Господин Орлов

Глава 10. Империя нового века: Сталь, Хлеб и Слово

Август, 1893 год.

Мир финансов и промышленности напоминал спокойное море перед штормом. Ведущие промышленники Европы и Америки, подобно капитанам солидных, но неповоротливых галеонов, свысока поглядывали на редкие, кашляющие дымом «самобеглые коляски», считая их не более чем забавными и дорогими игрушками для эксцентричных богачей. Они не видели надвигающегося цунами, которое готовилось не просто изменить правила игры, а смести саму доску. Эпицентром этого тектонического сдвига был мой разум, работающий в сотнях параллельных потоков в черепной коробке четырнадцатилетнего подростка.

В моем главном кабинете в особняке на Английской набережной, который давно уже превратился в нервный центр глобальной операции, царила идеальная тишина, нарушаемая лишь тиканьем массивных напольных часов. Однако в моем сознании бушевала буря. Десятки моих доппельгангеров, неотличимых от обычных людей и разбросанных по всему миру, докладывали о результатах одновременно. Их отчеты не были словами — это были чистые потоки данных, мгновенно усваиваемые и анализируемые.

«Нью-Йорк. "Liberty Motor Cars" успешно завершила регистрацию. Первые сто экземпляров модели "Freedom-1" собраны и готовы к презентации. Акции размещены на бирже, начальный спрос превысил ожидания на триста процентов».

«Берлин. "Teuton Motorwagen Werke AG" получила все патенты. Модель "Stärke T-1" прошла испытания на полигоне в Баварии. Местные банкиры выстроились в очередь за миноритарным пакетом акций. Концерн Круппа выражает заинтересованность в лицензии на двигатели».

«Париж. "L'Étoile Filante Motors" арендовала выставочный зал на Елисейских полях. Модель "Élégance" вызвала фурор среди светской публики. Модный дом Ворта уже заказал три машины в эксклюзивном цвете».

«Лондон. "British Imperial Automotive Company" обеспечила контракт с Военным министерством на поставку штабных автомобилей для колониальных войск. Модель "Dominion" успешно прошла испытания в условиях, имитирующих индийское бездорожье».

«Орлов-Град, Сибирь. "Царь-Тракторъ" выпустил сотую единицу модели "Богатырь-1". Запросы от сибирских аграрных хозяйств превышают производственные мощности в десять раз. Заложен новый сборочный цех».

Это была моя стратегия. Не грубая монополия в стиле Рокфеллера, которая навлекает на себя гнев правительств и общественности. Нет, я создал экосистему. Иллюзию ожесточенной международной конкуренции, где немецкое качество боролось с французским изяществом, американская доступность — с британской солидностью, а русский прагматизм оставался скрытой силой, питающей все эти проекты. В каждой из этих компаний, зарегистрированных через сложную сеть подставных юристов и финансистов, 60–80 % акций принадлежали одному-единственному закрытому акционерному обществу: «Орловъ и Партнеры». Остальные акции были щедро розданы местным элитам, чтобы создать у них полную уверенность в том, что они являются совладельцами национального достояния.

Газеты по обе стороны Атлантики захлебывались от восторга, описывая «Великую автомобильную войну». Они не понимали, что все генералы этой «войны» подчинялись одному главнокомандующему. Я дирижировал этим оркестром, заставляя его играть симфонию моего триумфа.

Чтобы поддерживать иллюзию и обеспечивать реальное технологическое превосходство, я периодически «вбрасывал» инновации в ту или иную компанию. Первой ласточкой стала новая коробка передач для американской «Liberty Motor Cars», чьи клиенты ценили простоту и удобство.

**Изобретение: Синхронизированная коробка передач «Orlov Synchro-Clutch»**

* **Оригинал в нашем мире:** Синхронизатор коробки передач, запатентованный Эрлом А. Томпсоном для Cadillac в 1928 году. До этого переключение передач требовало от водителя недюжинного мастерства, практики «двойного выжима» сцепления и «перегазовки», и часто сопровождалось ужасающим скрежетом.

