Физрук: на своей волне 5

Глава 17

Оправдываться Борзый даже не попытался. Внутри него сидела упрямая, несгибаемая гордость. Пацан был ещё совсем молодой, неопытный, поэтому он не понимал, что такая гордость обычно ломает судьбы куда быстрее любых врагов.

К тому же, Борзый явно уже давно записал меня в личные враги. Наверняка в самые первые строки этого своего внутреннего списка. И еще обвел мое имя там жирным фломастером.

Впрочем, ни возможные оправдания, ни тем более извинения Борзого мне были не нужны вовсе. Они были мне до лампочки — от слова «совсем». Проживу как-нибудь и без его извинений.

Я слишком хорошо помнил тот день на стоянке. Помнил, как этот малолетний сучонок тогда едва не пырнул меня шилом в бок. И не сделал этого лишь по одной-единственной причине. Тупо потому что я сам ему этого не позволил.

А он бы сделал. В этом у меня не было ни малейших сомнений.

И вот теперь Борзый лежал на холодном асфальте, тяжело дыша, глядя на меня расширенными глазами. Он уже прекрасно понимал, что на этот раз встрял по-настоящему.

Забавно, но даже в таком положении самоуверенность у этого типочка никуда не делась. Ну дурь в принципе тяжело выбить, так что ничего удивительного.

— Подъём, — зашипел я, поднимая его за шиворот одним коротким движением. — И если ты сейчас попробуешь хотя бы дёрнуться, я тебя сразу же головой обратно в асфальт впечатаю. Ты меня понял⁈

Борзый поспешно закивал, тут гордыня оказалась уравновешена воспоминанием о «авиалиниях» которые я ему устроил своим броском.

Я же слишком хорошо понимал, что за пазухой у такого может скрываться всё что угодно. Поэтому, не теряя ни секунды, первым делом быстро и жёстко прошёлся ладонями по его карманам. Обыскал на предмет любых «сюрпризов», которые он мог при себе держать.

Ничего при нём, к моему удивлению, не оказалось. Ни ножа, ни отвёртки, ни той самой биты, которой он махал у машины. И всё же я продолжал удерживать Борзого за шиворот, не ослабляя хватки ни на секунду. А потом коротко, без замаха, врезал ему под солнечное сплетение.

— Ах… — вырвалось у пацана сдавленно.

Борзый резко сложился пополам, одним движением я выбил из него весь воздух, он как воздушный шарик сдулся. Бил я исключительно затем, чтобы в «светлую» голову пацана не полезли никакие глупые идеи. Иногда боль, пожалуй, самый быстрый и надёжный способ привести человека в чувство.

Борзый тяжело задышал, судорожно хватая воздух ртом, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Ничего, переживёт. Сейчас ему как раз полезно немного испугаться и забыть про желание дёргаться.

Я не стал ждать, пока пацан придёт в себя. Всё так же не церемонясь, потащил Борзого за шиворот прямиком к школьному крыльцу. Он семенил спотыкаясь, не успевая за моими шагами.

— Что, Борзый… — процедил я. — Попался, который кусался?

Пацан молчал, сипло дыша.

— Страшно тебе сейчас, наверное, урод? — продолжил я. — Бойся. В твоём случае это даже правильно.

Я заволок его по ступенькам, чувствуя, как под рукой трещит воротник его куртки. Ткань натягивалась, нити жалобно поскрипывали — ещё немного, и разорвались бы окончательно.

Конечно, лучше бы, чтобы наши с Борзым, так сказать, «интимные моменты» сейчас никто не видел. Ни из числа учителей, ни из учеников. Но тут уж как получится. Выбирать не приходилось.

— Пойдём, паршивец, — процедил я.

Перед тем как затолкать его внутрь, я всё же приоткрыл дверь и осторожно заглянул в коридор.

Пусто.

Только тогда я рывком втащил Борзого внутрь, захлопнув за нами дверь. До моего спортзала нам с Борзым оставалось пройти совсем немного — метров десять, не больше. Ещё несколько шагов, и мы бы оказались в нужном мне месте, без посторонних глаз и лишних свидетелей. Там разговор уже пошёл бы по другим правилам.

Но именно в этот момент, как назло, в коридоре появился вахтёр. Он шёл со стороны служебного выхода, уже держа в руках метлу, чтобы убрать с асфальта остатки битого стекла.

