Господин Орлов

Глава 15. Свадьба века

15 августа 1896 года.

Этот день Петербург не забудет никогда. С самого рассвета город гудел, как потревоженный улей. Столица, привыкшая к имперской пышности, не видела ничего подобного. Это была не просто свадьба, это была коронация новой эпохи, демонстрация мощи, которая заставила весь мир затаить дыхание. День венчания князя Александра Орлова с четырьмя принцессами Европы.

Утро в особняке на Английской набережной напоминало штаб-квартиру во время генерального наступления. Сотни слуг, флористов, поваров и распорядителей носились по гулким коридорам. Воздух был густым от запаха воска, ладана и тысяч роз, доставленных специальными поездами-рефрижераторами с юга Империи. Я намеренно изолировал каждую из невест в их собственных крыльях особняка, предоставив им возможность подготовиться в окружении своих людей. Мои доппельгангеры, невидимые и неслышимые, контролировали каждый уголок, предотвращая любые возможные инциденты, от бытовых ссор между фрейлинами до попыток шпионажа со стороны иностранных делегаций.

В покоях **Великой княжны Ксении** царила торжественная и немного нервная атмосфера русского двора. Ее готовили к венчанию, как готовят икону к выносу. Десяток фрейлин и камеристок порхали вокруг, затягивая корсет, укладывая тяжелые русые волосы в сложную прическу, увенчанную бриллиантовой диадемой Романовых. Ее платье было произведением искусства — тяжелый белый атлас, расшитый тысячами речных жемчужин и серебряной нитью, создающей узор из морозных цветов. Оно весило не меньше пуда. Ксения была бледна, ее огромные серые глаза были полны страха и благоговения. Она была не просто невестой; она была символом, живым мостом между старой династией и моей новой властью. Когда на нее надели ожерелье, подаренное мной — каскад из сапфиров и безупречных якутских алмазов — она ахнула и прижала руку к груди.

В апартаментах **Изабеллы ди Савойя** царил творческий хаос. Итальянка превратила подготовку в театральное представление. Она не подчинялась своим стилистам, а руководила ими, как дирижер оркестром. Ее смех и громкие команды на итальянском разносились по всему крылу. Ее платье было дерзким и чувственным, вдохновленным эпохой Ренессанса. Кремовый шелк, расшитый золотом и мелкими рубинами, облегал ее фигуру, подчеркивая каждый изгиб. Глубокое декольте было смелым, почти скандальным для петербургского света. Она сама вплетала в темные волосы нити с изумрудами и с восхищением смотрела на себя в венецианское зеркало. Для нее это была не жертва, а триумф. Она выходила замуж за самого могущественного человека в мире и не собиралась играть вторую скрипку.

Покои **Виктории Прусской** были оазисом ледяного порядка. Подготовка проходила в почти полной тишине, нарушаемой лишь сухими командами на немецком, которые принцесса отдавала своей старшей фрейлине. Все было выверено до миллиметра. Ее платье было строгим, архитектурным, из плотного серебристого броката, с высоким закрытым воротником и длинным шлейфом. Оно было похоже на броню, а платиновая диадема с безупречными алмазами напоминала корону королевы-воительницы. Виктория не выказывала никаких эмоций. Она исполняла свой долг. Ее лицо было непроницаемой маской, но в глубине ее голубых глаз я, наблюдавший через микроскопического доппельгангера-пылинку, видел холодную решимость. Она приехала сюда не любить, а править.

И, наконец, **Астрид Бьёрнсдаттер**. Ее покои были самыми тихими. Она отказалась от помощи большей части присланных слуг, оставив лишь одну свою норвежскую компаньонку. Пока остальные невесты утопали в шелках и кружевах, Астрид стояла у открытого окна, вдыхая свежий балтийский воздух. Она уже была одета. Ее платье было обманчиво простым — из плотного льна цвета слоновой кости, но украшенное сложнейшей вышивкой, изображавшей сцены из скандинавских саг. Никаких корсетов, никаких пышных юбок. Оно подчеркивало ее природную стать и силу. Ее густые светлые волосы были заплетены в одну массивную косу, в которую были вплетены живые белые цветы и несколько самородков необработанного золота из моих сибирских приисков. Она была похожа не на принцессу, а на мифическую героиню, готовую шагнуть в новую жизнь.

