Физрук: на своей волне 5

Глава 16

— Допустим, — наконец протянул лейтенант, — это естественно.

Мент сказал это без особой уверенности, скорее по инерции, чем из внутреннего согласия. И тут же слегка кивнул — тоже почти машинально.

Я видел, что мент внимательно слушает, но пока ещё не до конца понимает, куда именно я клоню. Взгляд у лейтенанта был настороженный, даже изучающий. Он примерял мои слова к своей внутренней шкале «можно — нельзя».

Я не стал давать паузе затянуться.

— Пойми, — продолжил я, — конфликты в школе случаются постоянно. Как ни крути, это живые пацаны, эмоции у всех разные, у каждого свой характер. От этого, к сожалению, никуда не деться.

Лейтенант не перебивал. Я видел, как у него в глазах медленно складывается картина, но она всё ещё была неполной.

— Но ты же сам прекрасно понимаешь, — добавил я чуть тише, — если дать этому делу полный ход, то ничего хорошего ребятам не светит. Тем самым, которые всё это и натворили.

Говоря последние слова, я кивнул на свой джип. Мент по прежнему молчал.

— Я даже не знаю, по какой статье они у тебя пойдут. И понятия не имею, чем это для них закончится — условкой или реальным сроком, — я пожал плечами. — Но мне, как учителю, который отвечает за пацанов и за то, какими людьми они вырастут, это совершенно не нужно. Ломать им жизнь из-за одной дурости… — я покачал головой. — Я привык ребятам шанс давать, а не отбирать его собственными руками.

Я видел, как у лейтенанта чуть дёрнулась бровь. Он поморщился, но скорее не от несогласия, а от внутреннего раздражения. Слишком уж непривычно звучали мои слова для него. Судя по всему, мент привык говорить сухими формулировками и юридическими терминами.

И, уловив это сомнение, я сразу добавил:

— Да ты пойми… машина у меня старая. Там ремонта тысяч на двадцать, не катастрофа. Не та цена, за которую стоит пацанов через мясорубку прогонять.

Я чуть улыбнулся лейтенанту, стучась к нему сл стороны простой человеческой морали. Сидоров не ответил сразу. Он молча смотрел на меня, явно прикидывая даже не сами сказанные слова, а то, насколько я в них сам верю.

Несколько секунд тянулись вязко. В этой тишине отчетливо было слышно, как в школе хлопнула дверь.

— Ну, во-первых, — наконец заговорил мент, — это, конечно, твоё дело.

Сидоров сделал небольшую паузу, будто собираясь с мыслями, и только потом продолжил, уже более деловым тоном:

— Но, во-вторых… — он показал на мой джип. — Одна лобовуха тебе встанет тысяч в тридцать. И это если повезёт взять её на разборке или воткнуть китайское стекло вместо оригинала. А если считать всё остальное, то ремонт, скорее всего, далеко за сотню вылезет. Оно тебе блин надо?

Лейтенант смотрел на меня внимательно, почти испытующе.

— Я, если честно, не думаю, что школьные учителя столько зарабатывают, чтобы вот так просто разбрасываться такими деньгами. Или я не прав?

— Прав, — подтвердил я. — Не зарабатывают.

Мент, приняв ответ, продолжил уже жёстче:

— Ну и, наконец, в-третьих… Говорю тебе по опыту, я раньше тесно с ПДН работал. Если ты сейчас на это дело закроешь глаза, простишь малолеток — они продолжат. И будут считать, что так и должно быть. Что это норма, раз ты хаваешь.

Я чувствовал в голосе Сидорова усталое, выверенное временем убеждение. И поймал себя на мысли, что мне попался нормальный мент. Лейтенант не упирается тупо в регламент и с ним вполне можно разговаривать по-человечески. И это не могло не радовать.

— Понимаю, товарищ Сидоров, — ответил я. — Но и ты пойми… У меня есть свои способы, как с пацанов за это спросить. Так что заявление я писать точно не буду. Мы с ними сами разберёмся внутри коллектива по-мужски.

Мент задумался крепко. Отвёл взгляд, медленно потёр переносицу. Внутри у него явно шёл тяжёлый, небыстрый процесс. Видно было — то, что я говорил, пока не укладывалось у лейтенанта в голове.

— Но я надеюсь, — сказал он, — что разбираться ты со своими учениками будешь исключительно законными способами?

— Естественно, — ответил я без малейшей паузы. — Только в рамках закона. Это даже не обсуждается.

