Физрук: на своей волне 2

Глава 16

Кабинет ОБЖ находился на третьем этаже, но перед уроком я решил заглянуть в спортзал.

В спортзале царил полумрак. В углу валялись мячи, скамейки сдвинуты, на полу «черкаши» от резины подошв кроссовок. Ничего необычного, но взгляд у меня всегда был цепкий… и я без труда заметил на полу блёстки от хлопушек. Вчера вечером здесь явно устраивали «тренировку» в неучебном формате.

Нет, за собой прибрались, вопросов нет, другой бы и не заметил… но всё-таки надо с вахтёром на эту тему пообщаться.

Я зашёл в подсобку, нашёл там мячик для настольного тенниса и положил в карман. Он-то мне и был нужен.

На выходе из спортзала я заметил вахтёра с помятой мордой и красными глазами. Хорошо же он принял вчера на грудь, сидит еле живой…

— Утро доброе, — сказал я.

— Мгхм… — отозвался тот, не поднимая головы.

Я прикинул — разговаривать с ним сейчас бесполезно. Надо будет потом, когда очухается. Дамский угодник, блин… Вот только что на таких классных мероприятиях делала Марина? Судя по её вчерашнему кавалеру с огромным букетом цветов, проблем с мужским вниманием у неё в принципе не было.

Песня, короче.

Я пошёл к лестнице, поднялся на третий этаж и внимательно посмотрел на потолок. Взгляд зацепился за форсунку пожарной сигнализации.

Я остановился, огляделся и, достав зажигалку, поднёс огонь к датчику. Огонёк полыхнул, пламя колыхнулось — и ничего не произошло.

— Вот тебе и безопасность, — прошептал я, гася зажигалку.

Постоял секунду, глядя на потолок, потом сунул одну руку в карман брюк, удерживая манекен подмышкой. Другой, крутя на пальце ключ, пошёл дальше, присвистывая мелодию.

Возле двери кабинета уже толпилась молодёжь из одиннадцатого класса.

Увидев меня, они сразу притихли, но тут же послышалось хихиканье.

— Владимир Петрович, а зачем вам манекен? — спросил долговязый блондин с кудряшками, как у болонки, вместо причёски.

— Узнаешь, — заверил я.

Я сразу отметил, что он тут главный — руки в карманах, ухмылка самоуверенная. Неформальный лидер, вокруг которого всё крутится.

Я остановился перед ним и бросил пацану связку ключей.

— Открывай ворота, — пояснил я.

— А чё я? — буркнул он, но поймал ключи и, ворча, подошёл к двери.

Замок щёлкнул, дверь со скрипом отворилась.

— Потому что ты ближе всех стоял, — пояснил я, проходя мимо него.

Класс зашёл следом, начав стучать стульями и бросая рюкзаки. Молодёжь рассаживались как попало.

Я же поставил манекен у доски, снял куртку и обвёл класс взглядом.

— Так, молодёжь, — сказал я, опершись о стол. — У меня к вам один простой вопрос. Давайте сразу определимся: жить будем дружно или будем ругаться?

Пару секунд висела тишина. Потом тот самый блондин с задней парты лениво бросил:

— Да как по кайфу, так и будем жить.

Я перевёл взгляд на него.

— Как звать, напомни?

— Прохор!

— Как по кайфу, Прохор, не получится, — пояснил я.

Прохор отвёл глаза, делая вид, что ему что-то срочно понадобилось в рюкзаке.

— Перед тем как начнём урок, — продолжил я, — договоримся о простых правилах.

Я показал классу пятерню и загнул указательный палец.

— Первое. Учитель всегда прав.

В классе послышался недовольный ропот. Я проигнорировал и загнул второй палец.

— Второе. Даже если вам кажется, что учитель не прав, а правы вы — учитель всё равно прав.

Ропот усилился.

— Ну и наконец третье. Догадываетесь, что будет третьим, или подсказать?

— Ага, — отозвался патлатый, тоже с задних рядов.

— Типа если ничего не понятно, то смотри первый пункт, что учитель всегда прав.

Я кивнул, усмехнувшись, и загнул палец.

— Кстати, хороший вариант. Возьму на вооружение.

Смех прокатился по рядам, и атмосфера чуть разрядилась. Но тут Прохор всё-таки решил показать себя во всей красе.

— А что, Владимир Петрович, у нас нет права на собственное слово и собственное мнение?

Я посмотрел на него, медленно подошёл ближе, постукивая костяшками пальцев по столешницам парт.

— Есть, — ответил я. — Если считаешь, что я неправ, то разрешаю тебе сделать по-своему.

Прохор растерялся — видимо, ожидал другой ответ.

— Серьёзно? — уточнил он.

— Более чем, — заверил я. — Только не забудь, что наш предмет называется «Основы безопасности жизнедеятельности». Так что каждый сможет на своей шкуре понять, где был прав, а где нет.

Пару секунд висела гробовая тишина. Я же стоял, глядя в глаза спорщику, и увидел, как в них мелькнула искра уважения.

