сердце моего мира — на завод. Сначала в литейный цех. Рев огня, жар, идущий от доменной печи, потоки расплавленного металла, заливаемого в формы, — все это было грандиозно. Но отец смотрел на другое: на объем печи, на количество готовых чугунных чушек, на скорость работы.

— Какова производительность? — бросил он, перекрикивая шум.

— До пяти тысяч пудов стали в сутки, — ответил я. — И это только одна печь. Вторую запущу через месяц.

Глаза отца сверкнули. Пять тысяч пудов. Это был уровень хорошего уральского завода. А здесь, под боком у столицы.

Дальше был механосборочный цех. Бесконечные ряды станков — токарных, фрезерных, сверлильных — работали слаженно и почти без участия человека. Рабочие в чистых комбинезонах лишь контролировали процесс.

— Станки немецкие? — спросил Петр, пытаясь найти хоть какое-то рациональное объяснение.

— Первые десять были немецкие. Остальные триста — сделаны здесь, по их образцу, но с моими улучшениями, — я похлопал по станине ближайшего станка. — Они в полтора раза производительнее и потребляют меньше энергии.

Мы прошли в цех железнодорожного производства. На стапелях стоял почти готовый паровоз — мощный, обтекаемый, не похожий на неуклюжие «овечки», что бегали по имперским дорогам. Рядом лежали штабеля идеально ровных рельсов.

— Мы можем обеспечить рельсами строительство тысячи верст дороги в год, — буднично сообщил я. — И подвижным составом для нее.

Николай присвистнул. Он, как военный, прекрасно понимал, что такое железные дороги для мобилизации и снабжения армии.

Но настоящий шок ждал их в автомобильном цеху. Там, в ряд, стояла готовая продукция. Три черных грузовика, похожих на тот, что они видели на улице. Пять легковых фаэтонов, как тот, на котором мы приехали. И в центре зала — огромный, двадцатиместный автобус, сверкающий свежей краской.

— Боже милостивый… — прошептал Петр, обходя вокруг легкового автомобиля. Он дотронулся до резиновой шины, провел рукой по кожаному сиденью. — Саша… ты… ты построил автомобильный завод? Здесь?

— Завод полного цикла, — поправил я. — От выплавки стали для рамы до вулканизации шин и пошива сидений. Все сделано здесь, из местных материалов.

Отец молча подошел к грузовику. Он постучал костяшками пальцев по цельнометаллическому борту, заглянул под капот, где стоял простой и надежный двигатель. Он не задавал вопросов. Он уже все понял. Он видел не просто машины. Он видел логистику, снабжение, торговлю, армейские контракты. Он видел золотые реки.

— И это еще не все, — сказал я, и повел их к последнему пункту экскурсии — в отдельный, тщательно охраняемый корпус оружейного завода.

Внутри, на длинных столах, покрытых зеленым сукном, лежали образцы.

Я взял в руки тяжелый, воронёный пистолет.

— Самозарядный пистолет «Орел-1». Калибр 11,43 миллиметра. Магазин на семь патронов. Прицельная дальность — пятьдесят метров. Надежен, как молоток.

Я вставил магазин, передернул затвор и несколькими быстрыми выстрелами разнес в щепки мишень в тире, устроенном в конце цеха. Николай, сам прекрасный стрелок, смотрел на то, как гильзы веером вылетают из окна затвора, с профессиональным восхищением.

Затем я взял в руки карабин.

— Винтовка «Сокол-1». Продольно-скользящий затвор, но магазин неотъемный, на десять патронов. Заряжается из двух стандартных пятипатронных обойм. Калибр тот же, что и у трехлинейки, для унификации. Но она легче, точнее, и скорострельность вдвое выше.

Николай взял винтовку. Его руки привычно и уверенно легли на холодное дерево и сталь. Он вскинул ее к плечу, прицелился.

— Дай-ка…

Я протянул ему две обоймы. Он ловко, двумя быстрыми движениями, зарядил магазин, и следующие десять выстрелов легли точно в центр мишени.

— Невероятно… — выдохнул он, опуская оружие. — Десять патронов… Никаких отъемных магазинов, которые теряются в бою… Саша, ты понимаешь, *что* это такое? Это же… это революция в пехотной тактике!

Но я приберег главный козырь напоследок. В центре зала, на треноге, стояло приземистое, ребристое тело пулемета.

— А это «Вихрь-1», — сказал я. — Станковый пулемет. Ленточное питание, 250 патронов. Калибр тот же, трехлинейный. Но в отличие от «Максима», у него воздушное охлаждение ствола. Он легче, проще в производстве и не требует воды, которая в бою на вес золота.

