1910 год.
Шесть лет. В масштабах истории — мгновение, песчинка на часах вечности. В масштабах моей новой реальности — целая эпоха. Эпоха, за которую мир совершил прыжок, эквивалентный полувеку старого времени. Я жил в будущем, которое сам же и построил, и иногда его темп поражал даже меня.
Утро в Орлов-Граде начиналось не с крика петухов, а с тихого гула. Это был гул жизни, гул технологий, гул цивилизации, работающей как единый, идеально отлаженный механизм. Я проснулся в своей спальне в центральной башне, и первые лучи солнца, пробиваясь через умное стекло, автоматически затемнившееся на восходе, окрашивали комнату в теплые тона. Рядом мирно спали Анастасия и Виктория. За эти годы мы стали не просто семьей, а настоящим триумвиратом. Анастасия, с ее врожденным чувством долга и эмпатией, стала душой нашей семьи и, в каком-то смысле, моральным компасом Империи. Виктория, с ее острым, как скальпель, умом и деловой хваткой, была моим незаменимым партнером в управлении колоссальной экономической машиной, которую я создал. Наши отношения углубились, перейдя от политического союза и страсти к чему-то более прочному — к абсолютному доверию и пониманию без слов.
Я тихо встал и прошел в гостиную. На стене висел не гобелен и не картина, а плоская панель цветного телевизора. Я включил его, и комната наполнилась сочными, яркими красками утреннего выпуска новостей. Диктор, в строгом, но модном костюме в стиле 1970-х, говорил о запуске нового гидроэлектрического комплекса на Ангаре, о рекордах урожайности в южноамериканских агрохолдингах и о последних данных с космического телескопа «Галилей», обнаружившего водяной пар в атмосфере одного из спутников Юпитера. Это было обыденностью. Фантастика стала рутиной.
Я прошел на кухню, где уже хозяйничал один из моих доппельгангеров, отвечающий за быт. Он поставил передо мной чашку кофе и свежую сводку новостей, отпечатанную на громоздком, но эффективном копировальном аппарате, который мы называли «Светопись». Листы были еще теплыми. Отчеты о производстве, биржевые сводки, демографические данные. Последние вызывали у меня особую смесь гордости и беспокойства.
Перепись 1909 года показала, что население Российской Империи, включая все присоединенные территории — от Лиссабона до Владивостока, от Балкан до Средней Азии — перевалило за 240 миллионов человек. Рост был взрывным. Моя медицина, победившая большинство болезней и увеличившая продолжительность жизни, вкупе с полным отсутствием голода и войн, создала демографический бум невиданных масштабов. Со всех концов света в Империю стекались эмигранты, желающие приобщиться к лучшей жизни. Это была огромная победа, но и огромная проблема. Я смотрел на графики экстраполяции, и цифры становились пугающими. Полмиллиарда к 1930 году. Миллиард к середине века. Планета, даже под моим сверхрациональным управлением, не была резиновой.
Мои размышления прервал топот маленьких ножек. В гостиную вбежали мои дети. Девятилетний Дмитрий, мой наследник, уже сейчас проявлял пугающий интеллект и серьезность не по годам. За ним семенили семилетние двойняшки, Елена и Петр. Они бросились ко мне, и я подхватил их на руки, отбрасывая мрачные мысли. В эти моменты я был не демиургом, меняющим мир, а просто отцом. Я воспитывал их в любви и заботе, но и в строгости. Они должны были понимать цену того мира, в котором родились, и свою ответственность за его будущее.
«Папа, а мы сегодня полетим на дачу?» — спросила Лена, теребя пуговицу на моем халате.
«Дачей» они называли наше поместье под Петербургом. А «полетим» не было метафорой. Вместо автомобиля я часто использовал небольшой конвертоплан вертикального взлета.
«Обязательно, — улыбнулся я. — Но сначала папе нужно немного поработать».
Моя работа в тот день, как и во многие другие, была связана не с Землей.
