Физрук: на своей волне 5

Глава 3

Судя по тому, как выглядел Глобус, в последние дни мужик окончательно проигрывал свою многолетнюю войну с алкоголем. Похоже, очередной срыв случился сегодня с утра пораньше. Глобус стоял с покрасневшими глазами, движения его были замедленные, а лицо невозмутимое.

Глобус стоял перед большой доской с информацией, где висели списки, объявления, какие-то бумаги и, разумеется, школьное расписание. Конечно, расписание давным-давно перевели в электронный вид, и каждый мог открыть его в телефоне одним движением пальца. Но Глобус упрямо пользовался только распечатками. Видимо, возраст, привычка или просто нежелание связываться с технологиями.

Обычно географ умудрялся держать марку. Это было странное мастерство — мужик умел скрывать своё состояние так, что с первого взгляда и не скажешь, что человек под шафе.

Но сегодня что-то пошло не так. Стоило ему остаться наедине с самим собой, и вся его маскировка слетела мгновенно. Сейчас его откровенно пошатывало, взгляд был затуманенным, он то и дело клевал лбом в доску с информацией.

Вообще, конечно, географ ходил по лезвию бритвы. Его терпели только потому, что даже в таком состоянии Глобус оставался добродушным мужиком, никого не трогал, не хамил, не буянил. Но достаточно было одной лишней минуты, чтобы какое-нибудь «дитя прогресса» сняло его на видео… и всё — труба! Тогда никакая доброта уже бы не спасла, просто потому что интернет-позор в наше время работает быстрее и больнее любого выговора.

И вот этот самый «любой момент» наступил прямо сейчас. Подойдя ближе, я увидел пацанёнка, который уже держал телефон двумя руками и начинал запись, выбирая ракурс получше.

— Отставить, — рявкнул я.

Пацан вздрогнул и чуть не уронил телефон.

— Здрасьте, Владимир Петрович… — протянул он, кортавя от испуга.

— Забор покрасьте, — процедил я. — Ты зачем нашего географа снимаешь?

— Чтобы в интернет выложить? — я нахмурил брови.

Пацан переступил с ноги на ногу, но выдал правду, без всяких попыток выкрутиться:

— Так, Владимир Петрович… прикольно же. Я хотел его в TikTok залить. Под музычку.

Прикольно оно там, может, и было прикольно, но не для Глобуса…

Пацану казалось, что это просто очередной мем для школьного чатика. А я отлично понимал, что последствия для учителя были бы совсем не смешными. Скандал, родительские обсуждения, вызовы «на ковёр» и, скорее всего, увольнение…

Географ тоже вздрогнул, распрямился и сделал вид, будто полностью контролирует ситуацию. С таким видом, будто всё это время мужик лишь внимательно изучал расписание.

Конечно, признавать, что он даже не помнит, есть ли у него сейчас урок, Глобус бы не стал — гордость не велит. А то, что глаза у него бегают, а в голове перекатывается пустота, — так это он, как обычно, надеялся спрятать.

Но вопрос стоял не о нём, а о пацане и том самом интернете, куда тот собрался залить видео. И объяснить, что делать этого не стоит, нужно было сейчас, сразу и доходчиво.

— Малой, тебя как звать? Напомни, — обратился я к нему.

— Меня Федя зовут, — прокортавил он, всё ещё переживая.

— Так вот, Федя. Ты нашего географа любишь? — спросил я у пацана.

— Да, Владимир Петрович. Это мой любимый учитель, — выдал он сразу, а потом, словно спохватившись, добавил: — Ну… естественно, после вас.

Я коротко кивнул — приятно, конечно, но сейчас не об этом.

— Ну вот, малой. А если ты его любишь, то хочешь, чтобы он и дальше у тебя географию преподавал?

— Конечно хочу, Владимир Петрович, — быстро подтвердил Федя.

— Ну так вот. Теперь на секундочку представь, что будет, если ты выложишь это видео в TikTok. А оно обязательно всплывёт — в ваших чатах, у родителей, у Софии Михайловны, у директора… И что они увидят?

Федя завис. Было видно, как у пацана шестерёнки в голове отчаянно пытаются провернуться. Он явно даже не задумывался о том, что будет после загрузки смешного ролика. TikTok — это же для молодёжи всё равно что воздухом дышать: не задумываясь, выложил видео — и побежал дальше.

— Так вот, — продолжил я. — На такое видео сразу же среагирует какая-нибудь проверяющая комиссия. И тогда твой любимый учитель больше не сможет работать в школе, потому что его уволят.

