Жаркое лето сорок первого

Глава 24

К телам немцев я даже выходить не стал – сбором трофеев пусть другие занимаются, а мне проблем с политработниками, итак, хватило… Не дай Бог возьмешь чего-нибудь лишнего или сделаешь не так – опять проблем не оберешься. Нафиг…

Долго заниматься сбором трофеев не стали. По приказу лейтенанта бойцы собрали немецкие гранаты, взяли несколько карабинов и патроны к ним. Я же за это время успел наполнить расстрелянный диск патронами, краем глаза наблюдая за тем, как красноармеец Ионов едва заметно ухмыляется – но я не обижался, в любом деле нужна сноровка, а я, пусть и знаком с ДП, но весьма шапочно.

Неожиданно в том направлении, куда ушла основная колонна, послышался шум боя. По моим прикидкам било несколько орудий.

Сразу вспомнились «тридцатьчетверки», прибившиеся к нашему отряду. Насколько там слышно трёхдюймовые орудия? Вопрос…

-В походную колонну! Становись! – Через несколько секунд после того, как мы услышали «работу» орудий.

Десяток секунд, и, наша «урезанная» рота, построившись на дороге, направилась быстрым шагом в ту сторону, где разгорался бой.

Как на зло ещё солнце начало припекать, да и ремень ручного пулемёта то и дело пытался сползти с плеча. К счастью, на помощь пришёл всё тот же Василий Ионов, посоветовавший закинуть пулемёт на плечо, и мне действительно стало легче идти.

С каждым шагом шум боя всё усиливался. Мы уже отчетливо слышали стрекот пулемётов, и, кажется, даже смогли расслышать шум двигателей.

Вскоре нашим глазам открылась вся картина боя – это мы удачно на возвышенности оказались, а дорога шла вниз.

Ситуация была… Непростая. Две «тридцатьчетверки» маневрировали по полю и вели огонь из пушек и пулемётов с коротких остановок. Пехотинцы разлеглись редкой цепью прямо посреди поля и постреливали в сторону немцев.

А вот санитарные повозки уже развернули и возницы размахивая кнутами спешили в нашу сторону, подальше от боя.

-К бою! Пулемёты вперёд! – Лейтенант Поляков вытащил бинокль из кофра и начал осматриваться.

Пока мы разворачивались, занимали позиции, командир определялся с дальнейшим планом действий. Пока лейтенант думал, ситуация на поле боя резко изменилась. Вначале сбили гусеницу одной «тридцатьчетверке», та чуть проехала и развернулась бортом к противнику, чтобы в следующие несколько секунд получить ещё сразу несколько попаданий в моторный отсек. Танк загорелся.

Ещё спустя минуту остановился второй танк и начал медленно сдавать назад.

Короткая цепь советской пехоты ещё вела огонь, но вскоре, как кусты миномётных разрывов стали приближаться, стало понятно, что красноармейцы вот-вот дрогнут и побегут.

Так и случилось, вот только виной этому стали не миномёты, а немецкие танки. Их было немного. Всего пять штук. Шли они клином. Причём три из пяти танков – бывшие советские Т-26 с большими белыми крестами на башне. Оставшиеся два – обычные «тройки», шли на острие атаки.

«Тридцатьчетверка» повернула башню, сделала выстрел. Потом второй. Третий. Один из Т-26 застыл на месте, после чего вспыхнул как спичка.

Пехотинцы побежали.

Пока мы наблюдали за полем боя, санитарные повозки приблизились на короткое расстояние. Возница шедшей впереди повозки – немолодой красноармеец без пилотки на голове – увидев нас, прокричал:

-Немцы!

Рядом с этой повозкой не шла, а бежала девушка в военной форме. Услышав крик, она одной рукой потянулась к кобуре и стала извлекать из неё револьвер. В девушке я узнал военфельдшера, Владлену Игоревну Одинцову.

К дороге тут же бросился прадед, лейтенант Поляков вместе с одним из бойцов.

