1902 год.
Время в моем новом мире текло с разной скоростью. Для миллионов моих подданных оно было размеренным и полным уверенности в завтрашнем дне. Для моих врагов оно неслось к пропасти. Для меня же оно спрессовалось в череду проектов, планов и решений, где пятилетка пролетала как один день. Мои земные дела были отлажены до уровня часового механизма. Империя работала, процветала и расширялась. Экономика росла невиданными темпами, социальные проблемы решались по мере их возникновения, а внешняя политика сводилась к принятию капитуляций и заявлений о вечной дружбе. Я стал настолько неотъемлемой частью мироздания, что мое имя произносили с тем же благоговением, что и имя Господа. И когда ты покорил землю, взгляд невольно устремляется ввысь.
Одним из теплых летних вечеров я сидел с детьми на открытой террасе нашего дворца в Царском Селе. Небо было ясным, усыпанным мириадами звезд. Мои дети, которым уже исполнилось по пять-шесть лет, были не по годам развиты, и их вопросы давно вышли за рамки детских «почему».
«Папа, — спросил Фридрих, мой сын от Виктории, указывая маленьким пальчиком в небо. Он, как всегда, был серьезен и точен в формулировках. — Я прочел в астрономическом атласе, что та яркая точка — это Юпитер, газовый гигант. А те — звезды, далекие солнца. Но это лишь изображения и цифры. Каковы они на самом деле?»
Я улыбнулся. Вопрос был не по-детски глубок.
«Они такие, какими ты их видишь, Фриц, — ответил я, приобнимая его. — Огромные, далекие и молчаливые. Пока молчаливые. Земля — это наш дом, наша колыбель. Но человечество не может вечно жить в колыбели. Придет день, и мы выйдем из нее, чтобы сделать первый шаг».
Мой сын от Астрид, Рагнар, тут же вскочил на ноги, его глаза горели азартом.
«Шаг? Туда? — он взмахнул рукой в сторону Луны. — Мы полетим к звездам? Как в романах Жюля Верна?»
«Лучше, Рагнар, — ответил я. — Гораздо лучше. Романы — это мечты. А мы будем строить реальность».
В этот момент я уже знал, что через несколько месяцев этот разговор перестанет быть теорией. Далеко отсюда, в выжженных солнцем степях Казахстана, на секретном объекте, который не был отмечен ни на одной карте мира, моя мечта уже обретала форму из стали и огня.
Программа получила кодовое название **«Заря»**. Ее целью было не просто покорение космоса, а установление нового, небесного рубежа, который окончательно закрепил бы мое доминирование над планетой. Для ее реализации в полной изоляции был построен целый город — **Звездоград**. Это был не мрачный советский Байконур из другого будущего, а сверкающий оазис науки и техники. Жилые корпуса с климат-контролем, утопающие в зелени парков, кристально чистые озера, созданные геомантией, и гигантские белые сферы лабораторий и сборочных цехов. Здесь жили и работали лучшие умы, собранные со всей Империи, и, конечно, несколько сотен моих доппельгангеров, руководивших процессом.
В сердце Звездограда, в исполинском монтажно-испытательном корпусе, завершалась сборка главного инструмента программы.
**Изобретение: Ракета-носитель «Стрела-1»**
* **Оригинал в нашем мире:** Концептуальный гибрид немецкой «Фау-2» Вернера фон Брауна (как первая в истории баллистическая ракета) и советской Р-7 «Семерка» Сергея Королева (как первая ракета, выведшая спутник на орбиту).
* **Моя версия:** «Стрела-1» была произведением инженерного искусства, опередившим свое время на полвека.
* **Внешний вид и конструкция:** Ракета представляла собой сигарообразное тело высотой 32 метра, выполненное из отполированного до зеркального блеска жаропрочного сплава на основе титана и алюминия. Она была двухступенчатой. Первая ступень состояла из четырех боковых блоков-ускорителей, окружавших центральный блок второй ступени, что придавало ей характерную «королевскую» форму, знакомую мне по Р-7. Эта схема обеспечивала колоссальную тягу на старте.
* **Двигатели:** На ракете стояли жидкостные ракетные двигатели РД-О-107 (Ракетный Двигатель Орлова, модель 107), работающие на сверхэффективной и стабильной топливной паре: керосин высокой степени очистки и жидкий кислород. Их суммарная тяга на старте превышала 400 тонн. Производство сжиженного кислорода в промышленных масштабах было налажено на моих сибирских заводах.
* **Система управления:** Управление полетом осуществлялось с помощью комбинации гироскопических стабилизаторов и бортовой аналоговой вычислительной машины «Интеллект-3», которая корректировала курс с помощью отклоняемых сопел двигателей. Это обеспечивало высочайшую точность вывода на орбиту.
* **Назначение:** В отличие от своих прототипов, которые создавались в первую очередь как оружие, «Стрела-1» с самого начала проектировалась как транспортное средство для мирного освоения космоса. Ее задачей было вывести на орбиту первый в истории человечества искусственный спутник Земли.