* **Моя версия:** «Orlov Synchro-Clutch» была гениально простой и эффективной. Она состояла из конусного блокирующего кольца из бронзы, которое перед зацеплением шестерен мягко прижималось к конической поверхности самой шестерни. За счет трения кольцо (синхронизатор) и шестерня уравнивали свои угловые скорости. Только после этого специальная муфта жестко соединяла их, обеспечивая бесшумное и легкое переключение. Для производства этих колец я использовал особый сплав бронзы с добавлением кремния, полученного на моих сибирских заводах, что придавало им исключительную износостойкость.

* **Эффект:** Модель «Freedom-1» стала первым в мире автомобилем, управлять которым могла даже дама в перчатках, не рискуя сломать ногти или оглохнуть от скрежета шестерен. Это был колоссальный маркетинговый прорыв. Пока конкуренты требовали от водителей быть механиками, я предлагал комфорт. Продажи «Liberty» взлетели до небес, а остальные мои компании тут же «начали разработку» аналогичных систем, подстегивая гонку вооружений, в которой я заранее знал победителя.

Пока стальной кулак моего автопрома сжимался на горле мирового рынка, в сердце Сибири расцветала новая жизнь. И не только промышленная.

Один из потоков сознания, выделенный под проект, который я мысленно называл «Наследие», принес долгожданный отчет. Семьдесят моих доппельгангеров, живших в семи первых сибирских городах под видом уважаемых инженеров, врачей и управляющих, доложили о пополнении. Семьдесят тщательно отобранных женщин — здоровых, умных, сильных духом, прошедших полное медицинское обследование и получивших мое магическое исцеление от всех скрытых недугов — благополучно родили. Двойни, тройни… более ста пятидесяти младенцев, моих детей, появились на свет. Каждый из них нес в себе не только мою генетику, но и искру магического потенциала, спящую до поры до времени. Матерям было обеспечено полное содержание, лучшее медицинское обслуживание и образование для их детей в специальных элитных школах-интернатах. Они были счастливы, окружены заботой и видели в отцах своих детей — моих доппельгангерах — настоящих героев, строителей нового мира.

И этот мир рос. К концу лета 1893 года было завершено строительство еще пяти городов: **Орлов-Сталь** (металлургический гигант), **Орлов-Химпром** (химическая промышленность), **Орлов-Текстиль** (льняные и хлопковые мануфактуры), **Орлов-Угольный** и **Орлов-Медный**. Телекинез и геомантия творили чудеса. Там, где обычным строителям потребовались бы десятилетия, мои дубли и завербованные рабочие возводили корпуса заводов, жилые кварталы, школы и больницы за месяцы. Геомантия поднимала из недр земли угольные пласты и медные жилы, устраняя нужду в адском труде шахтеров. Телекинез устанавливал многотонные станки с миллиметровой точностью.

Численность населения моей сибирской автономии перевалила за восемнадцать миллионов человек. Поток переселенцев не иссякал. Ирландцы, бежавшие от британского гнета, немцы-меннониты, искавшие землю и свободу вероисповедания, предприимчивые китайцы с южного берега Амура, и, конечно же, тысячи и тысячи русских крестьян, привлеченных обещанием собственной земли, достойной оплаты и жизни, свободной от голода и произвола.

Каждый прибывший, вне зависимости от национальности и вероисповедания, проходил через стандартную процедуру в иммиграционных центрах на границах моей «губернии». Это был отлаженный до совершенства конвейер. Сначала — полное медицинское обследование с использованием технологий, опережающих эпоху на столетие. Затем — магическое исцеление. Я не мог позволить, чтобы эпидемии или наследственные болезни подтачивали мой человеческий капитал. Магия лечения, пропущенная через моих дублей-медиков, очищала организмы от туберкулеза, оспы, холеры и сотен других недугов. Люди, прибывавшие изможденными и больными, через неделю выходили из клиник помолодевшими и полными сил. Для них это было чудом, божественным вмешательством, и их благодарность была безгранична.