Я же готовился в своем кабинете. На мне был темно-серый мундир нового образца, без лишних эполет и аксельбантов, но сшитый из лучшей ткани и украшенный лишь одной наградой — учрежденным специально для меня орденом «Строитель Империи» в виде платиновой звезды. Пока камердинер помогал мне с сапогами, несколько потоков моего сознания работали без остановки: один контролировал биржевые операции в Нью-Йорке и Лондоне, другой анализировал отчеты о строительстве новых городов в Сибири, третий проигрывал миллионы вариантов возможных политических провокаций во время сегодняшнего торжества, а четвертый составлял подробный план нашей первой брачной ночи, учитывая психологические особенности и культурный бэкграунд каждой из моих жен.

Наконец, все было готово. Я спустился по парадной лестнице. Внизу, в огромном холле, меня уже ждали они. Четыре женщины, четыре вселенные, четыре политических союза. Я подошел и предложил руку Ксении и Виктории, как представительницам высшей аристократии. Изабелла и Астрид пошли следом, и мы двинулись к парадному выходу.

И вот в этот момент, когда массивные дубовые двери распахнулись, и на нас обрушился рев толпы и слепящий свет сотен магниевых вспышек, меня накрыло. Флешбэк.

Мир на мгновение потерял краски и звуки. Холодный августовский воздух Петербурга сменился теплым, идеально отрегулированным климатом крытого перрона. Вместо особняка Орловых за спиной был пирон из стекла и белого бетона «Зари-1», моего первого, самого секретного сибирского города. Вместо тысяч зевак — идеальные шеренги почетного караула. Я стоял там, на перроне, несколько лет назад, встречаемый подобным образом. И караул… он был почти таким же.

Я моргнул, возвращаясь в реальность, но образ не исчез, он наложился на происходящее. Я почувствовал, как у меня начинает едва заметно дергаться левый глаз.

На идеально чистой лужайке перед домом замер почетный караул. Мой личный караул. Солдаты были одеты в темно-серую форму, ту самую, что я разработал — функциональную, строгую, с легким налетом немецкого стиля, но лишенную прусской театральности. В руках они держали полуавтоматические винтовки «Волхов СВ-96», способные выпустить десять патронов быстрее, чем солдат с винтовкой Мосина успеет передернуть затвор. И солдаты… солдаты были женщинами.

Образ из прошлого и картина настоящего слились в одно сюрреалистическое полотно. Китаянки, кореянки, филиппинки, африканки, ирландки с огненно-рыжими волосами, смуглые латиноамериканки, голубоглазые немки. Все как на подбор: высокие, от 175 сантиметров и выше. Все с идеальными, модельными фигурами — тонкая талия, пышная грудь третьего-четвертого размера, крутые бедра. Длинные, ухоженные волосы у всех были собраны в строгий пучок, открывая лебединые шеи. Их лица были красивы, но выражение на них было странным — смесь волевой решимости, почти фанатичной преданности и трепетного обожания, направленного прямо на меня, князя Орлова. Это была моя личная гвардия, мой «Валькирион», набранный из лучших представительниц со всего мира, прошедших жесточайший отбор и подготовку в моих секретных центрах. Каждая из них была не просто солдатом, а специалистом широкого профиля, владеющим несколькими языками, боевыми искусствами и способным управлять любой моей техникой. И в их разум, с их полного согласия, были загружены базовые принципы верности и долга.

Перед строем, у расстеленной к дому алой ковровой дорожки, ждал кортеж. В центре — огромный бронированный лимузин серебристого цвета. Он был создан в моих мастерских, но я узнал в нем черты «Rolls-Royce Silver Ghost», доведенного до абсолютного совершенства.

**Изобретение: Представительский бронеавтомобиль «Царь-лимузин 'Орлов-Призрак'»**

* **Оригинал в нашем мире:** Rolls-Royce 40/50 HP "Silver Ghost" (выпускался с 1906 года). Прославился своей надежностью, тишиной и плавностью хода.

* **Моя версия:** Я взял концепцию «Призрака» и воплотил ее на десять лет раньше, используя технологии будущего.

* **Двигатель:** Вместо рядного 6-цилиндрового двигателя я установил компактный, но мощный V-образный 12-цилиндровый двигатель объемом 9 литров. Он работал практически бесшумно благодаря идеальной балансировке, гидравлическим толкателям клапанов и системе выхлопа со сложными резонаторами. Мощность составляла около 200 лошадиных сил, что позволяло тяжелой машине разгоняться до 120 км/ч.

