Господин Орлов

Глава 9. Гром Победы

Март 1893 года

Поезд, уносивший меня из седьмого, самого восточного из моих тайных городов, был не просто транспортом. Он был границей между двумя мирами, двумя жизнями, которые я вел одновременно. За спиной оставалась Сибирь — мой личный Эдем и ящик Пандоры в одном флаконе. Территория, где я был не просто промышленником, а без преувеличения Создателем, почти божеством для миллионов душ, которых я вырвал из нищеты и отчаяния по всему миру. Там, в семи сияющих резиденциях, похожих на дворцы из снов, оставались семьдесят женщин. Семьдесят избранниц, лучших из лучших, которых мои прагматичные и дьявольски хитрые доппельгангеры подсунули мне под видом «решения демографической проблемы».

Инспекция завершилась… продуктивно. Я пообщался с каждой из них. С Амари, африканской принцессой-шаманкой с глазами газели и телом пантеры. С японкой Акико, бывшей дочерью разорившегося самурая, чья грация в обращении с катаной уступала лишь нежности ее прикосновений. С ирландкой Фионой, чьи огненно-рыжие волосы и неукротимый дух скрывали глубокий аналитический ум. С немкой Гретхен, доктором философии из Гейдельберга, способной цитировать Канта и одновременно демонстрировать чудеса гибкости. Каждая была личностью, бриллиантом, прошедшим через чудовищную огранку отбора и ментального программирования. Они были милы, обходительны, умны, нежны и безгранично преданы. И я дал им то, чего они желали больше всего, то, ради чего их и готовили — я дал им своих детей.

Перед отъездом, используя магию жизни и тончайшую диагностику, я убедился: каждая из них будет носить под сердцем мое дитя. И не одно. Мои гены, усиленные магией и веками эволюции души, в сочетании с их безупречным здоровьем, гарантировали как минимум двойняшек. Я видел своим аурным зрением, как в семидесяти лонах зарождаются сто сорок, а то и больше, новых жизней. Начало моей династии. Мое сердце, привыкшее к космическим масштабам и вековым планам, впервые за долгое время дрогнуло от чего-то похожего на отцовскую гордость и ужас одновременно.

Я не взял никого с собой. Здесь, в этих крепостях-городах, под защитой моих всемогущих копий, они и наши будущие дети будут в абсолютной безопасности. Это понимали все. На прощание я дал своим доппельгангерам полный карт-бланш на дальнейшее развитие проекта. Единственным строгим наказом было — в кратчайшие сроки урегулировать гендерный перекос. «Нам нужны не только матери, но и отцы. Не только управляющие, но и рабочие. Ищите мужчин. В Европе, в Америке, где угодно. Мотивируйте, платите вдвое, втрое. Выровняйте баланс», — таким был мой приказ. Ганс, Франсуа, Диего и остальные, стоявшие на перроне как совет директоров некой трансгалактической корпорации, лишь молча и понимающе кивнули. Они всегда все понимали.

Поезд мчал меня на запад, обратно в Санкт-Петербург. Обратно к моей биологической семье, к Орловым, которые считали меня хоть и гениальным, но все же их маленьким Сашей. Обратно в мир балов, интриг, званых ужинов и косых взглядов завистников. Туда, где мне снова придется надеть маску тринадцатилетнего вундеркинда, студента сразу двух университетов. В моем пространственном кармане, рядом с арсеналом артефактов и тоннами редких металлов, теперь лежала увесистая папка с копиями документов. Свидетельства о собственности на семь городов-миллионников, оформленные на имя Александра Дмитриевича Орлова. И кипа патентов, закрепляющих за мной на двести лет право на изобретения, которые в этом мире еще даже не снились самым смелым футурологам.

Проведя неделю с семьей, я с головой окунулся в работу. Ритуал был привычен: два безупречных доппельгангера отправились грызть гранит науки в Технологическом институте и на юридическом факультете, поддерживая мою репутацию нечеловеческого гения. Я же заперся в своем кабинете в штаб-квартире «Орлов-Индастриз», разбирая отчеты, накопившиеся за время моего «путешествия для расширения кругозора».

Степан Иванович, мой верный управляющий, постаревший, но не утративший деловой хватки, докладывал с плохо скрываемым восторгом.