Второй этап — образование. Все, от мала до велика, садились за парты. Обучение грамоте и русскому языку было обязательным. Мои методики, основанные на мнемотехниках и легком гипнотическом внушении, позволяли взрослым людям освоить язык и письмо за три-четыре месяца. Одновременно им давали базовые знания по гигиене, праву и основам той специальности, которую они для себя избирали.

И, наконец, третий, самый важный и совершенно секретный этап. Во время финального собеседования, под видом психологического теста, я через своих агентов-менталистов накладывал на их сознание тонкую, но нерушимую закладку. Это не было грубым подчинением воли, которое могло бы сломать личность. Нет, я действовал куда изящнее. Я вплетал в их подсознание несколько базовых аксиом: абсолютная верность Российской Империи в лице правящей династии Романовых; глубокое уважение и лояльность к семье Орловых как к благодетелям; и личная преданность мне, Александру Орлову, как архитектору их нового, счастливого будущего. Эта закладка не мешала им мыслить, любить, творить и стремиться к лучшему. Напротив, она давала им цель, чувство принадлежности к великому делу. Она превращала разношерстную толпу мигрантов в единый, монолитный народ — «новых русских», готовых трудиться и, если понадобится, умереть за свою новую Родину.

Соотношение полов, бывшее поначалу проблемой, постепенно выравнивалось. Я целенаправленно стимулировал иммиграцию целыми семьями, а для одиноких мужчин мои агенты организовывали «ярмарки невест» из центральных губерний России, где избыток женского населения был давней бедой. К началу 1894 года соотношение достигло приемлемого уровня: шесть женщин на каждых четырех мужчин. Демографический взрыв, который последовал за этим, был лишь вопросом времени.

Одновременно с ростом населения завершался и главный инфраструктурный проект — моя версия Транссибирской магистрали. В отличие от официального проекта, который предусматривал прокладку путей через зависимую от Китая Маньчжурию, моя дорога шла исключительно по российской территории, огибая Байкал с севера. Это было дороже и сложнее с инженерной точки зрения, но я не собирался ставить стратегическую артерию страны в зависимость от воли китайских чиновников и интриг моих «западных партнеров». Десятки тысяч рабочих, управляемые моими доппельгангерами-инженерами, и непрерывное применение телекинеза для укладки рельсов и строительства мостов позволили завершить магистраль на семь лет раньше официального срока. В декабре 1893 года первый поезд, ведомый мощным паровозом серии «АО» (Александр Орлов), проследовал от Челябинска до Владивостока без единой остановки на чужой земле. Сибирь была окончательно и бесповоротно пришита к сердцу России стальными нитями.

**Начало 1894 года.**

Решив проблему промышленности и логистики, я взялся за самый фундамент любого государства — за еду. Россия, при всем своем статусе «житницы Европы», регулярно страдала от голода, вызванного неурожаями. Крестьяне использовали архаичные методы, истощали землю, а качество семенного фонда было ужасающим. Я решил эту проблему кардинально.

Мои агенты по всему миру скупали лучшие образцы семян: канадскую яровую пшеницу «Ред Файф», американскую кукурузу «Золотая Бантам», немецкий пивоваренный ячмень, египетский длинноволокнистый хлопок, лен-долгунец из Бельгии. Все это в огромных количествах доставлялось в секретные лаборатории под Орлов-Градом.

Там я лично приступал к работе. Это была тончайшая магическая операция. Используя заклинания школы Жизни и Изменения, я проникал в саму генетическую структуру семян. Я видел поврежденные участки ДНК, накопленные за века бессистемной селекции. Магией я восстанавливал их, а затем — улучшал. Я вплетал в геном новые свойства: устойчивость к засухе и заморозкам, иммунитет к главным болезням вроде ржавчины и головни, ускоренный цикл созревания и, конечно же, многократно увеличенную урожайность. То же самое я проделал и с закупленным племенным скотом: голштинскими коровами из Голландии, овцами-мериносами из Австралии, свиньями породы ландрас из Дании. Я исцелял их, делал невосприимчивыми к болезням и повышал их продуктивность.

