Глава 17

События вокруг завертелись с большой скоростью.

Пехотинцы из отделения прикрытия тут же начали занимать позиции. Ещё буквально через пару минут подкатили две подрессоренные повозки с установленными на них станковыми пулемётами «Максим». Вот только бойцы в расчётах были какими-то не такими. Присмотревшись, понял – в кубанках они, несмотря на лето, и, несколько человек, если не ошибаюсь, даже в бурках. А на ногах галифе с лампасами. На секунду я даже усмехнулся – генералы за пулемётами.

Впрочем, долго смеяться было нельзя, да и нас всех подгонял лейтенант Поляков. Оказалось, пока я разглядывал необычно одетых красноармейцев, комиссар нарезал нам новый круг задач – сопровождать подводы с ранеными, а товарища военфельдшера сразу назначил начальником санитарной службы отряда – как оказалось, медработников практически не было, вот и пришлось выдвигать на эту безумно важную и ответственную должность девушку.

Сам комиссар, тут же резво (чувствуется многолетний опыт), каким-то неуловимым движением вскочил в седло, и, дав шекелей, помчался дальше по дороге, вместе со своими сопровождающими.

Занимать место среди раненых мне не хотелось, поэтому я просто шёл рядом. Как, впрочем, и старшина с лейтенантом, и боец Ионов. А вот сержант Фёдоров куда-то незаметно испарился – ну да, он при местном штабе ошивается, его ноги кормят.

За спиной резко разгорелась стрельба. Работали несколько пулемётов. Я, как опытный боец (а себя считал именно таким), смог распознать, что огонь ведут из нескольких немецких МГ-34 и советского ДП. А потом подключились и «Максимы». Причём станковые пулемёты открывали огонь попеременно. Понятное дело, что вели огонь и из другого, самого разнообразного стрелкового оружия.

Одинокая лошадка медленно тащила подводу с ранеными, поэтому я умудрялся заняться тем, для чего обычно существуют трофейные команды – сбором оружия и боеприпасов. Лично меня в первую очередь интересовали гранаты и магазины с подсумками к немецкому автомату – а что, патронов много не бывает!

Именно поэтому я и подошёл к замеченному мной унтер-офицеру вермахта, из-за ремня которого торчала граната на длинной ручке. Короткое движение, и граната оказывается за моим ремнём. Тут же переворачиваю немца на спину и замечаю подсумки с автоматными магазинами. Несколько отрывистых движений, и, поясной ремень вместе с подсумками уже висит у меня на плече. Делаю несколько шагов в сторону и замечаю ещё одного интересного немца. Судя по погонам, старшего лейтенанта – это если по-нашему. А по-ихнему (Сознательно написано так. Кто что-то скажет – в бан) – обер-лейтенанта.

Переворачиваю на бок и взгляд мой цепляется за закрытую кобуру. Кобура не обычная, а сделана более качественно, по образцу и подобию обычного армейского варианта. Недолго думая, раскрываю её и извлекаю пистолет. Это оказался Р-08 «Люгер», только не обычный, а с гравировкой – «Günther in guter Erinnerung. Frankreich 1940.»*

*Гюнтеру на добрую память. Франция. 1940 год.

Недолго думая, снимаю с него офицерский ремень, на котором закреплена планшетка с кобурой. Оружие прячу обратно в кобуру и начинаю охлопывать карманы в поисках документов. Офицерскую книжку, конверт с письмами и фотографию нашел сразу. Взгляд зацепился за ленту «Железного Креста Второй Степени».

Потом заметил цепочку, потянул за неё и вытащил из второго нагрудного кармана явно старинные часы-луковку на цепочке.

Часы – вещь нужная, особенно, с учётом того, что в СССР с часами перед войной были изрядные проблемы. Нет, часовые заводы были, они выпускали свою продукцию, но так уж вышло, что всех потребностей большой страны они покрыть явно не могли. Поэтому, не раздумывая я собрался их приватизировать в свою пользу – прадеду подарю или обменяю на что.

Вот за этим делом меня и застали.

-Что это такое! Боец! Прекратить мародёрство!