— Владимир Петрович… — чуть подумав, выдал Федя. — А у меня ведь папа тоже, если выпьет… то на следующий день на работу не идёт. Говорит, что самочувствие плохое, давление поднялось. Потому что он знает — если он придёт на работу с похмелья, его могут уволить…

Федя невольно сдал собственного отца с потрохами, но сказал он это честно, без задней мысли. Пацан просто пытался провести параллель.

— Ну вот, значит, ты сам понимаешь, что у каждого есть слабости. И если человеку один раз дать упасть на ровном месте — его добьют окончательно.

Пацан отвёл глаза, пытаясь усвоить сказанное.

— Поэтому, — продолжил я, — давай договоримся. Прямо сейчас ты удаляешь то видео, которое успел снять. И оно никуда не попадёт. Даже по секрету друзьям.

Федя нахмурился.

— А почему друзьям нельзя показать? — спросил он по-детски искренне.

— Потому что, Федя, — ответил я, — кто-нибудь обязательно перешлёт. И запомни это на всю жизнь: если, кроме тебя самого, кто-то знает секрет, то значит, что этот секрет уже знают все. И это больше не секрет.

Пацан кивнул почти машинально, но по взгляду я видел, что понял он всё окончательно и верно.

— Понял. Я прямо сейчас видео удалю, — сказал он.

Федя открыл галерею, покопался в телефоне и через секунду показал мне пустую папку.

— Всё. Больше у меня ничего нет, — подтвердил он.

— Красавчик, — похвалил я пацана. — И давай-ка теперь шуруй на урок. Уроки пропускать нельзя.

— Я в туалет вышел, Владимир Петрович, — попытался оправдаться он.

— Ну ладно. Только после туалета возвращайся сразу в класс… Кстати, что у тебя сейчас по расписанию?

— География!

— А, вот оно что, — я покосился на географа, который стоял рядом с информационной доской и изображал из себя образец трезвости. — Тогда возвращайся. Учитель скоро придёт. И проследи там, чтобы никто в классе не шумел. Договорились?

— Договорились, — сказал пацан и побежал дальше по коридору, в сторону туалета.

Когда малой исчез за поворотом, я повернулся к «Расторгуеву». Он по-прежнему старательно делал вид, будто абсолютно трезв и внимательно изучает расписание, хотя руками упирался в доску так, чтобы не шататься.

Хороший он мужик, добрый, по-своему душевный, но беда в том, что бутылка у него была не просто слабым местом — она превращалась в яму, в которую он время от времени падал по самые уши.

Я подошёл ближе и лёгким движением положил руку ему на плечо.

— Здорова, Расторгуев, — сказал я. — Завязывай со своими веселящими напитками. Уже совсем распоясался.

Глобус выпучил глаза, будто я заговорил с ним на китайском языке.

— Здравствуйте, Владимир Петрович, — произнёс он с каменным лицом, выдерживая образ «ничего-не-случилось».

Держался он действительно мастерски, но то, что выдавал его запах… это было что-то с чем-то. Когда он выдохнул в мою сторону, у меня чуть уши не свернулись в трубочку. Стой рядом дольше — и можно самому опьянеть по ингаляции.

— Уважаемый, — сказал я чуть строже. — Ты сам понимаешь, до чего добаловался?

Географ моргнул, потом снова стал рассматривать расписание, будто там было что-то чрезвычайно важное. Но его всё так же пошатывало. Он держался из последних сил.

— А у меня вот урок географии, и, представляете… я забыл, какой кабинет, — произнёс Глобус, вернув на меня мутный взгляд.

На его лице застыло выражение, когда человек искренне уверен, что держит ситуацию под контролем, хотя еле стоит на ногах. Вообще всегда забавно наблюдать, как выпившие всеми силами изображают из себя трезвых. Им-то кажется, что они мастерски маскируются. Однако со стороны видны все огрехи — шаткая походка, стеклянный взгляд…

— Ладно, я, пожалуй, пойду, — буркнул он и развернулся, покачнувшись.

— Так, дружок… тормози-ка, — я положил ему руку на плечо.

Географ замер…

Отпускать его в таком состоянии на урок — это сразу подписать ему увольнение, а я этого точно не собирался допускать. Мужик, как ни крути, был по-своему неплохой, просто слабый перед бутылкой. А ученики с их телефонами — это куда опаснее любой комиссии.

— А чего? Я же на урок иду, — сказал он «невозмутимо».

