Физрук: на своей волне 5

Глава 7

— Хотя… — продолжил я после небольшой паузы, — если совсем честно, я не исключаю, что вам могут выдать какую-нибудь грамоту за участие. Знаете, такую аккуратную бумажку, которую можно повесить дома на стенку, чтобы маме приятно было.

Пацан, который задал тот самый главный вопрос, нахмурился. Кажется, его звали Дима… хотя память у меня и правда иногда подводит.

— Э-э… — протянул он, подбирая слова. — Владимир Петрович, а тогда какой смысл? Зачем нам вообще в этом участвовать, если за это ничего не будет?

Вопрос прозвучал честно. Но ответ прозвучал не от меня.

— Я слышала… — подала голос Милана, внезапно, но уверенно, как будто всё это время лишь ждала момента. — Если мы не выиграем эту олимпиаду, нашу школу просто закроют.

Все головы одновременно повернулись в её сторону. В зале повисла неожиданно плотная тишина.

Я медленно кивнул.

— Да, Милана права, — подтвердил я. — Именно так всё и обстоит.

После этих слов ребята загудели уже всерьёз, и вопросы хлынули разом, без очереди.

— А нам-то какая разница? Мы же и так последний год учимся. Закроют школу или нет, мы всё равно выпускаемся! — сказал первый.

— Владимир Петрович, — почти одновременно подхватил второй, — а нельзя как-то сделать, чтобы нам за участие тоже что-то было? Ну… чтобы хоть какой-то смысл для нас?

— А нам вообще обязательно участвовать? — спросил третий.

Я стоял перед ребятами и сознательно не вмешивался в их разговор. Пускай школьники выскажутся до конца. Мне нужно было услышать общий настрой класса.

Я слушал и понимал простую вещь: если загонять ребят на олимпиаду силой, то результата не будет. Формально они, конечно, придут, сделают вид, что участвуют, отработают программу. Вот только настоящей отдачи из этого не будет. Так устроена человеческая природа, тут ни дать ни взять. Когда человек делает что-то без желания, он делает это лишь настолько, чтобы от него отстали.

А мне такой подход категорически не подходил.

Тем более что у других школ подготовка шла месяцами, с тренерами и с отдельными программами под каждого ребёнка. У нас же ничего подобного не было и близко. И если мы пойдём туда «из-под палки», то результат станет предсказуем заранее.

Мы сходу завалим всё, что возможно завалить. Станем тем самым подтверждением для чужих язвительных слов: что класс из неблагополучных семей на большее и не способен. Ну и будет как раз тот случай из серии «что и требовалось доказать».

Нет, давить здесь было нельзя. И заставлять их участвовать — тоже. Для этих ребят подход должен был быть совсем другим — через смыслы. Через то, что способно зацепить их изнутри, пробудить личное решение, а не страх перед учителем.

Я уже проходил через подобное когда-то, в девяностые, когда приходилось разговаривать с пацанами, которые стремительно сворачивали «не туда». И тогда мне тоже приходилось говорить так, чтобы пробиться сквозь браваду, злость и подростковую дурость. Говорить так, чтобы человек впервые задумался: а что дальше?

Большинство тех ребят в итоге сворачивали обратно, потому что впервые видели последствия…

— Смотрите, ребята, — заговорил я. — Я думаю, каждый из вас хоть раз слышал в своей жизни одну простую фразу. Её произносили родители, соседи, кто угодно… Фразу про то, что каждый — сам кузнец своего счастья.

Несколько школьников кивнули, один паренёк фыркнул, но слушали все.

— Конечно слышали, Владимир Петрович, — сказал один из школьников.

— У меня батя так любил говорить, — добавил другой. — Пока окончательно не спился…

Я кивнул, принимая их ответы.

— А кто-нибудь из вас, парни и девчата, вообще понимает, что эта поговорка на самом деле означает? — спросил я, обводя взглядом весь ряд.

Ответы посыпались сразу.

— Ну это, наверное, типа… кто на что учился? — крикнул кто-то с края.

— А ещё есть поговорка: кто где родился, там и пригодился! — подхватил другой.

И пошли вариации — кто что слышал, понял и вспомнил. В этот момент Кирилл поднял руку, привлекая внимание.

— Говори, Кирилл, — кивнул я ему.

Пацан выступил вперёд на шаг и сказал уверенно:

— Владимир Петрович, мне кажется, что это означает, что мы сами, и только мы, можем определить свою дальнейшую судьбу.

Я показал пацану большой палец.

