Я осмотрелся. Приметил старые гаражи с облупленной краской. Решил остановиться именно там. С дороги нас не видно, и Саша сможет соблюсти условие — прийти один. А я, если что, подстрахую.
Я выключил двигатель, повернулся к пацану. Теперь было самое время уточнить суть конфликта, чтобы сориентировать пацана, как себя ставить в разговоре с Борзым.
— И что за тайна, которую он так боится? — спросил я.
— Мы с ним ещё в начальной школе вместе на кружок ходили… — поведал Саша.
— На какой?
— Я на музыку, он на танцы… — пацан замялся. — На бальные.
Я хмыкнул, покачал головой.
— Так-так… и выходит, что он тебе предъявляет за то, что ты, мол, на пианино бренчал. И боится, что ты ему предъявишь, что он балерон?
— Ну… там не только это.
— Что ещё?
Пацан вздохнул, собираясь в кучу, чтобы рассказать. Я же понял, что конфликт здесь был не про деньги и даже не про субботник. Классика жанра, епта.
Я-то думал, тут что-то серьёзное, а оказалось, всё куда проще. Предъявлять Сане попросту нечего, а вот предъявить Борзому как раз повод есть.
— Тут такое дело, Владимир Петрович…
Саша наклонился ближе и зашептал. У меня аж брови на лоб полезли после его рассказа. Вон оно что… уже интереснее, чёрт возьми!
Я задумался, прикидывая, как действовать дальше. Потом уже я наклонился к Сане и начал говорить.
— Слушай сюда, братец, ты начнёшь разговор первым. Не бойся, не мнись. Скажи ему ровно, спокойно и глядя в глаза… — я проговорил пацану все, что придумал.
Он отрывисто кивнул.
— А дальше… если он начнёт качать права, я подойду, — заключил я. — Только не дёргайся, понял? Пусть думает, что ты один. Я рядом. Но если полезет, то бей первым, и не по лицу, а по корпусу.
Саша нервно выдохнул.
— Владимир Петрович… а если он с друзьями?
— Тогда будет урок коллективного воспитания, — усмехнулся я.
Он впервые улыбнулся. Я хлопнул его по плечу.
— Ну всё, пошли, музыкант. Пора сыграть им финальную ноту.
В этот момент я заметил движение между бетонными плитами стройки. Оттуда показались силуэты. Один, второй, третий… ещё двое. И вперёд — он. Борзый.
Шёл паренёк, как павлин — руки в карманах, подбородок задран, на лице вечная ухмылка самоуверенного ублюдка. Его личная гвардия состояла из таких же «важных», только помельче физически. Все как на подбор… черти, ту не добавить, не убавить. Как я и думал, пришёл Борзый не один.
Боковым зрением я уловил, как Саша вздрогнул и руки пацана невольно сжались в кулаки.
— Спокойно, — процедил я.
Он ничего не ответил, но по его лицу я понял — это накатывает страх. Самый мерзкий — липкий, что пахнет унижением, а не просто болью.
— Вот что, братец, — я взял его за плечо и повернул к себе лицом. — Давай ещё раз. Глубоко вдохни. Медленно выдохни. Ещё раз.
Саня послушался.
— Молодец. Запомни, — сказал я. — Если ты нервничаешь, ты слабее. Пусть нервничают они. Спокойствие — это сила, понял?
— Понял…
— И ещё вот что, — я достал телефон. — Сейчас я тебе позвоню. Возьми трубку и не клади. Положи в карман, включи громкую связь. Я хочу слышать, как всё пройдёт.
Он кивнул. Я набрал номер и, когда Саша принял вызов, поставил мобильник на громкую.
— Всё, иди, — сказал я.
Пацан уже собирался выйти, но задержался, обернулся ко мне.
— Владимир Петрович… только одно. Дайте мне время самому разобраться. Пожалуйста.
Я смотрел на него секунду-другую. Взгляд у него был честный, прямой.
— Ладно, — кивнул я. — Разбирайся.
Саша открыл дверь, вышел и аккуратно закрыл за собой, стараясь не хлопать. Я остался в машине, в тени гаражей. Отсюда всё видно, как на ладони. Телефон в динамике выдавал звук шагов.
Саша приближался к одноклассникам медленно, но уверенно.
