Жаркое лето сорок первого

Глава 7

Когда мы прошли около полутора сотен метров по неглубокому оврагу, скрываясь от возможного наблюдения со стороны, за спиной раздался хлопок. Артём улыбнулся – сработал его подарочек, видимо немцы с организовываемого блокпоста заинтересовались одиноким грузовиком, который так резко изменил направление своего движения.

Я тяжело выдохнул – обидно было бросать добытый с боем грузовик, но что делать, если я не разглядел, как это едва заметное «направление» поменяло направление своего движения? Да, звучит по-дибильному, но так и есть! Эта «недодорога» как-то неожиданно превратилась в заросший травой и высоким кустарником овраг. Сам овраг был не то, чтобы очень глубоким, так, по пояс взрослого человека, примерно, но обладал обрывистыми склонами, вот мы и «нырнули», плотно засев днищем…

Ой, какого взгляда от товарища старшего лейтенанта тогда я удостоился!

А потом всё было просто. Похватали снаряжение. Каждый взял запасное оружие, по немецкому рюкзаку (помимо своего), и, навьюченные как самые натуральные ишаки, мы двинули в сторону, которую указал нам Артём. По дну этого заросшего травой оврага.

Поначалу идти было сложно. Каждый из нас то и дело цеплялся своим грузом, формой или оружием за ветки. Пару раз я даже споткнулся о незамеченные в траве коряги, но смог устоять на ногах. А вот товарищ военфельдшер упала и подняться на ноги смогла только благодаря товарищу старшине, который не захотел бросать ДП в грузовике.

А мне не повезло. Как виновному в потере транспорта, помимо своих вещмешка и ППШ, я тащил еще и немецкий ранец, немецкий же карабин и немецкий автомат.

Вообще, наша компания выглядела странно. Я и Артём – в немецкой форме. Два бойца – в маскхалатах. Ещё и девушка в командирской форме. И все с кучей снаряжения.

В общем, вскоре мы выдохлись. Примерно через километр-полтора. Особенно сильно выдохлась военфельдшер (она же девушка), и… я – который не привык по пересечённой местности таскать с полсотни килограммов груза. Нет, насчёт полусотни, я, может быть, и перегнул палку, но в целом – идти было тяжело.

Ещё, как на зло, солнце припекало.

Среди нас всех, только Артём и шагал бодро, успевая то уйти немного вперёд, то приотстать, чтобы прислушаться.

А на окраине оврага он приказал двинуться дальше всем, кроме меня. Когда наши спутники и товарищи по несчастью отошли, Тёма спросил:

-Что, Серёга, тяжело?

Я несколько раз интенсивно кивнул, соглашаясь.

-Знаешь, что нужно делать, когда тяжело?

Я несколько раз отрицательно покачал головой. Сил на разговоры не было.

-Бросать лишнее. – Ухмыльнулся Артём, после чего и сказал. – Вот свой ППШ и бросай. Сколько там у тебя патронов в диске?

-Треть диска. – Смог выдавить из себя я. – Тёма, такой редкий ствол в руки попал! Как его бросить?

-Легко и просто. Пока шли по оврагу, наследили мы знатно. И немцы по нашему следу пойдут, однозначно. С полтора десятка минут мы у них выиграли, но этого мало. Вот пусть и заинтересуются они неизвестным для них оружием. Потратят время. – Улыбнулся Артём, незаметно достав из кармана немецкое «Яйцо», гранату М-39, коими он вполне успешно заминировал кабину грузовика. – Боец Поляков, выполнять приказ!

Последние слова прозвучали так, как могли бы звучать только из уст настоящего, повидавшего разного, кадрового офицера: веско, коротко, ёмко, не оставляя возможности и даже желания как-то воспротивиться. Мне только и осталось, что подчиниться.

-Только пустой диск вставь. Остаток патронов отдашь старшине. – Мягче сказал Артём.

Дождавшись, пока я переставлю магазины местами, Тёма осмотрелся по сторонам, и, выбрав удобное место, положил на землю протянутый мною автомат, после чего коротко приказал:

-Догоняй остальных!