**Часть II. Небесные Владения**
Из моего кабинета, оборудованного как центр управления глобальной корпорацией, я мог связаться с любой точкой Солнечной системы. На главном экране появилось изображение. Это была орбитальная станция **«Заря-1»**. Она не имела ничего общего с первыми примитивными станциями. Это был огромный, модульный комплекс, похожий на маленький город в космосе, медленно вращающийся для создания слабой искусственной гравитации. На станции постоянно находился международный экипаж из ста человек: русских, немцев, американцев, итальянцев. Они проводили научные эксперименты в условиях невесомости, собирали космические корабли для дальних миссий и служили главным пересадочным узлом для полетов на Луну.
«Князь Орлов, на связи командир станции Клаус Рихтер», — появилось на экране лицо сурового, но компетентного немца, ветерана люфтваффе старого мира, ставшего одним из лучших астронавтов.
«Доброе утро, Клаус. Доложите обстановку».
«Guten Morgen, mein Fürst. Все штатно. Мы завершили стыковку с транспортным кораблем "Союз-12", груз и новый персонал приняты. Лабораторный модуль "Кеплер" работает над синтезом новых сплавов. Американские коллеги из модуля "Эдисон" готовят к запуску новый зонд к Марсу. Все по графику».
«Отлично. Как там наши "садоводы"?»
Рихтер усмехнулся. «Русская оранжерея "Теремок" дала первый урожай помидоров в условиях искусственного освещения. Вкус специфический, но экипаж счастлив».
«Передайте им мою благодарность. Конец связи».
Изображение сменилось. Теперь на экране была картинка совершенно иного рода. Серая, безжизненная поверхность, усеянная кратерами, под абсолютно черным небом, на котором ослепительно сияла далекая Земля. Это был лунный пейзаж. А на переднем плане виднелось первое внеземное поселение человечества — база **«Лунная-1»**.
Она была именно такой, какой я ее и задумывал на первом этапе: примитивной, угловатой, построенной из соединенных между собой цилиндрических и сферических модулей, полузасыпанных лунным грунтом-реголитом для защиты от радиации. Тесная, лишенная изысков, но вполне комфортная для жизни и работы пятидесяти колонистов. Рядом с базой стояли несколько «Луноходов» — тяжелых вездеходов с герметичными кабинами, а чуть поодаль виднелся уродливый, но функциональный комплекс горно-обогатительной фабрики.
На связь вышла начальник базы. Это была она. Айна О’Мэлли. Первая женщина в космосе стала первой главой лунной колонии. За шесть лет она почти не изменилась, разве что во взгляде ее ярко-зеленых глаз появилась мудрость и спокойствие человека, живущего на краю мира.
«Князь, "Лунная-1" на связи, — ее голос был кристально чистым благодаря ретрансляторам на орбите. — Докладываю. За прошедшие сутки добыто и переработано триста тонн реголита. Получено сто пятьдесят килограммов гелия-3. Отправка на "Зарю-1" запланирована на завтра. Геологическая партия на "Луноходе-3" обнаружила богатое месторождение ильменита в кратере Шеклтон. Проблем с системами жизнеобеспечения нет. Моральный дух экипажа высокий. Скучаем по земным дождям».
«Скоро вы сможете создавать свои собственные дожди, Айна, — ответил я. — Как идет строительство "Лунной-2"?»
«Монтаж основного купола закончен. Это будет настоящий город по сравнению с нашей "деревней". Через год сможем разместить до пятисот человек. Инженеры из США и Италии работают отлично. Особенно когда русские техники объясняют им, как правильно обращаться с нашими плазменными резаками».
Я усмехнулся. «Проследите, чтобы они не порезали друг друга в спорах о лучшем рецепте пиццы. Ваша работа там — ключ ко всему нашему будущему. Вы это знаете».
«Мы это чувствуем каждой частицей, князь, — серьезно ответила Айна. — Здесь, на Луне, будущее видно гораздо яснее, чем на Земле».
Она была права. Луна была не просто колонией. Это был гигантский рудник, источник редких изотопов, в первую очередь гелия-3, который был топливом для моих будущих термоядерных реакторов. Это была ставка на будущее, на чистую, практически неисчерпаемую энергию, которая однажды навсегда освободит человечество от грязного углеводородного прошлого. Но даже это было лишь промежуточной целью.