— Правильно, Кирилл. Именно так, — подтвердил я. — Важно понять одну вещь: судьба куется вами каждую секунду вашей жизни. Не когда вам исполняется восемнадцать, и не тогда, когда вы получаете паспорт. Она делается вот здесь, сейчас, в момент маленьких, на первый взгляд незаметных решений.

Я снова провёл взгляд по ряду, чтобы каждый почувствовал, что говорю лично ему.

— А чтобы эти решения не были случайными и вы не жили реакциями, а жили выбором… — я старался подбирать максимально точные слова. — Для этого у вас должна быть своя философия. Система координат, которая позволит взять свой внутренний курс. Если этого нет, то тогда жизнь начинает бросать вас туда-сюда, как тряпку по ветру. И каждый случайный выбор делает вашу судьбу уже не вашей.

Школьники слушали и ждали продолжения. А значит — я попал точно в цель. Вот и хорошо.

Теперь мне надо было перейти от общих слов к тому самому смыслу, который я хотел донести. Про выбор, который они делают сами.

— Знаете что, ребят, — продолжил я. — Я хоть и сам по возрасту недалеко от вас ушёл, и по большому счёту мы с вами одного поколения, но вырос я… скажем так, в очень неблагополучном месте.

Я умышленно не стал уточнять, где именно жил и почему-то место считалось неблагополучным. Сейчас это не имело значения. Важно было другое — история, которую я собирался им рассказать. История, услышанная мной ещё в девяностые, как раз от одного из ребят, свернувшего «не туда». Эта история однажды повернула жизнь одного пацана так резко, что он до сих пор благодарит судьбу за тот поворот.

Но рассказывать её нужно было осторожно. Я был в новом теле, с новой биографией — официально я родился уже в двухтысячных… Потому слишком реалистичную «историю девяностых» можно было бы объяснить только как семейное воспоминание или чужой рассказ.

Я собрался мыслями, и слова сами начали складываться в нужные конструкции.

— И вот тогда, ребята, — продолжил я, — смысл этой поговорки я понял окончательно. Понял, когда услышал историю про пацанов — лучших друзей детства.

Я на мгновение замолчал, давая школьникам время настроиться.

— Но прежде чем я расскажу… — сказал я, внимательно глядя каждому в глаза, — ответьте мне на один вопрос. Если мы с вами говорим, что каждый сам определяет свою судьбу… скажите, какие у вас планы на ближайшие пять лет? Кем вы себя видите? Что вы хотите взять от этой жизни?

После моих слов в спортзале повисла тишина. Было видно, что ребята столкнулись с вопросом, на который у них нет готового ответа.

Пару секунд никто не шелохнулся, но затем руки подняли сразу трое. И среди них оказалась девчонка, что меня, признаться, немного удивило.

— Я… — начал первый пацан, почесав затылок. — Честно, Владимир Петрович, не знаю. Может, на стройку пойду. Может, на завод. Ну куда возьмут, туда и пойду пахать.

Следующей заговорила девчонка.

— Я уехать хочу, — призналась она, запинаясь. — Лишь бы отсюда. Есть сайты… где можно знакомиться с иностранцами. Ну… чтобы выйти замуж и переехать.

По залу пробежали смешки.

— Ага, и муж у тебя будет негр!

Я поднял руку, и смех мгновенно затих.

— Говори теперь ты, — обратился я к третьему пацану.

Он вдохнул, будто собираясь с духом.

— Я в футбол хотел пойти, Владимир Петрович, — сказал он честно, как показалось, со злостью. — Прям хотел. И тренер говорил, что я могу заиграть. Но у родака́в денег нет — меня ни на какие сборы не отправить… Ну и… — он пожал плечами, — короче, может, в доставку пойду, я ж привык круги наматывать по полю, а там как карта ляжет.

— А чё думать-то… как получится — так получится, — добавил кто-то из школьников.

Вот оно — то самое подростковое «авось». Философия, которая десятками губит судьбы, потому что начинается она именно так — с фразы «как получится».

В общем-то, это и есть тот самый «узел», который мне предстоит «развязать». Потому что если оставить всё на самотёк, то школьники реально пойдут туда, куда их кинет волна. Только проблема в том, что волна редко выносит туда, куда нужно.

После ответов троицы зал ожил. По ряду прокатились знакомые подростковые «штампы»:

— Да жизнь сама всё покажет, Владимир Петрович…

— Какая разница, всё равно ничего не светит…

— Ой, да ладно вам, мы ещё молодые, время точно есть…

Я медленно прошёлся вдоль ряда. Подождал, пока ребята замолчат. Через минуту тишина таки установилась.