Девушка достала револьвер и вскинув «Наган», нажала на спуск.

Выстрел!

А спустя секунду ещё один!

Лейтенант, сделав ещё несколько шагов, повалился на траву, лицом вперёд. Красноармеец, следовавший за ним, заорал:

-Ты что делаешь, дура?!

Владлена Игоревна, смотревшая на нас большими от страха глазами, выронила револьвер и зарыдала.

Я тут же, бросив пулемёт, побежал к лейтенанту Полякову. В несколько больших шагов оказался рядом с ним, склонился над телом, перевернул его на спину. Гимнастёрка постепенно чернела, обильно пропитываясь кровью. Лейтенант что-то пытался сказать, но у него не получалось, он лишь то открывал, то закрывал рот и с каждой попытки выплевывал кровь.

Дураку было понятно, что лейтенант нежилец. Не в этих условиях его спасти. Да и там, в далёком будущем, далеко не факт, что будет шанс.

На глаза навернулись слёзы. Я выругался.

Злость. Нет. Ярость буквально овладела мной. Я в два шага подскочил к девушке и влепил ей пощёчину, заставляя замолчать.

После пощёчины я как-то неожиданно для себя успокоился, начал уточнять:

-Из командиров кто-то есть?

Девушка испуганно посмотрела на меня, потом перевела взгляд на уже умершего лейтенанта и вновь зарыдала.

Я в очередной раз выругался.

Тут уже опомнился и старшина Нефёдов. Передав одному из бойцов свой пулемёт, он подскочил к вознице и начал задавать ему вопросы. Я расслышал лишь отрывки ответов на них:

-Мы туда… А тама… Танки… Пулемёты… Страшно…

-Младший лейтенант Мамич погиб… Сам видел… Ей Богу видел…

-Комиссар Фоменко тоже того, погиб…

Слушая сбивчивый рассказ возницы, я выругался, бросился к ручному пулемёту – если сейчас появятся немцы, он явно лишним не будет.

Словно в подтверждение моих мыслей, несмотря на шум боя, за спиной я услышал трескотню мотоциклетных моторов. Не думая, я подхватил свой ДП-27 и бросился навстречу мотоциклистам. Пробежал метров пятнадцать-двадцать. Следом за мной бросился Василий Ионов с вещевым мешком, в котором мы переносили диски с патронами.

Пробежав десяток метров, я упал прямо на дорогу, и, установив пулемёт на сошки, прицелился.

Метрах в двухстах действительно показались немецкие мотоциклисты. Сколько их было я не видел – столб пыли скрывал всё, что было за второй машиной. Недолго думая, я открыл огонь.

Стрелял короткими очередями, вот только получалось у меня не очень – вместо очередей на три-пять патронов, выходили очереди на десять-пятнадцать патронов. Но и этого хватило. Первая же очередь легла под колесами первого мотоцикла, заставив «байкера» в глубоком шлеме дернуться в сторону, совершив неосторожное движение. Мотоцикл вильнул, и, слетел с дороги, чтобы потом остановиться – это красноармеец Ионов, из своей «трёхлинейки» застрелил водителя.

Я же к этому моменту перевёл огонь на второй мотоцикл. На этот раз прицел был взят правильно, и я двумя очередями перечеркнул и водителя, и пулемётчика, который прямо на ходу уже открыл ответный огонь.

В несколько очередей расстреляв первый диск, начинаю перезарядку. Вначале отсоединяю «стрелянный» диск. Кажется, делаю это всё слишком медленно…

Правой рукой сдвигаю щитик верхнего окна ствольной коробки вперёд и оттягиваю назад рукоятку затворной рамы…

Василий Ионов делает ещё один выстрел, и, пулемётчик с первого мотоцикла обвисает, запрокинув голову…

Схватив «свежий» диск, направляю вилку магазина в пазы упора и бью по дисковому магазину кулаком сверху, чтобы он стал в упоры и «захватился» защёлкой…

Оттянув рукоятку затвора, вновь жму на спуск.