— Ага. Но сначала пойдём со мной, — спокойно сказал я и мягко взял его под локоток.

Он подчинился — вяло, но без сопротивления.

— А куда мы идём, Владимир Петрович? — спросил Глобус, когда я повёл его по коридору в сторону туалета.

— Мы, любезный, идём трезветь, — сообщил я.

— Зачем трезветь? Я трезвый… как стёклышко, — уверил меня Глобус.

Причём уверил абсолютно искренне, будто действительно в это верил.

Что ж, учитывая, в каком режиме мужик жил, я и правда не исключал, что он уже перестал понимать разницу между трезвостью и состоянием под шафе.

— Пойдём, пойдём, — подтолкнул я его вперёд. — Сейчас тебе станет легче.

Мы подошли к туалету, и я подвёл географа к раковине. Открыл кран, выставив воду на максимум холодной. Подождал несколько секунд, пока по трубам прошёл весь тёплый остаток и струя стала действительно ледяной.

Глобус щурился, пытаясь понять, что происходит, но взгляд у него «плыл», и толку от его попыток сосредоточиться не было никакого.

— И что вы собираетесь делать, Владимир Петрович? — спросил он, искренне не понимая.

Я ничего объяснять ему не стал — бесполезно. Одним движением взял мужика за шиворот и сунул его голову под поток ледяной воды. Глобус, конечно, дёрнулся, попытался сопротивляться, даже что-то пробормотал. Впрочем, вышло у него примерно так же убедительно, как у пингвина попытка взлететь.

— Трезвей, — хмыкнул я, удерживая мужика.

В этот момент в одной из кабинок сработал спусковой бачок, и послышался шум воды. Через секунду дверь кабинки распахнулась и наружу вышел… Федя. Тот самый пацанёнок, который несколько минут назад собирался залить бедолагу-географа в TikTok под бодрую музычку.

Федя увидел картину, как я держу Глобуса под ледяной водой, и замер от неожиданности.

— Давай, мелкий, иди куда шёл, — бросил я, даже не оборачиваясь.

Федя не двинулся.

— Тебе что, уши прочистить надо? — я покосился на него.

— Не, Владимир Петрович, не надо, — пацан замялся. — Просто мне ж руки надо помыть.

А, вот оно что. Логично. Мы же стояли в туалете.

— Тогда подожди немного, — сказал я.

Федя послушно кивнул. Я ещё несколько секунд держал голову географа под ледяной струёй. Потом аккуратно отдёрнул его от раковины.

— Ох… — выдохнул Глобус, жадно хватая воздух.

Конечно, превращать его в трезвенника за десять секунд ледяной водой было нереально. Но вода своё сделала — промилле в крови пошли в отрицательный рост. Глобус пришёл в то состояние, которое для него давно было «рабочей нормой» — выпивший, но управляемый и без риска выдать какой-нибудь финт ушами прямо на уроке.

Вообще у каждого человека есть свой предел. У нашего географа предел — 24 часа под лёгким градусом, семь дней в неделю, без выходных и праздников. И, что характерно, держался мужик в таком режиме удивительно уверенно.

Федя тут же метнулся к раковине, включил кран и начал мыть руки. А я критично оглядел географа.

— Ну что, теперь ты хотя бы на человека похож. Всё, состояние стабилизировалось? — спросил я.

Он стоял, прислонившись к плиточной стене, мокрый и взъерошенный. Волосы прилипли к вискам, но взгляд стал осмысленным, уже не стеклянным.

Географ вытащил из кармана платок — старый, мятый, но до смешного аккуратно сложенный. Тщательными движениями он начал вытирать им лицо.

— Спасибо… действительно лучше, — шепнул он, вздохнув полной грудью.

Платок Глобус бережно сложил и убрал в нагрудный карман. Потом коротко встряхнул головой, будто окончательно выгнал из себя остатки хмеля.

— Бррр… ну спасибо, Владимир, вы правы… я действительно немножко переборщил, — пробормотал он и протянул мне руку.

Я пожал его руку. Мужик-то он в целом нормальный. Слабый, да. Но не злой, не подлый и не гад. И уж точно не такой, чтобы его подставлять ради минутного хайпа в интернете.

Я хлопнул его ладонью по плечу.

— Да это не «немножко», братец, — заверил я. — Ты в следующий раз с дозировкой поаккуратнее. Иначе сам знаешь, чем это закончится. Останешься без работы и будешь жить на одну голую копеечную пенсию.

Географ не стал возражать, тяжело вздохнул, будто вспомнил про пенсию и свой возраст.