— Запомните одну вещь, — произнёс я. — Когда человек говорит, что подумает «потом», это, по сути, означает, что он уже проиграл. Потому что когда человек сам не делает выбор… выбор делают за него другие.

Некоторые опустили глаза. А те, кто секунду назад хихикал, теперь стояли тише воды. Остальные смотрели на меня в упор, будто пытались понять, что именно я хочу им сейчас доказать.

— Я был в вашем возрасте, — продолжил я. — И тогда услышал одну историю. Историю, которая в один момент расставила мне всё по местам. Сегодня расскажу её вам. Потому что сейчас вы — как раз там, где этот выбор и делается.

После этих слов в спортзале стихли смешки и любой разброд. Я встал посередине зала и скрестил руки на груди.

— У каждого из нас были друзья детства. И в вашем возрасте кажется, что так и будет всегда. Что бы ни случилось — вы рядом, вместе, и жизнь вас не разорвёт, — я улыбнулся чуть грустно. — И я расскажу вам про таких ребят. Про реальных пацанов. Одного звали Андрей, второго — Игорь, третьего — Саня. А четвёртого… — я сделал короткую паузу, — четвёртого звали Антон. Про него и пойдёт речь.

В глазах школьников я считывал интерес. Потому что в этом возрасте каждый верит, что его дружба — навсегда. И именно такие истории цепляют сильнее всего.

— Эти ребята всё делали вместе, — продолжил я, переводя взгляд по лицам моих школьников. — Одни компании, одни девчонки и даже одни и те же дворы. Разборки с соседними пацанами, стычки… всё то, что знакомо каждому, кто рос на улице, как и вы.

Последовали короткие кивки — это было узнавание.

— Точно так же, как и вы, они пробовали пить, курить, баловаться, хулиганить. Жили сегодняшним днём и жгли жизнь так, будто впереди у них целая вечность. Им казалось, что время бесконечно, что всё правильно и надо брать от жизни каждую секунду, а завтра само разберётся.

Я сделал короткую паузу, подготавливая почву для продолжения.

— Но только вот у Антона, — продолжил я ровным голосом, — всё резко пошло иначе. Пацан был нормальный, самый обычный. Ему тоже хотелось гулять, как остальным, делить всё пополам с друзьями. Но… — я выдохнул, — отец у него умер внезапно. Мать переживала настолько тяжело, что у неё просто посыпалось здоровье. Она слегла, ушла с работы, устроилась уборщицей, а потом получила инвалидность.

Парни и девчата перекинулись с ноги на ногу.

— И у Антона был младший брат, — добавил я. — Малой, который ничего не понимал, но есть хотел каждый день. И очень часто Антон приходил домой и видел одно и то же: пустой холодильник. Денег нет, мать еле держится… И пацан понял, что теперь на нём не только он сам, но и вся семья.

Я, вновь сложив руки за спиной, продолжил ходить вдоль ряда школьников.

— И он перестал гулять с пацанами так часто, как раньше. Потому что каждый вечер он стоял перед выбором: пойти шляться с друзьями… или пойти и хоть как-то заработать на еду. А умел он в свои годы только одно — работать руками. Делать грязную, тяжёлую, бесславную работу. Но именно эта работа кормила его семью.

Я увидел в глазах ребят тихое понимание, что у каждой судьбы свои развилки. Ребята слушали с интересом, чувствуя в этой истории что-то до боли знакомое.

— А каким он образом зарабатывал, Владимир Петрович? — спросила Милана.

Девчонка слушала так внимательно, будто речь шла о человеке, которого она знала сама.

— Самым простым, Милана. Тем, что другие пацаны считали стрёмным и позорным. Собирал металлолом, стеклянные бутылки, ловил рыбу и продавал её по дворам. Любая копейка шла в дело. Всё то, от чего остальные отворачивались с кривой усмешкой, он делал молча, просто чтобы дома было что поесть.

Способы, которыми пацан зарабатывал, возможно, и были уже не современными в 2025 году… Сейчас молодёжь работала курьерами, промоутерами. Но, несмотря на разность, школьники прекрасно понимали, что значит нужда.

— А ещё Антон подрабатывал у одного обеспеченного мужика, бывшего друга его отца, — говорил я дальше. — Тот давал мелкие деньги за уборку территории. Антон ненавидел эту работу. Ему казалось, что быть уборщиком — унизительно, и пацаны это только подогревали. Да и в его возрасте чувство гордости и так на взводе.

