Телефон настойчиво завибрировал у меня в кармане. Я на ходу достал мобильник, взглянул на экран и увидел, что звонит Кирилл.
— Да, Кирюха, у тебя что-то срочное? — сразу спросил я и следом пояснил: — Просто если нет, то я тебе чуть позже перезвоню, а то я прямо сейчас немного занят.
В динамике сначала повисла короткая пауза, после которой Кирилл заговорил резко и нервно:
— Владимир Петрович, нет, тут прямо о-очень срочно… Скорее выходите в наш школьный двор.
Тон его голоса мне сразу не понравился. В нём вроде и не было паники, но явно чувствовалась сдержанная тревога.
— Понял, Кирилл. Уже иду, — коротко ответил я и сбросил вызов, не став ничего уточнять.
Просто так Кирилл мне бы так не звонил. А если уж пацан на меня вышел, то значит, действительно произошло что-то серьёзное. Что именно — я пока не знал, но по внутреннему ощущению было ясно, что ничего хорошего там точно не случилось.
Я поднял взгляд на Соню, которая пока мы говорили с пацаном молча ждала.
— Ладно, Сонь, с тобой, конечно, хорошо, — сказал я, уже мысленно собираясь на выход, — но я побежал. Меня там пацаны хотят видеть.
Завуч сразу напряглась.
— Что-то случилось, Володя? — настороженно спросила она.
— Вот сейчас и пойму, случилось что-то или нет, — ответил я и тут же добавил: — Ладно, спасибо тебе ещё раз за помощь. Она реально бесценна. А с заявлением на участие в Олимпиаде я дальше сам разберусь. И сделаю так, чтобы оно гарантированно дошло до адресата.
Соня коротко кивнула, чуть нервно облизала губы.
— Хорошо, Володя. Узнай, что там стряслось. А я, если что, буду на связи… если вдруг моя помощь тебе понадобится, — сказала она.
Мы с Соней попрощались, и я направился к выходу из школы, прямо на ходу ощущая, как внутри нарастает тревожное ожидание.
Я ещё не успел спуститься по лестнице, как телефон снова завибрировал в кармане. Я достал его и увидел входящее сообщение от Кирилла. Сообщение было коротким, но зато предельно ясным. Крупными буквами на экране горело одно слово: «БЫСТРЕЕ».
Этого было более чем достаточно, чтобы я прибавил шаг. Я почти перешёл на бег и уже через минуту, не больше, выскочил из дверей школы во внутренний школьный двор.
И то, что я там увидел, мне категорически не понравилось.
Возле здания стоял мой джип. Вернее, стояло то, во что его превратили. В боковых окнах были зияющие проломы, по лобовому стеклу расползлась густая паутина трещин, а два колеса были полностью спущены. Остальные два ещё оставались целыми, но по следам было понятно, что до них у тех, кто это делал, просто не дошли руки. Очевидно, что их спугнули.
И надо признать, что спугнули вовремя.
— Да твою же мать… — раздражённо процедил я сквозь стиснутые зубы и быстро сбежал по ступенькам вниз с крыльца.
Возле машины действительно стояли мои пацаны. Все они были взбудоражены, на взводе, говорили резко, перебивая друг друга. У Кирилла была разорвана куртка на плече — явный знак того, что он вместе с остальными вмешался в драку. Похоже, что пацан попытался остановить тех, кто громил мой автомобиль.
Это говорило о многом. И прежде всего — о том, что они не остались в стороне.
— Пацаны, с вами всё в порядке? — первым делом спросил я, внимательно оглядывая каждого. — Никто не пострадал?
— Нет, Владимир Петрович, мы не пострадали… ну почти, — ответил Кирилл раздосадованно.
Он провёл рукой по разорванному рукаву куртки.
— Но задержать этих преступников-психопатов, к сожалению, не смогли.
Пока он говорил, я отчётливо почувствовал в воздухе резкий, мерзкий запах. Это была характерная горькая примесь, знакомая каждому, кто хоть раз сталкивался с перцовым баллончиком. Запах стоял плотным облаком и щипал нос даже на расстоянии.
Я перевёл взгляд в сторону и увидел, что один из моих пацанов сидит на корточках, зажмурившись. Это был Гена, он энергично тёр ладонями глаза, пытаясь избавиться от жжения.