* **Броня:** Кузов был не просто стальным. Это была композитная броня: внешний слой из закаленной хромомолибденовой стали, внутренний — из вязкого титанового сплава, а между ними — слой прессованного арамидного волокна (аналог кевлара). Такая защита выдерживала прямое попадание из крупнокалиберного пулемета.

* **Стекла:** Многослойный триплекс с поликарбонатной прослойкой, толщиной 70 мм. Они не пробивались винтовочными пулями и сохраняли прозрачность.

* **Шасси и подвеска:** Усиленная рама лестничного типа из легированной стали. Подвеска была полностью независимой, с пневматическими элементами, управляемыми электроникой, что обеспечивало невероятную плавность хода даже на брусчатке.

* **Шины:** Бескамерные, с технологией run-flat — внутренний жесткий каркас позволял продолжать движение даже после нескольких пробоин.

* **Эффект:** Для мира 1896 года это был не автомобиль. Это был сухопутный дредноут, шедевр инженерной мысли, передвигающийся с грацией и тишиной призрака. Он был символом моего личного могущества: абсолютная безопасность, облаченная в форму высшей роскоши.

По бокам от лимузина стояли два открытых бронетранспортера. Это были не мои колесные «Дозоры», а нечто новое — полугусеничные машины, похожие на немецкий «Sd.Kfz. 251», но более изящные и смертоносные.

**Изобретение: Бронетранспортер сопровождения БТР-ПГ-1 «Ястреб»**

* **Оригинал в нашем мире:** Немецкий полугусеничный бронетранспортер Sd.Kfz. 251 (принят на вооружение в 1939 году).

* **Моя версия:** «Ястреб» сочетал проходимость танка и скорость автомобиля.

* **Компоновка:** Полугусеничная схема с передними управляемыми колесами. Это давало отличную маневренность на дорогах и высокую проходимость по пересеченной местности.

* **Броня:** Рациональные углы наклона катаных бронелистов толщиной до 20 мм в лобовой части обеспечивали защиту от винтовочных пуль и осколков.

* **Вооружение:** На турели была установлена спаренная система из двух крупнокалиберных пулеметов «Шквал-12.7» (мой аналог ДШК), способная вести огонь как по наземным, так и по воздушным целям. Темп стрельбы и плотность огня были чудовищными для этой эпохи.

* **Десант:** Внутри могли разместиться 8 гвардейцев «Валькириона» со всем снаряжением.

* **Эффект:** Эти машины, стоявшие в кортеже, были не просто охраной. Они были публичным заявлением: любая попытка нападения на князя Орлова будет встречена огненным шквалом, от которого не спасется никто.

У открытой двери лимузина, широко улыбаясь, стоял он. Высокий блондин с пронзительными голубыми глазами и идеальным арийским профилем. Он был одет в элегантный светлый костюм-тройку и махал мне рукой так, словно мы старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки. Это был Ганс, один из моих первых десяти автономных доппельгангеров, созданный для операций в Германии и Северной Европе. Именно он, со своей обворожительной улыбкой и ледяным расчетом в глазах, вызвался быть моим шафером.

— Mein Prinz! Мой Князь! — воскликнул он с легким немецким акцентом, который он культивировал для шарма. — Ваши невесты прекрасны, как утренняя заря над Альпами! Мир ждет!

Я медленно спустился по ступеням, ведя под руки Ксению и Викторию. Нервный тик в левом глазу усилился. Я чувствовал на себе сотни восторженных взглядов гвардейцев, тысячи любопытных взглядов толпы, десятки объективов репортеров и четыре пары очень разных женских глаз рядом со мной.

Процессия двинулась к Марсовому полю. Рев толпы был оглушительным. Весь Невский проспект был забит людьми. С балконов и крыш на нас сыпался дождь из лепестков роз. Мой «Призрак» плыл сквозь это людское море, абсолютно изолируя нас от шума. Внутри салона, обитого белой кожей и карельской березой, было тихо. Я видел, как Изабелла с восторгом смотрит в окно, посылая толпе воздушные поцелуи. Ксения, наоборот, съежилась в углу, напуганная этим проявлением народного обожания. Виктория сидела с каменным лицом, глядя прямо перед собой. Астрид с неподдельным интересом разглядывала конструкцию бронестекла.

