Часть 1 Глава 2

1842, апрель, 5. Казань



По улицам Казани медленно двигалась коляска. Кучер которой осторожничал, ибо молодой господин, севший к нему, сказался дурно себя чувствующим и просил не растрясти. За копеечку малую, разумеется.

— Осторожнее! — покрикивал время от времени Лев Николаевич на ухабах.

Но без злобы и негромко, так как все это было лишь игрой.

С того злополучного вечера он стал уклоняться от совершенно излишних для него новых встреч с графиней. Да и тетушку предпочитал избегать, а потому «убегал» из дома как можно раньше — «пока все спали», то есть, до полудня. Возвращаясь же, имитировал дурное самочувствие, удаляясь сразу к себе. Ну и в процессе таких прогулок держал «марку». Просто из опасений, что Пелагея Ильинична или ее супруг решатся опросить слуг, а те от того же кучера или еще кого прознают лишнее.

Хорошо хоть тетушке хватало ума не вызывать докторов. Да, осуждающе на него поглядывала, но не более. Во всяком случае, пока…


Дзиньк.

Прозвенел колокольчик, пропуская Льва Николаевича в книжную лавку при Казанском университете. В ней продавались учебники и всякие полезные к науке и общему кругозору издания, включая иноземные монографии, журналы и прочее. Сюда он зашел в последнюю очередь, прежде обойдя все прочие книжные магазины просто потому, что ожидал увидеть здесь этакий аналог магазина «Школьник» из позднего Союза, а потому, когда заглянул, немало удивился, осознав: как он ошибался.

Продавец, что читал какую-то книгу, поднял на него глаза.

Вежливо улыбнулся.

И поправив очки, вышел из-за стойки.

— Рад вас видеть, молодой человек. Вы у нас первый раз?

— Здравствуйте. Да, впервые. Под Рождество из Москвы приехал.

— И что же вас привело к нам в разгар зимы из самой Москвы?

— Печальные обстоятельства. Родители покинули этот бренный мир, а с ней и опекунша. Так что теперь нас забрала к себе тетя, которая отныне и опекает меня с братьями да сестрой.

— Кажется, я слышал об этой печальной истории. Настоящая трагедия — остаться без родителей в столь нежном возрасте. — покивал продавец. — Вы, верно, кто-то из братьев Толстых?

— Все так. Лев Николаевич.

— О! — широко улыбнулся продавец, но сдержавшись. — Слышал, слышал. О вашем знакомстве с Эдмундом Владиславовичем уже вся Казань судачит.

— Да будет вам, — небрежно махнул рукой молодой граф. — Неужто вся?

— Как есть вся. И ходят разные слухи… Мне, право, неудобно спрашивать. Но что же там на самом деле произошло?

— Вы не поверите — не помню. — максимально по-доброму улыбнувшись, ответил Лев. — Перебрал пуншу. Отчего даже думаю, что все это попытка надо мной подшутить.

— Хороша же шутка! — охнул продавец. — Бедный Эдмунд Владиславович чуть не застрелился, сгорая от стыда.

— Вы сами-то верите в это? Чтобы сочувствующий изменникам, бунтовщикам и прочим разбойникам сгорал от стыда? — широко улыбнулся Лев Николаевич.

— Даже не знаю, что вам ответить… — вернул вялую улыбку продавец и решил сменить тему. — Но что же это я? Вы же за книгами зашли, а я вас пустыми разговорами терзаю. Какая именно книга вас интересует?

— Мне нужна такая книга, в которой описывалось бы современное положение науки. Междисциплинарное. Что открыто, что ищут и прочее. Обзор такой. Срез момента. Я собираюсь поступать в Казанский университет и разрываюсь между факультетами. Вот и хочу понять: где мне интереснее будет учиться и полезнее.

— Боюсь, что таких у нас нет. — явственно разочаровался продавец. — Более того, я о таких даже не слышал.

— Очень жаль. Это явно недоработка нашей Академии наук.

— Что есть, то есть, — вяло улыбнулся он. — Могу предложить альманах «Ученые записки Казанского университета», «Журнал министерства народного просвещения» и альманах «Библиотека для чтения[1]». В них шире всего освещаются поднятые вами вопросы. Хотя, в сущности, это не аналитические, обобщающие труды, а просто сборники актуальных статей. А также… хм… у нас имеются и просто тематические журналы.

— Я могу их полистать? Можете сделать подборку, чтобы я смог оценить?

— Разумеется. — кивнул продавец. — Какие именно журналы вам показать? По каким направлениям?

— По физике, химии, математике и геометрии. Хм. Ну еще и по биологии с медициной, быть может, еще и по истории с географией.