Так…
Значит, когда мои ребята бросились останавливать этих уродов, те не придумали ничего умнее, чем пустить в ход баллончик.
И попали в пацана.
Конечно, получилось скверно.
Я быстрым движением открыл багажник своей машины, достал оттуда пластиковую бутылку с негазированной минеральной водой. Тут же подошёл к пострадавшему пацану. Протянул Гене бутылку, помог раскрыть крышку.
— Промывай глаза, — распорядился я. — Не спеши, обильно лей.
Пацан начал осторожно поливать себе на ладони и умываться, морщась от боли. Я присел рядом, следя за его реакцией.
— Ты как? — спросил я, внимательно вглядываясь в лицо Гены. — Медицинская помощь нужна?
— Глаза щиплет, конечно, конкретно… — выдавил пацан, продолжая промывать. — Но помощь не нужна, я сам справлюсь, Владимир Петрович. Извините, что мы не смогли их задержать до вашего прихода…
В его голосе было больше досады, чем боли.
— Ничего, братец, — ответил я, положив ладонь Гене на плечо и слегка сжав. — Вы и так сделали куда больше, чем было нужно.
Пацан кивнул, принимая поддержку молча.
— Кирюх, — окликнул я свою «правую руку», оборачиваясь к нему и одновременно жестом подзывая. — Подойди-ка.
Он подошёл, остановился, начав переминаться с ноги на ногу, будто не находя себе места, то и дело поглядывая на мой джип.
— Давай сейчас без паники и без суеты, ты максимально подробно расскажешь мне, что здесь произошло, — попросил я.
Кирилл отрывисто кивнул, показывая, что понял, о чём я прошу. Он выдохнул и начал рассказывать, стараясь держать себя в руках. Хотя пацана всё ещё заметно трясло от злости и адреналина.
— Владимир Петрович, мы, короче, идём себе спокойно, никого не трогаем, — начал он рассказывать.
— Уже почти к выходу подошли со школы… и тут видим: какие-то три дебила в капюшонах и в медицинских масках, чтобы рожи не было видно, вашу машину дубасят битами… Прямо по стёклам херачат, по дверям, по колёсам! Вот просто стоят и крушат! Вы представляете блин?
— Представляю, — коротко ответил я, не поддаваясь эмоциям.
И действительно представлял. В девяностые подобную картину можно было бы списать на «обычную рабочую обстановку». Там и не такое происходило. Однако в нынешнее время подобные делишки уже тянули на откровенный беспредел, причём наглый и показательный.
— Продолжай, — сказал я.
Кирилл стиснул зубы, словно снова переживал этот момент.
— Ну мы, дураки, их окликнули… — с досадой выдохнул он. — И вот этого, походу, вообще делать не надо было, Владимир Петрович. Они нас услышали — и сразу дёру дали. Просто сорвались и побежали.
Пацан на секунду замолчал, потом с силой ударил кулаком по собственной ладони, сжимая челюсти так, что заходили желваки.
— Надо было сразу, без разговоров, их на месте прессовать… — зло процедил он. — А мы, короче, ступили. Пока окликали, пока соображали — всё и сорвалось. Не стали бы их звать — так всё было бы нормально… Мы реально тупанули.
Он опустил голову, явно злясь больше на себя, чем на беглецов.
— Ничего, получилось как получилось, — сказал я. — И вообще заруби себе на носу, Кирюха, одно простое правило, по жизни ещё пригодится. В первую очередь думать надо о себе. А то, что вы их сначала окликнули, братец, так это вы сделали правильно.
Кирилл смущённо поднял на меня взгляд.
— А почему правильно то? — спросил он, явно не до конца понимая мою логику.
— Да хотя бы потому, что у вас в руках не было ничего, а у них — биты, баллончики и чёрт его знает что ещё, — пояснил я. — И чем бы всё это могло закончиться, никто заранее сказать не сможет. Поэтому вы с пацанами всё сделали правильно. Именно так, как надо было сделать в той ситуации.
Я говорил это уверенно, чтобы Кирилл точно понял, что я не пытаюсь его просто утешить. Нет, я действительно так считал.
