Физрук: на своей волне 5

Глава 6

Я распахнул дверь и выглянул в коридор — и тут же уткнулся взглядом в трудовика, который сидел прямо на полу на своей пятой точке. Он растерянно хлопал глазами, одной рукой держась за глаз, очевидно, тот самый, в который ему прилетела дверная ручка.

Он вздрогнул, увидев меня. Похоже, мужик ожидал чего угодно, но точно не того, что я выйду из кабинета завуча именно сейчас. Ситуация получилась… пикантная, мягко говоря.

— Опачки, какие люди, — хмыкнул я, разглядывая трудовика сверху вниз.

— Здорова, физрук, — фыркнул он, пытаясь сохранить вид гордого самца.

— Ага, здорово и тебе, трудовик, — сказал я, чуть приподняв бровь. — Чё, смотрю, бандитская пуля тебя зацепила?

Трудовик попытался усмехнуться, но вышло так себе. Вся его поза, каждое движение выдавали одно: он ожидал, что я его сейчас начну допрашивать. Особенно после того, как он так неудачно недавно зашёл в кабинет директора.

И ещё сильнее его нервозность проявлялась от мысли о том, что я будто бы застал его в момент подслушивания нашего разговора с Соней. А нервничал бедолага изрядно — это было видно даже невооружённым глазом.

Но задавать вопросы я не собирался. И показывать, что хоть что-то понял, тоже.

Пусть думает, что всё в порядке и расслабится. Будет лучше, если трудовик будет считать меня недалёким физруком, который ничего не заподозрил.

Так что я лишь протянул ему руку, будто просто хотел помочь подняться.

Я не стал торопить события. Если уж играть в слепого физрука, то играть до конца. Сейчас мне были не нужны лишние движения и вопросы, которые могли преждевременно вскрыть карты.

Мне нужны были развязанные руки, а значит — пусть бедолага хоть немного успокоится.

— Давай, вставай, а то простудишься, — сказал я, протягивая ему руку.

Но трудовик, как и ожидалось, помощь проигнорировал.

— Сам встану, — буркнул он, будто я покусился на его честь.

Трудовик поднялся, отряхнул пиджак, пытаясь придать себе важный вид, и, что логично, тут же поспешил оправдаться:

— Да представляешь… шёл в туалет… и вижу — шнурки развязались! Я их решил завязать… ну а ты как раз дверь открыл! Вот же ж, блин… случайность…

— Ага, — я кивнул, посмотрев в сторону туалетов.

Улыбку пришлось подавить усилием, чтобы не выдать себя раньше времени.

— Ты, может быть, туалет перепутал?

Трудовик дёрнулся, весь ощетинился, не сразу поняв, почему я так говорю.

— Почему?.. — уточнил он.

— Не знаю, — я пожал плечами. — Наверное, потому что если бы ты чаще бывал в школе, то знал бы, что это — женский туалет.

Трудовик аж побледнел, а потом поспешно закивал, явно пытаясь выбраться из неудобного положения.

— Да… ах да… точно! Ну вот… некрасиво получилось… женский туалет… чёрт…

Он мямлил, путался, и было видно, что мысли у него в голове путаются. Мужик прямо сейчас пытался понять: а заметил ли я, что он делал?

И вот тут, чтобы окончательно закрепить его чувство ложной безопасности, я сам сделал шаг ему навстречу. Тупо перевёл разговор на совершенно другую тему. На болезненную для трудовика, да, но такую, которая никак не касалась последних событий и подслушанных разговоров.

— Ты в следующий раз за шнурками поглядывай, — сказал я. — А вообще дам совет от всей души. Когда к бабе приходишь прощения выпрашивать, хоть цветочки прикупи, ради приличия. А то с пустыми руками — ну совсем не комильфо.

Я произнёс это легко и непринуждённо. И по выражению лица трудовика сразу увидел, как он… выдохнул. Он явно понял, что раз я переключил разговор на другую тему, значит, никаких прямых обвинений сейчас не будет.

Трудовик воспрял и снова попытался строить из себя уверенного альфа-самца.

— Спасибо, конечно, — бросил он с показной бравадой, — но со своими женщинами я как-нибудь без тебя разберусь.

— Разберись, разберись, — так же пренебрежительно отозвался я. — И с женщинами, и со шнурками.

На секунду трудовика перекосило, будто я ткнул пальцем в самую болезненную точку.