Я сел за пулемет, навел его на специально подготовленный щит из толстых досок в конце тира и нажал на гашетку.

Зал потонул в оглушительном, непрерывном реве. Это был не треск винтовок, а звук разрываемой на части материи. За секунды щит, способный выдержать огонь целого взвода, превратился в гору дымящихся щепок. Я отпустил гашетку. В наступившей тишине звонко падали на пол горячие гильзы.

Мои братья и отец стояли неподвижно. Они смотрели на уничтоженную мишень, и я видел, как в их сознании рушатся последние остатки скепсиса. Это было не просто производство. Это была *сила*. Чистая, концентрированная, неоспоримая сила, воплощенная в металле.

Николай подошел ко мне и положил руку на плечо. В его глазах больше не было снисхождения. Только чистое, без примеси, уважение.

— Прости, брат, — тихо сказал он. — Я считал тебя… ребенком. А ты… ты здесь куешь будущее Империи.

Петр просто кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

Отец же подошел к пулемету. Он провел рукой по горячему кожуху ствола. Его лицо было похоже на маску, но я видел, как работают шестеренки в его мозгу, просчитывая варианты, выстраивая стратегии.

— Патенты, — наконец произнес он. — На все это нужны патенты. Международные.

— Уже поданы через подставных лиц в Швейцарии и Америке, — ответил я.

Он кивнул, оценив мою предусмотрительность.

— Деньги, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. — С этого дня у тебя полный и неограниченный доступ ко всем активам семьи Орловых. Не как к карманным деньгам, Саша, — он посмотрел на меня с невиданной ранее серьезностью, — а как главе нашего главного проекта. Отныне все, что мы имеем, будет работать на Орлов-град.

Это была полная и безоговорочная капитуляция. И одновременно — коронация. В этот момент я перестал быть младшим сыном. Я стал центром силы, вокруг которого теперь будет вращаться вся семья.

Мы возвращались в мой дом в наступивших сумерках. Я снова сам вел автомобиль, но на этот раз ехал медленно, давая им возможность рассмотреть город в свете тысяч электрических огней. Улицы были чистыми и оживленными. Из окон домов лился теплый свет. Мы проехали мимо большого здания, из которого доносились звуки музыки и смеха — это был Рабочий Клуб, место отдыха и досуга. Мимо школы, где даже вечером в некоторых классах горел свет — там шли курсы повышения квалификации для взрослых. Мимо детского сада с большой, хорошо оборудованной игровой площадкой.

Люди на улицах выглядели… иначе. Не так, как рабочие в Петербурге. На их лицах не было печати усталости и безнадеги. Они были опрятно одеты, шли уверенно, многие — целыми семьями. Мужчины не шатались пьяными, женщины не выглядели забитыми. Они здоровались с проезжающим автомобилем — не с подобострастием холопов, а с уважением и какой-то светлой гордостью. Они узнавали меня за рулем, и их лица озарялись искренними улыбками.

— Они… счастливы, — пробормотал Петр, глядя на группу молодых людей, смеющихся у входа в библиотеку. — Я никогда не видел таких рабочих. У нас в университете марксисты постоянно твердят об угнетении пролетариата, о зверином оскале капитализма… А это что?

— Это правильный капитализм, — ответил отец, не отрывая взгляда от панорамы города. Его голос был тверд. — Капитализм, где главная инвестиция — это человек. Сытый, здоровый, образованный и лояльный работник принесет в сто раз больше прибыли, чем загнанный и нищий раб. Саша… ты инстинктивно понял то, до чего лучшие умы мира доходят десятилетиями.

Николай молчал, но его взгляд был цепким. Он смотрел не на семьи, а на мужчин. На их выправку, на отсутствие сутулости, на ясный взгляд. Он оценивал человеческий материал.

— Из них получатся превосходные солдаты, — наконец произнес он. — Дисциплинированные, сильные, и… верующие. Верующие в тебя. Это страшная сила, брат.

Мой дом стоял на небольшом возвышении, с видом на реку и заводские корпуса на другом берегу. Двухэтажный, из красного кирпича, без архитектурных излишеств, но основательный и добротный. Внутри все было так же: функциональная мебель из темного дуба, паркетные полы, современная сантехника с горячей и холодной водой, и, конечно, телефонный аппарат на столе в кабинете.

Мы прошли в гостиную, где уже был накрыт стол. Простая, но сытная еда: жареное мясо, печеный картофель, свежий хлеб из нашей пекарни, овощи из моих теплиц.