Сентябрь 1902 года. Стартовый комплекс № 1 в Звездограде. Гигантская серебристая «Стрела-1» стояла на стартовом столе, залитая светом прожекторов. В подземном бункере управления, за толстыми стенами из армированного бетона, царила напряженная тишина. Я был здесь лично. Рядом со мной сидели Астрид, которая прилетела из Сибири, и Виктория, чей Комитет по стандартизации отвечал за безупречное качество каждой детали ракеты. На огромном экране на стене было прямое изображение из Царского Села: в своем кабинете за запуском наблюдал Государь Император Александр III с сыном-наследником Николаем. Их лица выражали смесь благоговения и абсолютного доверия.
«Ключ на старт!» — раздался в динамиках усиленный голос моего доппельгангера, руководителя полетов.
Я вставил в разъем на своем пульте специальный ключ и повернул его. Это была формальность, но важная. Символ того, что окончательное решение принимаю я.
«Есть ключ на старт. Начинаю обратный отсчет. Десять… девять…»
Сердца в бункере замерли.
«…восемь… семь… зажигание…»
У основания ракеты вспыхнул ослепительный огненный цветок. Земля ощутимо содрогнулась даже здесь, глубоко под землей. Гул перерос в оглушительный, всепоглощающий рев, который, казалось, сотрясал сами основы мироздания.
«…шесть… пять… предварительная ступень… промежуточная… главная… подъем!»
Медленно, с неимоверным величием, отрываясь от стартового стола, тридцатиметровая стальная громада устремилась ввысь, оставляя за собой огненный столб. На экранах было видно, как ракета, набирая скорость, превращается в яркую звезду, уходящую в бархатную черноту ночного неба.
В бункере все, затаив дыхание, следили за цифрами на экранах: высота, скорость, траектория. Все шло идеально.
«Есть отделение первой ступени!»
«Полет нормальный».
«Высота двести километров. Входим в зону вывода на орбиту».
И через несколько томительных минут, которые показались вечностью, раздался голос оператора, срывающийся от восторга:
«Есть отделение спутника! Объект на орбите! Мы принимаем сигнал!»
И тут же бункер наполнился звуком, которому было суждено стать гимном новой эры. Простым, ритмичным, неземным.
Бип… бип… бип…
Это был голос «Мира-1» — небольшого полированного шара диаметром чуть больше полуметра, с четырьмя длинными антеннами. Первый искусственный объект, созданный руками человека и отправленный в вечное путешествие вокруг Земли.
Инженеры и ученые в бункере вскочили со своих мест, крича «Ура!», обнимаясь и плача от счастья. Астрид крепко сжала мою руку, на ее суровом лице сияла гордая улыбка. Виктория, всегда такая сдержанная, позволила себе редкую эмоцию — она сняла перчатку и изящно промокнула уголок глаза кружевным платком. На экране Император встал и перекрестился, глядя на уходящую в космос точку.
В тот же час моя медиа-империя обрушила эту новость на мир. Все радиостанции прервали свои передачи. Телевизоры в миллионах домов показали кадры запуска. Утренние газеты вышли с гигантскими заголовками: «РОССИЯ В КОСМОСЕ! ИМПЕРИЯ ОТКРЫВАЕТ ЭРУ ЗВЕЗД!» Миру был сообщен точный график пролета «Мира-1», и миллионы людей по всей планете выходили по ночам на улицы, чтобы увидеть в небе новую, рукотворную звезду, быстро скользящую на фоне вечных созвездий.
Реакция была предсказуемой.
В Берлине и Риме царило ликование. Их народы чувствовали себя причастными к величайшему триумфу в истории человечества.
В Вашингтоне новость произвела эффект разорвавшейся бомбы. Президент Теодор Рузвельт собрал экстренное совещание в Белом Доме. Его лучшие ученые и генералы с мрачными лицами докладывали, что, по их оценкам, Соединенные Штаты отстают в ракетных технологиях от Империи Орлова минимум на тридцать-сорок лет. Это был их «момент Спутника», но во сто крат более унизительный. Они поняли, что соревнуются не просто с другой страной, а с цивилизацией иного уровня.
В Лондоне и Париже новость была встречена с тихим, угрюмым отчаянием. Для них это было не просто технологическое поражение, а окончательный символ их исторической кончины. Газеты вышли с траурными рамками. «The Times» опубликовала редакционную статью под заголовком «Сумерки Запада», где с горечью констатировалось, что эпоха европейского доминирования, длившаяся пятьсот лет, безвозвратно ушла в прошлое. Новый век принадлежал не им. Простые парижане и лондонцы, глядя на пролетающую в небе русскую звезду, чувствовали не только чудо, но и острое, щемящее ощущение собственного бессилия. Их мир стал провинцией.
Для остального мира — для Китая, Индии, арабских стран и народов Африки — русский спутник стал маяком надежды. Впервые в современной истории на вершине мира оказалась не западноевропейская колониальная держава, а огромная евразийская империя, которая не грабила и порабощала, а строила и просвещала. Это был тектонический сдвиг в глобальном сознании. Делегации из этих стран хлынули в Петербург, стремясь приобщиться к новому центру силы и технологий.