Результаты этой работы были переданы в три новых, специально построенных аграрных города: **Орлов-Хлебный**, **Орлов-Зерновой** и **Орлов-Скотный**. Эти города были окружены миллионами гектаров плодороднейшего чернозема, поднятого на поверхность моей геомантией. Десятки тысяч тракторов «Богатырь» и другой сельхозтехники с моих заводов вышли на поля.

Урожай 1894 года был не просто хорошим. Он был феноменальным. Там, где раньше собирали по 50–60 пудов пшеницы с десятины, мои агрохозяйства получали 250–300. Коровы давали втрое больше молока, овцы — вдвое больше шерсти. Сибирь, бывшая синонимом каторги, превращалась в рог изобилия.

Но произвести мало. Главное — сохранить. И здесь я нанес второй удар по архаике.

**Изобретение: Бытовой и промышленный холодильный шкаф «Морозко-1»**

* **Оригинал в нашем мире:** Первые бытовые электрические холодильники, такие как "Kelvinator" и "Frigidaire", появились в массовой продаже только в конце 1910-х — начале 1920-х годов. Они были громоздкими, шумными и использовали в качестве хладагентов токсичные вещества вроде диоксида серы или аммиака.

* **Моя версия:** «Морозко-1» был технологическим шедевром. В качестве рабочего тела я использовал инертный и безопасный газ фреон-12 (дихлордифторметан), синтез которого я наладил на «Орлов-Химпроме». Это было знание из будущего, абсолютно недоступное химии этого мира. Компрессор был компактным, почти бесшумным и приводился в действие электродвигателем, питавшимся от централизованной сети моих городов. Сами шкафы были сделаны из стали с эффективной теплоизоляцией из вспененного полимера — еще одного продукта моего химпрома. Я выпустил целую линейку: от небольших бытовых шкафов для кухонь до гигантских промышленных рефрижераторных установок для складов и вагонов-ледников.

* **Эффект:** Проблема хранения скоропортящихся продуктов была решена. Мясо, молоко, овощи и фрукты могли храниться неделями и месяцами. Это произвело революцию в питании и торговле. Мои вагоны-рефрижераторы «Морозко» повезли свежее сибирское мясо и масло в Москву и Петербург, обрушив цены и вытеснив с рынка менее качественную продукцию.

Я установил жесткое правило: за пределы моей сибирской вотчины не продавалось ни одного зернышка и ни одной живой скотины. Только готовая продукция. Мука высочайшего помола, мясные консервы в стальных банках (произведенные по технологии, исключающей ботулизм), яичный порошок, сухофрукты без косточек, сливочное масло и, главное, сублимированные продукты. Технологию сублимационной сушки — обезвоживания замороженных продуктов в вакууме — я также принес из будущего. Сублимированный борщ или картофельное пюре, которые достаточно было залить кипятком, стали настоящим хитом в армии, у геологов и полярников.

Россия не просто перестала зависеть от импорта продовольствия. Она превратилась в продовольственную сверхдержаву, способную в любой момент поставить на колени любую страну, просто перекрыв ей поставки дешевой и качественной еды. Но я не спешил играть этой дубинкой. Пока что.

Параллельно с революцией в еде я начал революцию в умах. В Орлов-Граде была построена первая в мире мощная радиостанция. Не искровой передатчик Маркони или Попова, способный лишь отстукивать точки и тире. Моя станция работала на электронных лампах — триодах, технологию производства которых я также воссоздал.

**Изобретение: Радиоприемник «Голос Империи-1»**

* **Оригинал в нашем мире:** Первое регулярное радиовещание началось лишь в 1920 году в США. Первые приемники были детекторными (требовали наушников и не имели усиления) или громоздкими и дорогими ламповыми аппаратами.