Оставив в покое обер-лейтенанта, поворачиваюсь через плечо и вижу в нескольких шагах от себя молодого парнишку, лет девятнадцати-двадцати от роду. Одет он, как и все – в гимнастёрку и галифе, на голове фуражка, а на ногах сапоги. Командирский ремень, сержантская полевая сумка, противогазная сумка, револьвер в кобуре, а за плечом вижу ствол винтовки.

Присматриваюсь к петлицам – «пила» старшины, а на рукавах – комиссарские звёзды. «Заместитель политрука» - осенило меня.

-Встать! Смирно! – Рявкнул заместитель политрука. – Под трибунал захотели? Кто дал команду? Кто позволил мародёрствовать?

Крики были больше похожи на истерику – голос у первого и главного помощника любого политработника, судя по всему, ещё ломался.

На крики поспешил мой прадед. В смысле, лейтенант Поляков. Прадедом называть парня одного с тобой возраста как-то язык уже особо и не поворачивается.

-Что здесь происходит? – Спокойно спросил он.

Помощник политрука повернулся в сторону лейтенанта, и громогласно заявил:

-Вот, товарищ лейтенант! Мародерствует!

Такая постановка вопроса мне совсем не понравилась, поэтому я собрался взять всё в свои руки:

-Товарищ лейтенант, я собираю только необходимое с поля боя!

-Молчать! Кто вам дал право вмешиваться в разговор старших по званию?! – Прокричал помощник политрука.

-Я дал право. – Коротко кивнул лейтенант, осознав, что происходит. – Поскольку это мой боец. И он выполняет мой приказ, считаю необходимым выслушать его мнение.

Помощник политрука покраснел. Но спорить со старшим по званию не стал.

-Итак, боец, что собрал? – Требовательно спросил лейтенант.

-Патроны к автомату, документы немецкого офицера и пистолет. Вот, часы нашел. Считаю, их нужно передать командованию, поскольку это приспособление критически важно для успешного выполнения командным и начальствующим составом своих непосредственных обязанностей.

-Вот видите, товарищ помощник политрука? – Слово помощник, лейтенант выделил интонацией. – Боец выполнял мой приказ по сбору оружия и боеприпасов. Документы вражеского офицера могут представлять ценность для нашего командования. А вы тут кричите. Ещё вопросы?

-А кто вы собственно такой? Я вас раньше не видел! – Перешёл в новую атаку помощник политрука.

-Лейтенант Поляков. А это мой боец.

-А что у вас с формой, товарищ лейтенант? Где головной убор, почему форма вся изодрана?

По правде говоря, этот помощник политрука выглядел намного приятнее нас – в новой, хорошо выглаженной, практически необмятой форме он смотрелся как инородное тело среди нас.

-А мы из боя. Нам можно. – Коротко ответил лейтенант. – А вам вместо того, чтобы лезть не в своё дело, рекомендую заняться своими делами!

После чего лейтенант Поляков повернулся ко мне и приказал:

-Чего стоишь? Догоняй наших. Приказ никто не отменял!

-Есть! – Отвечаю я и бросаюсь со всех ног к уже успевшей оторваться повозке…

До вечера всё было относительно спокойно – несколько раз наше охранение вступало в короткие перестрелки с противником, а однажды кавалеристы даже привели пленного полицая, которого после короткого допроса просто расстреляли.

Вечером же случилось то, чего я ожидал весь день – началась проверка. Вернее, это была не полноценная проверка военной контрразведкой, как это было положено – принялся за нас сам полковой комиссар. Ну а что делать – контрразведчика у него не было. Вот он и был вынужден первичную фильтрацию проводить сам. Впрочем, вся фильтрация то и состояла из нескольких вопросов:

-Фамилия, Имя, Отчество? Звание? Место службы? Год рождения? Кто-нибудь видел, как вы сражались? Где ваша часть?

Ответы звучали просто и односложно. Поляков Сергей Иванович. Красноармеец. Тысяча девятьсот шестнадцатый. Все видели, как сражался. Где часть – не знаю. Повезли перед войной на сборы, а тут война…

Впрочем, полковой комиссар особо в душу не лез, а подтвердить мои слова могли сразу два командира. Опять же, большой плюс был в том, что мной хранится знамя. После очередного вопроса я решил перехватить инициативу и вывалить на стол самый главный козырь, что был у нас в группе:

Товарищ полковой комиссар, кому знамя сдать?

