Физрук: на своей волне 5

Глава 8

— Антону, который знал дом этого человека как свои пять пальцев, предстояло самое важное и самое опасное, — продолжал я рассказывать историю. — Он должен был войти внутрь, открыть сейф и забрать деньги, которые, как он думал, спасут его мать. И да, он шёл на дело с тем самым подростковым ощущением, что всё под контролем, никто об этом не узнает и никакого наказания за это не будет.

Я боковым зрением видел, как несколько школьников аж вздрогнуло после этих слов. Безусловно, многим ребятам это было чертовски знакомо. Слишком хорошо знакомо…

— Внутри у него всё кипело: обида на хозяина дома, страх за мать, отчаяние от того, что он ничего не успевает… Всё это смешалось в один ком, и именно этот ком толкал его вперёд, — говорил я.

Я поведал, как пацан поднялся на второй этаж, причём так уверенно, будто это его собственный дом. Как ключ, который хозяин доверил ему, тихо провернулся в замке. И как Антон отворил дверь, прошёл в комнату, нашёл сейф и открыл его.

— Он взял деньги, — сухо сказал я. — Но ровно в тот момент, когда пальцы замкнулись на пачке купюр, по дому вдруг вспыхнул свет.

Оказалось, что хозяин вернулся раньше времени. Антон слышал, как тот закрывает входную дверь, слышал шаги по полу. И эти шаги начинали слышаться всё чётче — хозяин поднимался наверх.

Антон успел только одно — нырнуть под кровать. Лечь лицом вниз, зажимая деньги в ладонях так крепко, что костяшки побелели.

— Хозяин вошёл и прошёл прямо к сейфу. Словно чувствовал, что сюда кто-то проник.

Ребята в спортзале слушали, не двигаясь, будто сами лежали под той кроватью и слышали шаги, которые медленно приближались к ним.

И тогда Кирилл не выдержал:

— Владимир Петрович… а дальше-то что было?

Я посмотрел на него и продолжил:

— А дальше, пацаны и девчата, Антон увидел то, что сломало ему всю душу. Хозяин дома поставил на пол пакет. И из пакета он вынул коробку с тем самым лекарством, которое могло спасти жизнь его матери. Мужик купил его и привёз домой. Он действительно собирался помочь… но Антон этого не знал. Он не дождался и сделал свой выбор раньше.

Я рассказал, как Антон лежал под кроватью и слышал каждый звук. И тогда в комнату зашли ещё люди — это была охрана того самого богатого человека.

— А вместе с охраной вошли и пацаны, которые должны были стоять на стреме. Те самые, с кем Антон вырос бок о бок, те, кому он доверял больше, чем себе.

Я сделал паузу. Ребята переглянулись. Они не понимали, что будет дальше.

— У Антона в тот момент душа в пятки ушла, — сказал я. — А хозяин дома подошёл к сейфу, открыл его и сразу понял, что деньги пропали. И вот что Антон услышал дальше…

Я вдохнул и продолжил так же спокойно. Рассказал, как его друзья, кто ещё час назад тёрся рядом и уверял его, что всё будет нормально, моментально сдали его хозяину дома. Они сказали, что это Антон всё предложил. Что это он придумал, организовал, а они, бедные, лишь пытались его отговорить. Что они и думать не могли, чтобы полезть в сейф, и они вообще здесь только ради того, чтобы «не дать Антону натворить глупостей».

— И Антон лежал под кроватью и слушал, как его лучшие друзья, с кем он делил последние копейки, кому помогал, когда у них были проблемы… — я вздохнул. — Пацан своими ушами слышал, как эти люди продали его за одну секунду, чтобы снять с себя ответственность и показать хозяину дома, какие они «хорошие мальчики».

У нескольких пацанов в спортзале вытянулись лица. Видно было, что они узнали в этом ситуацию из своей компании, из своих дворов.

— Антон испытал такое разочарование, что у него земля под ногами уплыла. Он понял, что всё это время верил в дружбу, которой на самом деле не было. Не было её вообще, — пояснил я. — Пацаны ушли вместе с хозяином, и хозяин поверил им. А Антон так и остался лежать под кроватью. Один, с украденными деньгами в руках и с полностью разрушенным ощущением, что рядом есть хоть кто-то, кому он может доверять.

Следом я рассказал, что Антон долго лежал под кроватью. Внутри него словно что-то обвалилось. Его привычная уверенность, опора на друзей детства, на эту уличную «семью», которой он верил почти как родным. Всё это вдруг оказалось пустым местом, картонной декорацией, которая рассыпалась при первом же серьёзном ударе.

Пацан чувствовал, что стоит на краю той жизни, к которой привык, и назад дороги уже нет.