Минуты, которую мы с Василием выиграли, хватило красноармейцам, чтобы развернуться и занять позиции для стрельбы в тыл. Через несколько секунд к моему пулемёту присоединился ещё один, а там и стрелки из винтовок подключились.

Вскоре стрельба прекратилась, а на дороге и возле неё застыло пять «Цундаппов» с колясками и установленными на них ручными пулемётами МГ-34.

План немецкого командира был прост и понятен – пока основные силы русских ведут бой с окопавшими немецкими пехотинцами и артиллеристами, а также немецкими танкистами, которые попытались атаковать, гитлеровские мотоциклисты должны были обойти противника, и, сравнительно малыми силами, установить пять ручных пулемётов на высотке, организовав перекрёстный огонь. На их несчастье, тут уже оказались мы и заметили врага, встретив его огнём.

Впрочем, не стоит думать, что эта перестрелка закончилась без потерь – ещё трое красноармейцев из нашей роты погибло. Погиб и возница. Шальной пулей убило и лошадь. Красноармейцы тут же начали перегружать раненых на две другие повозки. Я помогал. К счастью, на одной из санитарных телег обнаружил и Артёма. К моему удивлению, он пришёл в себя, да и меня узнал – улыбнулся мне в лицо своей белозубой улыбкой и что-то прошептал.

На поле бой всё разгорался и разгорался. Присмотревшись, я заметил, что вторая «тридцатьчетверка» уже тоже горит. Но танкисты продолжали стрелять, и поочередно, как-то расчётливо что ли, подбили обе «тройки».

Пользуясь этим, начали разбегаться пехотинцы.

-По дороге прямо! Первый поворот налево, в лес! – Начал, наконец, старшина командовать, указывая направление движения вознице. – Поляков! Вперёд с пулемётом! Остальные тоже!

Командовал старшина Нефёдов «не по уставу», но «по сути» - всем было понятно, что и как делать.

Мы с Ионовым в легком темпе побежали вперёд, вскоре перейдя на шаг. Ручной пулемёт висел у меня на правом плече, стволом параллельно земле, позволяя, в случае чего, открыть огонь с двух рук. Получится ли у меня так попадать – вряд ли, но напугать, в случае чего, смогу…

С каждым шагом мы удалялись от поля боя, и, с каждым шагом, шум боя приближался к нам.

Вскоре мы оказались у того самого перекрестка, где положили немецких кавалеристов. Их тела так и лежали на дороге. Повинуясь команде старшины, я повернул налево на перекрестке и ускорил шаг – впереди показался спасительный лес…

На опушке мы разделились – группу из пяти человек, вместе с моим пулемётом оставили тут же, собирать отступающих с поля боя бойцов. Старшина же повёл людей дальше…

Несколько раз мы останавливали одиночных бойцов. Некоторые из них были без оружия. Кто-то, наоборот, потеряв своё оружие, умудрился обзавестись трофейными карабинами. Нас бойцы были рады видеть.

А вскоре я увидел группу из десятка бойцов. Шли они более-менее организованно, но, то и дело, поглядывая назад. Что бросилось в глаза, так это то, что красноармейцы несли на двух расстеленных плащ-палатках раненых или убитых.

Присмотревшись, в одном из бойцов я узнал старшину Белоусова – того самого, кому полковой комиссар вручил знамя на хранение.

-Товарищ старшина! Сюда! – Прокричал я, привлекая внимание.

Бойцы осторожно начали озираться по сторонам, а старшина вскинул ствол своего ППД в нашу сторону.

Я приподнялся и махнул рукой. Старшина кивнул. Бойцы поспешили к нам.

Белоусов был рад, увидев знакомые лица. А я всматривался в лица тех, кого красноармейцы несли на плащ-палатке. Первого несли незнакомого танкиста – его я опознал по темно-синему комбинезону и ребристому танковому шлему. А второго… Фоменко.

Лицо полкового комиссара было залито запекшейся кровью, а голова и обе ноги перемотаны бинтами. Сам полковой комиссар был в сознании…