Собор Имперского Единения, построенный за немыслимые два месяца, поражал воображение. Он был огромен, величественен и эклектичен. Он был не похож ни на один храм в мире. Это был мой храм. У входа нас встречали все монархи Европы. Император Александр III, огромный и бородатый, с трудом сдерживал гордую улыбку. Рядом с ним стоял его сын, наследник Николай, со своими двумя женами — Александрой и Марией. Кайзер Вильгельм II, в парадном мундире, выглядел так, будто проглотил лимон. Король Италии Умберто I и король Швеции и Норвегии Оскар II выглядели более дружелюбно, понимая, какой политический вес они приобрели благодаря этому союзу. За ними стояли Ротшильды, Морганы, Круппы, Нобели — вся финансовая и промышленная элита мира.

Сама церемония была длинной и пышной. Патриарх, с дрожью в голосе, провел обряд венчания четыре раза подряд. Четыре раза я надевал кольцо на палец. Четыре раза я выслушивал клятвы. Четыре раза я целовал новую жену. Я чувствовал себя не женихом, а генеральным директором, подписывающим четыре важнейших контракта в своей жизни. Когда все закончилось, и я стоял перед алтарем с четырьмя женщинами, официально ставшими моими женами, собор взорвался аплодисментами.

Банкет в специально построенном павильоне превзошел все ожидания. На столах были блюда со всех концов моей новой Империи: сибирские осетры и дальневосточные крабы, узбекский плов и шанхайские димсамы, баварские колбаски и французские сыры, итальянские вина и русская водка.

Речи были предсказуемы. Царь говорил о несокрушимом единстве Романовых и Орловых. Кайзер — о вечной дружбе (сквозь зубы) между Германией и Россией. Король Умберто — о любви и красоте. Отец Астрид, старый Ярл, просто поднял огромный рог с медом и проревел: «За силу!», чем вызвал недоумение у дипломатов и восторг у военных.

Моя речь была последней и самой короткой.

— Сегодня, — сказал я, и мой усиленный магией голос накрыл огромный зал, заставив всех замолчать, — мы не просто создали семью. Мы заложили первый камень в фундамент нового мира. Мира без границ, без войн, без голода. Мира единства, процветания и долга. За Империю!

К вечеру все были измотаны. Физически и морально. Мои жены едва держались на ногах. Я видел, как спала маска с лица Виктории, обнажив смертельную усталость. Изабелла больше не улыбалась, а лишь механически кивала гостям. Ксения выглядела так, будто вот-вот упадет в обморок. Даже сильная Астрид выглядела бледной.

Мы покинули торжество одними из первых. Но мы поехали не в особняк на набережной. На специальной ветке нас ждал бронированный экспресс, который за полчаса доставил нас в мое сердце силы — в Орлов-Град, построенный за Невской заставой. Это был мой личный город-крепость, где располагались мои лаборатории, заводы и мой новый дом.

Дворец был огромен, но не так вычурно-роскошен, как Зимний. Это была смесь хай-тека, ар-деко и брутализма. Чистые линии, огромные панорамные окна, умные системы, управляющие светом и климатом, и полной безопасностью.

Мы вошли в главный холл, где нас встретила идеальная тишина, нарушаемая лишь тихим гулом систем жизнеобеспечения. Несколько гвардейцев «Валькириона» в строгой домашней униформе беззвучно приняли наши вещи и удалились. Мы молча проследовали к личному лифту — кабине из полированного обсидиана и стали, которая без малейшего толчка вознесла нас на самый верхний, жилой этаж.

Двери разъехались, открывая вид на наши общие покои.

Комната была огромной, размером с бальный зал в ином дворце. Панорамная стена из бронестекла от пола до потолка открывала захватывающий вид на ночной Орлов-Град: геометрически правильные улицы, освещенные мягким светом электрических фонарей, темные силуэты заводских корпусов на горизонте и идеально подстриженные парки. В центре комнаты, на небольшом возвышении, стояла кровать. Не просто кровать, а монументальное сооружение из темного дерева и кожи, способное с комфортом разместить человек десять. Она явно доминировала в пространстве, являясь немым и грозным напоминанием о цели нашего союза. Вокруг были разбросаны зоны отдыха с диванами и креслами, а у противоположной стены горел огонь в широком минималистичном камине.