**Часть III. Человеческий Фактор**
Технологии, планы, ресурсы — все это было мертвой материей без людей. И люди, даже прошедшие самый строгий отбор и подготовку, оставались людьми. Со своими слабостями, страхами и сомнениями.
На следующий день я снова связался с «Лунной-1». На этот раз вызов был не плановым. Айна выглядела обеспокоенной.
«Князь, у нас инцидент. Не технический. Психологический».
На экране появилось лицо молодого человека лет двадцати пяти. Он сидел в медицинском отсеке, обхватив голову руками. Это был Павел Воронов, один из самых талантливых геологов, выпускник Орловского Технологического Университета.
«Что случилось?» — спросил я.
«Павел должен был возглавить сегодняшнюю экспедицию к новому месторождению, — объяснила Айна. — Но у него случился срыв. Он заперся в шлюзовой камере и отказался выходить, кричал, что не может больше видеть эту "серую пустоту", что мы все заперты в "каменной тюрьме на краю вселенной"».
Я внимательно посмотрел на Павла. Я видел таких людей раньше. Синдром выгорания, усиленный экстремальной изоляцией и осознанием того, что между тобой и мгновенной смертью лишь несколько сантиметров металла и пластика.
«Мне поговорить с ним?» — предложил я.
«Позвольте мне, князь, — твердо сказала Айна. — Это моя команда. Моя ответственность».
Она вошла в медотсек и села напротив геолога. Ее голос, транслируемый мне через микрофоны, был спокоен и лишен осуждения.
«Павел, посмотри на меня».
Он медленно поднял голову. В его глазах стояли слезы отчаяния.
«Командир… я не могу. Это все… бессмысленно. Мы копаемся в пыли, пока там, — он махнул рукой в сторону иллюминатора, за которым висела сияющая Земля, — там жизнь. Трава, реки, ветер… Я хочу домой».
«Я тоже хочу домой, Павел, — тихо сказала Айна. — Каждый из нас здесь хочет. Но я хочу спросить тебя вот о чем. Когда ты учился в университете, ты читал о старом мире? О том, каким он был до Империи?»
«Читал… — растерянно ответил он. — Грязь, голод, нищета…»
«Мои родители умерли от голода в Ирландии, Павел. Я помню, что такое есть гнилую картошку и видеть, как твои соседи умирают от тифа. Я помню грязь и безнадежность. А теперь посмотри в иллюминатор. Видишь этот синий шар? Благодаря тому, что мы здесь, копаемся в этой "пыли", на этом шаре больше никто не голодает. Понимаешь? Наша работа здесь — это гарантия того, что тот мир, который ты знаешь, мир изобилия и безопасности, будет существовать и дальше. Каждая крупица гелия-3, которую ты находишь, — это тепло в домах миллионов людей, это свет в городах, это энергия для заводов, которые производят еду и лекарства».
Она помолчала, давая ему осмыслить сказанное.
«Ты не в тюрьме, Павел. Ты на передовой. Не на военной, а на цивилизационной. Ты — солдат в самой важной войне, которую когда-либо вело человечество, — в войне с энтропией и ограниченностью ресурсов. Твоя работа здесь, в этой серой пустоте, делает Землю зеленее. Помни об этом. А теперь вставай. Команда ждет своего геолога».
Павел смотрел на нее, и в его глазах отчаяние сменялось сначала удивлением, а затем — стыдом и новым пониманием. Он медленно кивнул, вытер слезы и встал.
«Простите, командир. Я готов».
Я молча прервал связь. Айна справилась идеально. Она была не просто солдатом и администратором. Она стала настоящим лидером, способным зажечь огонь в душах людей. Но этот инцидент напомнил мне о хрупкости моего грандиозного проекта. Он держался не только на стали и кремнии, но и на силе человеческого духа.