Кирилл медленно опустил подбородок на грудь. По его лицу было видно, что внутри у него всё равно осталось чувство незавершённости и злости. Пацану хотелось поймать этих уродов, довести дело до конца. Он этого не сделал и теперь явно считал, что подвёл меня.
— Ничего, Владимир Петрович, — резко выдохнул он и сказал со злой сдержанной решимостью. — Я вам обещаю, если в следующий раз что-то подобное повторится, мы уже будем вести себя совсем иначе.
Мне же в этот момент было уже более-менее понятно, в какую сторону копать. Такие выходки могли позволить себе двое «кандидатов» на пьедестал почёта. Это либо Али, либо трудовик. Второй вариант, конечно, выглядел куда менее вероятным. Но полностью исключать я его всё равно не собирался.
А вот Али имел вполне чёткий, понятный мотив нагадить мне… Пазл окончательно сложился у меня в голове довольно быстро. После моего недавнего разговора с адвокатом Али, по всей видимости, понял, что решить вопрос в правовой плоскости у него не получится. Потому этот сеньор помидор выбрал другой язык общения — грубый, уличный, за пределами любого закона.
И окончательно это стало ясно в тот самый момент, когда я заметил на капоте своего джипа, под прижатыми дворниками, какую-то сложенную вчетверо бумажку.
Я аккуратно взял её, развернул и посмотрел, что в ней написано. Передо мной был даже не текст, а примитивный, но предельно понятный сигнал…
На листке была выведена единица со множеством нулей — без каких-либо слов или пояснений. Грубый, прямолинейный намёк на то, чтобы я отдал Али деньги. Те самые, которые, в его извращённой логике, я якобы был ему должен после истории на шиномонтажке.
Вот теперь всё стало абсолютно ясно.
Этот мутный персонаж поверил в себя, почувствовал безнаказанность. Вот и решил действовать уже более решительно. Он, видимо, искренне считал, что перед ним всего лишь обычный школьный физрук. Учитель, который обязан это проглотить, не запивая и не задавая лишних вопросов.
Ну-ну.
С этим товарищем я изначально собирался разобраться немного позже, по мере освобождения времени и сил. Но раз уж Али сам решил форсировать события, если он так спешит… Ну что ж, кто я такой, чтобы мешать этим его стремлениям.
Значит, его вопрос я просто подниму в своём личном списке приоритетов задач чуть выше.
И займусь им раньше, чем планировал.
— Ещё есть что добавить? — спросил я у пацанов, переводя взгляд с одного на другого. — Вы видели, куда именно эти трое побежали?
На этот раз первым заговорил Гена, почти пришедший в себя после дозы из перцового баллончика.
— Владимир Петрович, двое вон туда рванули, — сказал он и указал рукой в сторону дороги, уходящей за школьный двор. — Прямо к проезжей части.
— Там они сели в какую-то красную машину, — тут же добавил Кирилл. — Старую.
— В шестёрку, — уточнил Гена. — Причём без номеров.
— В красную шестёрку без номеров, да-да, — подтвердил Кирилл ещё раз.
Я молча кивнул. Деталь была более чем показательная.
— А вот ещё один… — Кирилл замялся, подбирая слова. — С ним странно вышло. Он как будто сквозь землю провалился. Ни я, ни кто-то из пацанов не видел, куда именно он побежал. Бежал вроде так же, как и остальные… а потом — раз, и нет его.
— Я его ещё попытался за жопу взять, Владимир Петрович, но он меня из баллончика — херак… и куда этот урод делся, я не знаю, — Гена раздосадовано развёл руками.
Интересная картина начинала вырисовываться. Красную «шестёрку» без номеров я уже видел раньше. Кстати, именно на той самой стоянке, которая принадлежала Али. Совпадение было слишком уж удобное, чтобы оставаться просто совпадением.
Но ещё более показательной была другая деталь. Беспредельщики действовали на редкость неосторожно.
Всё-таки прямо на крыльце нашей школы висела видеокамера… Та самая, которая фиксировала каждый чих, происходящий во дворе.
А значит, всё это «народное творчество» вокруг моего автомобиля сейчас записано на жёстком диске у вахтёра. И посмотреть запись можно безо всяких проблем.
Ну а заодно так же спокойно можно будет опознать тех самых «умельцев», кто решил поиграть со мной в такие игры.