* **Моя версия:** «Голос Империи-1» был компактным, элегантным ящичком из лакированного дерева, с двумя ручками настройки и встроенным динамиком. Внутри стояли три лампы-триода моей конструкции, обеспечивавшие отличное усиление и чистоту звука. Питался он от электросети. Это был первый в мире массовый, доступный и простой в использовании радиоприемник, способный принимать голосовые передачи и музыку.

* **Эффект:** Сначала радиовещание охватило мои сибирские города. Утром играл гимн, днем передавали лекции по агрономии и технике, новости Империи и мира (в моей редакции, разумеется), а вечером — концерты классической музыки и радиопостановки по произведениям Пушкина, Гоголя и Толстого. Радио стало мощнейшим инструментом унификации культуры, образования и пропаганды. Затем вещательные вышки были построены в Петербурге, Москве и других крупных городах. «Голоса Империи» зазвучали в домах дворян и купцов, в офицерских собраниях и рабочих клубах. Вскоре я начал экспорт приемников за рубеж. Весь мир получил возможность слушать голос новой России.

**1895 год.**

К своему шестнадцатилетию я подошел с внушительным багажом. Два диплома — инженера-технолога и юриста — полученные экстерном в Императорском Санкт-Петербургском университете. Статус признанного во всем мире гения и филантропа. И реальная власть, которой позавидовал бы любой монарх.

Моя тайная сеть, состоящая из преданных агентов, аналитиков, силовиков из моей частной армии и полиции, опутала всю планету. Ни один важный разговор в кабинетах Уайтхолла или Белого дома не проходил без того, чтобы его содержание через несколько часов не легло на мой стол.

Но главной угрозой я считал не внешних врагов, а внутренних. Идеи марксизма, эта «красная чума», уже начали проникать в умы студенчества и рабочих в старых промышленных центрах. Я решил вырвать эту заразу с корнем, причем сделать это публично и демонстративно.

Удобный случай представился в апреле. Группа студентов Петербургского университета, подстрекаемая несколькими мутными личностями, устроила забастовку, требуя «свободы, равенства, братства» и свержения «царского самодержавия». Обычной реакцией властей было бы разогнать их нагайками и отправить самых буйных в Сибирь. Я поступил иначе.

Явившись в университет в сопровождении ректора и журналистов (в том числе и иностранных), я вступил с бунтарями в открытую дискуссию. Мои многопоточные сознания за доли секунды проанализировали их лозунги и биографии лидеров.

— Вы говорите о свободе? — спокойно спросил я, глядя в глаза горластому предводителю. — Но что вы знаете о ней? Свобода — это не вседозволенность, а осознанная необходимость. Свобода крестьянина — это свобода от голода. Мои заводы и агрокомплексы в Сибири дали эту свободу миллионам. Свобода рабочего — это свобода от нищеты и произвола. Мои рабочие получают зарплату вдвое выше, чем в Петербурге, живут в благоустроенных домах с электричеством и водопроводом, а их дети ходят в лучшие школы. А ваша свобода, господин Волков, — я назвал имя лидера, заставив его вздрогнуть, — это свобода получать тридцать фунтов стерлингов в месяц от некоего мистера Смита, атташе британского посольства?

В наступившей тишине мои люди развернули заранее подготовленные плакаты с увеличенными фотографиями, на которых Волков был запечатлен входящим в заднюю дверь британского посольства, и копиями банковских переводов на его имя. Иностранные журналисты защелкали своими фотоаппаратами. Студенты, которые искренне верили в свои идеалы, потрясенно смотрели на своего «вождя», который побледнел, потом покраснел и не мог выдавить ни слова.

— Вы говорите о равенстве? — продолжил я, повышая голос. — Какое может быть равенство между трудолюбивым инженером, который строит мосты, и бездельником, который призывает рушить основы государства на чужие деньги? Истинное равенство — это равенство возможностей! И я даю его! Любой сын пастуха из моей Сибири, если у него есть талант и усердие, может стать директором завода или ученым. А вы что предлагаете? Уравнять всех в нищете и хаосе?