— Александр Николаевич, многоколейная магистраль между Санкт-Петербургом и Москвой полностью введена в эксплуатацию! Мы запустили по ней два типа составов. Грузовые, способные перевозить до пяти тысяч тонн за раз, и пассажирские экспрессы «Красная Стрела». От столицы до Первопрестольной теперь можно добраться за восемь часов, с комфортом, который и не снился европейским монархам. Билеты раскуплены на три месяца вперед!

Я кивнул, просматривая финансовые сводки. Прибыль была колоссальной.

— Что с Транссибирской магистралью?

— Идем с опережением графика, — доложил Степан Иванович. — Восточный участок, который строят ваши… кхм… «иностранные партнеры», уже состыковался с нашей веткой за Уралом. Еще год, максимум полтора, и мы получим сквозной путь от Петербурга до Владивостока и вашего нового порта на Амуре. Причем это будет не одна колея, как планировало правительство, а полноценная четырехполосная дорога на всем протяжении. Мы сможем перебрасывать дивизии с запада на восток за неделю.

Но не только стальные магистрали были предметом его доклада. Самым удивительным феноменом стал Орлов-град и его «Грааль». Артефакт, который я создавал как утилитарный инструмент для массовой обработки и вербовки персонала, превратился в нечто иное. Он стал святыней.

— Александр Дмитриевич, я даже не знаю, как это описать, — мялся Степан Иванович. — К Чаше идет непрерывный поток паломников. Со всей России. Прослышали о чудесах. И ведь они происходят! Я сам видел, как привезли на носилках князя Оболенского, разбитого параличом после падения с лошади. Он выпил из Чаши, и через час ушел на своих ногах, совершенно здоровый! Святейший Синод уже направил к нам комиссию. Они ходят вокруг, крестятся, бормочут что-то о божественном промысле и нерукотворном чуде.

Я мысленно усмехнулся. Магия лечения, встроенная в артефакт, работала безупречно. Она сканировала организм, находила патологии — от банальной простуды до раковых опухолей и повреждений нервной системы — и запускала программу регенерации на клеточном уровне. Для людей XIX века это выглядело как настоящее чудо.

— И это не только простолюдины или больные, — продолжал управляющий, понизив голос. — К нам приезжают инкогнито. Великий князь Сергей Александрович был на прошлой неделе. Говорят, страдал от мигреней. Уехал просветленный. Граф Витте, министр финансов, тоже заезжал. Пил, долго смотрел на чертежи наших новых станков. Сказал, что за такими, как вы, будущее России. Даже иностранцы потянулись — атташе из французского посольства, какой-то лорд из Англии, немецкие промышленники…

Я слушал и понимал, что моя утилитарная вербовочная машина превратилась в мощнейший политический инструмент. Каждый, кто пил из Чаши, получал не только исцеление и пакет знаний. Он получал и ментальную закладку. Не грубое подчинение, нет. Это была тонкая настройка. Симпатия к моим идеям. Лояльность к России как к великой державе. Неприязнь к разрушительным, революционным идеологиям. Мой «Грааль» стал прививкой от марксизма, анархизма и прочей заразы, которая уже начинала точить тело империи. Эти люди, занимавшие высокие посты, влиятельные и богатые, становились моими невольными союзниками. «Тихими бомбами», как я их прозвал, разбросанными по всем эшелонам власти. Они сами, искренне веря в правоту своих суждений, начали душить на корню любую подрывную деятельность. Агитаторы, пытавшиеся мутить воду на заводах, вдруг оказывались без поддержки. Подпольные типографии внезапно накрывала полиция. Деструктивные идеи просто увядали, не находя питательной среды в умах, которые уже были «продезинфицированы» моей магией.

— Хорошо, Степан Иванович, — сказал я, закрывая папку. — Продолжайте в том же духе. Не препятствуйте паломникам, но обеспечьте строгий порядок. И еще. В Орлов-граде и в Орлов-авиа необходимо развернуть строительство новых учебных заведений. Не просто школы для рабочих. Я хочу видеть полноценные Профессионально-технические училища и прикладной университет. Готовьте инженеров, техников, мастеров. Будущее поколение должно расти грамотным и преданным делу. Чертежи и учебные программы я предоставлю.