— Разберусь я без тебя! — рявкнул он раздражённо и, уже не сдерживаясь, прыснул яд: — А ты, Володя, лучше подумай о поиске новой работы. Когда тебя, наконец, выпнут из школы, чтобы не стоять с протянутой рукой. Ну или… — он вроде как доброжелательно улыбнулся. — Есть у меня вакансия — двор подметать, если вдруг мой номер ты знаешь!

Честно говоря, обострить ситуацию я мог бы в любую секунду. Развернуть конфликт и поставить трудовика на место, а заодно объяснить ему, где границы. Объяснить доходчиво — например, чуть подтолкнуть дверь, зажать его башку между косяком и полотном… и всё. Вопрос решился бы быстро, жёстко и, возможно, даже приятно.

Но толку от этого было бы ноль. Никакого результата, который совпадал бы с моими планами, такое «воспитание» не принесло бы.

Я слишком ясно понимал, что сейчас у меня есть куда более важные задачи. Да, хотелось дать ему по печени за гнилой базар, чтобы в следующий раз думал, кому и что говорит, прежде чем открыть рот. Но желание — это одно, а необходимость все же совсем другое.

Так что я сдержал импульс и проконтролировал эмоции. И сделал так, как было выгодно именно мне.

Развернувшись к двери кабинета завуча, я взялся за ручку. Следом резко открыл дверь на себя.

Трудовик даже не успел отшатнуться. Дверь чётко задела лакированный носок его туфель.

Бедолага вскинулся от неожиданности, резко втянул воздух, и на секунду на его лице мелькнуло всё сразу — боль, замешательство, неловкость. А заодно злость, которая пришла последней и буквально перекосила физиономию.

Я же поначалу стоял, делая вид, что ничего вовсе не заметил. Потом слегка приподнял брови, будто удивляясь, почему он так дёрнулся. И это моё молчаливое недоумение ударило его, пожалуй, сильнее, чем ударила дверь по ботинку.

— Ой, прости, — сказал я почти невинно. — Не заметил, что ты ногу подставил. Опять ты какой-то неаккуратный.

У трудовика перекосило рожу. Он зашипел сквозь зубы, разглядывая свою лакированную туфлю.

— Заходите, гости дорогие, — я шагнул в сторону и жестом пригласил заходить в кабинет. — Я же так понимаю, ты как раз сюда шёл?

Трудовик бросил на меня злой взгляд, словно хотел прожечь им дыру. Но отрицать своё «направление движения» было уже бессмысленно. Поморщившись, он всё же вошёл в кабинет.

Соня, сидевшая за столом, вздрогнула так, будто её окатили холодной водой. По всему было видно, что она никак не рассчитывала, что трудовик объявится именно сейчас. И уж точно не ожидала, что он войдёт прямиком вслед за мной.

Любопытно было, конечно, о чём он собирался с ней говорить. Но сейчас я сделал вид, что это меня совершенно не касается.

Трудовик попытался захлопнуть дверь за собой — быстро, нервно, почти с вызовом, будто хотел выплеснуть хоть часть раздражения. Но я аккуратно придержал дверь рукой, не дав ей стукнуться о косяк.

— Не торопись, — сказал я всё с той же улыбкой. — Я сам прикрою. Ты иди… не отвлекайся на такие мелочи.

Трудовик метнул в мою сторону ещё один злой взгляд, но ничего не сказал. Я же, прежде чем закрыть дверь окончательно, задержал взгляд на Соне.

Мне достаточно было увидеть малейший намёк — и я бы без разговоров вытащил трудовика обратно в коридор, даже если бы он вцепился в стол обеими руками.

Соня сразу уловила мой взгляд. Она ответила коротким, едва заметным пожатием плеч. Судя по реакции, завуч действительно не понимала, почему трудовик решил заявиться к ней именно сейчас и что вообще собирался от неё услышать.

Но при этом по глазам девчонки было видно, что она не собиралась избегать разговора и не возражала против того, чтобы он остался. И, по-хорошему, она была даже права — подобные вопросы нужно решать сразу.

Я чуть поднял ладонь к уху, показывая ей: как закончишь — набери. Мне нужно было знать, что именно трудовик от неё хотел.

Соня кивнула едва заметно, подтверждая, что всё поняла.

— Хорошего дня, — сказал я на прощание. — До свидания.

Только после этого я позволил себе полностью закрыть дверь.

У меня в голове уже роились мысли. Интересно было, конечно, что именно привело трудовика к ней в кабинет. Что он собирался ей сказать? Чего добиться?

Но гадать наперёд я не стал. Соня сама расскажет — и тогда уже можно будет делать выводы.

И всё же я не мог не вспомнить одну деталь, от которой никуда не денешься. Трудовик… как ни крути, нравился нашему завучу. Это, как бы Соня ни делала вид, что всё, конечно, «нет», нельзя сбрасывать со счетов.