Я сделал короткую паузу, слегка развёл руками.

— Но Антон шёл туда ради матери. Она работала у того же человека уборщицей. И Антон помогал ей, чтобы дома не пустовал стол… ну и, естественно, пацан завидовал своим друзьям. Он хотел гулять, как они, валять дурака, кадрить девчонок… Жить так же легко, как живут остальные подростки. Он считал, что его корешки — счастливчики. А он — нет. Потому что вместо весёлых вечеров у него были пустые кастрюли и стены чужого двора, где он мёл мусор, глотая обиду.

Я медленно выдохнул. По лицам школьников было видно, что история Антона всех зацепила, и теперь весь 11 «Д» переживал за героя.

— А потом стало ещё хуже. Его мать серьёзно заболела, и ей понадобилось дорогое лекарство. Очень дорогое, — подчеркнул я. — Антон, как бы он ни рвал себя на части, не мог заработать на него своими бутылками и подработками. Он видел, что мамке хуже с каждым днём… и ничего не мог сделать.

Несколько ребят в строю опустили глаза — слишком узнаваемо. У многих здесь был знакомый или родственник, который сгорал от болезни, пока деньги на лечение таяли быстрее, чем надежда.

— И вот тогда Антон впервые в жизни почувствовал, что судьба реально прижимает его к стене. Пацан, конечно, попытался решить всё честно. Он собрался с духом и подошёл к тому самому богатому человеку, у которого сначала работала его мать, а потом и он сам. Попросил занять денег на лекарство. Тот выслушал, кивнул, сделал вид, что проникся, пообещал подумать…

Школьники аж рот раскрыли, ожидая, как ответят на просьбу Антону.

— Но дальше дело не пошло, — я пожал плечами. — Когда Антон решился спросить ещё раз, оказалось, что этот мужик уехал отдыхать на Новый год. На тёплые пляжи, со всей семьёй и с комфортом.

По спортзалу прокатился вздох разочарования.

— И тут Антон понял окончательно, что своим честным трудом он не сможет собрать нужную сумму. А матери пацана херело на глазах.

Дальше я рассказал, что наступил Новый год. Вся компания, четверо пацанов, встретили его вместе — как обычно.

И вот в эту новогоднюю ночь пацаны обсуждали планы, делились фантазиями, строили воздушные замки. Мечтали открыть бизнес, разбогатеть… Каждый говорил своё, перекрывая других. А Антон молчал какое-то время — слушал, вникал и всё переваривал.

А потом пацан рассказал друзьям о своей проблеме. Антон понимал простую вещь: все мечты его друзей держались на криминале. Они жили надеждами на лёгкие деньги, на удачу и на то, что им непременно улыбнётся судьба. Ни у кого из них не было понимания, чем такие дороги заканчиваются.

— Сам Антон раньше старался держаться подальше от мутных дел. Но сейчас, когда мать болела, когда каждый день становился для неё испытанием, а нужное лекарство стоило неподъёмных денег, — я вздохнул, — выхода у него почти не осталось.

Я рассказал, что если пацаны мечтали о машинах, одежде и девчонках, то Антон мечтал только о том, чтобы мать жила.

И о том, что в тот вечер один из четверых — самый уверенный и шумный — предложил «простое решение», как он это назвал. Он хотел дорогую машину, красивую девушку рядом, хорошие шмотки… и решил, что самое время взять всё сразу.

— Он предложил грабануть того богача, — сказал я. — У мужика было немерено денег, и все думали, что пропажи он даже не заметит. Тем более дома его не было, мужик отдыхал за границей.

Я объяснил пацанам, что аргументы в пользу «дела» были такие, что любой неопытный подросток мог бы поверить.

— Богач уехал, — я загибал пальцы. — Дом пуст. Деньги в сейфе. Ну а самое главное — у Антона были ключи.

Антон действительно должен был присматривать за домом того человека, пока тот отдыхал с семьёй. И когда пацан услышал эту «идею», внутри у него кольнули отчаяние и обида. Он был уверен, что богач мог помочь, но предпочёл отмахнуться.

— И Антон согласился. Он пошёл с друзьями грабить дом того самого человека, — рассказывал я. — И именно с этого согласия началась развилка, которая навсегда изменила судьбу каждого из четырёх пацанов.

От автора:

Новинка от Василия Седого!

Попаданец в шестнадцатый век.

https://author.today/work/512772