Смотрелась вся эта так называемая «стрелка» жалко и мерзко одновременно. Один — худой, щуплый, килограммов шестьдесят, не больше. И напротив — Борзый. Здоровый, бородатый жеребец, под сотню весом и на голову выше. Он стоял, расставив ноги, руки в карманах, ухмылялся.
И ладно бы один… но слева и справа от Борзого стояли такие же лбы с физиономиями, перекошенными от собственной важности. По их взглядам я видел, что эти уроды ждут, когда старший подаст знак и они втопчут в землю несчастного ботаника.
Я увеличил громкость на телефоне до максимума. В динамике тихо шуршал ветер, потом послышались первые слова.
— Здорово, пацаны, — начал Саша. — Я пришёл, как договаривались.
— Здорово, шкет, бабки принёс? — протянул Борзый с ехидцей, не вынимая рук из карманов.
Хохот.
Тупой, пустой, такой, от которого у нормального пацана рука сама просится в кулак.
По всей видимости, Борзый не понимал, что Саша вызвал его на стрелку. Решил, что пацан деньги принёс. Хотя как именно Саня обозначил причину встречи я не интересовался.
Борзый смотрел на пацана сверху вниз.
— Или опять сказочки рассказывать будешь?
Секунду висела тишина.
— Нет, не принёс и приносить больше не буду, — спокойно сказал Саша.
Вновь начали смеяться.
— Ни хрена, как малолетка базарит, — поддакнул один из гвардейцев.
Я сжал руль. Пальцы побелели от напряжения. Саша не отводил взгляда. В динамике стало слышно его дыхание.
— Ты что, не выспался? — издевался Борзый, смеряя Сашу взглядом.
— Я просто не собираюсь больше терпеть все эти оскорбления, — сказал Саша, вкладывая в слова то самое, что у него сидело на душе.
— Оскорбления? — ухмыльнулся Борзый. — Я и пацаны не виноваты, что мамка тебя не на бокс отдала, а на пение — и у тебя такой тонкий голосок, как у кастрата.
— Лох — кастрат, — заржал кто-то из толпы.
Я видел, как у Саши по лицу пробежала тень, но он не отступил.
— Давай, пацан, не подведи… — прошипел я.
И пацан не подвёл: в тот же момент он ответил.
— А если я тоже начну так с тобой разговаривать? — сказал он.
— Ты о чём? — нахмурился Борзый.
— Что твой отец не чемпион, — продолжил Саша. — Что он руководитель секции балета.
Слова ударили, как раскат грома. Это и был тот самый секрет, который так боялся Борзый. Получай, фашист, гранату!
Сначала один из «гвардейцев» попытался ржать, потом смех захлебнулся, и я увидел, как у Борзого дернулось веко.
— Слышь, а он о чём? Он не в курсе, что у тебя отец чемпион страны по боксу в девяностых? — засудачили «гвардейцы».
Глаза Борзого опасно блеснули:
— Я тебя сейчас прямо здесь закопаю, мелкий урод, — прорычал он.
Саша отреагировал быстро.
— Сначала скажи пацанам, что твой папа не чемпион, а он руководитель детской секции балета, — проговорил он.
Борзого буквально перекосило.
Я почувствовал, как во мне растёт удовольствие. Но удовольствия мало… дело начинало плохо пахнуть. Борзый заметался — лицо покраснело, затем побелело. В нём сейчас боролись позёрство и страх быть высмеянным.
Стая тоже напряглась, переходя в состояние повышенной готовности. Я тоже напрягся, понимая, что либо они сделают то, чего нельзя допустить, либо я появлюсь и поставлю точку…
Но нет, нельзя: Саня просил не вмешиваться до поры. Просил дать ему шанс. Я уже дернул руку к двери, но остановился. Я вцепился в рулевое колесо и сдержал порыв. Пусть попробует.
В следующий миг пацану прилетел удар в солнечное сплетение. Саша рухнул, телефон выскользнул из кармана и упал на щебёнку, но связь не оборвалась. Из динамика донёсся возбуждённый голос Борзого:
— Ты как базаришь, дебил⁈
Саша обхватил живот обеими руками. Я видел, как его дрожащие руки сжались в кулаки. Да, лицо перекосилось от боли, но тем не менее он выпрямился.
Пацан выпрямился, жадно глотая воздух. У меня же внутри невольно возникло уважение к Сане.
Определённо у пацана был дух.
— Я не дам тебе ни копейки, и требую, чтобы ты извинился за все эти издевательства, — процедил Саша.