Но я думал не об эмоциях и заголовках. Мой многопоточный разум уже обрабатывал практические последствия этого прорыва. Спутник был не игрушкой, а инструментом. Сразу после успешного запуска я отдал распоряжения по дальнейшему развитию программы.
Следующая серия спутников, получившая название **«Эфир»**, должна была создать глобальную сеть связи. Десятки ретрансляторов на орбите покроют всю планету, обеспечив мгновенную и абсолютно защищенную телефонную, телеграфную и телевизионную связь с любой точкой мира. Подводные кабели, эта гордость XIX века, в одночасье превращались в антиквариат. Я мог теперь говорить с моим наместником в Южной Америке так же просто, как с министром в соседнем кабинете. Император мог в прямом эфире обратиться ко всему человечеству. Это был абсолютный контроль над информацией.
Вторая серия, **«Око»**, предназначалась для наблюдения за Землей. Официально — для метеорологии, картографии и геологической разведки. И это была правда. Спутники «Око» могли предсказывать погоду с точностью до часа, что давало колоссальное преимущество моему сельскому хозяйству. Они составляли идеальные карты планеты, находя новые месторождения полезных ископаемых. Но была и неофициальная, главная функция. С помощью сложнейшей оптики и систем обработки изображений, скопированных из технологий конца XX века, спутники «Око» могли вести непрерывное наблюдение за любой точкой на поверхности. Я мог сосчитать количество солдат на американской военной базе, прочесть номер автомобиля у Белого Дома или отследить передвижение любого корабля в мировом океане. Я обрел стратегическое всеведение, божественный взгляд, от которого невозможно было укрыться. Любая попытка любой страны тайно создать оружие или собрать армию для нападения была бы видна мне как на ладони. Это был ультимативный инструмент поддержания мира. Мира на моих условиях.
И, конечно, мой новый статус «святого» получил неожиданное подкрепление. Церковные иконописцы, пытаясь осмыслить произошедшее, начали создавать новые, доселе невиданные образы. Я видел один из эскизов: Святой Благоверный Князь Александр Орлов в парадном мундире, в одной руке держит золотую Чашу-Грааль, а другой указывает в небо. А там, над стилизованным изображением земного шара, летит крошечная четырехлучевая звезда — «Мир-1». В некоторых храмах самые авангардные регенты даже пытались вплести ритмичный сигнал спутника в структуру церковных песнопений, как «глас с небес». Этот гротескный сплав сверхтехнологий и архаичной религиозности был квинтэссенцией созданного мной мира. Иногда мне хотелось смеяться, иногда — выть от абсурдности происходящего.
Спустя месяц после исторического запуска я собрал в Звездограде пресс-конференцию для ведущих журналистов Империи и союзных держав. Она транслировалась в прямом эфире на весь мир через мою пока еще несовершенную, но уже работающую спутниковую сеть. Я стоял на трибуне, а за моей спиной в огромном панорамном окне была видна стартовая площадка, где уже шла подготовка к монтажу следующей «Стрелы».
«Дамы и господа, граждане Российской Империи, народы мира, — начал я, и мой голос разнесся по всей планете. — Месяц назад человечество сделало свой первый шаг за пределы родного дома. Наш спутник "Мир-1" стал символом того, чего может достичь разум, направленный на созидание, а не на разрушение. Он стал вестником новой эры — эры единства, просвещения и великих свершений. Россия гордится тем, что стала пионером на этом пути, но мы рассматриваем это достижение не как национальную победу, а как достояние всего человечества».
Я сделал паузу, давая словам впитаться. Миллиарды глаз смотрели на меня с экранов телевизоров.
«"Мир-1" — это лишь разведчик, первый луч новой зари. Мы продолжим нашу работу. В ближайшие годы на орбите будет создана целая сеть спутников, которая свяжет все континенты, поможет нам предсказывать погоду, изучать нашу планету и сделает жизнь каждого человека лучше и безопаснее. Но это лишь подготовка. Подготовка к следующему, еще более великому шагу».
Я обвел взглядом замерший зал и посмотрел прямо в объектив главной телекамеры, обращаясь к каждому человеку на Земле.
«Сегодня я объявляю нашу следующую цель. Цель, которая еще вчера казалась фантастикой, а сегодня становится инженерной задачей. Цель, которая должна вдохновить наших детей и показать им, что нет ничего невозможного. Программа "Заря" продолжает свою работу. И я обещаю вам… — я сделал еще одну, последнюю паузу, зная, что следующие мои слова войдут в историю. — **В 1904 году Российская Империя отправит человека к звездам, и русский космонавт ступит на поверхность Луны**».
На несколько секунд в мире воцарилась тишина. Оглушительная, неверящая тишина. А затем она взорвалась бурей. Зал в Звездограде ревел от восторга. На улицах городов по всей планете люди кричали и обнимались, ошеломленные грандиозностью обещания. Даже в Вашингтоне и Лондоне в этот момент шок смешался с невольным восхищением.
Я же спокойно стоял на трибуне. Я не просто предсказывал будущее. Я его назначал. И вся планета, затаив дыхание, готовилась смотреть, как я исполню свое обещание. Рубеж был взят. Земля была моей. Теперь пришло время заявить права на небеса.