Я послушно побрёл в направлении, куда старшина повёл людей, а Артём остался возиться с гранатой и автоматом…

Второй взрыв мы не услышали. Как и третий. Имеющий какой-никакой опыт постановки простейших минно-взрывных заграждений, обучавшийся на опыте Великой Отечественной и последующих войн старший лейтенант мог дать фору некоторым взрывникам из этого времени в изобретательности постановки минных ловушек. Нет, были и в этом времени своеобразные «уникумы», задающие тенденции развития военной науки и военного ремесла – например, Илья Григорьевич Старинов, в Испании, когда его группа захватила полевую кухню, загрузила её взрывчаткой и оставила её на середине моста, после чего кухня была взорвана, а мост через реку Аликанте разрушен – но таких специалистов под рукой не было, а был старший лейтенант Артём, который имел в своём запасе несколько гранат.

Мы тогда так и не узнали, что минные постановки Артёма унесли в тот день жизни трёх немецких жандармов, которые заинтересовались нашим непонятным для них передвижением…

Двигаться приходилось быстро. Вот только уставали быстро. По моим прикидкам, за оставшиеся три часа светового времени нам пришлось сделать аж два коротких привала – иначе не вывозил уже не только я и военфельдшер, но и участники нашего небольшого отряда.

Место для отдыха Артём выбрал достаточно удобное – посреди леса, на небольшом пригорке, с которого несмотря на окружающие деревья, было неплохо видно окружающий нас лес. Немного ниже был небольшой, но топкий овражек, в котором пробивалась удивительно-чистая ключевая вода. Правда, перед ужином пришлось немного поработать лопатами – выкопать под каждого ячейку для стрельбы из положения лёжа. Пока мы втроём копали, Артём занялся бездымным костром, а военфельдшер созданием ужина – благо, продовольствия после нашего последнего набега на немцев хватало.

Копали неспеша, стараясь уделять внимание маскировке – не хватало ещё, чтобы какой случайный прохожий смог распознать место нашего ночлега из-за чьей-то глупости. Уже позже, когда начало темнеть, Артём ходил по округе, подсвечивая себе трофейным фонариком и лично устранял все огрехи, которые ему удалось обнаружить при таком скудном освещении. Только в этот момент, по каким-то обрывистым движениям я смог увидеть, что Тёма вымотан.

Я даже слегка испугался – никогда его таким не видел. Вместо жизнерадостного, доброго парня на наши укрытия смотрел уставший от всех и всего человек с посеревшим лицом и каким-то грубым взглядом. Впрочем, когда старший лейтенант исправил найденные огрехи, лицо его слегка переменилось. На нас смотрел пусть и уставший, но обычный человек…

Ужин вышел по истине царским: на первое – гороховый суп-концентрат с немецкими консервами; на второе – запечённый как в детстве картофель (и где они его среди трофеев нашли? А кто додумался его захватить – для меня это осталось тайной). В одной из банок оказался немецкий консервированный хлеб – его мы умяли, что называется, «за милую душу». Было и третье – чёрный чай (жаль, не в пакетиках), которым мы запивали немецкий шоколад, выступивший в качестве десерта.

Еду, что называется, смели, после чего начали стелиться спать. На удивление, караулы выставлять Артём не стал – сам остался дежурить, видел, что люди устали. Для этого дела ему даже сварили эрзац-кофе в немецком котелке, высыпав туда несколько кусочков взятого у немцев же сахара.

Заснул я быстро – как только моя голова коснулась вещевого мешка, который я решил использовать вместо подушки.

Просыпаться пришлось слишком рано. Во всяком случае, мне так казалось. На самом же деле, вокруг уже было достаточно светло. Бросив взгляд на часы, я удивился – половина десятого утра. На «часах» сейчас стоял Вохмин, грозно осматриваясь по сторонам.

Наскоро умылись водой из ручья. Военфельдшер к этому времени уже приготовила завтрак. В качестве основного пункта меню у нас было два вида бутербродов: галета с консервами или галета с салом. Запивать всё это предполагалось всё тем же чаем. На десерт – остатки шоколадки.