Послышался звериный смех Борзого, и его снова подхватили кореша, инстинктивно, как собаки Павлова. Ржали так, будто Борзый приплачивал за громкость.
— А если не извинюсь, что? Спросишь по-мужски? — зашипел Борзый сквозь стиснутые зубы. — Ты у меня за свой гнилой базар теперь на коленях прощения вымаливать будешь.
А вот дальше Саша уже пошёл не по сценарию…
— Давай раз на раз выскочим, — вдруг предложил он.
Я стиснул руль — неожиданно! Саша поднял голову, смотря с вызовом в глаза Борзому.
Что ж, я положил ладонь на дверь машины, будучи готовым в любой момент выскочить наружу. Если толпа рванёт на пацана — я выскочу и закончу всё быстро. Но если это будет драка один на один — пусть будет. Мне важнее было, чтобы Саня понял, что за каждое принятое решение надо платить. Но «убивать» его, или втаптывать в землю ногами, я не позволю.
Борзый ухмыльнулся, на лице появилась смесь презрения и азарта.
— Слышали, пацаны? Шкет хочет мне задницу надрать. Давай, мелкий урод, я тебе дам скидку: буду биться одной рукой.
Саша встал в какую-то корявую стойку. Сразу стало понятно, что он не умеет драться.
— Мне одолжение делать не надо, — отрезал пацан.
Борзый пожал плечами, ловко снял олимпийку и бросил её одному из своих прихвостней. Кто-то из их компании полез за телефоном, чтобы снять происходящее. Борзый махнул рукой.
— Убери нахрен телефон, а то потом мне прилетит за убийство этого мелкого урода.
Вот же нехороший человек… легко быть храбрым, когда спина прикрыта. У Борзого тут и физическое преимущество, и численное. Ну а поговорка о том, что маленький хороший боец всегда проиграет большому хорошему бойцу, тоже придумана не просто так. Вот только Саша ещё и драться не умел!
Борзый не стал тянуть — полшага вперёд, улыбка превращается в злобный оскал. Потом резкий выпад…
Удар!
Вместо удара Саша получил затрещину. Пацан попятился… а Борзый, на час играя с ним как кошка с мышкой, вытянул руку и поманил Сашу. Тот рванулся в атаку, включив режим мельницы, в глазах заискрилась пламя.
Борзый сместился вправо и снова дал Саше затрещину. Пацан пошатнулся и бросился снова. На этот раз бросился обидчику в ноги, изо всех сил стараясь усадить оппонента на задницу. Борзый, продолжая унижать пацана, демонстративно расставил руки, показывая, что Саня ничего не сможет ему сделать. Гвардейцы заржали, возбуждение росло.
А потом Борзый оттолкнул пацана и врезал ему вдогонку правым прямым. Саша упал и, оставшись сидеть на пятой точке, стиснул зубы. Его губа лопнула, и по подбородку потёк красный след.
Саня попытался подняться, медленно, коряво. И в эту неуклюжую попытку буквально впитались все его гордость, упрямство и боль.
— Давай, пацан, — процедил я. — Вставай…
Борзый расхохотался, он был уверен, что победил. Но Саня встал и снова бросился на обидчика. Борзый снова начал играть, попытался схватить Сашу за затылок и нагнуть, попросту говоря, поставить раком.
Вот только он заигрался и кое-что не рассчитал. Саня, пытаясь высвободиться, выпрямился и влепил Борзому голову прямо по подбородку.
Борзый явно не ожидал и пропустил в чистую. Его лицо на долю секунды потеряло уверенность, взгляд помутнел, челюсть клацнула. Он попятился, ноги стали деревянными.
Если бы у Саши был опыт, прямо сейчас он мог бы довести дело до конца. Но опыта у пацана, увы, не было. Парень замахнулся, попытался добить — не вышло. И вместо финального удара наступил кошмар. Борзый, прихрамывая, обрушился на Саню с новой яростью.
Когда стало понятно, что всё серьёзно, дружки Алладина ринулись в атаку. Всё превратилось в галимый беспредел. Удары полетели со всех сторон. Всех их Саня не видел и пропустил сначала один, потом второй. Он пытался перекрыть, но это не помогало.
Один из уродов схватил бутылку, из которой до этого цедили какую-то зелёную дрянь, и решил ударить пацана по голове. Я понял, что теперь они будут «убивать». Этим уродом ничего не стоило превратить пацана в инвалида.