Полицейский прикусил губу, словно окончательно взвешивал чаши весов. Я не торопил — пусть решение у Сидорова дозревает само.

— Понял… — наконец сказал мент. — Если честно, даже уважаю тебя за такую позицию. Хотя, если уж совсем честно говорить, я не уверен, что-то, что ты сейчас идёшь им навстречу, они оценят по достоинству. И что это хоть как-то реально изменит их поведение.

— Может быть, — согласился я. — Я этого тоже не исключаю.

— И ты, кстати, очень правильно делаешь, что не исключаешь, — хмыкнул лейтенант. — Ты знаешь, сколько я таких видел? Когда им вожа под хвост попадает и они понимают, что за свои поступки придётся отвечать… В общем «детки» вмиг шелковыми становятся.

Он усмехнулся, правда без особого веселья.

— Говорят тебе ровно то, что ты хочешь слышать. Всё что угодно. Лишь бы ты отстал и гнев сменил на милость. Да они и собственной матерью, не моргнув, поклясться могут, — пояснил полицейский. — Некоторые даже на колени становятся… без всяких угрызений. Но стоит тебе проявить к ним хоть каплю человечности, позаботиться о них по-настоящему, — мент махнул рукой — и они тебе это всё вернут так, что ты потом стоять будешь, как будто тебя с ног до головы обосрали.

— Я это прекрасно понимаю, — заверил я. — Не зря же говорят, что если не хочешь получить зло — не делай добра.

— В точку сказано, — сразу согласился лейтенант. — Даже спорить с этим не стану. Да и не о чем тут спорить, если по-честному… Короче, надеюсь, что ты со своими учениками действительно разберёшься.

— Разберусь, обязательно, — пообещал я.

Лейтенант ещё некоторое время молча смотрел на меня. И вдруг сказал неожиданно прямо:

— Эх… вот как на духу тебе скажу… очень хотел бы я, чтобы у моего сына был такой учитель, как ты. Вот только, блин… у меня дочь растёт.

Мы посмотрели друг на друга и без лишних слов пожали руки, закрепляя всё, о чём договорились за этот разговор.

— Ну, если что… если вдруг по-нормальному вопрос решить не получится, — сказал лейтенант и полез во внутренний карман куртки.

Он достал визитку, задержал её на секунду между пальцами и протянул мне.

— Тогда набирай напрямую. Это мои контакты.

— Спасибо, обязательно, — ответил я и аккуратно убрал визитку в карман.

Лейтенант развернулся и пошёл обратно к напарнику. Подошёл вплотную, что-то быстро и тихо прошептал ему на ухо. Тот сначала непонимающе нахмурился, потом резко посмотрел в мою сторону. Этот взгляд был откровенно удивлённый, почти недоверчивый. Но он ни слова не сказал. Просто молча кивнул Сидорову.

Оба полицейских развернулись и направились к своему «Бобику».

— До свидания. Всего хорошего, — бросили напоследок полицейские, уже садясь в машину.

Мигалки не включили. Просто тронулись и спокойно выехали со школьного двора.

Вахтёр стоял на крыльце, как вкопанный, с приоткрытым ртом и круглым взглядом. Вид у него был такой, будто он только что стал свидетелем какого-то фокуса.

Я молча показал ему большой палец — мол, всё в порядке, ситуация под контролем, можно выдыхать.

— Ты че, Петрович… — наконец выдавил вахтер. — Ты че, заявление писать не будешь? Так у меня же всё на видео есть! Камеры всё сняли! Полиция бы этих падлюк в два счёта вычислила!

В голосе вахтера звучало недоумение — искреннее и почти детское. Мужик просто не мог понять, как такое вообще возможно.

— Не, братец, — сказал я, — иногда лучше обходиться без ментов и без заявлений.

Вахтер посмотрел на меня так, словно пытался сложить в голове две несовместимые вещи. Я кивнул в сторону асфальта, усыпанного блёстками битого стекла.

— Ты лучше сходи за веником, да за совком. Приберём всё это дело.

Вахтёр медленно перевёл взгляд туда, куда я указал. По одному только выражению его лица было ясно, что он по-прежнему не понимал, зачем я вообще отказался писать заявление. И это тогда, когда всё было, что называется, «на блюдечке» — и камеры, и полиция…

Но спорить вахтер не стал. Развернулся и пошёл обратно в школу — выполнять мою просьбу.

Я остался один на крыльце. Если честно, никакие видеокамеры мне были не нужны. Для того, чтобы начать разбираться, мне вполне хватало собственных глаз, и ушей. А еще слов, сказанных пацанами почти сразу после того, как всё произошло.

