1842, июнь, 2. Казань
Щебетали птички.
Первые лучи солнца уже добрые полчаса прорывались сквозь ночной туман, разгоняя его. А по дорожке в парке у озера Черное бежали двое[1].
Техника их бега для этого времени выглядела очень… необычной, что ли. Правильная постановка ноги и движение руками, дыхание носом в нужном ритме. Так-то ничего необычного, но здесь, в первой половине XIX века со спортом все было очень плохо. Что-то практиковалось только в цирке, да и там — крайне ограничено. В остальном он находился за рамками обыденного и приличного. В армию-то, понятно, он более-менее стал входить лишь после Первой мировой войны, но и аристократы им не баловались. Да и зачем? Максимум длинным клинком учились работать единицы, но и только. О том, что к владению оружием нужно еще добавлять укрепление и развитие тела никто не думал и не помышлял.
Кроме этих двоих.
Льва и Николая: молодых братьев Толстых.
На «подлете» был еще средненький, но он пока не созрел для полноценных занятий. А эти уже работали. И бегали вот так, и на брусьях с турником «крутились», и отжимались, и иное. Лев Николаевич грамотно нагружал себя с братом, быстро приводя «это тело» в божеский вид.
— Фух… — выдохнул Лев, делая остановку на месте, где они обычно меняли нагрузку. — Хорошо.
— Хорошо? Тяжко же, — с вялой улыбкой выдохнул брат, пытаясь отдышаться.
— Стрельбище бы тут. Чтобы после пробежки пострелять на скорость по целям.
— Ни городской голова, ни военный губернатор сего не позволят. В центре города пальбу устраивать? Вот еще!
— Понимаю… — кивнул Лев. — Дай помечтать-то.
— Мечты у тебя, — фыркнул смешливо Николай. — Ты еще не надумал на службу пойти?
— В гусары-то? — оскалился молодой мужчина.
— Можно и в гусары, хотя это дорого. Но дядюшка поддержит.
— Сам-то ты в артиллеристы метишь. — хохотнул Лев. — Пуля — дура, снаряд — молодец? А меня кобыл любить отправляешь?
— Как будто в артиллерии их нет, — смешливо фыркнул братец, поддерживая уже ставшей традиционной пошлую шутку, и тут же напрягся. Очень уж взгляд Льва изменился. Да и сам он как-то напрягся, а потом тихо спросил: — Что-то случилось?
Несколько секунд.
И из тумана вышло четверо незнакомых мужчин с дубинками в руках. На первый взгляд даже прилично одетых, словно средней руки обыватели. Даже ухоженные. Профессию в них выдавал только взгляд, но и это неточно. У того же опытного солдата, прошедшего несколько действительных кампаний, он порой бывал куда выразительнее.
Старший брат от их вида немало струхнул. А вот младший наоборот…
— Вас как за смертью посылать, — широко улыбнувшись, произнес Лев Николаевич, чем немало их смутил.
Но ненадолго.
Пару секунд.
И старший произнес чуть напряженным тоном:
— Нас попросили привет передать, паря.
— Долго шли, — фыркнул Лев. — Мне уже казалось, что не дойдете. Как у нашего болезного дела? Голова уже не болит? Может, совесть свело или честь парализовало?
Этот мужчина ничего не сказал.
Нервно как-то вздрогнул, но промолчал. Он ожидал всего чего угодно, кроме вот такой реакции. Тем более что этот юнец продолжал свою разминку, словно циркач какой-то, не проявляя ни капли страха. В отличие от его спутника. Но на него заказа не было и лишний раз подставляться не хотелось, поэтому, указав на Николая дубинкой, старшой произнес:
— Не вмешивайся и останешься цел.
После чего пошел на Льва.
Сам.
Первый.
Ибо поведение жертвы выбило из колеи не только его, но и его сподручных. Отчего они не решались начать первыми. Хотя по обычаю, атаку должны начинать именно кто-то из них, пока он отвлекает «терпилу» разговором. Но не сейчас. Вон — переглядывались да оглядывались, опасаясь, что сейчас этому юнцу на подмогу кто-то выступит из тумана…
Шаг.
Другой.
Замах.
И удар сверху, которым старшой метил Льву прямо по надплечью. Но юноша неожиданно довернул корпус, пропуская удар. И обойдя противника мягким танцующим шагом, четко влепил ему кулаком в челюсть. Правильно сжав его, чтобы не повредить себе кисть сильным ударом.