А значит — нельзя исключать и другого. Трудовик наверняка попытается в очередной раз вскружить завучу голову. Затронет старые чувства, сыграет на жалости — и Соня может на это клюнуть.

Последствия того, если трудовик сумеет запудрить Соне голову, могли быть самыми непредсказуемыми. Я это понимал слишком хорошо. Даже не потому, что недооценивал Соню. Просто я очень хорошо оценивал таланты трудовика: этот умел давить, уговаривать, юлить и врать. Одним словом, человек он был скользкий и опытный.

Я постоял у двери ещё пару секунд, обдумывая всё это, но затем всё-таки двинулся дальше по коридору. Не хотелось оставлять впечатление, будто я караулю под дверью, хотя, честно говоря, наблюдать за развитием событий было бы полезно. Но маскировка важнее.

Как оказалось, решение было своевременным.

Не прошло и трёх секунд, как дверь кабинета завуча резко распахнулась — и в проём высунулась любопытная, бестыже наглая рожа трудовика. Он оглядел коридор, делая вид, что просто проверяет дверь и хочет её «лучше закрыть». Даже покрутил ручку. Но по его глазам было ясно всё.

Собственно, именно это и требовалось доказать. Не зря говорят: у кого что болит — тот о том и говорит. А в более жизненном варианте: кто сам поступает по-скотски, тот и ждёт такого же от других.

— Что-то дверь плохо закрывается, — хмыкнул трудовик, бросив на меня короткий, оценивающий взгляд.

Я же спокойно стоял чуть дальше по коридору, показывая всем своим видом, что мне абсолютно всё равно, что там у вас в кабинете происходит.

Трудовик убедился, что я действительно ушёл, закрыл дверь и исчез внутри. Я же постоял в коридоре ещё несколько секунд, позволяя мыслям улечься, а затем развернулся и направился к лестнице. Пора было спускаться на первый этаж и поговорить с ребятами об олимпиаде.

Спускаясь по ступеням, я достал мобильный и быстро набрал сообщение Кириллу:

«Иду. Всё нормально в спортзале?»

Хотел удостовериться, что никто не разбежался и что школьники не начали устраивать свои фееричные шоу в ожидании учителя.

Ответ Кирилла пришёл почти мгновенно — как всегда. Он заверил, что весь 11 «Д» на месте, никто не ушёл, и класс по-прежнему ждёт меня. Пацан был дисциплинированный и толковый, а в такие моменты это особенно чувствовалось.

На самом деле разговор у меня должен был быть не только по олимпиаде. Вопросов накопилось много. Однако решать всё разом — значит смешать в кучу то, что нужно разобрать по отдельности. Но время само расставит приоритеты — сначала олимпиада.

Я дошёл до дверей спортзала, толкнул створку и вошёл. Внутри царил обычный школьный хаос, в котором всё тем не менее имело свой порядок. Девчонки и парни были разбросаны по всему залу: сидели на скамейках, листали телефоны, лениво перекидывались мячом, иногда пытаясь попасть в кольцо. Несколько групп стояли в стороне и оживлённо болтали — трое здесь, четверо там, пара пацанов у стены…

Кирилл увидел меня первым. Пацан тотчас хлопнул в ладони, чтобы привлечь внимание всего зала, и выкрикнул:

— Владимир Петрович пришёл!

Этого оказалось достаточно: шум мгновенно стих, разговоры оборвались. Буквально через пару секунд ребята выстроились в ровный ряд, с явным стремлением показать уважение и дисциплину.

Молодцы. Быстро схватывают.

Я прошёлся взглядом по строю и заметил Милану. Девчонка стояла с прямой спиной; видно было, что она старается. Обещала посещать уроки — и слово держит. Голова у неё включилась вовремя, и это не могло не радовать.

А вот кого не было — так это Борзого с его вечно ошивающимися вокруг придурковатыми дружками. Предсказуемо, впрочем. Видимо, у этого хмыря всё же хватило скудных мозгов не приходить ко мне в зал. Но вопрос с ним и с его «дядей» Али я всё равно оставлять не собирался. Как говорится, ещё не вечер.

— Салют, ребята, девчата, — начал я. — Спасибо, что услышали меня и остались, никуда не ушли. У меня к вам действительно есть серьёзный разговор, который мы проведём прямо сейчас.

Я сделал пару шагов вдоль строя, останавливаясь так, чтобы видеть лица каждого. Потом скрестил руки за спиной и чуть приподнял подбородок.