— Его телефон раздражающе вибрировал каждые несколько минут. Это писали пацаны. Они-то были не в курсе, что Антон в курсе их подставы, — объяснил я.

Я поведал, как Антон читал все эти сообщения и в каждом видел только одно: страх. Пацаны боялись, что он заговорит, свалит всё на них и потащит кого-то ко дну вместе с собой.

— Там не было ни капли стыда или искры совести, — хмыкнул я.

Антон выключил телефон и впервые за вечер смог услышать собственные мысли. Он отчётливо понял, что его толкали на криминал, списав со счетов и сочтя, что его руками они смогут обеспечить себе светлое будущее.

Одновременно перед глазами Антона вставал хозяин дома. Тот самый мужчина, к которому Антон относился с обидой и раздражением. Он видел в нём человека, который живёт на широкую ногу и не замечает чужих бед. Но теперь оказалось, что именно он, а не друзья поехал ночью, в праздники, в мороз — за тем самым лекарством, которое могло спасти жизнь его матери. И Антон впервые за долгое время почувствовал настоящий стыд.

— Он вылез из-под кровати и вернул деньги в сейф, — сказал я. — А потом взял телефон и последовательно заблокировал каждого — сначала Саню, затем Андрея, потом Игоря. Просто нажал кнопку и поставил точку. Впервые в жизни осознанно.

Я замолчал, переведя дыхание.

— Владимир Петрович, а что дальше-то было?

— Что потом случилось?

Посыпались вопросы школьников со всех сторон.

— Антон набрался мужества и подошёл к человеку, которого предал, — сказал я.

Я рассказал, что пацан не предпринимал попыток оправдаться. Антон подошёл с прямой спиной и готовностью ответить за всё, что сделал.

Мужчина как будто ждал его — он стоял у крыльца, держа в руках пакет с лекарствами. Когда Антон приблизился, он спокойно протянул их ему.

Антон замер, будто наткнулся на невидимую стену. В голове не укладывалось: он залез в чужой дом, взял чужие деньги, предал доверие… а этот человек, вместо того чтобы прогнать, протягивает лекарства.

— Мужик сказал, что знает, что Антон вернул деньги, потому что в доме стоят камеры, — озвучил я. — А Антону даже сказать было нечего… Тогда мужик сказал, что Антон мог забрать эти деньги, но выбрал не брать.

Я рассказал, что после этих простых слов Антон опустил голову ещё ниже. Внутри него закипело странное, горькое и одновременно облегчённое чувство. Это был стыд за то, что он сделал, и благодарность за то, что ему всё-таки оставили шанс.

— А потом мужик сказал: «Ты думаешь, что у тебя не было другого пути, а жизнь загнала тебя в угол, и ты якобы обязан идти за теми, кто тянет тебя вниз. Но это не так»… — продолжал я. — И он добавил: «Запомни, что не место делает человека. Человек делает место. Каждый сам куёт своё счастье, Антон. И сегодня ты это доказал».

Я видел, что на моих учеников эта фраза сейчас подействовала ровно так, как подействовала на Антона тогда. Она будто прорезала в них что-то застарелое и плотное.

— В тот момент Антон понял главное в своей короткой, но уже непростой жизни, — хмыкнул я. — Путь человека определяется не районом, не компанией и даже не бедой, которая прижала к стене. Путь человека — это то, что он делает, когда за ним никто не наблюдает.

Тишину, висевшую в спортзале, нарушало только дыхание да хлопанье ресниц школьников.

— Та фраза осталась с Антоном на всю жизнь. Антон сделал свой вывод… — закончил я свою историю. — Вы, наверное, спросите, зачем я вообще рассказал эту историю. Зачем вам про Антона, про его «компанию» и выбор, который он сделал? Как всё это относится к вам?

Никто не спрашивал. Похоже, что школьники уже сделали для себя вывод, но мне сейчас хотелось его закрепить.

— А при том, — продолжил я, — что сейчас вы в том же возрасте, стоите на той же развилке, где человек впервые начинает строить свою судьбу. И именно сейчас, так же, как и Антону тогда, вам дают шанс. Самый обычный человеческий шанс, который получает каждый, но используют только немногие.

Я объяснил школьникам, что у каждого из них есть своя компания. А ещё у каждого есть соблазны улицы — быстрые решения и лёгкие удовольствия. А ещё разговоры про то, что времени впереди ещё бездна и спешить некуда.

— Это ложь, в которую удобно верить, — объяснил я. — Антон тоже думал так. И он понял: если не сделать шаг сегодня, завтра может и не быть выбора. А вы сейчас стоите ровно перед тем же самым.