Они чётко говорили, что хулиганов было трое. Но в красную «шестёрку», стоявшую у дороги, убежали только двое. А значит, третий хулиган никуда не исчез.

Сквозь землю он, разумеется, не провалился. И этого одного факта мне было более чем достаточно, чтобы начать своё собственное расследование. Естественно по своим правилам, и своими методами. Осталось лишь понять, куда именно делся третий и где он сейчас прячется.

И вот этим я уже собирался заняться всерьёз.

— Пацаны, пацаны… да вы у меня, смотрю, пацанчики, — окликнул я своих. — Давайте-ка сходите, помогите нашему товарищу вахтёру веник с совком притащить.

Я кивнул в сторону школы, потом показал на асфальт, усыпанный осколками.

— Тут мелюзга из началки носится, как угорелые. Ещё не хватало, чтобы кто-нибудь порезался, — пояснил я.

Ребята переглянулись, но прежде чем кто-то успел двинуться с места, ко мне осторожно, почти заговорщицки, подался Гена:

— Владимир Петрович… а вы че, решили не мусориться?

Он сказал это с таким видом, будто сейчас делился какой-то тайной, известной только «своим». Ну понятно, пацанам до жути интересно, почему я не стал писать заявление. Почему всё пошло не «как в кино».

— Гена, а Гена… — протянул я. — Ты мне тут заканчивай в блатной романтике упражняться.

Я легонько ткнул его пальцем в грудь. Гена машинально опустил глаза, следя за моим пальцем. И в этот же миг я ловко ухватил его за нос.

— Ты меня понял, романтик, блин приблатненный? — хмыкнул я.

— Да, Владимир Петрович, понял… — тут же выпалил пацан.

Он заметно смутился и разозлился на самого себя за то, что так глупо попался на мою уловку. Я отпустил его и усмехнулся.

— Ну, раз всем всё понятно и лишних вопросов больше не имеем, — сказал я громче, теперь обращаясь ко всем сразу, — тогда всё, молодёжь. Шагом марш и идём помогать нашему вахтёру.

Возражать никто не стал. Пацаны развернулись и потянулись в сторону школы следом за вахтёром.

Я остался один возле своего пострадавшего джипа. Набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, будто выметая из головы лишнее и собирая разрозненные мысли в одну ровную, плотную линию.

Я сунул руки в карманы джинсов и, посвистывая сквозь зубы, несколько раз качнулся с пятки на носок и обратно. Медленно, почти лениво. Со стороны могло показаться, что я просто без дела разглядываю двор после всей этой неразберихи.

На самом же деле я внимательно осматривал каждый метр вокруг. Оценивал тот бардак, который здесь устроили хулиганы. Битое стекло, тёмные мокрые пятна на асфальте… Школьный двор словно сам рассказывал, как всё происходило.

Я на секунду достал из кармана сложенную вчетверо записку. Ту самую, с суммой, которую утром требовал от меня адвокат Али — за так называемое «примирение». Пробежал по цифрам взглядом и убрал бумажку обратно в карман.

Нет. Как бы там ни было, провалиться сквозь землю третий хулиган не мог. Либо пацаны мои в суматохе что-то упустили… Либо всё было куда интереснее.

Я снова перевёл взгляд вниз и заметил на сырой земле чуть поодаль едва различимый след. Грубая подошва прошлась по влажному грунту, оставив смазанный, но всё ещё читаемый отпечаток. Его точно оставили во время бегства. Это никаких сомнений не вызывало.

Вот только вел этот след совсем не туда, куда следовало по логике. Он уходил не к дороге и совсем не к тому месту, где стояла красная «шестёрка», на которой двое хулиганов уехали. След тянулся в противоположную сторону.

Я поднял голову и внимательно посмотрел туда, куда указывала эта тонкая, почти незаметная линия. У дальней стены школы, немного в стороне от основного двора, стояла старая трансформаторная будка. Приземистая, облупленная, с ржавыми следами на металлических дверцах.

Я ещё несколько секунд просто смотрел на неё, не двигаясь. А потом медленно двинулся в её сторону.

Теперь для меня было уже абсолютно ясно, что третий хулиган никуда не убежал. И уж точно ни в какую землю он не провалился.

Направление его «исчезновения» было для меня теперь более чем очевидно. Оставалось лишь проверить — прав ли я в своих выводах или где-то всё-таки ошибся.

И откладывать это в долгий ящик я не собирался.