— Так вот, молодёжь, сразу обозначу одну вещь. По жизни я придерживаюсь простого правила: говорить всё так, как оно есть. Не приукрашивать, но и не драматизировать ради красного словца. Сегодня я собираюсь придерживаться этого же принципа.

Ребята дружно закивали, обещая тем самым слушать внимательно.

— Поэтому, — продолжил я, — я сейчас объясню вам ситуацию как она есть, без лишних романтических украшений. А дальше уже каждый из вас сам для себя решит, как в этой ситуации плыть и ориентироваться.

— Мы внимательно слушаем, Владимир Петрович, — сказал Кирилл за всех.

Я коротко кивнул ему и всем остальным.

— В общем… не знаю, слышали вы это или нет, но у нашей школы есть конкретная надобность участвовать в олимпиаде, — продолжил я. — И участвовать в ней должен именно наш 11 «Д».

Я на секунду замолчал, наблюдая за эмоциями на лицах школьников. Честно говоря, я не знал, успела ли Марина им что-то рассказать или, как обычно, «не дошли руки». Судя же по вытянутым лицам, округлённым глазам и насторожённым взглядам — разговора у них с классухой однозначно не было.

— Это что за олимпиада, Владимир Петрович? — тут же раздались первые вопросы. — По истории она? Или по чему?

Школьники загудели, переглядываясь. Какой-то пацан в конце ряда даже поднял брови так высоко, будто я сообщил им о высадке инопланетян на школьном дворе.

— Нет, не по истории и не по математике или биологии, — обозначил я.

То, что Марина ничего школьникам не сказала, пожалуй, даже лучше. Значит, разговор действительно начинается с чистого листа.

— Я, конечно, уверен в вас почти так же, как в себе самом, — я хмыкнул. — Но есть одно правило: правду нужно признавать такой, какая она есть. А правда заключается в том, что никакой здоровой конкуренции по истории, математике или другим наукам мы другим школам сейчас точно не составим. Не потому что вы плохие, а потому что объективно — уровень нашей успеваемости пока что не тот. Вы сами без меня прекрасно знаете, кто выступает за соседние школы на таких олимпиадах, какой у них уровень подготовки и какие репетиторы с ними работают годами.

Шум в зале усилился — теперь это был напряжённый интерес. Я видел, как ребята оживились. Именно это мне сейчас и было нужно — их внимание и включённость в разговор.

— Так что, молодёжь, олимпиада у нас будет по физической культуре и спорту. И готовить вас к ней буду лично я. Причём готовить так, чтобы мы забрали эту олимпиаду у конкурентов. Ну… если вы сами согласитесь участвовать, конечно.

Признаться честно, когда я снова посмотрел на лица школьников, особого восторга я там не увидел. Скорее это была смесь осторожности и непонимания. Впрочем, отсутствие восторга у школьников было абсолютно логичным. Никто из них не прыгал от счастья — и я их прекрасно понимал.

Для ребят олимпиада — это прежде всего нагрузка. Ограничение личного времени. Тренировки, которые придётся вставлять в их жизнь. Жёсткий режим, ответственность, отказ от привычной расхлябанности.

И всё это было написано на лицах школьников лучше всяких объяснений. Так что как только прозвучали слова про участие, у многих лица стали мрачнее. Подростки — они честные, всё показывают мгновенно.

И, если быть откровенным, в их возрасте я тоже бы особо не обрадовался. Поэтому я заранее ожидал услышать именно тот вопрос, который прозвучал.

— Владимир Петрович… можно спросить? — поднял руку один из пацанов.

— Ну рискни, — кивнул я, давая ему слово.

Он сглотнул, но всё же спросил то, что волнует любого нормального подростка:

— А что нам за это будет? Ну… так-то это головняк конкретный, эта олимпиада.

Его поддержали одобрительными взглядами и еле слышными смешками — мол, да, брат, спросил за всех.

Я слегка улыбнулся.

— Вопрос засчитывается, малой, — сказал я. — И, как я обещал, отвечу прямо и честно. По части школы… вам за это ничего не будет.

По залу прокатился тихий вздох. Лица школьников вытянулись почти одновременно. Разочарование даже скрывать никто не пытался.

Это был тот момент, когда многие из них, возможно, мысленно уже хотели сказать: «Ну тогда и не надо».

Но я-то знал, что настоящий разговор только начинается. И мотив, цель и смысл школьникам нужно объяснить сейчас. Так, чтобы они не просто услышали — а поняли.

Ну а потом приняли решение сами, а не из-под палки. Именно это и было моим следующим шагом.