— Оу… Такая широта! Хорошо. Сейчас посмотрю, что у нас есть. Это может занять некоторое время. А пока… хм… не желаете ознакомиться? — словно фокусник, продавец достал книгу непонятно откуда.

— О началах геометрии, — произнес Лев Николаевич, прочитав и переведя название на русский язык с французского. — Лобачевский. Хм. Это не ректор Казанского университета?

— Именно так. Это самая важная работа Николая Ивановича.


Лев принял ее, встал у окна, чтобы больше света, и стал эту книжицу листать. Меньше ста страниц, большая часть из которых посвящены излишне осторожной и деликатной подводке к вопросу. Суть же излагалась достаточно компактно. К тому же в силу профессиональной деятельности в последние годы перед той аварией мужчина всю теорию Лобачевского и так знал назубок. Они ведь лежала в основе рабочих гипотез самой идеи подпространства многомерной мультивселенной. Однако по тексту все же пробежался — ему требовалось понять состояние дел на текущий момент. Собственно, ради этого он и решил изучить нынешнее положение науки, без чего планировать что-то представлялось затруднительно.

Кроме того, с прошлой жизни ему «капнул» навык скорочтения, что немало упрощал ему жизнь. Как и отменное знание французского языка, ставший полезным наследством былой личности этого тела.

Краем глаза же Лев заметил: за ним наблюдали. Вон — в стекле отражался зритель. Продавец-то был не один. И удалившись для поиска подходящих брошюр, он отдал распоряжения помощникам, а сам решил взглянуть на молодого человека, который прямо сейчас пролистывал с равнодушным видом это сочинение.


Наконец, этот цирк закончился и Карл Генрихович вышел из своего укрытия. Выводя трех помощников с пачками журналов. Местных, не имевших никакого сродства с теми красивыми и пестрыми изданиями, которые бытовали во второй половине XX века и в начале XXI. С виду — книги и книги. Притом нередко такой толщины, словно там всю «Войну и мир» решили поместить разом. Из-за чего помощники натурально пыхтели под немалым весом «печатных знаний».

— Вас, я смотрю, эта работа не заинтересовала? — кивнул продавец на сочинение Лобачевского, которую Лев уже закрыл.

— Отчего же? Весьма любопытное.

— И чем же? — с едва заметной издевкой в голосе поинтересовался Карл Генрихович.

— Этот вопрос с подвохом? — усмехнулся Лев. — Хотя не отвечайте. Я видел в стекле ваше отражение. — кивнул он на витрину. — Поначалу думал, будто вы опасаетесь порчи редкой книги, вышедшей совсем малым тиражом. Но теперь понимаю — вас тревожило иное.

— Ну что вы⁈ Лев Николаевич. Упаси Господь! — дал «заднюю» его визави, не желая нагнетать.

— Это действительно новое слово в науке, выводящее Евклидову геометрию в категорию частных случаев, применимых на ничтожно малых участках. Во всяком случае в масштабах Вселенной. И аргументация вполне убедительна. Хотя я слышал, что в Академии наук отнеслись к ней крайне скептически.

— Вы читали эту работу ранее?

— Слышал о факте ее существования, но не читал. Сейчас столкнулся впервые.

— И уже посчитали убедительной⁈ Просто пролистав⁈

Молодой мужчина вернул ему улыбку и кратко пересказал содержимое, а также аргументацию, которую использовал Николай Иванович.

— Но как⁈

— Я умею быстро читать… да-с… Если дадите бумагу, перо и чернила, то я с удовольствием кратко изложу свои мысли по прочитанному. А лучше карандаш. Не люблю чернилами писать.

Продавец кивнул.

И вскоре Лев Николаевич уже писал заметки к теории Лобачевского. Не свои. Нет. Эти выводы знали, наверное, все, кто был связан с тем злополучным проектом. В частности, он выводил природу нелинейности пространства из его многомерности. Делая вывод, что искривленные плоскости не более чем одна из бесчисленного множества вероятных проекций. А под финиш даже нарисовал каскад фигур, выводя из простой точки через квадрат-куб тессеракт и пентеракт. То есть, четырех- и пятимерную фигуру. Хотя это оказалось совсем непросто — давненько чертить не приходилось.


— Как-то так… — произнес он, откладывая карандаш. — Примерно такие мысли меня посетили во время чтения. Отчего Николай Иванович их не изложил — бог весть. Но мне показалось, что они прямо проистекают из сказанного им.

— Я не силен в геометрии, — признался продавец, с определенным обалдением глядя на эти заметки, — но меня немало удивляет использование вами времени как одной из мерностей. Как сие возможно?

— А почему нет? Многое возможно, просто мы не всегда видим и понимаем очевидное. — улыбнулся Лев. — Вы вот, когда-нибудь видели лист бумаги, у которого только одна сторона?