В то же время, пока моя Империя делала первые шаги в космосе, остатки старого мира пытались сохранить лицо. На моем столе лежал отчет разведки. Франция и Великобритания, заключив «Сердечное согласие» (Entente Cordiale), которое теперь выглядело не как союз великих держав, а как клуб озлобленных аутсайдеров, пытались запустить собственную космическую программу. Это было жалко. Их ракеты, построенные по технологиям середины XX века, которые они с трудом смогли воспроизвести, взрывались на старте или не выходили на орбиту. Их бюджеты трещали по швам. Их лучшие умы массово эмигрировали в Россию, Германию или США, где их ждали немыслимые возможности и зарплаты. Они были похожи на племя туземцев, пытающихся построить бамбуковый самолет, глядя на пролетающий над головой сверхзвуковой лайнер. Их злость и зависть меня не беспокоили. Они были уже не игроками, а лишь историческим фоном.
**Часть IV. Невысказанная Цель**
Вечером, когда дети уже спали, я сидел с Викторией в нашей обсерватории на верхнем этаже башни. Огромный телескоп был направлен на Марс, который тусклой красной точкой висел в черном бархате космоса. Мы молча пили вино, наслаждаясь тишиной.
«Инцидент с Вороновым исчерпан?» — спросила Виктория, не отрывая взгляда от окуляра. Она всегда была в курсе всего.
«Да. Айна — великолепна. Но это симптом. Нам нужно больше психологов на Луне. И больше развлечений. Искусственные сады под куполом, кинотеатры, виртуальная реальность…»
«Это решит проблему на время, — она повернулась ко мне. В ее умных глазах не было романтики, только чистая стратегия. — Но это не отменит главного. Люди не созданы для жизни в консервных банках, как бы комфортно их ни обустроить. Луна, Марс… это все временные форпосты. Не дом. Что дальше, Александр? Ты ведь не просто так тратишь триллионы на добычу этого изотопа. Термоядерные станции на Земле можно было бы запитать и от урана, его у нас на сотни лет. Зачем тебе гелий-3 в таких количествах?»
Я посмотрел на нее и улыбнулся. Она видела всю картину целиком.
«Ты права. Энергетика Земли — это лишь побочный продукт. Приятный бонус».
Я подошел к голографическому проектору в центре зала и вывел на него карту Солнечной системы. Затем я увеличил масштаб, и система стала лишь крошечной точкой в вихре звезд Млечного Пути.
«Вот наша проблема, — сказал я, обводя рукой всю планету. — Двести сорок миллионов. Скоро будет полмиллиарда. Потом миллиард. Как бы эффективно мы ни управляли ресурсами, это конечная система. Рано или поздно мы упремся в потолок. Любая цивилизация, запертая на одной планете, обречена. Либо на самоуничтожение в борьбе за ресурсы, либо на стагнацию и вырождение. Это закон Вселенной».
Я снова посмотрел на Марс, а затем дальше, на звезды.
«Термоядерные реакторы, работающие на гелии-3, — они не для городов. Они для кораблей. Они достаточно мощные и компактные, чтобы разогнать корабль до релятивистских скоростей. Луна дает нам топливо. Марс, с его низкой гравитацией и ресурсами, станет нашими верфями. Все, что я построил здесь, на Земле, — эта Империя, эта цивилизация изобилия и порядка… это всего лишь колыбель. Очень удобная, очень технологичная, но все же колыбель. А ребенок растет».
Виктория смотрела на меня, и в ее глазах я видел полное понимание. Она была единственным человеком, с которым я мог говорить об этом так прямо.
«Значит…» — начала она.
«Да, — закончил я за нее, и мой голос в тишине обсерватории прозвучал как клятва. — Мы не строим империю Человека. Мы строим вид, способный путешествовать между звездами. Моя конечная цель — не господство над этим миром. Моя цель — дать человечеству тысячи миров. И первый корабль поколений, "Надежда", должен быть заложен на орбите Марса не позднее 1930 года».
Я посмотрел на далекие, холодные звезды. Они больше не казались недостижимыми. Они были просто следующей главой в моем плане. Самой длинной и самой важной.