— Ну давайте попробуем, по вашим правилам, — наконец сказал Прохор.

Он откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и улыбался дерзко, проверяя границы.

Я не стал улыбаться в ответ.

— Это не мои правила, — отрезал я. — Это правила, которые устанавливает сама жизнь. Тут всё просто: либо ты их соблюдаешь, либо рано или поздно тебе прилетает. И прилетает не в теории, а в реальности.

Прохор заёрзал на стуле. Я дал ему пару секунд переварить сказанное.

— Но чтобы это не выглядело как пустой трёп, — продолжил я, — предлагаю прямо сейчас начать первый урок. И на этом уроке вы сами во всём убедитесь.

Я вернулся к доске, нашёл мел и написал крупно:

ПОЖАРНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ.

Потом обернулся к классу.

— Итак, молодёжь, тема сегодняшнего занятия — пожарная безопасность. Кто-нибудь может сказать, что вообще об этом знает? — спросил я.

— Ну… — протянул Прохор с задней парты. — Батя говорит, что спички детям не игрушки.

— Покупайте зажигалки! — выкрикнул патлатый, и весь класс взорвался смехом.

Я подождал, пока они перестанут хохотать.

— А если по-серьёзному? — спросил я, когда шум стих.

— Ну там… телефон на ночь нельзя на зарядке оставлять, — добавил Прохор уже без издёвки.

— Или тополиный пух жечь…

Посыпались ещё варианты.

— Уже ближе к делу, — кивнул я. — Но вот что скажу… Вы все говорите правильно. Только чувствую, что никто из вас ещё не встречался с настоящим пожаром.

Возражений не последовало. Класс притих, ожидая, что я скажу дальше.

— И слава богу, — продолжил я. — Лучше и не встречаться. Но беда — штука подлая. Она не предупреждает и не спрашивает, удобно ли вам гореть. Беда приходит, когда ты её не ждёшь, и если ты не готов — то всё.

Я развёл руками, оглядывая класс.

— Поэтому наша задача — быть готовыми к любому раскладу. Чтобы жизнь, эта сложная штука, не смогла застать нас врасплох.

Я понимал, что для молодых всё это — слова. Но манекен я тоже тащил сюда не просто так. Я вернулся к своему столу, взял манекен и поставил посередине класса. Потом сходил в коридор и приволок следом огнетушитель, который точно был не лишним.

— Сейчас я покажу вам, как быстро горит человек, — прокомментировал я. — А заодно поймёте, сколько у вас есть времени на то, чтобы принять решение при пожаре.

На манекене была старая ветровка и штаны, сшитые, судя по ткани, из чего-то синтетического. Самое то для демонстрации.

— За сколько он сгорит, у кого какие мысли?

Послышались разные предположения. Называли и минуту, и двадцать секунд… Я же просто достал зажигалку, щёлкнул.

— Считайте вслух, — предложил я и поджёг манекен. — Начали!

— Один… — выдохнул класс.

Пламя взялось неохотно, но спустя мгновения огонь охватил штанину, перекинулся на ветровку. И это всё до того, как сосчитали до трёх.

Класс ахнул, выдыхая.

— В огне температура доходит до тысячи градусов, — сказал я, перекрикивая потрескивание. — Ваши лёгкие сгорят быстрее, чем вы успеете добежать до двери.

Я схватил огнетушитель и, сорвав чеку, направил его на манекен. Облако белой пены с шипением потушило пламя. В воздухе повис запах гари и химии.

Школьники сидели с открытыми ртами и каменными лицами.

Я поставил огнетушитель на место и обернулся к ним.

— Пять секунд, — заверил я. — За это время человек превратился в пепел. Так что всегда думайте заранее — огонь не прощает тех, кто тянет время. Вопросы?

Вопросов не последовало.

— Ни хрена себе… — протянул сдавленно Прохор, явно впечатлённый увиденным.

— Крутяк, — подхватил патлатый.

Я улыбнулся, видя, что молодёжь втянулась. Вот теперь можно начинать урок. Нужный эффект был достигнут, и я завладел вниманием класса.

— Но! — я отволок манекен в угол, глядя на растекшуюся по полу пену. — Опасен не только огонь, но и дым. И это я вам тоже сейчас наглядно покажу.

Класс оживился, девчата и парни начали переглядываться, не понимая, что я задумал.

Я же достал из кармана теннисный мячик — тот самый, что прихватил из зала. Нашёл в ящике стола ножницы.

— Владимир Петрович, а вы что, его резать собрались? — спросил один из учеников.

— Чего не сделаешь во имя науки, — сказал я, не поднимая головы. — Кто даст лист бумаги из тетради?

Сразу несколько рук поднялось. Прохор вырвал лист, подошёл и протянул его мне. Я взял лист, разрезал мяч на мелкие куски и завернул их конвертиком в бумагу.

— Вы знаете, что такое дымовуха, молодёжь? — спросил я, обводя школьников взглядом.

— Нет, Владимир Петрович, — ответили вразнобой, но почти хором ученики.