Закидывая в рот одну из долек трофейного, слегка горьковатого шоколада (там, в веке двадцать первом, не мог терпеть горький шоколад, а здесь и сейчас – ем и радуюсь), понимаю, что к военфельдшеру мы так и обращаемся – по званию. И имени я её так и не узнал. Артём, полагаю, тоже – что весьма нехорошо, тем более что про старшину с бойцом Вохминым мы узнали всё…

***

Одинцова Владлена Игоревна была самой обычной девочкой, родившейся в начале двадцатого века. Вообще, история её семьи была необычной, во всяком случае, для старого, дореволюционного времени. Вот сказал бы её отцу кто, тогда, до Революции, что он, обычный заводчанин-токарь с Ижорского завода женится на девушке пусть и обедневшего, но всё-таки дворянского рода (что впоследствии тщательно скрывалось), то он бы ни за что не поверил. А вот же – случилось. И он, не старый ещё мужчина, но обычный токарь, после октябрьской Революции смог завоевать сердце очень красивой девушки с хорошими манерами.

В момент знакомства он был – обычный красногвардеец, находившийся на излечении в госпитале, после нападения ночных татей на патруль. Она – сестра милосердия в одном из чудом сохранившихся во время смуты госпиталей.

Любовь между ними завертелась сразу. Это была буря, безумство, искра, породившая пожар. Вскоре они сыграли свадьбу – скромную, как у многих, но по старым обычаям, в церкви. А потом, в восемнадцатом году родилась Владлена. Владлена Игоревна.

Молодой командир отделения (комот) такой же молодой Красной Армии настоял на том, что его дочь должны звать, как и одного из главных большевицких предводителей, вождей – Владимира Ильича Ленина. Так и родилось имя – Владлена. Мама же девочку называла ласково – Влада.

Потом у отца семейства были непростые годы – шла Гражданская Война. И всюду за ним, в обозе, с маленьким ребёнком на руках следовала жена – Екатерина Генриховна.

Игорь Николаевич проявлял смекалку и доблесть, за что и был избран вначале командиром взвода, а потом и командиром пулемётной роты. Вот только, как и бывает на войне – ранило его… Белогвардейской шрапнелью обезобразило лицо молодого Краскома. Да и чёрт бы – с этим лицом! Глаза лишился отец Владлены на войне!

Вначале были долгие госпиталя, а потом увольнение из Красной Армии. Почетное. Даже орденом наградили – Красным Знаменем. После этого и вернулась семья в Северную Столицу. Там же – стал он вначале кандидатом, а потом и полноправным членом партии большевиков. Потом был определён на партийную работу. Вначале на заводе – потом отправили поднимать хозяйство в Туркестан, потом в Поволжье… И жена с дочерью – везде за ним. За свое детство Владлена сменила целых четыре школы, что не давало

А в тридцать шестом году пришёл вызов – в Ленинград. Пусть и не на самую высокую партийную должность – инструктором политической пропаганды райкома партии большевиков. Зато в крупном городе… В общем, все были рады.

Училась Владлена хорошо. По мальчикам не бегала. И поступила в Ленинградский мед. Почти закончила его - всего один курс осталось отучиться… Влюбилась в молодого лётчика-героя (о чём никому не сказала), у него даже медаль за Финляндскую войну была… Но не сложилось – отец, почему-то как только увидел холёное лицо ухажера, тут же выгнал его из квартиры.

Вот тогда-то Владлена и решилась – записаться добровольцем в армию и сбежать от родителей! Следом за своим возлюбленным. Она и записалась – тем более, Красной Армии требовались врачи, о чём висело объявление в институте.

А дальше было просто – отец не сопротивлялся решению дочери, считая, что пусть Владлена наберётся уму-разуму. А мама – просто рыдала.

Владлена подала заявление. Как одну из лучших учениц – её приняли одной из первых с курса. И вот, через некоторое время она уже военфельдшер. Вот только направили её служить не в Ленинград (как её возлюбленный), а в Белоруссию.