Пацанов рядом с ним ещё не было — и это, пожалуй, было даже к лучшему. Если бы мои ребята увидели, кого именно я тащу за шиворот… Пожалуй, мне бы тогда пришлось уже не с Борзым разбираться, а защищать пацана от одноклассников.

Вахтёр, увидев нас, резко вздрогнул и застыл посреди коридора. Метла в его руках чуть дёрнулась, мужик уставился на нас с выпученными глазами. Медленно переводил взгляд то на меня, то на Борзого, явно пытаясь сложить картинку воедино.

И, судя по тому, как расширились его зрачки, он всё понял сразу. Вахтер ведь прекрасно видел на камерах, во что были одеты хулиганы, когда уродовали мою машину. Всё это он сейчас безошибочно сопоставил с тем, кого я вёл перед собой.

Я коротко улыбнулся вахтеру, стараясь разрядить обстановку. Правда получалось это, честно говоря, так себе. Да и Борзый в этот момент начал дёргаться, будто воодушевившись появлением ещё одного человека, словно рассчитывая на случайный шанс.

Я тут же медленно поднял указательный палец к губам, не сводя взгляда с вахтёра. Мол — тихо, ни звука. Ничего не предпринимай и не вмешивайся. Вахтер замер, только сильнее сжал черенок метлы.

— Всё в порядке, — заверил я. — Мы тут с нашим учеником основы ОБЖ проходим, да?

Я покосился на Борзого и приподнял его за воротник чуть повыше, чтобы он оказался в поле зрения вахтёра.

— Н-нет… — было дёрнулся пацан, пытаясь что-то сказать.

Я тут же рывком дёрнул его сильнее, чтобы мысли в голове Борзого начали двигаться в нужном направлении. Ну и заодно чуточку быстрее, чем они это делали сейчас.

— Понял… — дрожащим голосом шепнул вахтёр. — Всё понял. Тогда я вам нисколечко не мешаю. Я лучше, пожалуй, пойду, пока вы тут… ОБЖ проходите… и уберусь возле автомобиля.

Я молча показал ему большой палец, подтверждая, что он делает всё правильно. Вахтёр уже было развернулся, собираясь уходить, но я добавил почти дружелюбным тоном:

— Ты только смотри, чтобы мои пацаны ко мне в спортзал не зашли, ладно?

— Понял, Петрович, — отрывисто закивал вахтёр. — Всё сделаю, как ты сказал.

Я ускорился. Осталось всего несколько шагов. Дверь спортзала уже была рядом. Я рывком затащил Борзого внутрь и, уже не церемонясь, швырнул пацана на пол.

Он отлетел и так и остался сидеть, опершись ладонями о пол, глядя на меня снизу своими злыми, колючими глазами.

Я же с глухим хлопком захлопнул за собой дверь.

Нет. Борзый меня вовсе не боялся. Тут было нечто другое — куда более жёсткое и опасное. Он меня ненавидел. Искренне, всей своей подростковой злобой, всеми фибрами своей души. Скрывать этого Борзый даже не собирался.

Я прекрасно понимал, что при первой же удобной возможности Борзый попытается причинить мне максимальный ущерб. Такой у него характер. Но был один важный момент — этой самой возможности я ему давать не собирался.

Я провернул ключ в замке двери спортзала, потом дёрнул за ручку, чтобы убедиться, что заперто надёжно. Никаких посторонних гостей нам сейчас точно не требовалось. Это была территория для разговора тет-а-тет.

Настало время говорить по-настоящему.

Борзый тяжело дышал. Грудь у него ходила ходуном, взгляд метался, словно он всё ещё искал лазейку, шанс на рывок. Пацан медленно, с явным усилием поднялся с пола, не спуская с меня злых, налитых мутной яростью глаз.

— Всё, ты попал, физрук… — прохрипел он, задыхаясь от переполняющего его возмущения и ненависти, и затряс передо мной пальцем. — Я тебе клянусь, я этого так не оставлю… Иначе я не буду называться мужчиной!

Последние слова он выкрикнул так, что даже сам вздрогнул всем телом, будто вбивал их в себя силой. И, не давая ни себе, ни мне ни секунды паузы, он снова бросился в атаку. Видимо, Борзый решил попробовать своё маленькое «борцовское счастье» ещё раз — по новой программе.