Я всё так же шёл с невозмутимым видом, тихо посвистывая под нос нехитрую мелодию, будто бы мне и дела ни до чего не было. Подошёл прямо к трансформаторной будке. И уже там заметил ещё одну важную деталь, которая окончательно сложила картину.

Проволочка, которая вместо замка удерживала железную дверь, была снята.

Она сиротливо валялась на асфальте, чуть в стороне, будто её просто отбросили впопыхах.

Я подошёл ближе, остановился. Свист оборвался сам собой. Я наклонился к двери и негромко, почти ласково постучал костяшками пальцев по железу.

— Открывай, сова… — протянул я дружелюбно. — К тебе в гости медведь пришёл.

С той стороны была лишь тишина. Ну оно и понятно…

Я легко представил, что там сейчас творится внутри этой будки. Как у того, кто прячется за железной дверью, душа ушла в пятки. Сейчас хулиган лихорадочно соображает, что делать дальше и куда деваться, когда выхода вроде бы и нет.

Я решил чуть-чуть добавить драмы в происходящее. Подкрутить момент.

— Ну, раз совы у нас пока дома нет… — произнёс я как бы между прочим, — тогда поступим по-другому.

Я сделал вид, что оглядываюсь по сторонам, прикидывая что-то в уме.

— Сейчас возьму да и повешу на эту дверь замочек, — сказал я спокойно. — Чтоб уже наверняка. По-хозяйски…

Я нарочно произнёс это медленно и отчётливо, чтобы каждое слово дошло туда, за холодное железо двери.

Этого оказалось более чем достаточно. Перспектива оказаться запертым в трансформаторной будке с тяжёлой железной дверью, которую изнутри не выломаешь даже при всём желании, сыграла свою решающую роль.

Не прошло и трёх секунд.

Железная дверь распахнулась с такой силой, что если бы я стоял хоть на полшага ближе, меня бы этой дверью снесло. Именно на это, собственно, и был расчёт.

Но я заранее понимал, что произойдёт дальше. Поэтому в последний момент сделал короткий шаг назад — ровно настолько, чтобы лишить хулигана единственного возможного преимущества.

Я, разумеется, не знал, кто именно сидел за этой дверью. И отлично понимал, что внутри он мог быть чем угодно вооружён: битой, ножом, да хоть травматом.

И всё же, как только дверь распахнулась, я среагировал мгновенно. Рука сама дернулась и я схватил вылетевшего из будки хулигана за шкирку. Он попытался рвануться, воспользоваться секундой неожиданности, проскочить мимо, вырваться и уйти в бег.

Не получилось только ни черта.

Но попытка была засчитана — соображалка у типа явно работала. Но на этом всё.

— Ну, здорово, жучара… — хмыкнул я, крепко удерживая его на месте.

Парень, кем бы он ни оказался, был крепким. Так просто сдаваться он не собирался и тут же рванулся ко мне в ноги, делая резкий, борцовский проход. Приём был неподготовленным, но в этом рывке чувствовалась школа. Парнишка был явно обученным по этой части.

Однако я в своё время поборолся достаточно, чтобы такие проходы больше не становились для меня неожиданностью. Я успел сместить корпус и сконтрил. Хулиган, кажется, ещё не успел до конца осознать, что его атака захлебнулась. То что уровень сопротивления оказался совсем не тем, на который он рассчитывал, он понял лишь тогда, когда я сам пошёл в контратаку.

Подсечка вышла чистой — из репертуара дзюдо, отработанная до автоматизма. Я ловко выбил ему опору, и парень с глухим стуком полетел на асфальт. Там он распластался на спине раскинув беспомощно руки.

— Куда собрался дружок… — прошипел я, фиксируя его на земле, и не давая даже попытки для нового рывка.

На лице хулигана всё ещё была медицинская маска. Я резким движением сорвал её — без лишних церемоний…

Теперь я видел его лицо. И, надо сказать, ничуть не удивился тому, кто оказался под этой маской. Лёжа на спине, тяжело дыша, на меня зло, исподлобья смотрел не кто иной, как мой «любимый» ученик — Борзый.

Вот же пакостник, блин…

— Ну здравствуй, Борзый, — хмыкнул я, глядя на него сверху вниз.

От автора:

Бывалый офицер в отставке гибнет и попадает в СССР 80х. Чтобы спасти брата, а потом и свою заставу, он должен стать пограничником на Афганской границе.

На все книги серии скидки до 50 %: https://author.today/work/393429