Лицо комиссара медленно вытянулось в изумлении:

-Какое знамя?

Я скинул с плеч вещевой мешок и немного повозившись с горловиной, начал выкладывать содержимое прямо на траву. Возле меня на траву легло несколько консервных банок, гранат, запасной комплект нательного белья (знаменитая «белуга»), а после чего показался твёрдый свёрток. Аккуратно вынув его и развернув, я развел руки в стороны, придерживая знамя за края, чтобы все присутствующие смогли разглядеть его повнимательнее.

На большом красном полотне золотом были вышиты надписи. В центре знамени – герб СССР. Сверху золотистыми буквами – «Пролетарии всех стран – объединяйтесь!». Снизу – «3001-й стрелковый полк».

Комиссар аккуратно потянулся к знамени, провёл ладонью по вытесненным золотом буквам, будто бы проверяя, не мерещится ли ему, а потом, как он провёл рукой по золотистым буквам, понял – не мерещится. Комиссар Фоменко расплылся в улыбке и сразу будто бы скинул лет десять – настолько сильно он был доволен. По всему его виду было видно – все вопросы с нашей группы лично им сняты.

Вместе с комиссаром всегда было несколько человек. Один из них – ординарец-коневод, постоянно ошивался возле лошадей. Второй – посыльный. А третий – молоденький младший политрук, чьего имени я не знал. Выглядел он несуразно. Был низок ростом настолько, что его плащ-палатка постоянно таскалась за ним по земле, издавая лишний шум. Да и сам он ходил в тоненьких очках.

Но вот карандаш с блокнотом в руках держал постоянно и вечно что-то записывал.

-Запиши! – Повернулся комиссар к одному из своих сопровождающих. – По выходу к основным частям, подготовить наградной лист на красноармейца Полякова…

-Сергея Ивановича. – Подсказал я.

-Сергея Ивановича! – Повторил комиссар, повернувшись к одному из своих спутников, чьи знаки различия было сложно увидеть из-за накинутой на плечи плащ-палатки. – На орден Красного Знамени.

Младший политрук послушно чиркал в своем блокнотике не задавая вопросов.

-Старшину Белоусова ко мне! – Приказал полковой комиссар.

Будто бы из-под земли возник немолодой черноусый старшина с автоматом ППД на плече.

-Товарищ полковой комиссар! Старшина…

-Принять под охрану! – Коротко приказал комиссар. – За знамя головой отвечаешь!

-Есть!

Старшина аккуратно принял у меня из рук знамя и начал его сворачивать. А я внимательно смотрел на нового «хранителя» знамени.

Худой мужчина, лет тридцати от роду. Обычное лицо, слегка изогнутый нос. На гимнастерке орден Красной Звезды – боевой, судя по всему, старшина. Прямо как наш пограничник. Уверен даже – с ним общий язык они быстро найдут.

И взгляд цепкий. Перед тем, как знамя принять, внимательно его осмотрел.

А потом просто удалился, в сопровождении ещё двух молчаливых бойцов с винтовками Мосина на ремнях.

-Товарищ полковой комиссар. – Дал о себе я знать снова. – Трофейные документы куда сдать?

-Какие документы? – Удивился комиссар.

-Мы пока отдельно действовали, по возможности собирали документы и денежные средства убитых немцев. Солдатские книжки, письма. Мне бы их сдать.

-Эх, сюда бы представителя контрразведки или разведотдела штаба… - Тяжело вздохнул комиссар. – Ладно, сейчас сдашь. Под опись.

Я обрадованно заулыбался.

-Младший политрук Оськин!

-Я! – Пискнул тот самый младший политрук, который в руках держал блокнот с карандашом.

-Под опись принять у бойца Полякова денежные средства и документы противника. Всё пересчитать. Имена из документов переписать отдельным списком. Понял?

-Понял, товарищ комиссар! – Серьёзно кивнул политработник, а я присмотрелся к нему повнимательнее и понял, что это ведь совершенно гражданский человек!

На опись ушло почти два с половиной часа времени. Вначале политрук пересчитал врученные мной рейхсмарки, и, сложив их в свою полевую сумку он написал отдельную расписку о том, что получил из моих рук деньги в количестве шестисот сорока двух марок. Свои подписи поставили я и младший политрук, а как свидетели – лейтенант Поляков и старшина Нефёдов.

