Физрук: на своей волне 5

Глава 23

— Шикарный дом, — искренне сказал я, ещё раз оглянувшись по сторонам.

— А я всегда о таком и мечтал, — охотно отозвался Миша. — Чтобы большой был, чтобы вся семья помещалась, а семья у меня немаленькая.

Миша даже как-то мечтательно улыбнулся, когда заговорил о семье.

— Я этот дом, кстати, своими руками строил. Каждый винтик здесь, каждый гвоздь — всё сам делал. Наёмным рабочим я не доверяю, — пояснил он свою позицию. — Как говорится, если хочешь, чтобы было хорошо, то сделай сам.

Я кивнул, без тени сомнений веря каждому его слову. Миша всегда был рукастый. Ещё в зале он помогал мне с ремонтом — где что подкрутить, где что подлатать, никогда не отказывался. Чаще всего вообще предлагал помощь сам, без всяких просьб.

— Ладно, дом ты ещё успеешь рассмотреть, — махнул он рукой. — А сейчас давай уже к столу пойдём, а то там все пацаны собрались, тебя ждут.

— Пойдём, — согласился я.

— Раки уже остывают, шашлыка нажарили целую гору. Любишь шашлык? — усмехнулся он. — Твой отец, бывало, мог целый килограмм один умять. А если ещё под хорошое пенное — так вообще красота!

Я невольно усмехнулся в ответ.

— Кстати, Вова, — как бы между прочим продолжил он, пока мы шли по дорожке к дому, — я не сразу понял… Ты же сейчас работаешь в той школе, где директором трудится Леонид Яковлевич, так?

— Так, — ответил я.

В принципе мне сразу стало понятно куда именно он клонит.

— А ты вообще в курсе, что этот твой Леонид Яковлевич тоже прекрасно знал твоего отца? — сказал Миша. — Твой отец ему, можно сказать, вместо отца был.

Он говорил это спокойно и без задней мысли. Естественно, Миша даже не подозревал, что я всё это и так уже прекрасно знаю.

— Ну… я примерно догадывался, — уклончиво ответил я. — Да всё никак у него не спросил напрямую.

Миша на меня покосился.

— А вот я сейчас понял, что надо его тоже на наши посиделки позвать, — оживился он. — Вот только незадача, блин… У меня его номера нет. Но если ты знаешь его цифры, можем прямо сейчас ему позвонить и пригласить. Лене тоже есть что тебе рассказать про твоего отца. Он его очень хорошо знал!

Конечно, вслух я этого говорить не стал, но присутствие Лёни здесь мне было совершенно ни к чему. Особенно в свете последних событий, после которых моё отношение к директору начало стремительно меняться. И менялось оно, мягко говоря, далеко не в лучшую сторону.

— Нет, к сожалению, его телефона у меня нет, — мне пришлось соврать Мише.

— Эх, жалко, — вздохнул он. — А так бы пригласили его к нам, посидели бы, поговорили… Ну ничего. В следующий раз обязательно позовём. Мы же с тобой, я думаю, не в последний раз видимся.

Я кивнул, не став ничего добавлять, а Миша закрыл тему.

Мы наконец зашли в дом, и изнутри он показался мне даже больше, чем снаружи. Просторный, светлый, с высокими потолками и дорогой, но не вычурной отделкой. Видно было, что Миша не жалел денег на ремонт и делал всё для себя, основательно, по-хозяйски. И это было правильно. На что ещё тратить деньги, если не на свою крепость.

Ещё в коридоре я услышал голоса из одной из комнат. Голоса были разные, перебивали друг друга, смеялись, спорили. И почти каждый из них я узнавал. Несмотря на то, что с последнего раза, когда я слышал их вот так живьём, прошло много лет. Формально — десятилетия. А по факту… всего несколько дней.

Ровно в тот вечер, когда меня перекинуло из настоящего в будущее. Тогда все пацаны пришли ко мне в зал на тренировку. А теперь многие из них сидели здесь, за одним столом.

Я никогда не был особенно впечатлительным на такие встречи. Но сейчас меня почему-то пробрало. Где-то внутри, в груди, появились странное, тёплое чувство — будто бабочки шевельнулись.

И вместе с этим пришло простое, тяжёлое и честное осознание: тридцать лет назад я всё делал правильно. Я смог донести до пацанов, что в жизни есть дороги, кроме криминала. И видеть результат этого сейчас — было чертовски приятно.