В феврале 1893 года в газетах прогремела новость: Государь Император Александр III, озабоченный состоянием военно-морского флота, объявил открытый конкурс на проект нового эскадренного броненосца для Балтийского флота. Это было неслыханно. Обычно такие заказы распределялись кулуарно. Но Император, человек прямой и ценящий дело, а не слова, решил встряхнуть адмиралтейское болото. К участию приглашались все верфи Империи, как казенные, так и частные. Призовой фонд был огромен, но главной наградой была честь и многолетний государственный заказ.

Вечером того же дня, когда я приехал домой из путишествия, за ужином отец, Дмитрий Алексеевич, отложив газету «Новое время», посмотрел на меня своим пронзительным взглядом.

— Саша, ты ведь построил верфь в своем Орлов-граде?

— Построил, тятенька, — ответил я, с аппетитом уплетая стерлядь.

— И корабли строишь? Сухогрузы, я слышал.

— И сухогрузы тоже.

— А военный корабль построить сможешь? — в его голосе прозвучал азарт. — Такой, чтобы всех умыть. Чтобы Государь ахнул.

Старшие братья, Николай и Петр, прыснули в салфетки. Идея, что их тринадцатилетний брат будет соревноваться с Балтийским заводом и Адмиралтейскими верфями, казалась им уморительной. Матушка обеспокоенно посмотрела на отца: «Митя, ну что ты, он же дитя, у него учеба…».

Я же отложил вилку и посмотрел на отца серьезно.

— Смогу, тятенька. И построю.

Через три месяца, в конце мая, на рейде Кронштадта стояли корабли-претенденты. Громоздкие, закованные в броню чудовища, похожие друг на друга как братья. И среди них — мой. Он казался пришельцем из другого века.

Назвал я его «Пересвет». Внешне он напоминал будущие линкоры типа «Севастополь» времен Первой мировой, но с элементами, которые появятся лишь на кораблях Второй мировой. Его корпус имел вытянутую, стремительную форму с «клиперским» форштевнем, что давало ему невиданную для броненосца скорость в 25 узлов. Вместо множества орудий разного калибра, создававших проблемы с пристрелкой, на «Пересвете» была реализована концепция «all-big-gun», как на будущем британском «Дредноуте». Двенадцать 305-миллиметровых орудий были размещены в четырех трехорудийных башнях — две в носу и две в корме, расположенные линейно-возвышенно. Это позволяло вести огонь из шести орудий прямо по курсу и на корму, и из всех двенадцати — на борт.

Но главным чудом была система управления огнем. На вершине ажурной треногой мачты располагался бронированный пост с оптическим дальномером невиданной точности, который я скопировал с немецких образцов времен Второй мировой. Данные с него поступали в «аналоговый вычислитель» — сложнейший механический прибор из сотен шестеренок и рычагов, который я материализовал магией в самом сердце корабля. Этот прибор автоматически рассчитывал упреждение, углы наводки и поправки на скорость своего корабля, скорость цели, ветер и даже вращение Земли. Наводчикам в башнях оставалось лишь совмещать стрелки на своих приборах.

Комиссия во главе с самим Императором обошла на катере все корабли. Александр III, хмурый и молчаливый, слушал доклады адмиралов. Когда они подошли к «Пересвету», наступила тишина. Корабль поражал своей гармоничной мощью.

— А это что за щеголь? — спросил Император, обращаясь к генерал-адмиралу, Великому князю Алексею Александровичу.

— Это, Ваше Величество, от верфи купца Орлова. Проект его сына, Александра.

На лице Императора отразилось удивление. Он помнил меня по прошлой встрече.

— Поглядим, — коротко бросил он.

Демонстрационные стрельбы стали триумфом. Пока другие броненосцы, окутываясь клубами дыма, пытались пристреляться по щиту-мишени на дистанции в 40 кабельтовых (около 7.5 километров), «Пересвет» дал первый залп с дистанции в 55 кабельтовых (более 10 километров). Двенадцать тяжелых снарядов, взвыв в воздухе, через минуту накрыли щит с ювелирной точностью, разнеся его в щепки. В наступившей тишине был слышен лишь крик чаек и скрип снастей. Адмиралы на борту императорской яхты стояли с отвисшими челюстями. Такого они не видели даже в самых смелых мечтах.