— Как это? У любого листа же две стороны.

— Подайте, пожалуйста, ножницы и какой-нибудь клей.

Продавец не стал ломаться и уже через пару минут увидел ленту Мёбиуса[2]. То есть, Лев отрезал полоску и, сложив ее в кольцо, перевернул один конец, закручивая.

— Видите? У этого листа одна сторона. Просто она хитро закручена. Можете удостовериться. Вот. Видите, делаем отметку. И теперь ведем пальцем. Как вам?

— Это вы сами придумали?

— Отчего же? Где-то слышал, что в древнем Риме уже о ней знали, хотя сейчас, вероятно, эта фигура позабыта…


После чего Лев оставил потрясенного продавца медитировать на ленту Мёбиуса, а сам перешел к уложенными на столик «кирпичам» журналов, начав их просматривать. Быстро. Больше по оглавлениям. И откладывать те, которые его заинтересовали… то есть, как оказалось, все. А вынесли ему их почти сотню.

— Я их беру. Сколько они стоят?

— Все?

— Все.

— Кхм… мне нужно посчитать, я как-то не ожидал… — начал говорить продавец, возвращаясь в реальность, и тут звякнул колокольчик. Они оба повернулись к двери и улыбнулись. Но если продавец вполне благожелательно, то Лев Николаевич нервно. Потому как на пороге стояла супруга губернатора во всем своем великолепии.

— Доброго утра, Анна Евграфовна, какими судьбами… — максимально искренне и радостно произнес продавец, подавшись вперед, но был остановлен решительным жестом.

— Мой мальчик, рада вас видеть. — произнесла она, прямо глядя в глаза Льву, проигнорировав продавца.

— И я вас, графиня. — максимально ровным тоном ответил Лев. — Не ожидал вас здесь встретить. Мне казалось, что вам больше по душе художественная литература.

— О! Что вы⁈ Что вы⁈ — воскликнул продавец. — Анна Евграфовна очень помогает в нашем нелегком деле. Она наша добрая фея, благодаря которой магазин начал расцветать. Только благодаря ее помощи мы смогли выписать множество нужных и полезных книг из Европы и Санкт-Петербурга.

— Даже так? — немало удивился мужчина.

— Наука и литература меня всегда привлекали, мой мальчик. Точнее, люди, что занимаются исследованием и творчеством. А это что у вас за издания? — кивнула она на стол.

— Я желаю поступить в Казанский университет и хотел бы определиться с тем, на какой факультет идти. А это — подборка журналов, которые должны мне в этом помочь.

— А ваша тетушка, уважаемая Пелагея Ильинична, сказала, что вас увлекает Восточный факультет и вы жаждете стать дипломатом.

— Надеюсь, вы понимаете, что это ее увлекает сей факультет и названная стезя. Если же я вляпаюсь в непригодное для меня образование, то мне придется расхлебывать последствия. Это же моя жизнь, а не ее. Так что я желаю разобраться и не принимать поспешных решений.

— А мне понравилось, как вы их принимаете, — улыбнулась она. — Вы не помните?

— То, как поручик вылетел в окно после того, как назвал меня Ruski pies? Нет, не помню. Я был слишком пьян.

— А он назвал? — нахмурилась графиня.

Лев Николаевич промолчал, разведя руками, и всем своим видом давая понять, что развивать тему не будет. Женщина же, чуть помедлив, кивнула, принимая ответ, и указав на книги, поинтересовалась:

— Вы их решили взять все?

— Да.

— И уже оплатили?

— Нет, — встрял продавец, — мы только хотели к этому подступать. Я даже посчитать не успел.

— Хорошо. — кивнула Анна Евграфовна. — Я оплачу. Такое любопытство весьма похвально.

— Нет. — решительно возразил Лев.

— Ну же, мой мальчик, мне приятно сделать вам подарок. Тем более такой.

— Нет! — еще жестче произнес он.

— Отчего же? — удивленно выгнула графиня бровь, не привыкшая к таким отказам.

— Такой подарок будет слишком унизительным для меня.

— Ты отказываешь мне… кхм… в этом подарке? — спросила она, пристально глядя на Льва. Причем удивительным оказался тональность вопроса и мимика, с помощью которого она развернула его куда как шире.

— Анна Евграфовна, это мои проблемы, и я должен научиться их решать самостоятельно. Иначе грош мне цена. Я себя просто уважать не смогу. А теперь прошу меня извинить, дела. — произнес он и поцеловал ее руку.