Значит, не зря я тогда жил.

И это понимание ещё сильнее подстёгивало меня не профукать второй шанс, который я получил. Не зря прожить и эту жизнь — помочь встать на правильный путь моим нынешним пацанам и девчонкам из 11-го класса.

Мы вошли в просторную комнату, где был накрыт стол. И когда я увидел людей, сидящих за ним, я на мгновение просто застыл от неожиданности. Сказать, что я охренел, — значит не сказать вообще ничего.

Я просто застыл в дверях, будто меня ударили под дых, и на короткую долю секунды мир сузился до одного только зала передо мной. Гул голосов, звон стаканов, густой запах еды и горячего мяса, смех… всё это обрушилось сразу, разом, и на фоне этого шума я увидел их.

Моих пацанов.

За длинным столом, ломящимся от еды, бутылок, закусок, дымящихся блюд и раков, сидели взрослые мужики. Солидные, уверенные. Но я узнал их сразу. Не по лицам даже, а скорее по тем самым взглядам, которые невозможно спутать ни с чем.

И в тот же миг меня будто швырнуло назад во времени — ровно на тридцать лет. В тот вечер, когда в зале уже погас свет и ребята, запыхавшиеся после последнего круга, сидели на матах, я смотрел на них… и ведь даже не подозревал, как будут развиваться события дальше!

Тогда я видел их пацанами. А сейчас… наверное, сейчас я видел итог.

Вон Виталик. Когда-то — жилистый, худющий, с вечным голодным огнём в глазах. Сейчас он сидел, развалившись на стуле, в дорогой рубашке, с солидным животом, уверенно удерживая в руке бокал. Лицо у него округлилось, но взгляд остался прежним…

Рядом с ним сидел Димка. Когда-то — рыхлый, вечно задыхающийся, ленивый до первого жёсткого наказания. А теперь он был сухой, подтянутый и с резкими скулами. В нём буквально ощущалась собранность. Такая обычно появляется у людей, прошедших через потери, боль и удары судьбы, но не сломавшихся под этим натиском.

Чуть дальше Аркаша. Я его помнил дерзким, взрывным, с вечно сжатыми кулаками. Теперь в нём чувствовалась другая энергия — спокойная, опасная именно своей сдержанностью.

Сашка тоже сидел тут… другие мои пацаны.

Они все теперь были другими. И в то же время — теми же самыми.

Я смотрел на них и чувствовал, как внутри меня что-то медленно переворачивается, сжимается, отпускает и снова сжимается. Сердце забилось чаще от переизбытка чувств, с которым сложно справиться мужчине, привыкшему держать лицо.

Тридцать лет прошло…

Тридцать лет теперь разделяли тех пацанами на потёртых матах и этих мужиков за богатым столом. Не зря все-таки я вытаскивал пацанов из подвалов и из мутных компаний.

Ради этого я, по сути, тогда и погиб. Тридцать лет назад я встал между ними и тем, что должно было их сломать, просто чтобы у них остался шанс на жизнь. И сейчас, глядя на них, я видел, что своим шансом мои пацаны воспользовались.

Мне вдруг захотелось сделать шаг вперёд, подойти, обнять каждого. Просто почувствовать, что они живые и я не зря тогда лёг. Но именно этого я сделать и не мог.

Не имел права. Все таки сейчас я был для них чужим. Я был не я — во всяком случае, для них. Я не мог подойти и сказать: «Это я». Не мог позволить себе ни взгляда, ни жеста, который выдал бы во мне того, кем я был на самом деле…

Моя легенда была проста и беспощадна: я — сын себя прежнего. И по этой легенде всех этих людей я видел впервые в жизни. А такие вот объятия между мужиками, которые якобы только что познакомились, выглядели бы, мягко говоря, странно. Не поняли бы, насторожились.

Поэтому я остался стоять на месте. Стоял, смотрел и просто молчал. И заодно давил в себе это желание до тех пор, пока оно не ушло. Это стоило усилий и куда больших, чем мне хотелось признавать.

Впрочем, стоило мне лишь переступить порог зала, как разговоры за столом оборвались разом. Все взгляды мужиков одновременно повернулись ко мне. Смотрели с любопытством, с прищуром и с живым интересом, как будто я был редкой диковинкой.

