Господин Орлов

Глава 21. Эхо в Каньоне

1917 год.

Три года. В масштабах старой истории — мгновение, краткий выдох. В масштабах моей новой Империи — целая эпоха. Технологический скачок, который в других мирах занимал тридцать лет, мы совершили за тридцать шесть месяцев. Мир 1914 года с его первыми неуклюжими роботами и термоядерными кораблями-прототипами казался теперь наивным и архаичным, как паровая карета. Технологический уровень человечества, ведомого Россией, уверенно перешагнул порог, который в моей прошлой жизни соответствовал началу 2000-х. Компьютеры стали персональными, сеть «Мир-нет» опутала планету, а голографическая связь стала обыденностью.

И это было лишь то, что лежало на поверхности.

**Часть I. Новые Рубежи**

Колонизация шла темпами, которые не снились самым смелым фантастам прошлого. Луна, наш верный и богатый ресурсами спутник, превратилась в промышленное сердце ближнего космоса. Ее база «Лунная-2» разрослась до полноценного подземного города «Селенград» с населением в пятьдесят тысяч человек. Здесь, в гигантских пещерах, освещенных искусственными солнцами, находились не только шахты и реакторы, но и университеты, научные центры и даже театры. Луна поставляла на Землю гелий-3, титан и редкоземельные металлы, став неотъемлемой частью имперской экономики.

Но настоящим призом, мечтой, ставшей явью, был Марс.

К 1917 году на его красной поверхности вырос первый человеческий город-миллионник — «Новый Петербург». Расположенный в экваториальном кратере Гусева, он был чудом инженерной и магической мысли. Огромный прозрачный купол из армированного алмазным волокном полимера, который я скопировал из одного высокотехнологичного мира, накрывал площадь в пятьдесят квадратных километров. Под ним, в искусственно созданной атмосфере, зеленели парки, текли каналы, а по улицам двигались бесшумные электромобили. Давление и состав воздуха внутри купола были почти идентичны земным, позволяя людям ходить без скафандров. За пределами купола кипела работа. Армады роботов серии «Трудовик» возводили новые купола, бурили скважины в поисках льда и строили гигантские верфи на орбите. Марс становился вторым домом человечества, его запасным аэродромом и главным плацдармом для дальнейшей экспансии.

Первая Мировая война, кровавая бойня, обескровившая Европу в прошлой истории, так и не случилась. Зачем? Немецкому кайзеру не было нужды воевать за Эльзас и Лотарингию, когда его инженеры и рабочие вместе с русскими строили города на Марсе. Французским политикам было не до реваншизма, когда их виноградники благодаря новым технологиям давали рекордные урожаи, а их вина ценились по всей Солнечной системе. Мир был сыт, занят великим делом и с надеждой смотрел в будущее. Роботы взяли на себя самые опасные и тяжелые работы — в шахтах, на стройках, в литейных цехах. Человечество освободилось от проклятия изнурительного труда, получив возможность творить, учиться и исследовать.

А я, в тишине своих лабораторий, готовил следующий, самый амбициозный проект. Я создавал бога. Вернее, машину, способную на деяния, которые в любом другом мире сочли бы божественными.

**Часть II. Двигатель «Гея»**

В секретном комплексе под Уральскими горами, в зале размером с ангар для дирижаблей, на антигравитационной платформе парил шар. Идеальная сфера диаметром в три метра, сделанная из гладкого, переливающегося материала, который не был ни металлом, ни керамикой. Это был кристалл, выращенный с помощью магии и скопированный тысячекратно для создания монолитной структуры.

Я назвал его Двигатель «Гея». Это был мой замаскированный под технологию артефакт для терраформирования.

Его принцип работы был гениальной ложью, которую я собирался скормить миру. Официальная версия гласила:

— Двигатель "Гея" — это квантово-резонансный генератор. Он создает стоячую волну в субпространстве, которая входит в резонанс с молекулярной структурой планетарной атмосферы и коры. Путем модуляции частоты волны, мы можем инициировать цепную реакцию фазового перехода. Например, заставить замерзший диоксид углерода в полярных шапках Марса сублимироваться, уплотняя атмосферу. Или расщепить молекулы воды в подповерхностном льде на водород и кислород, формируя озоновый слой. Это сложный, долгий процесс, требующий колоссальной энергии.