— Вы говорите о братстве? Посмотрите друг на друга! Вы готовы идти за провокатором, который продал вас за тридцать сребреников? Вот ваше братство? А я покажу вам другое братство! Братство русских, немцев, ирландцев и китайцев, которые вместе строят великую страну. Братство инженера и рабочего, учителя и крестьянина, которые служат одной цели — процветанию нашей Родины, Российской Империи!

Эффект был подобен разорвавшейся бомбе. Толпа, еще минуту назад казавшаяся единой, раскололась. Большинство студентов, обманутые и униженные, с презрением отвернулись от своих бывших лидеров. Волкова и его ближайших подельников тут же арестовала подоспевшая полиция, но не за бунт, а по обвинению в шпионаже в пользу иностранной державы. Суд над ними стал показательным процессом, который транслировался по радио на всю страну.

На волне этого триумфа я объявил о создании всероссийского молодежного движения «Пионеры Империи». Его устав был прост и понятен. Никакой мутной философии, только конкретные цели.

**Девиз движения:** «Душу — Богу, Сердце — Родине, Честь — никому!»

**Основные принципы «Пионеров Империи»:**

1. **Духовное и нравственное развитие:** Изучение истории России, ее культуры и традиционных ценностей. Уважение к старшим, к семье и к вере (каждый к своей, движение было подчеркнуто надконфессиональным).

2. **Физическое совершенствование:** Обязательные занятия спортом. Гимнастика, легкая атлетика, плавание. Ежегодные всероссийские «Имперские игры» с ценными призами и стипендиями для победителей. Принцип «В здоровом теле — здоровый дух» стал краеугольным камнем.

3. **Интеллектуальное и техническое развитие:** В каждом городе открывались «Дворцы Пионеров» с десятками бесплатных кружков: от авиамоделирования и радиоэлектроники до химии и робототехники (да, я уже закладывал основы для будущего). Дети учились не разрушать, а созидать.

4. **Служение обществу и Родине:** Пионеры помогали старикам, участвовали в благоустройстве городов, сажали леса, работали в летних трудовых лагерях (с хорошей оплатой и питанием). Их учили, что быть гражданином — это не только иметь права, но и нести ответственность.

Движение имело оглушительный успех. Десятки тысяч юношей и девушек, которым надоели пустые лозунги и которые жаждали реального дела, хлынули в отряды «Пионеров». Они получили красивую форму, интересные занятия и, главное, ясную и великую цель. Я создавал поколение созидателей, патриотов и инженеров, у которых не было ни времени, ни желания слушать заезжих агитаторов. «Красная чума» была остановлена мощной прививкой здравого смысла и патриотизма.

Но пока я наводил порядок внутри страны, мои «английские партнеры» не дремали. Их попытки разжечь пожар на границах Империи становились все более наглыми. Моя разведка работала безупречно. Потоки данных от агентов в Лондоне, Вене, Стамбуле и Варшаве сливались в единую картину.

В начале осени 1895 года я запросил срочную аудиенцию у Государя. Встреча, как и в прошлый раз, состоялась в Малахитовой гостиной Зимнего дворца. Присутствовали император Александр III и цесаревич Николай. Мой доклад был кратким и подкрепленным неопровержимыми доказательствами.

— Ваше Императорское Величество, — начал я, раскладывая на столе папки с документами. — Британская разведка перешла к активным действиям. Вот, — я указал на первую папку, — доказательства финансирования польских сепаратистских групп в Галиции через подставные банки в Вене. Их цель — спровоцировать восстание в Царстве Польском. Вот, — следующая папка, — перехваченная шифрованная переписка между британским военным атташе в Софии и группой болгарских офицеров-русофобов. Готовится государственный переворот с целью разрыва союза с Россией. А вот это, — я положил на стол самую толстую папку, — детальный план по дестабилизации Венгрии. Подкуп чиновников, организация этнических столкновений между венграми и румынами в Трансильвании, экономический саботаж на предприятиях, которые сотрудничают с моим концерном. Цель — развалить наш зарождающийся союз изнутри.