— Убью тебя, козёл вонючий, урод конченный! — сорвался он на надрывный, почти звериный рык.

К счастью, здесь, в спортзале, по-настоящему убивать было попросту нечем. В этом смысле у Борзого руки были связаны. И не последнюю роль в этом сыграло то, что я притащил его именно сюда, а не куда-нибудь ещё.

Зато выпустить пар, сбросить накопившееся напряжение и остудить перегретые головы здесь было вполне можно. Более того — это было как раз то место, которое для этого и предназначено. И если быть до конца честным, спустить пар сейчас было нужно не только Борзому. Во мне самом всё клокотало и рвалось наружу плотным, давящим комком.

Чтобы, не дай бог, не сделать того, о чём потом пришлось бы долго жалеть, мне самому было необходимо перевести эту энергию в безопасное русло.

— Сто-о-й, — рявкнул я, останавливая пацана на половине пути.

Борзый от неожиданности замер. Он явно не ожидал остановки — сбился, нахмурился, на секунду потерял боевой ритм.

А я тем временем спокойно подошёл к стене. Там, на крючках, аккуратными рядами висели боксёрские перчатки. Я снял две пары. Одну пару я без лишних слов бросил Борзому прямо в руки. Вторую оставил себе.

— Надевай, — холодно сказал я: — Я даю тебе шанс выпустить пар здесь и сейчас. Хочешь с меня спросить — спрашивай.

— Хочу, — зарычал Борзый, даже не пытаясь скрыть своих намерений.

— Тогда надевай перчатки и попробуй это сделать, — сказал я. — На равных. Уверен в своих силах?

— Да мне перчатки для этого не нужны, — зло процедил пацан сквозь зубы.

— Я сказал — надевай, — отрезал я таким тоном, что дальнейшие переговоры становились бессмысленными.

Борзый замялся. Его взгляд метнулся к перчаткам, брошенным у его ног, затем снова ко мне. Несколько секунд он колебался, видно было, как внутри него борются злость и сомнение. Потом губы его скривились.

— Я тебя и так изуродую, — бросил пацан.

Он демонстративно отбросил перчатки в сторону и снова уставился на меня.

Я же молча надел свои перчатки, тоже не сводя с него взгляда. Без перчаток я действительно мог бы его изуродовать, а мне этого было совершенно не нужно. Мне нужен был результат, а не калека на моей совести.

— Работаем до тех пор, пока один из нас не скажет «стоп», — сказал я.

Борзый коротко кивнул, принимая условия.

Он не стал брать время на раскачку и сразу кинулся вперёд. В атаку, будто боялся потерять ту самую злость, на которой сейчас держался.

Со спортом пацан был на «ты» — это чувствовалось сразу. В движениях читалась уверенность, привычка к телесному контакту, к боли, к сопротивлению. Он действительно чувствовал себя здесь как рыба в воде.

Вот только он ошибся в главном. Потому что я в этой воде был не рыбой, а был рыбаком. Я тихо ударил перчатки друг о друга и сделал шаг ему навстречу.

Мы не стали стали приветствовать друг друга и играть в уважение. Здесь об этом не могло идти и речи. Без всяких приветствий мы сразу сошлись в центре спортзала.

Борзый бил размашисто, наотмашь, вкладываясь в каждый удар так, будто собирался вырубить меня сразу. В его движениях была голая ярость и только злое желание снести меня, смять и проломить.

Но принимать эту рубку в его «колхозном» ключе — кость в кость, я и не собирался. Я пошёл в открытый бой, да. Но делал это по-умному. Конечно, я мог закончить всё сразу.

Но нет, этого я как раз не хотел.

Мне нужно было растянуть это «удовольствие», выбить из пацана не только дыхание, но и всё то дерьмо, что давно и плотно засело внутри него.

Первый же его выпад я провалил. Чуть сместился, повернул корпус, дал Борзому промахнуться в пустоту. А заодно ясно дал понять пацану, что просто здесь ему не будет.

В теории я мог нокаутировать его сразу. Один встречный — и Борзый бы уже лежал, глядя в потолок. Но этого я сознательно не сделал. Вместо этого я начал жёстко, методично работать по корпусу Борзого.