На самом деле все было и проще, и сложнее. Внутри сферы располагалось ядро — идеально чистый алмаз, испещренный рунами на языке, которого не знал никто во вселенной, кроме меня. Это были руны созидания из мира, где магия достигла своего апогея. Сфера была гигантским артефактом, сочетающим в себе несколько школ магии:

1. **Геомантия:** Она позволяла «чувствовать» планету, находить залежи льда, определять состав коры и запускать вулканическую активность для выброса газов в атмосферу.

2. **Магия Стихий (Вода и Воздух):** Она напрямую манипулировала молекулами H₂O и CO₂, растапливая ледники и формируя облака.

3. **Магия Жизни:** Самая тонкая часть. После создания базовых условий, она должна была занести на планету простейшие, магически усиленные микроорганизмы (скопированные из моего кармана), которые начали бы процесс выработки кислорода и формирования почвы.

4. **Магия Иллюзий и Изменения:** Она создавала вокруг артефакта мощное поле, которое имитировало выбросы энергии и экзотических частиц, чтобы приборы ученых фиксировали «технологический» процесс, а не магический ритуал планетарного масштаба.

Мои доппельгангеры и лучшие инженеры под моим руководством завершали калибровку. Я планировал закончить проект к 1920 году. Один такой «Двигатель», заброшенный на Марс, мог бы за десять-пятнадцать лет превратить его в полноценный аналог Земли, без всяких куполов. Венера, с ее адом, потребовала бы три таких устройства и лет пятьдесят. Но это было возможно. Человечество стояло на пороге обретения всей Солнечной системы.

И в этой атмосфере всеобщего триумфа и великих планов я позволил себе редкую роскошь — провести несколько дней с семьей.

**Часть III. Обычный День в Необычной Семье**

Осень 1917 года. Наш главный фамильный дворец в Орлов-Граде, раскинувшийся на берегу рукотворного озера, был тихой гаванью посреди бушующего океана прогресса. Это было место, где я переставал быть Князем-Демиургом и становился просто мужем и отцом.

Утро началось в огромной, залитой солнцем столовой с видом на парк, где уже пожелтевшие листья медленно кружили в воздухе. За длинным дубовым столом собралась почти вся моя земная семья. Атмосфера была шумной, живой и абсолютно счастливой.

Слева от меня сидела Ксения. Моя тихая, нежная Ксения, чья доброта стала легендой в Империи. Она что-то тихо рассказывала нашему сыну, шестилетнему Дмитрию. Дима, серьезный не по годам, с пронзительными серыми глазами деда-Императора, внимательно слушал, но я знал, что книга, лежащая у него на коленях под столом — это не сказки, а «Анализ военно-политических доктрин Римской Империи». Его сестра, пятилетняя Аня, точная копия матери, с ангельским личиком и русыми косами, в это время сосредоточенно собирала из магнитного конструктора сложную модель Двигателя «Гея», которую видела всего один раз на моих чертежах.

— …и тогда, Дима, мы откроем еще одну больницу для детей в Кантоне, — говорила Ксения. — Там до сих пор помнят ужасы опиумных войн, и им важно чувствовать заботу Империи.

— Правильно, мама, — серьезно кивнул Дмитрий. — Демонстрация мягкой силы закрепляет лояльность эффективнее, чем гарнизоны.

Я едва сдержал улыбку. Мой маленький Макиавелли.

Справа от меня расположилась Виктория, моя прусская принцесса, мой идеальный администратор. Даже за завтраком она была воплощением порядка. Ее одежда была строгой, но элегантной, волосы уложены в идеальную прическу. Перед ней лежал не тарелка с кашей, а тонкий голографический планшет, на котором бежали графики эффективности производства роботов серии «Трудовик-3».

— Александр, я проанализировала отчеты с марсианских заводов, — произнесла она, не отрывая взгляда от экрана. — Мы можем оптимизировать сборочную линию на семь процентов, если заменим вольфрамовые манипуляторы на новые, с алмазным напылением. Это сэкономит нам до двухсот тысяч человеко-часов в год и снизит процент брака на три сотых процента.