Лицо императора окаменело. Он медленно пролистал документы, его глаза потемнели от гнева. Кулаки, лежавшие на подлокотниках, сжались так, что побелели костяшки.

— Англичанка гадит… — пророкотал он. — Всегда гадит. Они не могут смириться с тем, что мы становимся сильными без их позволения. Что мы строим свой мир, где им нет места. Что ж… На силу нужно отвечать силой. Что предлагаешь, Александр Дмитриевич?

— Предлагаю нанести упреждающий удар, Ваше Величество. Но не военный, а политический и экономический. Мы должны не просто защищаться, а перехватить инициативу. Мы должны официально и торжественно оформить тот союз, который де-факто уже существует. Мы должны показать всему миру, что Балканы и Венгрия — это сфера жизненных интересов России, и мы не позволим никому хозяйничать в нашем доме.

Николай Александрович, внимательно слушавший меня, решительно кивнул.

— Отец, Александр прав. Хватит полумер. Открытый и честный союз будет понятен всем. Он остудит горячие головы в Лондоне и придаст уверенности нашим друзьям.

Император долго молчал, глядя в огонь камина. Затем он тяжело поднялся и подошел к окну, глядя на Дворцовую площадь.

— Хорошо, — наконец сказал он, не оборачиваясь. — Действуйте. Тебе, Ники, и тебе, Александр, я поручаю это дело. Подготовьте все необходимое. Созовите в Петербург глав Сербии, Болгарии, Черногории и Венгрии. Мы подпишем пакт, который войдет в историю. И пусть весь мир видит, что Россия своих не бросает.

Подготовка заняла два месяца. Мои доппельган-дипломаты и юристы работали круглосуточно, согласовывая каждый пункт договора. Мы с цесаревичем Николаем провели десятки встреч с посланниками, снимая все острые углы. Я не скупился на обещания, подкрепляя их реальными делами. Венгрия получала гарантированный рынок сбыта для своей сельхозпродукции и доступ к дешевым сибирским энергоресурсам. Сербия и Болгария — многомиллиардные кредиты (от моего концерна, разумеется) на строительство железных дорог и модернизацию армий.

В ноябре 1895 года в Георгиевском зале Зимнего дворца состоялось историческое событие. В присутствии всего дипломатического корпуса, высшего света и прессы император Александр III, царь Болгарии Фердинанд I, король Сербии Александр I Обренович, князь Черногории Никола I Петрович и регент Венгерского королевства подписали «Пакт о братском союзе и взаимной обороне».

Это был не просто военный альянс. Это было рождение нового геополитического блока. Россия официально брала на себя роль «старшего брата», гаранта безопасности и экономического процветания стран-участниц. Любое нападение на одного из членов пакта отныне считалось нападением на всех. Но главной скрепой союза была экономика. Концерн «Орловъ и Партнеры» становился главным инвестором и технологическим донором для всей Восточной Европы.

Новость об этом событии произвела эффект разорвавшейся бомбы. В Лондоне царило уныние, в Париже — растерянность, в Берлине — задумчивое молчание. Британская «Большая игра» в Европе с треском провалилась. Они пытались зажечь фитиль, а я залил его бетоном.

Вечером того же дня я стоял у окна в своем кабинете. На улице шел первый снег, укрывая Петербург белым саваном. В моем сознании сходились воедино сотни потоков информации: биржевые сводки, доклады агентов, производственные отчеты, планы строительства новых городов, расписание занятий в школах «Пионеров»… Все работало как единый, отлаженный механизм.

Стальной кулак промышленности. Плодородная земля, способная накормить полмира. И Слово, звучащее из тысяч радиоприемников, несущее мою волю и формирующее умы миллионов.

Империя рождалась на моих глазах. Сильная, процветающая, справедливая. И непобедимая. Я смотрел на падающий снег и знал, что это лишь начало. Самое интересное было впереди. Русский Век только начинался.