Мы ели в молчании. Напряжение спало, сменившись тяжелой задумчивостью. Каждый переваривал увиденное, примеряя новую реальность на свой мир.

Первым заговорил отец, отодвинув тарелку.

— Итак, Александр. Давай начистоту. Как? — он не повышал голоса, но вопрос прозвучал как удар гонга. — Не нужно рассказывать мне про «усовершенствованные плуги». Я говорю о другом. Как ты за пять месяцев построил город на болоте? Откуда эти люди, которые смотрят на тебя, как на икону? Откуда технологии, которых нет даже у Круппа в Германии? Я не поверю в сказки про гениального мальчика-самоучку. Я твой отец, и я хочу знать правду. Или хотя бы ту ее часть, которую я смогу понять.

Братья замерли, глядя на меня. Это был ключевой момент. Ответ определит все. Я не мог сказать им о магии. Их разум, их мировоззрение просто не выдержало бы этого. Нужна была легенда. Достаточно правдоподобная, чтобы в нее можно было поверить, и достаточно туманная, чтобы не вдаваться в детали.

Я сделал паузу, собираясь с мыслями.

— Хорошо. Вы правы, одними чертежами такого не добиться. Здесь сошлось несколько факторов. Во-первых, технологии. Я не изобретал все с нуля. Последние годы я тайно, через доверенных лиц, скупал за границей самые передовые патенты, часто те, которые считались слишком сложными или нерентабельными. Я их упрощал, адаптировал и комбинировал. То, что вы видели — это синтез лучших американских, немецких и швейцарских идей, доведенный до ума здесь.

— Это объясняет станки. Частично. Но не скорость строительства, — нахмурился отец.

— Во-вторых, организация труда. Я применил так называемый поточный метод, но в строительстве. Каждый блок работ выполняется специализированной, заранее обученной бригадой, которая переходит с объекта на объект. Плюс, использование новых строительных материалов — стандартизированных железобетонных блоков, которые производятся здесь же, на заводе. Это как собирать дом из детских кубиков. Очень быстро и эффективно.

— А люди? — подал голос Николай. — Я видел их глаза. Так не смотрят на простого заводчика.

— Это третья, и самая важная часть. Система мотивации, — я посмотрел на каждого из них. — Я даю им не просто зарплату. Я даю им то, чего у них никогда не было и не могло быть: безопасность, достойное жилье, бесплатную медицину, образование для детей и, главное, — чувство собственного достоинства и причастности к большому делу. Я искоренил пьянство и воровство не запретами, а созданием условий, в которых это стало невыгодно и стыдно. Они не рабы, они — соратники. И они платят мне за это абсолютной лояльностью. Их вера в меня — это их вера в свое будущее.

Я замолчал. Легенда была стройной. Она не объясняла чудесного исцеления или мгновенного появления грамотности, но эти детали были известны только мне. Для внешнего наблюдателя, такого как мой отец, эта версия звучала как дерзкая, но гениальная управленческая стратегия.

Отец долго смотрел на меня, и я видел в его глазах борьбу. Он, прагматик до мозга костей, чувствовал, что я что-то недоговариваю. Но результат был перед ним. Результат, который можно было измерить в тоннах стали, тысячах винтовок и миллионах рублей прибыли. И этот результат был слишком соблазнителен, чтобы копаться в его первопричинах.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Я принимаю это объяснение. Поточный метод, мотивация, патенты… Пусть будет так. Сейчас это не главное. Главное — что с этим делать дальше.

Он встал и подошел к окну, глядя на огни завода.

— Ты создал не просто завод, Саша. Ты создал прецедент. Автономная, высокотехнологичная экономическая зона с собственной, по сути, армией. Это… это меняет все правила игры. Мы больше не просто богатая семья промышленников. Мы — сила, с которой придется считаться. Сила государственного масштаба.

Он повернулся к нам. В его глазах горел огонь азарта, который я видел лишь несколько раз в жизни, когда он заключал особо рискованные сделки.

— Скрывать это дальше бессмысленно и опасно. Такое шило в мешке не утаишь. Слухи будут множиться, обрастать домыслами, и в итоге к тебе придут не с предложениями, а с обыском из Охранного отделения. Мы должны действовать на опережение. Мы должны сами представить Орлов-град миру. Но сделать это правильно.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Мы не будем кричать об этом на каждом углу. Мы устроим закрытую презентацию. Для избранных. Для тех, кто принимает решения. Министр двора, военный министр, великий князь Сергей Михайлович, который ведает артиллерией. Мы представим это не как твою частную вотчину, а как патриотический проект Орловых на благо Империи. Образцовый город будущего. Арсенал России. Понимаешь? Мы не просим, мы — дарим. И за этот дар получаем негласное право на полную автономию и поддержку на самом верху.