Я видел, как в глазах школьников повис немой вопрос, и поспешил объяснить свои слова.

— Олимпиада в вашем случае — это не про оценки и грамоты. Не-а, — я медленно покачал головой. — Это ваш шанс вылезти из того круга, в котором вы привыкли вращаться, и показать, что вы стоите дороже, чем о вас думают другие. И главное — дороже, чем вы сами привыкли о себе думать.

Я объяснил школьникам, что олимпиада — это и есть их маленький ключ от будущего. Точно такой же, какой однажды оказался в руках Антона. Это был их шанс вытащить себя хотя бы на одну ступень выше и первый настоящий выбор. Идти вперёд или просто плыть по течению, как плывут те, кто так и не решился ничего менять.

— Мне важно, чтобы вы увидели одну простую, но жёсткую истину: каждый человек сам куёт своё счастье. И настоящий кузнец действует, а не сидит и ждёт, когда жизнь вдруг станет добрее, — заключил я. — Я прошу одного: попробуйте стать лучше, чем вы были вчера.

Когда я замолчал, в зале ещё долго было тихо. Моя история всё-таки задела нужную струну.

Да, я немного приукрасил тот случай — историю одного парня, который когда-то пришёл ко мне в поисках опоры и дороги. Но суть осталась честной. Его выбор был настоящим, как и путь, который ему пришлось пройти.

И сейчас, глядя на школьников, я ясно понимал, что у них те же трудности. Точно та же неопределённость, а вместе с тем — ощущение, что мир давит со всех сторон и никто в них особенно не верит. Тридцать лет назад мои ребята росли в похожей среде — жёсткой, неблагополучной, где шаг в сторону мог сломать жизнь.

И именно поэтому я рассказывал им всё это. Потому что я верил в этих школьников, как верил когда-то в своих пацанов из девяностых.

А ещё я хотел, чтобы школьники поняли, что готов помочь, направить их и подставить плечо. Но решиться — идти или стоять — это уже был их выбор.

— Ну что, уважаемая молодёжь, — сказал я, наконец нарушив тишину, — теперь я прошу сделать шаг вперёд тех, кто действительно чувствует отклик и готов принять участие в школьной олимпиаде.

Я ждал хотя бы секундной паузы — шёпота, переглядываний, да даже вопросов. Но ничего подобного не произошло. Ни один ученик не стал смотреть по сторонам, что-то выжидать или прятаться за спины одноклассников.

Парни и девчата, не раздумывая ни мгновения и даже толком не зная, что именно их ждёт на олимпиаде, сделали шаг вперёд. В этот миг в их лицах было что-то очень взрослое. Все до одного поняли, что означает поговорка «каждый сам кузнец своего счастья». И сейчас они выбрали быть этими кузнецами.

Я медленно провёл взглядом по ряду шагнувших вперёд ребят и едва заметно кивнул, чувствуя, как внутри меня поднимается удовлетворение.

— Поздравляю вас, — сказал я. — Сегодня вы сделали правильный выбор. Я горжусь вами, парни и девчата.

Милана, обычно уверенная и шумная, вдруг чуть смутилась, опустила глаза и сказала:

— Вы правы, Владимир Петрович. Нам уже сейчас нужно думать о том, как жить дальше. И эта олимпиада… это хороший шанс не скатиться и не поддаться соблазнам. А ведь большинство из нас именно этим бы и занималось, если бы не она.

Честно говоря, я искренне радовался за Милану. Она свой выбор сделала чуть раньше остальных и теперь просто уверенно шла по выбранной дороге, не пятясь назад и не сомневаясь. Девчонка выросла буквально за считанные часы — и выросла правильно.

— Владимир Петрович, — подал голос Кирилл, — а вы тогда расскажите нам, что именно нужно будет делать на этой школьной олимпиаде?

— Точно, Кирюх, — кивнул я. — Теперь, когда мы с вами команда, я расскажу подробно, что нас ждёт. Нам предстоит работать вместе — одной командой. Так что да, ребята, я всё объясню.

Я достал из-за пазухи тот самый документ, который мне дала завуч.

— Чтобы не ходить вокруг да около, скажу сразу, — начал я. — На олимпиаде мы будем конкурировать с другими школами. И честно предупреждаю, что многие команды будут подготовлены куда лучше, чем мы.

— А какие виды спорта вообще будут? — оживился Кирилл.

— Мини-футбол пять на пять, баскетбол, хоккей с мячом, борьба, бокс, — перечислил я, загибая пальцы. — Ну а для наших милых дам, думаю, подойдёт гимнастика. Она тоже в списке.