Нападающий издал какой-то всхлип и завалился, начав скрести землю пальцами. При этом, что немного удивило, не отключался.
Нет.
Он оказался близок к беспамятству, находясь в состоянии, которое профессиональные боксеры называют «грогги». То есть, нечто сильнее нокдауна, но слабее нокаута. Хотя вообще, по своим габаритам и общей прочности тела, он мог дать фору многим. А тут с одного удара сомлел. Вон — пытался подняться… куда-то, явно без четкой цели и смысла. Это ему еще подвезло с тем, что тело молодого графа не было в должной степени подготовлено. Иначе таким ударом «милый мальчик» его бы просто убил, расколов скулу лучевым переломом и подарив обширную гематому мозгу, а не просто разбив морду лица и обезвредив.
Дубинку, кстати, Лев перехватил.
Руки-то у падающего расслабили, а и по инерции он их вскинул, когда оседал. Вот и удалось завладеть его «инструментом». Случайно, конечно. Чтобы так специально нужно долго тренироваться, и Лев на такой успех не сильно рассчитывал, но и не растерялся. Подхватил дубинку и крутанул его в руке. Заодно разворачиваясь так, чтобы оставшиеся разбойники оказались в полусфере перед ним.
Пара мгновений.
И враги атаковали. Разом. Но по уму, явно опытные, заходя с разных сторон. Из-за чего фронтальный просто поддавливал, осторожно надвигаясь, а фланговые короткой пробежкой ринулись в заднюю полусферу.
Побежал и Лев.
Вперед.
Пользуясь превосходством в скорости.
Словно сжатая пружина, атакуя того, что был напротив: центрального.
Супостат попробовал отступить, давая своим дружкам время, чтобы отработать по спине этого слишком резвого парня. Но ни он, ни они явно не успевали, неготовые к такому сценарию. Поэтому этот разбойник встал в упор и приготовился принимать «подачу» дубинкой сверху на горизонтальный блок.
Удар.
Но не туда.
Замахнувшись, Лев просто врезался в своего противника, так и не опустив рук. Вместо этого на сшибке он влепил ему коленом в пах, и добавил заднюю подножку. Отчего разбойник рухнул навзничь, ударившись головой о довольно мягкий песок. К его счастью. Так что он скрючился и замычал, наслаждаясь массой приятных ощущений.
Мгновенный разворот к третьему и тычок ему палкой в корпус.
В район солнечного сплетения.
Принимая лиходея так, чтобы он сам по инерции «насадился» на такой удар.
Почти сразу молодой граф ушел в перекат по песчаной дорожке, специально для того, чтобы разорвать дистанцию с последним бойцом. Тот хоть и не был так резв, но все еще оставался в активе. Едва не достал его по спине.
Выходя из переката, Лев захватил рукой чуть-чуть песка. Дубинку-то выронил невольно, чтобы кисть себе не повредить.
Развернулся.
И рывком бросился в сторону неприятеля. Коротким. Буквально в пару шагов. Раз. И бросок песка в лицо.
Вскрик.
И взмах дубинкой наобум, сделанный скорее на рефлексах или из-за страха, чем прицельно.
А потом и удар. Уже кулаком, навстречу — вразрез. Левой рукой в челюсть полупрямым, полукроссом, куда Лев вложил всю массу и ускорение.
Попал.
Не в челюсть, куда метил, к сожалению, а опять в скулу. Но это было не так уж и важно. Веса и энергии хватило, чтобы свалить этого деятеля. Очень уж он неустойчивую позицию занимал. Ну и глубоко нокаутировать — прилетело-то ему душевно…
— Ну вот, а вы боялись, — снова расплылся в улыбке молодой человек, поднимая одну из дубинок.
В ответ старшой грязно выразился. Ему было плохо, но сознание уже вернулось.
— Ты дурак? — хохотнул Лев. — Вас на верную смерть отправили. Не сообразил еще?
Тот молча и зло уставился на этого до отвращения жизнерадостного юношу.
— Можете вернуться и спросить с того, кто вас ко мне отправил.
— Так дела не делаются.