Ее сын, Фридрих, сидел рядом с ней. Молчаливый, серьезный мальчик с ее глазами. Он не играл с едой. Он строил из кубиков сахара идеально симметричную крепость, и я заметил, что каждый кубик был повернут к нему одной и той же гранью. Маленький перфекционист.

Напротив меня, ведя оживленную беседу с приехавшей из Сибири Астрид, сидела Изабелла. Моя жгучая итальянка, мой министр иностранных дел в юбке. Она жестикулировала, сверкала глазами и смеялась.

— …и представляешь, Астрид, этот старый дурак, глава Французской Академии, до сих пор пытается доказать, что наши термоядерные двигатели — это "ловкий фокус"! Я предложила ему слетать на "Святогоре" до Луны и обратно за один день. Он позеленел и что-то пролепетал про "недомогание". Эти люди безнадежны!

Ее сын Лоренцо, маленький хитрый дипломат с ее глазами и моим обаянием, поддакнул: «Мама права. Консервативное мышление — главный враг прогресса. Нужно не спорить с ними, а создавать условия, в которых их позиция станет абсурдной».

Астрид, моя валькирия, только что вернувшаяся из инспекционной поездки по Уралу, громко рассмеялась. От нее пахло ветром и силой.

— Пустая болтовня, Белла! Пока вы тут в столицах языками чешете, у меня в Сибири новый сорт пшеницы "Полярная Звезда" дал урожай в двести центнеров с гектара за Полярным кругом! А мои новые породы коров дают молоко с жирностью в шесть процентов! Вот это — дело!

Ее дети, близнецы Рагнар и Фрейя, рослые, светловолосые и неугомонные, в это время устроили соревнование, кто быстрее съест свою порцию овсянки. Победил Рагнар, громко стукнув ложкой по пустой тарелке.

Я смотрел на них всех — на моих жен, на моих детей — и чувствовал нечто похожее на покой. Это был мой мир. Мир, который я построил. Мир, который стоило защищать.

После завтрака мы все вместе вышли в огромный зимний сад. Это была моя гордость — под стеклянным куполом росли деревья и цветы со всей Земли и даже несколько генетически модифицированных образцов, которые нигде больше не встречались. Воздух был наполнен ароматами орхидей, жасмина и влажной земли. Дети разбежались по дорожкам.

Я подошел к Ксении, которая стояла у пруда с золотыми карпами.

— Ты выглядишь уставшей, Саша, — тихо сказала она, кладя свою ладонь на мою руку.

— Много работы. Проект "Гея" отнимает все силы.

— Ты слишком много на себя берешь. Позволь другим помочь тебе. Позволь себе отдохнуть.

— Отдых — это роскошь, которую я не могу себе позволить, пока человечество сидит в одной "корзине", пусть и очень большой.

Она вздохнула. «Я знаю. Но иногда, глядя на звезды, я боюсь. Ты дал нам такую долгую жизнь, но куда мы так спешим? Что там, в этой темноте?»

— Будущее, Ксюша. Наше будущее.

Позже, в библиотеке, меня нашла Виктория. Она указала на огромную голографическую карту Солнечной системы, висевшую в центре зала.

«Марс колонизирован. Луна — промышленный придаток. Экономика растет на двенадцать процентов в год. Уровень преступности — нулевой. Все сыты, здоровы и живут по пятьсот лет. Что дальше, Александр? Я знаю тебя. Эта идиллия — не твой конечный пункт. Ты стратег. Каков следующий ход?»

Она всегда видела суть.

— Следующий ход, Вика, — это терраформирование. Превращение Марса в полноценную Землю-2. Затем — Венера. Возможно, спутники Юпитера — Европа и Ганимед. Нам нужны новые миры. Наше население, даже с учетом колонизации, к концу века превысит десять миллиардов. Земля не выдержит. Нам нужно жизненное пространство.

— И "Гея" — это твой инструмент?

— Да. Мой плуг, которым я вспашу новые поля для человечества.

— Это займет десятилетия.

— У нас есть время. Я дал нам его.

Фридрих, который тихо сидел в углу и читал книгу, вдруг поднял голову.