Николай загорелся.

— Отец прав! С такими винтовками и пулеметами Военное министерство нам любой грех простит! Я могу поговорить с командиром полка, он вхож к великому князю. Мы можем организовать показательные стрельбы для офицеров Генерального штаба. Они будут в восторге!

Петр тоже включился в игру, но со своей, юридической стороны.

— А правовой статус? Вся эта земля оформлена на подставных лиц. Город существует вне всяких правовых рамок. Любой уездный исправник может приехать и начать задавать вопросы. Нам нужен указ. Императорский указ о присвоении Орлов-граду статуса особой экономической территории или казенного завода под нашим управлением. Я могу подготовить проект такого указа, найти лазейки в законодательстве. Это будет мой дипломный проект!

Они уже делили шкуру неубитого медведя, но это был именно тот медведь, которого я им подсунул. Они видели мощь, прибыль, влияние. Они стали моими самыми активными и могущественными лоббистами.

Отец поднял руку, останавливая их пыл.

— Всему свое время. Сначала — семья. Это больше не твоя игрушка, Саша. Это наше общее будущее. Твоя мать, твои сестры — они должны это увидеть. Они должны понять, что жизнь изменилась. В следующее воскресенье мы приедем все вместе. Устрой им экскурсию, но без стрельбы, — он усмехнулся. — Покажи им школы, больницы, чистые дома. Пусть женская часть семьи тоже поймет, что ты построил здесь не просто арсенал, а райский уголок. А после этого мы начнем большую игру.

Он подошел ко мне и положил тяжелую руку мне на плечо. Взгляд его был прямым и пронзительным. В нем не было больше отеческой снисходительности, только уважение равного к равному.

— Я всегда гордился, что ты мой сын, — медленно произнес он, чеканя каждое слово. — Но сегодня я понял, что мне выпала честь быть твоим отцом. Ты не просто продолжишь наше дело, Александр. Ты создашь новое. Империю внутри Империи. Но помни, — его пальцы сжались на моем плече, — будь осторожен. Чем выше ты поднимаешься, тем больнее падать. И тем больше появится желающих тебя столкнуть. Отныне у тебя нет права на ошибку. Ни на одну.

Я молча кивнул. Я понимал это лучше, чем он мог себе представить. Для них это была большая игра с высокими ставками. Для меня — вопрос выживания моего мира.

Мы проводили их до границы моих владений, где их ждал семейный «Бенц». Пересаживаясь из моего бесшумного электрического фаэтона в рычащий и пахнущий бензином немецкий автомобиль, они словно переходили из одного века в другой. Этот контраст был красноречивее любых слов.

Николай на прощание крепко пожал мне руку, как товарищу по оружию.

— Я начну наводить мосты. Осторожно. Подготовлю почву для презентации оружия, — сказал он тихо, но с горящими глазами.

Петр лишь кивнул, все еще ошеломленный. В его взгляде читалась смесь восхищения и страха перед масштабом того, во что ему предстояло вникнуть.

Отец, уже садясь в машину, бросил через плечо:

— Жди нас в воскресенье. С матерью и сестрами.

Автомобиль скрылся за поворотом, и я остался один на дороге, ведущей в мой город. Ночная прохлада остужала разгоряченное лицо. Я глубоко вдохнул чистый воздух Орлов-града, свободный от столичной гари.

Я вернулся в свой пустой дом. Тишина после бурного обсуждения казалась оглушительной. Я прошел в кабинет, налил себе стакан холодной воды из графина и сел в кресло. Огни завода на другом берегу реки отражались в темном стекле окна, рисуя причудливые узоры.

Победа.

Это было первое слово, которое пришло на ум. Полная, абсолютная, сокрушительная победа. Я не просто получил доступ к деньгам. Это было бы слишком просто. Я получил нечто неизмеримо более ценное: я получил свою семью. Не как родственников, которых нужно терпеть, а как мощнейший инструмент, как единый организм, работающий на мою цель.

Я мысленно разложил их по полочкам, как фигуры на шахматной доске.

Отец, Дмитрий Александрович. Он стал моим щитом и мечом в большом мире. Его деловая хватка, его связи в Торговой палате, в банках, среди купечества и промышленников — все это теперь будет работать на Орлов-град. Он станет фасадом проекта, его респектабельным лицом, отводя подозрения от меня, двенадцатилетнего мальчика. Он поймет, как легализовать доходы, как выстроить торговые цепочки, как противостоять конкурентам. Он возьмет на себя всю ту грязную и скучную работу мира капитала, которую я презирал, но в которой он был гением.