— Ваш выбор, — пожал Лев плечами. — Тогда я вам сейчас сломаю руки. Все и всем. Ну, для красоты. После чего сдам полиции. А брат подтвердит, что вы напали на графа с целью ограбления. Хотя и моих слов хватит. О том, как вы будете жить дальше, полагаю, вам рассказывать не стоит. Не так ли?
Судя по тому, как их всех перекосило, перспективы они увидели очень ясно и отчетливо.
— Вы не местных. Так ведь?
— Так. — нехотя ответил старший.
— В розыске?
— Почем нам знать?
— Ясно. — протянул молодой граф с многозначительным видом. — В общем — проваливайте. И быстро. За мной идет присмотр полицией. Не удивлюсь, если вас примут в ближайшие минуты. Так что поторапливайтесь и уходите дворами. Будете должны.
Старший молча кивнул.
Лев же оправил одежду и предложил ошарашенному брату продолжить утреннюю пробежку.
— Как ты их… — только и выдавил он из себя, когда они удалились на четверть мили.
— Разговорчики! Не сбивай дыхание!..
Впрочем, Николай не оставил своего любопытства. И когда они вернулись в особняк, приняв сухой душ, то есть, сделав обтирание влажными полотенцами, он снова поднял эту тему.
— Когда ты сумел выучиться так драться?
— Сам не знаю, — честно солгал Лев. — Это шло от души. Я импровизировал. Как художник или музыкант. А может, даже и дирижер или композитор. Ты ведь слышал, как они пели. Вот у того, кому я попал дубинкой по ноге, явно было сопрано. А тот бедолага с отбитым хозяйством пытался взять слишком высокую ноту. Ее, пожалуй, и не услышать. Видишь, как старался?
— Ты… хм… я… слушай, а ты можешь научить? — не поддавшись на шутки Лёвы, спросил Николай.
— А тебе зачем?
— Я же в армию хочу пойти, в отличие от тебя. А там может пригодиться.
— В армии? Солдат избивать, что ли? Или ты на войну собрался? Так-то, как я слышал, в армии нужна крепкая печень, карточная удача и компанейский характер.
— Врут, — улыбнулся Николай. — Все они врут. Удача в картах необязательна.
— Вот видишь…
— Я на Кавказ хочу. — серьезно произнес брат.
— Зачем? Там стреляют. Понимаешь? Сделают дырочку, — ткнул Лев брата пальцем в лоб, — потом не залатаешь. Причем воюют не по обычаям, а наскоками. По-разбойничьи. Отчего и офицеры гибнут дуриком, и даже порой в плен попадают.
— Вот для этого я и прошу — научи.
— Ты не ответил, зачем тебе это?
— Что у нас от семейного добра осталось? — серьезно спросил Николай. — Мы бедны. Поэтому я и мыслю сделать себе карьеру в армии.
— Ее проще сделать в Санкт-Петербурге, чем на войне.
— Для столичной карьеры нужны деньги, а с ними у нас как раз беда. На Кавказе же при должной удаче я проскочу поскорее обер-офицерские чины и получу подходящее назначение.
— А дальше?
— Куда удача выведет, — неуверенно улыбнулся Николай.
— Хороший план. — серьезно произнес Лев, а потом заржал. — Надежный, как китайские часы.
— А в Китае делают часы? — не понял шутки Коля.
— Ты понимаешь, что шанс умереть дуриком у тебя в твоей задумке намного выше, чем добраться до высот и разбогатеть?
— Но он есть. И я прошу тебя — помоги.
— Ты уверен? Идея-то под пули лезть с такими целями совсем не здравая.
— Уверен.
— Убьют же.
— Я же в артиллерию пойду.
— Коля, ты дурак? Уж извини меня, но как ты в артиллерии хочешь карьеру быстро сделать? В рейдах по уму не поучаствовать. Красивых девок на саблю не взять. Врага не пограбить. Это же простая служба до талого.
— Нам только в артиллерию или на флот дорога. — серьезно ответил Николай. — Если окажусь умным — попаду на батарею. Если просто бедным — на флот. Или ты думаешь, что на флоте будет сподручнее карьеру делать?
— На нашем? — криво усмехнулся Лев.
— Вот-вот.
— А пехота?
— Не такой уж я и дурак[2], — нахмурился Николай. — Ну так что? Научишь?