Но главным элементом архитектуры были четыре одинаковые, массивные двери из карельской березы, расположенные на равном расстоянии друг от друга вдоль одной из стен.

Мои четыре жены вошли в комнату и замерли. Вся публичная бравада, весь этикет, вся политическая игра испарились, смытые волной смертельной усталости. Передо мной стояли не принцессы, а четыре измученные молодые женщины, попавшие в золотую клетку.

Ксения, бледная как полотно, смотрела на гигантскую кровать с откровенным ужасом. Ее руки были сцеплены в замок так, что побелели костяшки пальцев. Она была похожа на ягненка, принесенного на алтарь.

Изабелла, чья энергия казалась неисчерпаемой, наконец сникла. Она обвела взглядом роскошную, но холодную обстановку, и в ее глазах я впервые увидел не триумф, а растерянность. Реальность оказалась куда более стерильной и пугающей, чем ее романтические фантазии.

Виктория, чья прусская выдержка была почти безупречной, позволила плечам слегка опуститься. Она смерила четыре одинаковые двери оценивающим взглядом стратега, пытающегося понять правила новой, непонятной игры.

Лишь Астрид сохраняла относительное самообладание. Она подошла к панорамному окну и посмотрела на огни города-завода. Ее лицо не выражало ничего, кроме глубокой задумчивости. Она единственная, казалось, понимала, что истинная сила этого места не в роскоши, а в этих огнях на горизонте.

Я дал им мгновение, чтобы осознать происходящее, а затем нарушил тишину. Мой голос прозвучал спокойно и ровно, без тени страсти или приказа.

— Этот день был долгим для всех нас. Вы устали. Я устал.

Я сделал паузу, давая словам впитаться. Три пары глаз тут же обратились ко мне с разной степенью тревоги и недоумения. Астрид обернулась.

— Никаких супружеских обязанностей сегодня не будет, — продолжил я твердо. — Нам всем нужен отдых.

Я увидел, как волна облегчения прокатилась по ним. Ксения едва заметно выдохнула, Изабелла удивленно моргнула, а на лице Виктории промелькнуло нечто похожее на уважение.

— Это наши общие покои, — я обвел рукой центральное пространство. — Мы будем завтракать здесь вместе. Иногда ужинать. Но ваша личная жизнь неприкосновенна.

Я подошел к четырем дверям.

— Это, — я указал на первую дверь, — ваши личные апартаменты, Ваше Высочество, — обратился я к Ксении. — А это ваши, принцесса Виктория. Ваши, принцесса Изабелла. И ваши, леди Астрид. В каждой из них — полноценная квартира: спальня, ванная комната, гардеробная и небольшой кабинет. Ваши личные вещи и прислуга уже там. Эта территория — ваша. Абсолютно неприкосновенна. Никто, включая меня, не войдет туда без вашего прямого приглашения.

Наступила тишина. Они смотрели на меня, пытаясь понять. В их мире, в их понимании брака, особенно такого, это было немыслимо. Это было не принуждение, а предложение. Не владение, а партнерство.

Первой не выдержала Ксения. Она сделала неуклюжий книксен и, прошептав «Благодарю вас, князь», почти бегом скрылась за своей дверью. За ней, с более сдержанным, но не менее торопливым кивком, удалилась Виктория. Изабелла помедлила, бросив на меня долгий, изучающий взгляд, в котором смешались разочарование и зарождающееся любопытство, и тоже исчезла в своих покоях.

Последней осталась Астрид. Она подошла ко мне.

— Вы сложный человек, князь Орлов, — тихо сказала она, глядя мне прямо в глаза. В ее взгляде не было ни страха, ни подобострастия. Только прямой, ясный интерес.

— Жизнь сложная штука, леди Астрид, — ответил я.

Она кивнула, словно соглашаясь с какой-то своей мыслью, и спокойно направилась к своей двери.

Я остался один посреди огромного зала. Гротескная кровать в центре комнаты казалась холодной и пустой. Четыре двери в стене были закрыты. Четыре мира, четыре судьбы, четыре политических вектора теперь находились под моей ответственностью.

Я подошел к окну и посмотрел на свою империю.

Свадьба закончилась. Брак начался. И это, чувствовал я всеми потоками своего сознания, будет куда сложнее, чем строить города и двигать армии. Это будет самая трудная война, в которой мне когда-либо приходилось сражаться. Война за мир под собственной крышей.