Всего две недели девушка пробыла в армии, после чего началась война…

***

После недолгого рассказа девушки о своей жизни до войны, о семье, мы, повинуясь команде Артёма, стали сворачивать лагерь. Через десять минут мы уже были готовы к движению. В целом все были бодры и веселы – длительный отдых, вчерашний горячий ужин и сытный завтрак сделали своё дело.

Правда, перед выдвижением мы ещё ненадолго задержались – вчера настолько сильно вымотались, что забыли переодеться в красноармейскую форму. Не знаю, как Артём, а я переодевался с радостью, ну не лежала у меня никогда душа ни к чему немецкому. В своё время я даже немецкие автомобили не покупал (в первую очередь, конечно, из-за нехватки денег на покупку БМВ или Мерседеса, которые уж точно были не по моему карману, во всяком случае, новые)! Форму немецкую на реконструкциях и в фильмах я тоже не носил, хотя сниматься в роли финна, и, даже румына мне приходилось – а вот от немецкого мундира я открещивался постоянно. Религия не позволяет – шутил я обычно. В общем, переодевался я с нескрываемой радостью!

Во время переодевания, как раз я и передал оставшиеся патроны от ППШ старшине. Тот обрадовался – теперь у него к автомату было немногим меньше половины диска.

Сегодня идти нам было намного легче, да и путь наш, как мне показалось, был как-то ровнее и приятнее. Во всяком случае, за пару часов мы сделали только один привал, расположившись на опушке леса, наблюдая за дорогой.

Неожиданно Артём объявил тревогу, мы тут же заняли позиции, приготовили оружие к бою. Через несколько минут я услышал цокот копыт, и, вскоре на глаза нам попалась обычная крестьянская телега, запряженная одной хилой лошадкой. Рядом с лошадью, неспешно переставляя ноги, шёл молодой парнишка, лет десяти от роду. На телеге же, держа поводья, расположился дедок в белой косоворотке и смешной кепке на голове. Сама телега была нагружена сеном.

-Старшина, с пулемётом останешься здесь.

-Есть! – Коротко отозвался Нефёдов, поудобнее устраивая ДП.

-Вохмин, со вторым пулемётом, быстро, метров на сто обойдешь влево, вон к тому повороту. А мы с Поляковым остановим сельчанина, пообщаемся!

Сказано – сделано. Пока Вохмин с трофейным пулемётом выходил на свою позицию, мы подпустили телегу поближе. Короткая команда, и, раздвигая кусты мы выскакиваем на дорогу, в десятке метрах впереди от лошади.

-Стой, отец! – Негромко прокричал Артём, поднимая руку.

Я молчал, находясь чуть сзади, сжимая рукой ремень трофейного автомата, висевшего на плече стволом вниз.

Дедок потянул поводья, останавливая лошадей:

-Тпррр!

Босой парнишка, шедший рядом испуганно подпрыгнул, когда услышал наш оклик и как-то отстранился в сторону, готовясь бежать.

Все застыли. Парень смотрел в нашу сторону настороженно, а дед всматривался в нашу форму с лёгким прищуром – должно быть у него не всё хорошо со зрением.

-Васька, гэта ж нашы, чырвонаармейцы? – Спросил у парня старик.*

-Так, дзеда! Чырвоныя зорачкі ў іх! – Тут же ответил, успокаиваясь тот, кого назвали Васькой.*

-Спокойно, отец. Свои мы. Красная Армия. Старший лейтенант Крылов. – Представился Артём.

Дед неловко слез с телеги, и, прихрамывая на негнущуюся ногу, подошёл поближе, передал Ваське длинные поводья, и, степенно приклонив голову, представился:

-Рыгор Міхайлавіч я, а гэта мой унучак, Васька.***

-Очень приятно! – Улыбнулся Артём. – Григорий Михайлович, не подскажешь, где здесь немцы, а где их нет?

Услышав вопрос Тёмы, старик тяжело выдохнул:

-І вы бяжыце, абаронцы? Чаму кідаеце нас германцу на знявагу?****

Артём насупился, опустил взгляд. Было видно, что последующие слова ему даются нелегко:

-Ты извини, выходит так… К своим мы идём…

-А мы, стала быць, больш не свае вам? – Хмуро спросил Григорий Михайлович.*****