— Хорошо. — нехотя ответил Лев. — Но сначала нужно укрепить тело. А потом — посмотрим. Ты… да и я все еще слишком слабы. И нам бы, к слову, учителей клинка. Да и для пистолетов стрельбище было бы нелишним.
— Я поговорю с дядей. Быть может, он сам возьмется. Чай полковник гусарский. Хоть и в годах, а саблей махать должен дай боже.
— Было бы славно, — кивнул Лев Николаевич. — А теперь пошли на Голгофу.
— Куда? — не понял Николай.
— Усмирять свое тело и живот. Кашу овсяную вкушать.
— Да ну тебя, — фыркнул брат и они, улыбаясь, отправились в столовую.
— Не спросишь, кто это такие были? — тихо уточнил Лев.
— А стоит? Ты же не ответишь.
— Почему? Судя по всему, наш поручик ОЧЕНЬ обиделся. Ты разве не слышал? Сергей Павлович написал бумажку одну куда-то в Санкт-Петербург, с просьбой уволить его без права ношения мундира.
— Из-за тех слов, что он тебе сказал?
— По совокупности, братишка, по совокупности…
Позавтракали.
Отдохнули.
И Лев отправился в гости.
— Душ бы… — тяжело вздохнув, буркнул он, забираясь в коляску. — Хотя на такой жаре так и так его приму…
Извозчик промолчал.
Он вообще был угрюмым и за всю поездку не проронил ни слова. Что удивительно. Обычно-то они попадались разговорчивыми, если пассажир был один и их треп не мешал беседе уважаемых людей. Но ничего забавного они обычно не рассказывали. Так — пустая болтовня, в которой в лучшем случае проскакивали бытовые курьезы. А таких сложных конструктов, будто они «водят телегу для души» в свободное от доходного бизнеса время, в здешних реалиях не встречалось.
Пока.
Потому что Лев Николаевич не был вредной букой и попросту рассказал части извозчиков о том, что в Москве такое встречал. Не пояснив, правда, за год. И теперь рассчитывал на то, что и в Казани аналогичные ребята заведутся…
— Приехали, барин. — буркнул этот извозчик, остановив коляску.
— Держи. — протянул молодой граф ему тройную плату.
— Здесь больше, чем надо. — нахмурился мужик.
— Так и есть. Подожди меня. Потом дальше поедем.
Тот от этих слов напрягся, но несколько секунд спустя кивнул. И молодой граф с чувством удовлетворения направился в мастерскую к Игнату…
История с купцами Крупениковыми затягивалась.
Они молчали.
Просто полностью игнорировали тут встречу.
Совсем.
Вообще.
Наглухо.
Даже эти разбойнички, что с утра напали, не от них был. Об их появлении в городе Федор Кузьмич заранее предупредил — недели за полторы. Более того, сумел выяснить о том, из каких краев они заявились. Этого хватило для нужных выводов — купцы тут ни при чем. У них там знакомств нужных не имелось, зато тот самый обиженный поручик именно туда отправился служить.
Из-за чего перед Львом возник вопрос: что делать дальше. Сподобятся купцы или нет — неясно. Они, очевидно, чего-то боялись. Вероятно, воспринимая всю эту историю как провокацию и попытку на них наехать каких-то серьезных игроков. Ну и копали. Во всяком случае, Федор Кузьмич думал именно так и даже о кое-каких изысканиях Крупениковых прознал. Так что в условиях этой неопределенности Лев Николаевич же решил начать параллельный проект. Попробовать. В частности, выбрав подходящую мастерскую, он ее владельцу предложил заказ на булавки. Обычные английские булавки, которые в здешних краях еще не изобрели[3].
Почему?
Да кто его знает? Просто так звезды легли. Лев Николаевич не был знатоком истории и немало удивился этому факту. Но и клювом щелкать не стал. Сразу включился…
— Ох! Лев Николаевич! — заохал Петр, старший сын Игната, когда молодой граф зашел к ним в мастерскую. В ту ее часть, которая выполняла функцию торговой лавки. — Сейчас я позову отца. А вы присаживайтесь, присаживайтесь.
Мужчина глянул на лавку, куда этот недотепа пытался его посадить, и едва заметно ухмыльнулся. Пожалуй, после такого сидения, часть одежды придется выбрасывать. Не следили тут за чистотой… не следили. Совсем…
— Ой! Лев Николаевич, а чего вы не присаживаетесь? — удивился вернувшийся помощник родителя, возвращаясь.