Потом принялись за солдатские и офицерские книжки противника. Вот тут было сложнее. Младший политрук переписывал не только фамилии и имена, но и звания убитых противников, а также номера книжек. Может оно и правильно, но дело это затянулось часа на полтора.

Зато после этой нудной и кропотливой работы я мог уже расслабиться и избавиться от всего лишнего, что передвигалось на моём горбу в последнее время.

А потом нас нашёл уже знакомый нам младший сержант Фёдоров. Обращался он к лейтенанту Полякову:

-Товарищ лейтенант! Вам приказ от полкового комиссара! – Проговорив это, он достал из нагрудного кармана гимнастёрки обычный блокнотный листок, сложенный вчетверо и протянул его лейтенанту. Тот, в начинавшихся сумерках, подсвечивая себе трофейным фонариком бегло изучил текст, после чего повернулся ко мне и маячившим рядом старшине Нефёдову и красноармейцу Ионову.

-Меня назначили командиром роты. А вы все остаетесь в моём подчинении. – Коротко проинформировал нас он. – Пока не выдвинулись к личному составу, всем привести себя в норму. Насколько это возможно…

В нашем случае привести себя в порядок – это кое-как отряхнуться и попытаться почистить сапоги обычной травой. Головные уборы сохранил только старшина. Остальные выглядят оборванцами какими-то. Но тут ничего не попишешь – склада с обмундированием у нас под рукой отчего-то нет…

Рота, командиром которой был назначен лейтенант Поляков, ротой являлась лишь по названию. На самом же деле людей в ней не хватало даже на полноценный взвод. Всего – двадцать три человека. В первом взводе двенадцать человек, и во втором, соответственно одиннадцать. С оружием тоже было далеко не всё однозначно. У каждого было личное стрелковое оружие – винтовки Мосина. Но вот самозарядок СВТ, автоматов ППД или пулемётов ДП или «Максим» не было. Не было и ротных миномётов. Поэтому старшина Нефёдов со своим ДП и ППД пришёлся как нельзя кстати. Да и мы с лейтенантом, вооруженные автоматами, тоже были не лишние.

Коротко построились. Командовал молодой молоденький старший сержант по фамилии Крошев. Он бегло доложился о наличном составе подразделения и вооружении:

-Всего двадцать три человека. Двое, красноармейцы Байрамов и Мухин, в охранении. Остальные отдыхают. Во взводе двадцать три винтовки и карабина Мосина. По тридцать пять патронов на ствол.

-С гранатами как? – Тут же уточнил лейтенант.

-Четыре РГД-33, есть две оборонительные рубашки.

-Красноармеец Поляков, сколько у тебя гранат? – Повернулся он ко мне.

-Две германские М-24 и одна оборонительная Ф-1, на крайний случай.

Лейтенант меня понял правильно, и «феньку» трогать не стал:

-Немецкие гранаты сдать старшине.

-Есть, сдать немецкие гранаты! – Вытягиваюсь я.

-Что с питанием личного состава?

-Питаемся сухим пайком уже четвертый день. Продовольствия ещё на один приём пищи. – Отозвался старший сержант.

-С обувью как?

-В основном ботинки с обмотками. У нескольких бойцов обувь скоро под замену, стерлась на марше.

-С медикаментами?

-С десяток перевязочных пакетов найдется… - Задумчиво протянул старший сержант.

Задав ещё с десяток вопросов, лейтенант Поляков ненадолго задумался, после чего начал раздавать приказания:

-Отныне, старшина Нефёдов командир первого взвода роты. Вы, товарищ старший сержант, командир второго взвода.

Названные командиры вытянулись.

-Старшина, пулемёт в первый взвод. Сами определите кому передать.

-Есть передать пулемёт!

-Дальше, вам, товарищ старшина, в первый взвод уйдёт боец Ионов. – Дождавшись, когда Василий встанет в строй взвода, командир роты продолжил. – Красноармеец Поляков будет при мне, посыльным.

-Есть! – Вытягиваюсь я.

-Остальным, проверить все свои карманы, посмотреть у кого что припасено. Боеприпасы. Медикаменты. Продовольствие. Всё в общий котёл! Ясно?

-Так точно!...

Загрузка...