Девчонки оживились. Пацаны, наоборот, вытянули шеи — каждому хотелось себя проявить.

— Ну а для тех, кто, скажем так, не блистает спортивными кондициями, — добавил я, — есть теоретический блок по физкультуре.

— В смысле? — хмыкнул один из парней. — По физкультуре есть теория? Что там можно учить?

— Я удивился точно так же, как и ты, — сухо ответил я. — Но потом увидел, что есть вопросы и по правилам, и по основам спорта, и по истории физкультуры. Так что да, молодёжь, теория тоже будет.

Я раскрыл папку, пробежал взглядом по пунктам и начал выборочно зачитывать: требования к форме, график соревнований, состав команд, перечень нормативов. Школьники слушали напряжённо и внимательно, как будто уже стояли на площадке соревнований.

И тут посыпались вопросы:

— Владимир Петрович, вы говорите, что нужна спортивная форма. А если у кого-то её вообще нет?

— В баскетбол ведь нужно, чтобы вся команда была в одинаковой форме?

— А в футбол — бутсы нужны же?

— На бокс перчатки, капы… где это всё взять?

Голоса звучали со всех сторон, искренние, обеспокоенные. Я прекрасно понимал, что для многих ребят даже обычные кеды — неподъёмная покупка. И понимал, что именно эта финансовая сторона и стала причиной, по которой директор предпочёл отказаться от участия в олимпиаде.

А между тем форма, перчатки, защита, обувь — всё это действительно требовалось. И всё это стоило денег, причём немалых.

Да, у меня были свои деньги. Отложенные аккуратно, рубль к рублю, на открытие будущего бизнеса. Ну или на те самые непредвиденные случаи, от которых никто не застрахован. Тратить их «не по назначению» мне совсем не хотелось…

Но как ни крути, с какой стороны ни подступайся — олимпиада была важнее. И если ради неё придётся залезть в свой первоначальный капитал, значит так тому и быть.

— Всё это будет, ребята, — пообещал я, обращаясь ко всему классу. — Форму, обувь, перчатки — я всё достану лично. Я не шутил, когда говорил, что мы здесь один за всех и все за одного. Мушкетёров ведь читали?

Ответа не последовало. Тишина вышла показательная. В это время читать книги большинству ребят действительно было некогда или попросту незачем — гаджеты вытеснили всё остальное.

Но зато спортзал ожил — школьники загалдели. Им понравилось ощущение, что в них верят. И я видел, как важна для них эта поддержка. Всё-таки в их возрасте она стоит дороже любых вещей. Иногда даже дороже денег.

Я собирался продолжить читать материал по листку, но остановился. Смысла в сухой информации не было, пока мы не определимся с главным.

— Так, молодёжь, — сказал я, — для заявки на олимпиаду нам нужно решить, по каким видам спорта мы будем участвовать. Давайте я проведу небольшой блиц-опрос прямо сейчас.

— Давайте! — почти хором откликнулись школьники. — Мы готовы отвечать!

Я подумал, как это будет проще сделать, и решил, что правильно будет начинать с самых «азов».

— Итак. Кто в молодости хотя бы чем-то занимался? Если есть такие — сделайте шаг вперёд.

Честно говоря, я ожидал, что выйдут почти все. Как-никак, дети, пусть неблагополучные, но всё же дети: футбол во дворе, борьба в секции, танцы, хотя бы какие-то занятия…

Но для меня стало неожиданностью, что почти никто не двинулся с места.

Шаг вперёд сделали всего трое: тот самый пацан, который говорил, что раньше бегал в футбольной команде, одна девчонка, явно уверенная в себе, ну и, наконец, Кирилл.

Всё.

Я замер на секунду. Для человека моего поколения, выросшего в позднем Союзе, когда спорт был для нас едва ли не единственным светлым местом, — это оказалось неприятным открытием.

А через минуту, когда я начал задавать уточняющие вопросы, стало ясно, что практически никто из школьников не ходил ни в одну спортивную секцию.

И да, я делал поправку: класс неблагополучный, у многих родителей свои проблемы. У некоторых родителей, по сути, и вовсе не было.

Но всё равно — сам факт меня поразил. Даже в суровых девяностых дети из трудных семей чаще имели шанс попасть в спорт, чем нынешние. Было куда идти, были бесплатные секции, тренеры, которые вытаскивали молодёжь с улицы, как могли.

А здесь…

От автора:

Долг перед Отечеством, или семья? Иезуиты украли моего сына. Я стою с войском у крымской крепости Перекоп. Как поступить? Драться и мстить! Мой ученик, царь Петр Алексеевич, поможет в этом.

Ссылка на 5 том серии «Слуга Государев»

https://author.today/work/516595