— Отец, а что будет, когда мы заселим всю Солнечную систему? Мы полетим к другим звездам?

Я посмотрел на своего серьезного сына.

— Обязательно, Фридрих. Обязательно.

Вечером, когда дети уже спали, мы вчетвером — я, Изабелла, Астрид и Виктория (Ксения предпочитала проводить вечера с детьми) — сидели у камина в моем кабинете. На столе стояла бутылка старого французского вина.

— Итак, — начала Изабелла, вертя в руках бокал. — Мир скучен до безобразия. Никаких интриг, никаких заговоров. Все тебя любят и обожают. Мне скоро нечем будет заняться.

Астрид фыркнула.

— Найди себе дело. Поезжай в тундру, попробуй вырастить ананасы. Вот тебе будет интрига — борьба с вечной мерзлотой.

— Я говорю о другом, — отмахнулась Изабелла. — Мы достигли плато. Утопия построена. Но любая утопия — это болото, если у нее нет цели. Александр, какова наша общая цель на ближайшие сто лет?

Этот разговор назревал давно. Они были слишком умны, чтобы не видеть дальше сегодняшнего дня.

Я сделал глоток вина и посмотрел в огонь.

— Цель… Цель в том, чтобы перестать быть "человечеством". Стать видом. Видом, который не зависит от одной планеты, от одной звезды. Моя цель — сделать нас по-настоящему бессмертными. Не как индивидуумов, а как цивилизацию.

Я встал и активировал голограмму. Перед ними снова развернулась карта галактики.

— Мы сейчас здесь, — я указал на крошечную точку Солнца. — Мы — как птенец, который научился летать внутри гнезда. Но за пределами гнезда — огромный лес, полный и других птиц, и хищников. Мы должны вырасти, окрепнуть, занять свое место в этом лесу. Терраформирование планет нашей системы — это лишь первый этап. Создание самодостаточных колоний. Затем — строительство межзвездных кораблей. Не исследовательских зондов, а "ковчегов". Кораблей поколений, способных нести миллионы людей к другим звездам.

— Но это проект на тысячи лет! — воскликнула Виктория.

— У нас есть эти тысячи лет, — спокойно ответил я. — И у наших детей, и у детей их детей. Мы закладываем фундамент для будущего, которое даже мы увидим лишь отчасти. Мы — первое поколение бессмертных. И наш долг — проложить курс на тысячелетия вперед. Вот наша цель. Превратить человечество из планетарного вида в галактический.

В кабинете воцарилась тишина. Они смотрели на меня, и я видел в их глазах не шок, а понимание и азарт. Они были рождены для великих свершений. И я дал им цель, достойную их масштаба.

Часть IV. Зов с Красной Планеты

Октябрь 1918 года.

Идиллию прервал резкий сигнал вызова по защищенному каналу. Я был в своей лаборатории, когда передо мной возникло взволнованное голографическое изображение главы марсианской колонии, Алексея Воронцова.

— Князь! Срочно! Мы… мы нашли что-то.

— Геологическое открытие, Алексей? Новое месторождение? — спросил я, один из моих потоков сознания продолжал расчеты траектории для «Геи».

— Нет, князь… Совсем нет. Группа геологоразведки работала в Долинах Маринер. Произошел небольшой обвал, открылась расщелина, ранее не отмеченная на картах. Они спустились для исследования… и нашли это.

На его лице была смесь страха и благоговения.

— Что "это", Алексей? Говори прямо.

— Оно… искусственное. Однозначно. Но материал… структура… мы не можем это идентифицировать. Оно не похоже ни на что, созданное человеком. Оно очень, очень древнее. И оно… работает. Слабый энергетический сигнал. Не электромагнитный. Что-то другое.

Все мои фоновые процессы мгновенно остановились. Все мое внимание было приковано к экрану.

— Никому не сообщать. Оцепите район. Никто не должен приближаться. Я вылетаю немедленно.

— Слушаюсь, князь.

Связь прервалась.