От тяжёлых мыслей меня отвлёк короткий, резкий сигнал клаксона. Я обернулся как раз в тот момент, когда к школе с включёнными проблесковыми маячками подкатывал полицейский «бобик». Не сомневаюсь, что вызов сделал именно вахтёр. Мужик заметил по камерам, что во дворе творится что-то нехорошее, и не стал тянуть.
Машина остановилась у самого крыльца. Дверцы распахнулись, и двое сотрудников, поправляя висящие на груди автоматы, уверенной, отработанной походкой направились в нашу сторону.
— Здравствуйте. Лейтенант Сидоров, — представился один из них, действуя строго по инструкции.
Одновременно уже профессиональным взглядом полицейский осматривал мой автомобиль.
— Это я вас вызывал, — раздался вдруг голос со ступенек школы.
На пороге появился вахтёр, слегка взволнованный, но явно довольный тем, что всё сделал правильно. Собственно, именно так я и предполагал — полиция была вызвана по его инициативе.
— Автомобиль чей? — сухо уточнил полицейский, снова бросив взгляд на побитые стёкла и спущенные колёса.
— Мой, — ответил я.
— Тогда давайте прямо сейчас оформим заявление, — деловито сказал он и тут же повернулся к вахтёру: — Камеры у вас работают? Запись посмотреть можно?
Лейтенант и сам уже успел заметить видеокамеру, висевшую над крыльцом. Он прекрасно понимал, что именно с неё сейчас будет самый ценный материал.
— Пишут всё, как положено, — подтвердил вахтёр. — Всё сохранилось.
— Ну вот и отлично, — коротко кивнул лейтенант и уже, обращаясь ко мне, деловито предложил: — Тогда давайте пройдём внутрь школы. Уже там спокойно всё оформим. В тепле удобнее писать, а то пока возиться будем — все здесь продрогнем.
Мент зябко поёжился, на улице действительно было холодно, хоть и не мороз.
— Пойдёмте, — повторил он и уже сделал шаг в сторону школьного крыльца.
Я, однако, не двинулся с места. Медленно покачал головой и сказал:
— Нет, товарищ лейтенант. Никакого заявления я писать не буду.
Сидоров остановился не сразу. Он будто не до конца расслышал сказанное. Сделал ещё полшага, потом замер, приподнял бровь и неторопливо повернулся ко мне.
— Не понял… — переспросил мент. — Почему вы не хотите писать заявление?
Вопрос прозвучал с профессиональным удивлением. Я же для себя уже всё решил. Заявление мне сейчас было попросту ни к чему.
Во-первых, у Али, как я уже знал, имелся адвокат. А значит, любое разбирательство в правовой плоскости превратилось бы в долгую, вязкую, затратную историю. С походами в отделы, ожиданиями, судами и бесконечными бумажками.
Во-вторых, своего адвоката у меня не было, искать его, тратить деньги и время на всю эту возню я не собирался. Совершенно ненадёжно, чрезмерно долго и абсолютно не в моих интересах.
Я собирался закрывать этот вопрос другим способом.
И, наконец, в-третьих, как бы парадоксально это ни звучало, заявление в полицию в моём случае могло, наоборот, избавить от ответственности тех, кто стоял за всем этим. Не самих исполнителей, а именно тех, кто их направил. А этого я допустить совершенно не хотел — слишком легко тогда всё бы для них закончилось.
Именно по этой причине мне пришлось разыграть небольшой спектакль перед этим лейтенантом. Для него ситуация была очевидной: разбита машина — значит, обязаны писать заявление. В его картине мира иначе и быть не могло.
— На секундочку, товарищ лейтенант, — негромко сказал я. — Если позволите, у меня к вам разговор. Уделите мне пару минут.
— Давайте поговорим, — без лишних вопросов согласился мент. — Если это действительно нужно.
Мы отошли на такое расстояние от остальных, чтобы наш разговор никто не слышал. Я остановился напротив него, встретился взглядом, позволил себе едва заметную, спокойную улыбку. Только потом начал говорить.
— Товарищ полицейский, вы же понимаете, — начал я издалека, — что это школа, я здесь работаю учителем… и, естественно, не всем нравится, что именно я здесь работаю. Молодёжь у нас, сами знаете, бывает разная, строит всякие козни, самоутверждается как умеет…