Я не позволял пацану попадать по себе и видел каждый его удар ещё до того, как он его начинал. Уворачивался, уходил в сторону, смещался на полшага, срезал углы. А сам в ответ врезался короткими ударами в его туловище.

Борзый рвался вперёд и все ещё шёл в лоб. Пацан искренне верил, что сейчас вот-вот и он меня наконец достанет. А я шаг за шагом лишал его этой веры.

Кстати, я мог бы давно разукрасить ему лицо, превратить в кровавую пиццу. Вполне мог, но тоже не стал этого делать.

Причина, по которой я не бил его по лицу, была предельно простой и холодной. Слишком хорошо я понимал, как именно на это отреагирует дядя Борзого. Всё было более чем предсказуемо.

Али тут же подключит своего дохляка-юриста, и для того это станет настоящим подарком судьбы. Конечно, удобный повод вывернуть всю ситуацию так, как выгодно именно им.

А давать этим шакалам такой роскошный инструмент я, естественно, не собирался. Хотя, по-хорошему, Борзому и по лицу не помешало бы получить. Но не сегодня…

Зато удары по корпусу работали ничуть не хуже. Да, у них была иная природа, другая специфика. Совсем не такая мгновенная, как у ударов по челюсти. Но боль от них была куда глубже и вязче. Я бы даже сказал — боль это была куда как более мучительная.

Главная «изюминка» таких ударов заключалась в их отложенном эффекте. Сначала пацану казалось, что он их почти не чувствует, что это ерунда, просто рабочие тычки. Он всё ещё держался на злости, адреналине и упрямстве.

А потом удары начали до Борзого доходить. Дыхание пацана стало тяжёлым. Грудь начала подниматься уже не так ровно. Он невольно опустил руки чуть ниже, прикрывая живот и рёбра, сам того не замечая. Но сдаваться пацан не собирался ни при каких условиях даже теперь.

В его движениях наряду с яростью теперь появлялась отчаянная злость, он начинал понимать, что проигрывает. Но Борзый отказался признавать это даже перед самим собой. Он всё ещё хотел донести до меня свой удар любой ценой.

Со своей стороны я, разумеется, не собирался отказывать Борзому в этой возможности. Да и чего уж кривить душой — я и сам ещё далеко не выплеснул всю ту злость, что кипела во мне.

Злость закручивалась во мне кипящим бульоном, как в наглухо закрытой скороварке. Каждый шаг пацана вперёд, новый рывок, лишь поддавали туда давления.

Я подлавливал Борзого раз за разом на контратаках. Ждал, пока он вновь сорвётся, раскроется — и каждый раз точно пробивал по корпусу. Удары ложились в солнечное сплетение, по печени, по всем «площадям».

Вот только с каждым новым попаданием мои удары становились всё тяжелее. Я сознательно увеличивал «тоннаж», намеренно вкладывая в следующий удар больше силы, чем в предыдущий. Не резко, а именно постепенно добавлял обороты.

Ну а чтобы всё это не осталось просто болью без смысла, я говорил сквозь сжатые зубы, вбивая слова вместе с ударами:

— Это тебе за шиномонтаж…

Короткий, плотный удар.

— Это — за мою машину…

Ещё один, глубже.

— А это за шило…

Очередной удар по корпусу впервые пробил его по-настоящему. Борзый скривился, как от внезапного ожога, и медленно попятился, тяжело дыша, не сводя с меня расширенных глаз. В них уже не было прежней наглой злости, там царило сдавленное напряжение и впервые проступающая боль.

Как я и говорил, удары по корпусу имели отложенный эффект. Теперь этот эффект начал неумолимо догонять его. Каждый следующий удар он чувствовал всё тяжелее. Его движения становились медленнее. Накопительный эффект работал безотказно, и пацан это уже понял.

Я лишь строго посмотрел на него и сухо напомнил:

— Скажи «стоп» и всё закончится.

Борзый тяжело дышал, грудь у него поднималась рывками, взгляд помутнел от боли и злости. Но пацан стиснул зубы и прошипел:

— Я ничего не скажу.

Он снова рванулся ко мне с последним упрямством. Борзый хорошо понимал, что проигрывает, но не может себе этого позволить.

От автора:

В тело героя попадает монстр, способный уничтожить мир. И вместо славы и признания, гг получает худший из возможных даров — бремя древнего кошмара — https://author.today/reader/521439/4931989