Часть V. Экспедиция в Неизвестность

Через час я уже был на космодроме. Мобилизация прошла с холодной, отточенной эффективностью. Со мной летели четверо моих сибирских детей. Они не были похожи на своих столичных братьев и сестер. Выросшие в спартанских условиях, обученные магии как науке, они были моим спецназом, моим главным оружием. Иван, мастер боевых заклинаний. Светлана, гений магии разума и иллюзий. Михаил, непревзойденный телекинетик. И Елена, лучший целитель и специалист по защитным полям. Им всем было по двадцать пять лет, и они были на пике своих сил.

Кроме них, на борт моего личного флагмана, «Пересвет» — усовершенствованной версии «Святогора» — поднялся отряд из двадцати «Валькирий» в полной боевой броне, оснащенной силовыми полями и плазменным оружием.

Полет до Марса занял стандартные три недели, но мне они показались вечностью. Мозг лихорадочно просчитывал варианты. Что это могло быть? Станция Предтеч? Потерпевший крушение корабль? Склад оружия? Маяк? Каждый вариант порождал сотни новых вопросов.

На следующий день после прибытия в Новый Петербург наша экспедиция на трех тяжелых шестиколесных марсоходах «Витязь» отправилась к Долинам Маринер. Путь по безжизненной красной пустыне под огромным, блеклым солнцем был сюрреалистичен. Тишину нарушал лишь хруст песка под колесами.

Мы прибыли на место. Огромный каньон, шрам на лице планеты. На краю пропасти нас ждал оцепивший периметр отряд роботов-охранников. Мы облачились в легкие скафандры и начали спуск в расщелину на антигравитационных платформах.

Часть VI. Каньон Откровения

Внизу было темно и холодно. Лучи наших прожекторов выхватывали из мрака древние скальные породы. Мы шли вглубь узкого разлома около километра. И затем мы увидели его.

Находка занимала огромную пещеру, в которую обрушилась стена каньона. Это не был корабль или здание. Это была… структура. Идеальный черный монолит высотой в пятьдесят метров, стоящий точно по центру пещеры. Его поверхность не отражала свет. Она его поглощала. Она была гладкой, без единого шва или стыка. Геометрия объекта была странной, тревожащей — углы казались то острыми, то тупыми, в зависимости от того, как на них смотреть. Она словно вибрировала на грани восприятия.

От монолита исходил низкий, едва уловимый гул, который чувствовался не ушами, а всем телом. И магия… фоновая мана вокруг объекта вела себя странно, она словно закручивалась в спирали, втягиваясь внутрь черной структуры.

Мои дети и валькирии замерли, пораженные. Я медленно подошел ближе. Мои сенсоры, как магические, так и технологические, сходили с ума, выдавая противоречивые данные. Материал не имел аналогов. Возраст… по распаду реликтовых частиц в окружающей породе, ему было не меньше пятидесяти тысяч лет.

Это переворачивало все. Всю картину мира, которую я так тщательно выстраивал. Вся моя экспансия, все мои планы были основаны на предположении, что Солнечная система — это наш пустой, тихий дом. Что мы одни.

Это доказательство обратного стояло передо мной. Молчаливое, древнее, непостижимое. И оно было здесь, на Марсе, на нашем заднем дворе.

Иван, мой сын, мой боевой маг, подошел ко мне. Его лицо в свете нашлемного фонаря было бледным.

— Отец… что это? Кто это?

Я долго молчал, глядя на черный монолит. На эту молчаливую весть из глубин космоса и времени. Затем я повернулся к сыну.

— Я не знаю, кто. Но я знаю одно.

Я обвел взглядом замерших бойцов, своих детей, а затем снова посмотрел на непостижимый артефакт.

— Это значит, что мы не одни в этой галактике.

Я сделал паузу, и мои слова прозвучали в наступившей тишине как приговор старой эпохе и начало новой.

— Что теперь будет, отец? — тихо спросил Михаил, его голос дрогнул.

Я положил руку ему на плечо и посмотрел в темноту каньона, словно пытаясь заглянуть в бездну космоса, скрывающую неведомых творцов этого монолита.

— Теперь, сын мой, нам придется готовиться. Готовиться по-настоящему. Потому что наш мир только что стал гораздо больше, и гораздо опаснее. И следующая угроза может прийти не из земных дворцов, а из безмолвной тьмы между звездами.