Я было хотел выскочить из машины и понял, что не успею — урод уже замахнулся. Тогда я выхватил травмат, прицелился по бутылке…
БАХ!
Прозвучал выстрел, затем раздался звон стекла. Бутылка в руке этого урода разлетелась осколками. Зелёная жидкость брызгала в сторону, бутылку этот урод не удержал, и она упала на землю.
На две секунды всё застыло.
Уроды, прессующие Саню толпой, замерли и мигом перевели взгляд. А увидели они мчащийся на всех порах чёрный чероки. Огромные грязевые колёса разбрасывали гравий. Я резко затормозил, джип встал колом между уродами и Саней.
Я выскочил из джипа и, не раздумывая, начал палить из травмата по гравию прямо у их ног. Стрелял так, чтобы куски земли взрывались фонтанчиками у них под ногами. В прежней жизни я бы плюнул на сантиметры и пострелял бы козлам в колени. Сейчас приходилось сдерживаться.
Козлы на месте отплясывали чечётку. А потом личная гвардия Борзого бросилась в стороны, как стая перепуганных дворняг.
Сам виновник попытался смыться тоже. Но я схватил его за шкирку и дернул назад так, что воротник майки захрустел, а голова Борзого дернулась, будто у куклы-болванчика.
— Куда собрался? — процедил я, поворачивая его лицом к себе.
— Ты попутал? — прорычал он, пытаясь звучать угрожающе, но это больше походило на забавный писк.
Примерно так пищал мой Рекс, когда видел Губителя.
— Нет, Алладин, попутал здесь ты, причём конкретно так попутал… на землю, сука, сядь, пока я тебя туда не воткнул головой!
Спесь, которую Борзый пытался сохранить, быстро улетучилась. Он часто заморгал, губы дрожали. Борзый, мучительно сопя, смотрел на меня, а затем, поняв, что я не шучу, сел на землю.
Я посмотрел на Сашу — он сделал усилие, медленно встал. Пацану досталось крепко, он пропустил немало ударов и теперь с трудом стоял на ногах, пошатываясь. Но «убить» я его не дал, вовремя вмешавшись в драку.
Саша, будто на автопилоте, пошёл в сторону Борзого, стискивая кулаки, глаза злились. Но я положил руку ему на плечо, тормозя.
— Не, Сань, погоди. Мы с ним по-другому поговорим.
Борзый попытался воспользоваться моментом и по-тихому свинтить, пока я отвлёкся.
Бах!
Выстрел взорвал гравий в десятке сантиметров от его ноги.
— Алладин, не испытывай моё терпение. Я могу и выше прицел взять. Последнее предупреждение, — отрезал я.
— П-понял… — прошептал он.
Встал как вкопанный, а я повернулся к Сане.
— Живой? Ничего не поломали?
Он кашлянул, сжал кулаки и выдавил:
— Нет, кажется. Живой, Владимир Петрович. Больно, но живой.
Я подошёл к Борзому; тот стоял, прижимая локоть к боку, дышал рвано. На лице его всё ещё застыла наглость, но уже разбавленная страхом.
— Ты зачем пацана прессуешь? — сухо спросил я. — В себя поверил? На каждого быка найдётся два антибыка, слышал?
Борзый молчал, но подбородок вскинул — видно, что решил доиграть в «реального пацана».
— Извиниться за гнилой базар не хочешь?
Борзый сглотнул. Я уже думал, что он согласится и этим жестом, пусть и не слишком дружелюбным, мы хотя бы откроем разговор на волне позитива. Но нет: извиняться это чучело похоже не собиралось. Он расправил плечи и медленно покачал головой.
— Да пошёл ты на хрен, Вова, — процедил он. — Че Мымре пожалуешься?
Что же, пацан, видимо, до сих пор не понял, что перед ним уже был не историк — батон. Теперь перед ним был Вова физрук.
Я покосился на Сашу.
— Сань, — сказал я. — Как поступим с отморозком?
Я вернул взгляд на Борзого и приподнял бровь.
— Я вот думаю, — продолжил я. — Если он пошёл по беспределу, то и мы по беспределу можем пойти?
От автора:
1682 г. Вокруг произвол и беззаконие. Стрелецкий бунт? Не можешь предотвратить — возглавь! Но на своих условиях. Лично воспитаю Петра — или погибну снова
СКИДКИ на всю серию:
https://author.today/reader/475541/4451330