Миша, явно довольный произведённым эффектом, неторопливо оглядел сидящих за столом и с явным удовольствием произнёс:

— Ну что, пацаны, я вам обещал конкретный сюрприз.

Он выдержал короткую паузу, усиливая момент, затем протянул руку в мою сторону.

— Знакомьтесь. Это сын нашего брата Владимира. Зовут тоже Владимир! Прошу любить и жаловать.

За столом прокатилась волна оживления. Пацаны начали присматриваться внимательнее, словно пытаясь на глаз найти сходство. Первым отреагировал Дима — как всегда, безо всякой задней мысли, сразу, что на языке, то и вслух.

— Владимир Владимирович, что ли? — добродушно хмыкнул он, расплываясь в широкой улыбке. — Во, блин, прямо как у нашего президента!

Я машинально отметил про себя, что Дима остался тем же самым — прямым, с этим своим вечным умением говорить раньше, чем подумать. Мы с ним всегда понимали друг друга с полуслова, хотя язык у него был длинный, а характер без тормозов.

Раньше я нередко переживал, что с таким подходом он до старости просто не доживёт. Но, как ни странно, сейчас он сидел здесь — живой, матерый и также уверенный в себе.

— Нет, я Владимир, но не Владимирович. Я Владимир Петрович, — спокойно поправил я его.

Дима даже приподнял брови от удивления.

— А почему?

Вопрос прозвучал искренне, без подвоха. И удивляться тут действительно было чему. Если моего отца звали Владимир, то логика подсказывала сама собой — отчество у меня должно быть Владимирович.

Я когда-то говорил пацанам, что далеко не всё в этой жизни укладывается в рамки логики. Что иногда даже самая железная логика даёт сбой — просто потому, что жизнь устроена сложнее любых правил. Обычно такие вещи не объясняются. С ними просто живут.

Но сейчас я всё-таки решил ответить.

— Мать так решила, — сказал я. — Поменяла мне документы и дала отчество моего деда. Не потому что не любила отца… просто боялась. Всё-таки у него было немало врагов.

В зале повисла короткая пауза. Её первым разорвал Миша:

— Правильно беспокоилась… Времена после смерти Володи были очень даже непростые…

Он запнулся и на миг отвёл взгляд, словно кто-то из прошлого вдруг встал перед глазами.

— Вы сами, пацаны, помните, как нам тогда жилось. Это потом уже получилось голову поднять. А тогда… — Миша тяжело выдохнул. — Тогда каждый день был как последний. И я себе до сих пор напоминаю, что если бы не Володя, я бы эту голову уже никогда не поднял.

Миша замолчал, и вместе с ним замолчали остальные. Мужики синхронно, почти незаметно кивнули — каждый в этот момент вспоминал что-то своё.

Я смотрел на них и видел — несмотря на прошедшие годы, они сохранили обо мне память. И что куда важнее, мои ученики сохранили уважение.

— Ну ладно, давай, присаживайся, Володя, — наконец сказал Миша, делая приглашающий жест в сторону стола. — За столом и поговорим, и прошлое вспомним.

Прежде чем сесть, я обошёл стол и каждому пожал руку. Они называли мне своё имя, я в ответ кивал, хотя все эти имена и так мне были известны до последней буквы.

Некоторые жали руку молча и просто смотрели на меня внимательно, будто искали во мне что-то важное и боялись это признать.

И я видел, как они вздрагивали. Потому что взгляд у меня сейчас был ровно такой же, как и тогда — в прежнем теле. Взгляд, который эти люди знали слишком хорошо и помнили слишком долго. И сейчас пацаны будто узнавали его, отчего им становилось не по себе.

Некоторые, как Дима и Саша, добавили, что знали моего отца очень хорошо и до сих пор берегут о нём живые воспоминания.

А потом ко мне подошёл Аркаша. Тот самый, которого я когда-то вытащил с того света, правда не в прямом смысле. Гораздо хуже. Я тогда спас пацана от медленной, тихой смерти, которая сначала кажется жизнью…

По малости лет и по своей дурости, Аркаша связался с одной непутёвой девкой. Ну и как это бывает — всё у него покатилось под откос так быстро, что он сам не успел заметить, как оказался по уши в дерьме.