После этого разговор с Императором состоялся на борту его яхты «Полярная звезда». Мы сидели в его кабинете, отделанном дубом. Александр III долго молчал, набивая трубку.

— Александр Дмитриевич, — начал он, обращаясь ко мне уже не как к мальчику, а как к равному. — Я задам вам тот же вопрос, что и в прошлый раз. Зачем вам все это? Учеба. Заводы. Теперь вот — корабли, способные изменить ход морской войны. Что вы хотите? Денег? Власти? Титул?

Я смотрел на этого большого, уставшего человека, на плечах которого лежала ответственность за огромную страну. И я ответил ему с той же искренностью, что и в прошлый раз.

— Мне ничего не нужно для себя, Ваше Величество. Только величие моей Родины, России. Я патриот.

Император внимательно посмотрел мне в глаза, словно пытаясь заглянуть в душу.

— И все же, — сказал он. — За такой подарок стране я должен вас отблагодарить. Просите, чего хотите.

И я попросил.

— Ваше Величество, у меня есть небольшая просьба.

Император слегка напрягся, ожидая чего-то несусветного.

— Я хочу попросить вас присвоить официальный статус города моим поселениям в Сибири. И предоставить всем их жителям — а это люди со всего света, нашедшие в России новый дом — статус подданных Российской Империи.

Александр III изумленно вскинул бровь.

— Поселениям? Каким еще поселениям?

— Промышленным городам, Ваше Величество. Я построил их на свои средства. Семь городов.

— Семь?! — Император крякнул. — И каково же население этих… городов?

— На данный момент, Ваше Величество, общее число жителей превысило восемь миллионов человек.

Император поперхнулся дымом и закашлялся. Его адъютант бросился подать ему воды. Откашлявшись, Александр III посмотрел на меня как на сумасшедшего.

— Восемь… миллионов?! Орлов, вы в своем уме? Это больше, чем население всей Финляндии и Польши вместе взятых!

— Так точно, Ваше Величество. И набор поселенцев продолжается.

— Зачем?! — в голосе Государя прозвучало неподдельное изумление. — Зачем вам столько народу в Сибири?

— Это инвестиции в будущее России, — спокойно ответил я. — Да, они прибыли из-за границы. Но там они были никому не нужны. А здесь они обрели родину, работу, уважение. Они уже говорят по-русски, их дети пойдут в русские школы. Они — новые русские люди, преданные Империи и Вам, Государь.

Император долго молчал, переваривая услышанное. Его ум государственника пытался осознать масштаб. Восемь миллионов новых подданных. Освоенные территории. Новые промышленные центры. Это был не просто подарок. Это был тектонический сдвиг в геополитике.

— Документы, — хрипло сказал он. — Мне нужны документы для ознакомления.

— Они у меня с собой, Ваше Величество, — ответил я. — Я передам их вашему адъютанту.

Я отдал адъютанту ту самую папку. Точнее, я телекинезом перенес ее содержимое в отдельный ящик, который тут же погрузили на поджидавший грузовик. Кипа бумаг была внушительной.

Через неделю адъютант прибыл в мой особняк. Он привез не только официальное постановление Адмиралтейства о принятии проекта «Пересвет» на вооружение и заказ на постройку серии из двенадцати таких кораблей. Он привез высочайше утвержденный указ. Мои семь городов — Заря, Восток-Маш, Амурск-Верфь и другие — получали официальные статусы и вносились на карты Империи. А вместе с указом он привез несколько ящиков с новехонькими, пахнущими типографской краской паспортами российских подданных. На восемь миллионов человек. И указ, дающий моим городским администрациям право регистрировать новых граждан и принимать их в подданство Российской Империи прямо на месте.

На следующий день газеты вышли с огромными заголовками: «ТРИУМФ РУССКОГО ГЕНИЯ! НОВЫЙ БРОНЕНОСЕЦ ОРЛОВА ПОРАЗИЛ МИР!». На первой полосе была фотография: огромный, хмурый Император Александр III отечески положил руку на плечо невысокого тринадцатилетнего мальчика в студенческой тужурке. Мы оба смотрели в объектив. Два человека, меняющие историю России.

Еще один винтик в механизме величия Империи был вставлен и затянут. Ход истории изменился. И он уже никогда, никогда не станет прежним.