Ухоженную, изящную и весьма приятную на ощупь. Отчего его молодое тело, переполненное тестостерона слегка… завибрировало, что ли, но он сдержался и не стал увлекаться с этим поцелуем. После чего вышел на улицу, бросив продавцу через плечо, чтобы тот доставил книги к Юшковой Пелагее Ильиничне, где с ним и рассчитаются.

— Какой гордец, — хмыкнула графиня.

— И умница, — тихо заметил продавец.

— Не лезь не в свое дело! — излишне жестко рявкнула она, практически прорычала и глазами сверкнула так, будто оттуда молнии вылетят.

— Что вы! Что вы! Я об ином. — примирительно замахал он руками. — Вот, — показал он ей ту пару листов и ту поделку ленты Мёбиуса.

— Что сие?

— Лев Николаевич верно обладает даром скорочтения. Он здесь, в моем присутствии прочел работу Николая Ивановича. Восемь десятков страниц за четверть часа! И даже кое-какие рассуждения свои набросал, продолжая его мысли.

Она внимательно посмотрела на эти бумаги, исписанные довольно крупным, уверенным и лишенным излишеств твердым почерком. Хмыкнула.

— Это все чего-то стоит? — небрежным жестом указала она на бумагу.

— Мне сложно судить. Я не так хорошо знаком с геометрией. Но, как минимум, говорит о том, что Лев Николаевич умеет очень быстро читать и вникать в суть проблем. Потому как, описывая все это, он вполне изложил содержание книги, подчеркивая самое важное. За это я могу ручаться, ибо читал ее и неоднократно.

— Покажите Николаю Ивановичу. Мне любопытно.

— Разумеется, — поклонился продавец.

— И да, посчитайте все это. После чего отвезите Пелагеи Ильиничне.

— Сумма здесь немаленькая. — осторожно возразил Карл Генрихович.

— Оплачу я. Но ей передадите, чтобы о том не болтала. И да — сделайте это так, чтобы Льва Николаевича не было в особняке, он последнее время любит много гулять, выходя до полудня. Что же до денег… этого хватит? — спросила она, кинув ему небольшой кошелек, полный золотых червонцев[3].

— Вполне. Но… простите, Анна Евграфовна, а разве не оскорбит такой поступок Льва Николаевича? Кроме гордости он еще умен и наблюдателен. Я боюсь, что он рано или поздно докопается до правды, и скорее рано, чем поздно.

— Вы думаете?

— Уверен. Я, знаете ли, люблю понаблюдать за некоторыми посетителями, используя отражения. Он первый, кто приметил это. Причем сразу.

— Хм. Ему они для чего надобны?

— Просто ознакомится, дабы составить общее представление о текущем положении дел в науке. Перед выбором факультета.

— Тогда скажите, что руководство университета впечатлено молодым дарованием, — кивнула она на заметки, — и предоставляет эти журналы на месяц бесплатно. С возвратом.

— А если Николай Иванович посчитает это вздором?

— Тогда сами что-то придумайте! — раздраженно воскликнула Шипова. — Деньги же оставьте и пустите к делу.

— Сделаю, Анна Евграфовна, все сделаю в самом лучшем виде.

— Не подведите меня. — произнесла графиня и, приняв от продавца тетрадь с запрошенными ранее материалами, удалилась.

Эта игра ее начинала забавлять.


Лев Николаевич же, отпустив экипаж, решил прогуляться пешком. Просто чтобы остыть и не наломать дров. Все же молодое тело, переполняемое гормонами, трудно было держать в узде. Из-за них в голове творились натуральные шторма. Вот он и решил прогуляться, подышать свежим воздухом, приводя голову в порядок, и подумать над дальнейшей тактикой и стратегией поведения. И тут…


— Смотрите-ка какого рожка[4] нам занесло! — донеслось откуда-то совсем рядом, а потом дорогу Льву заступили незнакомые люди с кривыми ухмылками на лицах…

[1] «Ученые записки Казанского университета» представлял собой ежегодный сборник статей по физике, математике, медицине, востоковедению и прочему. «Журнал министерства народного просвещения» являл собой самый широкий междисциплинарный сборник статей. Альманах «Библиотека для чтения» представлял собой научно-популярные переложения научных теорий и разного рода литературные зарисовки художественного толка (публикующий рассказы и повести, в том числе фантастического характера). По сути, был своего рода аналогом «Техники молодежи» и «Юного техника».

[2] Лента Мёбиуса была открыта в 1858 года. Но существуют изображения ее в Античности, которые, впрочем, к XIX веку оказались давно забыты.

[3] Червонцы в 1842 году — самые маленькие золотые монеты в обороте, принимаемые по курсу 3 рубля.

[4] Рожок — так в те годы называли глупого человека, которого легко ограбить. Аналог «лоха» или «терпилы».

Загрузка...