Тогда мне пришлось извернуться так, как я уже давно не изворачивался — выбивать, договариваться, ломать через колено. А потом ещё долго возиться с его реабилитацией, вытаскивая его обратно шаг за шагом.

И вот теперь Аркаша стоял передо мной — взрослый, крепкий, уверенный мужик. Когда я протянул ему руку, он пожал её крепко. Он внимательно посмотрел мне в глаза и почти шёпотом сказал:

— Ты знаешь, Володя… если бы не твой отец, я бы сейчас здесь не сидел рядом с тобой. Да по сути каждый из нас может сказать то же самое. Но твой отец был очень достойным человеком.

Честно — мне было крайне приятно это слышать. И, черт возьми, я чувствовал себя взволнованным и по-настоящему растроганным. Вот ведь, мужики дают… взяли да так просто, без лишних слов, прошли по самому живому.

Тут бы, конечно, удержаться и мужскую слезу не пустить. Потому что встреча была действительно трогательной.

Я, наконец, поздоровался с каждым по отдельности и сел на своё место за столом — между Димой и Мишей. Именно они когда-то были моими самыми близкими соратниками в прошлой жизни, с кем я проходил самые тяжёлые участки пути.

Судьба, конечно, умела в иронию: сейчас они сидели по обе стороны от меня, а для них я был всего лишь сыном их погибшего друга.

Миша взял бутылку, разлил по стопкам — сначала себе, потом мне, и после «цепочка» прошла по всему столу. В этом ритуале чувствовалась старая дисциплина, выученная ещё тогда, в девяностых.

Когда Миша закончил, он поднял стопку. За столом сразу стало тихо. Все взгляды разом сошлись на нём. Даже спустя столько лет он здесь оставался тем же лидером, каким был раньше.

Я впрочем знал, что именно Миша после моей смерти займет моё место. Я сам его к этому готовил, воспитывал в нём лидерство. Учил егодержать удар, брать на себя ответственность и принимать решения, когда некогда сомневаться. Я тогда прекрасно понимал, что в любой момент могу не вернуться.

Миша обвел взглядом стол и заговорил:

— Так, мужики… Я думаю, что мы все рады тому, что эта встреча, пусть и такая спонтанная, но всё-таки состоялась. И я считаю правильным, чтобы первый тост за нашим сегодняшним столом мы сказали о Владимире. Чтобы вспомнили его и почтили его память.

Он чуть подобрался, вскинул подбородок.

— Давайте, пацаны, поднимемся. Я скажу.

Мужики сразу же начали охотно вставать со своих мест. Стулья негромко заскрипели. Я встал вместе с ними.

И в этот момент мне пришлось собрать в себе всё, что у меня было, чтобы не выдать себя. Потому что сейчас мои ученики собирались поднимать тост за меня…

Миша прокашлялся в кулак — больше по привычке, чем по необходимости. Поднял стопку, но начинать не спешил. Стоял молча, глядя в одну точку, будто вытаскивал из глубины памяти нужные слова. Он никогда не был болтуном, и все это знали, поэтому никто не торопил.

Наконец он выдохнул и заговорил:

— Мужики… вы сами знаете, что я не особо разговорчивый, — начал Миша. — Слова я не люблю, предпочитаю базару дело. Вы это и без меня знаете.

За столом пошли кивки. Все подтверждали, что так и есть,

Миша продолжил, чуть хрипловато:

— И, черт возьми… — он взглянул на свою стопку, но пить не стал. — Этому всему меня научил Володя. Мой наставник. Уже одно то, что я сейчас стою перед вами — в таком доме, среди друзей, с красивой женой, с детьми… — Миша запнулся, опустил взгляд. — Всё это, мужики… — он сделал внушительную паузу, вдохнул. — Всё это у меня есть только благодаря Владимиру.

За столом снова закивали.

— Именно он… Именно Владимир много лет назад за шкирку выволок меня с улицы. В прямом смысле. Если бы не он… я бы там и остался подыхать. Сгинул бы, как тысячи других.

Он замолчал.

Если честно, подобные речи я никогда не любил. Но отрицать было нечего: в словах Миши действительно была правда.

От автора:

Спас мир, но случайно переместился на 300 лет. Род пал, вокруг монстры, охотиться никто не умеет. Хм, а я вовремя зашёл… Без меня им точно не справиться! https://author.today/reader/493540