И тут же получил подзатылок от отца.
— Куда ему садиться, дурень⁈ Почему у тебя там опять навалено⁈
— Как идет выполнение заказа? — проигнорировав эту почти что теплую и ламповую семейную неурядицу, спросил молодой граф.
— Все сделал, как и оговаривали, — произнес он, вытирая ветошью руки, а потом добавил: — Прошу.
Они перешли в производственное помещение, а оттуда к складу. Ну… скорее подсобке, чем полноценному складу. Игнат залез в нее и вытащил корзинку, в которой лежали деревянные пеналы. Простенькие, вроде тех, что применялись позже в школе для пишущих принадлежностей. Только сильно короче.
Мастер взял наобум первый попавшийся и протянул заказчику.
Внутри лежали английские булавки.
Десяток.
Крупные такие, но вполне функциональные и удобные. Игнат мог сделать и помельче, но именно такие отлично вписывались в текущие нужды. В частности, крепления шалей, платков и прочего.
Никаких украшений.
Просто полированные, чуть блестящие от растительного масла, массивные английские иголки.
— Сколько таких коробок?
— Три дюжины. Как и оговаривали.
Лев Николаевич поставил на небольшой чистый участок столешницы свой маленький несессер. Практически барсетку этих лет, выполненную только из кожи на жестком каркасе. Открыл ее. И достал оттуда маленький мешочек с серебром.
— Это за работу.
— Премного благодарен, — произнес Игнат, принимая деньги.
— Почем ты можешь взять сталь? Если сразу много.
— По шесть с полтиною рублёв за пуд, барин. — произнес Игнат на южнорусский манер, что для этого региона было не характерно.
— Возьми этот пуд и наделай заготовок. — сказал Лев Николаевич, выкладывая перед ним еще деньги. — И распорядись донести эту корзину до коляски.
— Конечно, барин, — расцвел Игнат, предвкушая большой заказ.
Лев же подвис, задумавшись.
Он ведь хотел как? Правильно. Оставить на реализацию эти булавки в приличных магазинах, куда и сам захаживал. Но прямо сейчас он осознал, насколько это все погибельная стратегия.
Нужна мода.
Нужен тренд.
А как его создать? Уж точно, не с помощью магазинов, в которых эти булавки утонут в океане подобных им мелочей.
— Барин, — тихо спросил Игнат.
— А? Что?
— Отчего ты булавки эти в коробки велел укладывать? Да еще аккуратные и деревянные. Неужто на подарок кому?
Лев глянул на него.
Криво усмехнулся и произнес:
— Пожалуй, пока не надо грузить. Читать умеешь?
— Младшой мой разумеет.
— Я тебе краску пришлю. Темной снаружи коробки покрасишь. Светлой изнутри. И натереть их нужно чем-то, чтобы блестели. Сделаешь?
— Сверху рубль положишь? Работа-то хлопотная.
— Полтину. Куда тут рубль-то? Ты, чай, не сам трудиться станешь, а кого из младшеньких своих посадишь. Да и работы там немного. Я тебе быстросохнущую краску пришлю. Ну что, возьмешься?
— По рукам, — буркнул Игнат, хотя это недовольство и было напускным. Покрасить такие пеналы да натереть и четвертака не стоило. А он вон — полтину взял. Щедр барин… щедр. Или дурень. Хотя о последнем он думать не хотел…
[1] Парк у озера Черное разбили в 1829 году. В 1860−1870-е озеро стали засыпать из-за дурных запахов, и к 1889 году засыпали полностью, но в ходе работ в начале 1980-х озеро откопали в рамках старой котловины, восстановив, а готовясь к 1000-летней годовщине Казани — отреставрировали. Так что сейчас озеро примерно соответствует тому размеру, какое имелось в 1842 году.
[2] Здесь идет отсылка к известной в те годы (и не только) поговорке: «Умные идут в артиллерию, хитрые — в инженеры, смелые — в кавалерию, дураки — в пехоту, а бедные — на флот».
[3] «Английская» булавка была изобретена в США в 1849 году, где и запатентована, однако осенью того же года английский делец Чарльз Роулей запатентовал ее у себя на родине. А потом наладил выпуск. В связи с чем такая булавка и называется «английской».