— Понимаю я всё, Володь… — признался он, опуская глаза.

В его голосе было столько усталости, что на секунду мне стало по-человечески жалко Глобуса. Тридцать лет прошло, а пенсии у стариков были всё такие же копеечные. Тогда люди выживали как могли, и сейчас было ровно то же самое. Время меняется, а реальность, увы, не очень…

— Где у тебя урок, в каком кабинете, помнишь? — спросил я уже у географа.

Глобус нахмурился, задумался, пытаясь хоть что-то выудить из головы.

— Да… надо бы по расписанию посмотреть, — честно признался он, тем самым подтвердив, что понятия не имеет, в каком классе у него сейчас урок.

Федя, закончив мыть руки и вытирая их о бумажное полотенце, краем уха слушал наш разговор и в этот момент решил вмешаться.

— Так у нас же география, Владимир Петрович! — напомнил он.

Я вспомнил, что Федя ещё в коридоре говорил мне про географию.

— А ты какой класс, мальчик? — спросил у него Глобус.

— 7-й «Б», — доложил Федя без запинки.

— Так, ну вот и отлично, — сказал я. — Федя, выдаю тебе партийное задание. Твоя задача — проводить учителя до класса. Справишься с такой ответственностью?

— Да! — оживился пацан.

— И ещё, Федя, у меня к тебе есть второй вопрос, — сказал я.

— Внимательно слушаю, Владимир Петрович, — ответил пацан, вытянувшись по струнке.

Я разузнал у пацана, где находится кабинет Сони. И, дождавшись, пока Федя и Глобус уйдут, пошёл в указанном направлении.

Через пару минут я уже стоял возле кабинета завуча. Три коротких, уверенных стука — и, не дожидаясь приглашения, я вошёл внутрь.

Соня была на месте. Она сидела за своим столом, слегка наклонившись вперёд, и смотрела в небольшое зеркальце. Занята она была наведением марафета, укладывая на лицо свежий слой косметики. По её виду сразу было ясно, что ночь выдалась тяжёлая. Возможно, у неё вовсе не было сна…

Как бы то ни было, теперь она старательно маскировала усталость, чтобы никто из школьников или коллег этого не заметил.

Я невольно отметил, что в этом завуч была похожа на физичку. Та тоже умела после бессонной ночи выглядеть на все сто. Вообще девчонки, наверное, умудряются развивать в себе такие навыки автоматически…

При виде меня Соня вздрогнула и, похоже, сразу не узнала. Попыталась быстро спрятать зеркальце, но, таки узнав меня, сразу расслабилась. Видимо, завуч подумала, что в кабинет зашёл кто-то из учеников и не хотела, чтобы её застали за тем, как она красится.

— Володя… это ты, — выдохнула она с облегчением.

— Это я…

Я без лишних формальностей подошёл к её столу, сел напротив.

— Как твоё самочувствие? — спросил я, оценив опухшие от недосыпа глаза Сони.

— Лучше всех, — завуч снова подавила зевок, — хотя спать жутко хочется.

— Ладно, — я не стал заходить издалека, — давай к делу. Мне нужна информация по олимпиаде. Я пришёл подать заявку от школы.

Завуч замерла, положила зеркальце на стол и посмотрела на меня внимательно. Смотрела так, будто пыталась понять — я шучу или говорю серьёзно.

— Володя… — смущённо начала Соня. — А ты разве не в курсе, что Леонид Яковлевич сказал, что мы не участвуем в олимпиаде?

— Леонид Яковлевич может участвовать или не участвовать где угодно, — ответил я и улыбнулся, — а мы с 11 «Д» участвуем.

Глаза Сони слегка расширились. Я видел, как в завуче включилась её привычная внутренняя бюрократическая машинка: «если директор сказал одно, а учитель говорит другое — значит, нужно немедленно согласовать».

Соня потянулась за телефонной трубкой, явно собираясь позвонить директору и уточнить, что ей теперь делать.

— Ты что собралась делать? — всё же спросил я, хотя ответ был очевиден.

— Ну… как… Леониду Яковлевичу хочу позвонить…

Она не успела закончить. Я взял трубку из её руки и мягко поставил обратно на рычаг.

— Не нужен нам никакой Леонид Яковлевич, — отрезал я, сбивая Соню с толку.

— Но… но почему? — растерянно выпалила она. — Олимпиада же находится в его компетенциях…

Друзья, прошу не забыть поставить лайк книге! Вам не сложно, а автору приятно:)