Николай. Мой ключ к армии. К самой консервативной и одновременно самой могущественной силе в Империи. Через него мои винтовки и пулеметы попадут не просто на рынок, а прямо в руки тех, кто принимает решения. Он, гвардейский офицер с безупречной репутацией, сможет открыть для меня двери Генерального штаба. Он станет моим военным экспертом и лоббистом. Он обеспечит мне самый главный контракт — контракт на перевооружение русской армии. А тот, кто вооружает армию, держит за горло всю страну.

Петр. Мой будущий министр юстиции. Он еще молод, но его острый ум уже сейчас видит суть проблемы — правовой вакуум. Он создаст для моего города юридическую броню. Он найдет лазейки в законах, напишет новые, протащит через чиновничьи кабинеты нужные указы и постановления. Он превратит Орлов-град из самовольной постройки в неприступную крепость, защищенную не только моей магией и моей полицией, но и всей мощью имперского закона.

Они думали, что стали партнерами в грандиозном семейном предприятии. Они не понимали, что стали винтиками в моей машине. Важнейшими, незаменимыми, но все же винтиками.

Я отпил воды. Холодная жидкость прояснила мысли. Я вспомнил лицо отца, когда он спрашивал «Как?». Я дал ему легенду. Красивую, логичную, прагматичную. Легенду про патенты, организацию труда и мотивацию. И он ее принял. Принял, потому что хотел принять. Потому что правда была бы для него не просто непонятной, а разрушительной. Как объяснить человеку, верящему лишь в биржевые сводки и балансовые отчеты, что земля под его ногами меняет форму по моей воле? Что я могу заглянуть в разум человека и вложить в него знания целой библиотеки? Что сталь в его печах плавится быстрее не только из-за новой технологии, но и потому, что я этого хочу?

Нет, мир не готов к магии. И моя семья — часть этого мира. Эта ложь — не признак слабости, а акт милосердия. И самозащиты. Они получили объяснение, которое могли переварить. А я сохранил свою главную тайну. Свое абсолютное преимущество.

Вспомнились слова Николая о верующих в меня людях. Он был прав, это страшная сила. Я видел это в их глазах каждый день. Но я все еще не осознавал всей глубины этого явления. Моя Чаша, мой артефакт, задуманный как прагматичный инструмент для исцеления и обучения, дал непредвиденный побочный эффект. Я хотел создать лояльных работников, а получил фанатичных последователей. Я хотел, чтобы они видели во мне благодетеля, а они увидели пророка. Пока это работало на меня. Их вера была топливом для их энтузиазма, гарантией дисциплины и производительности. Но любая неконтролируемая сила опасна. Я сделал мысленную пометку — изучить этот феномен глубже. Понять его пределы и рычаги управления.

Итак, первый этап завершен. Фундамент заложен. Орлов-град больше не тайное убежище, а стартовая площадка. План отца был логичен и правилен. Сначала — полная интеграция семьи. Визит матери и сестер — это не просто формальность. Это закрепление нового статуса-кво внутри клана Орловых. Женщины в нашей семье, хоть и не участвовали в делах напрямую, обладали огромным влиянием в свете, в вопросах брачных союзов, в поддержании репутации. Их поддержка была важна.

А затем — выход в большой мир. Не с повинной, а с позиции силы. С подарком, от которого Империя не сможет отказаться.

Я встал и подошел к большому столу, на котором была разложена подробная карта города и прилегающих территорий. Мои пальцы легко скользнули по бумаге. Вот жилые кварталы. Вот заводской комплекс. Вот сельскохозяйственные угодья. А вот здесь, на севере, — пустое пока пространство. Идеальное место для нового проекта. Авиационного завода. Или, может быть, химического концерна. А на западе — для верфи, если удастся получить выход к воде.

Отец говорил об Империи внутри Империи. Он был прав в метафоре, но не в масштабе. Я не собирался строить анклав. Я собирался перестроить всю Империю по своему образцу. Орлов-град был лишь прототипом. Лабораторией, где я оттачивал технологии и социальные модели.

Александр только сидел и кивал на слова своего отца, но сейчас, в тишине своего дома, центра своего нового мира, он понимал все гораздо глубже. Он впервые за долгое время чувствовал не только бремя ответственности, но и твердую, незыблемую почву под ногами. Признание семьи было получено. Фундамент заложен. Теперь можно было строить по-настоящему.

Двигаться дальше.