— Ну сейчас узнаете, — хмыкнул я и поднял получившийся конвертик, чтобы все видели. — Многие думают, что при пожарах все гибнут от огня. Но девяносто процентов людей умирают от дыма. Просто не успевают выбраться и задыхаются.

Говоря, я прошёлся вдоль окон и отдёрнул шторы. Свет с улицы сразу отсёкся, класс теперь освещали только лампы на потолке.

— Предлагаю вам провести небольшой эксперимент, — продолжал я. — Чтобы вы сами поняли, что такое паника.

Школьники снова начали переглядываться, нервно хихикать и ёрзать на стульях.

Я опять достал зажигалку.

— Не бойтесь, никто не пострадает… — улыбнулся я, — хотя это не точно.

Щёлк.

Пламя вспыхнуло.

Я поднёс его к конвертику. Бумага зашипела, потом тонко закоптилась. В следующее мгновение пошёл густой чёрный дым, и я бросил самодельную дымовуху в проход между рядами.

Дым пополз быстро, стелясь по полу туманом, поднимаясь к столам. В классе зашуршали стулья. Ученики начали вскакивать. Дымовуха у меня вышла на загляденье.

— А теперь вы попробуете сделать простую вещь. Пройти к двери.

— И всё? — хмыкнул Прохор. — Да мы это с закрытыми глазами пройдём!

— Вот именно, — ответил я. — С закрытыми глазами и будете делать. В реальной ситуации света нет. Ни лампы, ни окна. Поэтому… — я подошёл к выключателю, щёлкнул, и класс погрузился в темноту. — Ну что, начали.

— А по одному идти или всем сразу? — послышался вопрос.

— Как хотите, — заверил я. — Главное — не поддаваться панике. Помните, что дверь где-то рядом. Но если вы потеряете направление, то считайте, что потеряли жизнь.

Я услышал, как двое двинулись вперёд, стукнулись о парты, зашипели, ругаясь в губу.

— Тут ничего не видно! — послышались первые возмущения.

Дым становился гуще, полз выше. У меня уже щипало глаза и першило в горле.

По редким бликам от окна я видел силуэты школьников, мучащихся по классу. Начали грохотать парты, падать стулья…

— Вот теперь вы начинаете понимать, — комментировал я. — Пять секунд назад вы смеялись, а теперь уже не смешно.

Класс гудел и шуршал, будто пчелиный улей, в который ткнули палкой. Дым расползался, густел, забирался в лёгкие.

Да, теперь уже никто не усмехался. Простая задача — пройти пять метров к двери — вдруг оказалась непосильной. Через десять секунд половина класса потеряла направление и крутилась на месте, как в замкнутом лабиринте.

— Владимир Петрович, где дверь⁈ — выкрикнул Прохор уже с надрывом.

Я понял, что пора заканчивать. Не хватало ещё, чтобы ученики реально надышались.

Включил свет, подошёл к окну и открыл его настежь. Следом затоптал дымовуху и, взяв её, выбросил наружу.

Поток холодного воздуха влетел в класс, смешался с гарью, выветривая дым. Класс был как после боя: столы сдвинуты, стулья повалены, рюкзаки валяются тут и там. А у школьников глаза вылезли на лоб. Ни один не дошёл до двери.

— Так вот, — я развёл руками. — А это даже не настоящий дым.

Ученики молчали, переводя дыхание, да и возразить было нечего.

— В жизни, — продолжил я, — вы бы уже задохнулись.

Пока ученики дружно дышали свежим воздухом, я достал телефон, включил экран и нашёл короткое видео.

— А теперь посмотрите кое-что, — я поднял телефон так, чтобы всем было видно.

На экране замелькали реальные кадры с одного из пожаров. Обгоревшие стены квартиры, расплавленные двери, чёрные силуэты мебели.

— Вот так бывает по-настоящему. Хотите узнать, как и что делать, если беда придёт в ваш дом? — резюмировал я.

— Очень хотим, Владимир Петрович, — послышался хор голосов.

— Рассаживаемся: парты, стулья, рюкзаки — ставим на место!

Я выключил видео, положил телефон на стол и выждал, пока все усядутся и наведут порядок.

— Теперь давайте о сути.

Я прошёлся вдоль рядов, прихватив учебник по ОБЖ и подбирая слова.

— Всё, что написано в этом учебнике, — это не просто текст ради галочки. Каждое правило здесь — результат чужих ошибок. Людей, которые когда-то не успели что-то сделать или не знали, что именно делать. Многие заплатили за эти строки своими жизнями. Другие — домами, семьями и собственным здоровьем.

Класс слушал молча. Я не видел ни одного телефона в руках.

— Поэтому я вам советую, — сказал я, постучав пальцем по книге, — не поленитесь всё это прочитать. Возможно, однажды это спасёт жизнь вам и вашим близким… или сохранит имущество.

Было слышно, как кто-то тихо сглотнул.

— Итак, на следующем уроке я хочу, чтобы этот параграф у вас от зубов отскакивал. Всё понятно?

— Да, Владимир Петрович! — снова ответили хором.

А почему? Потому что теперь все знали, зачем это нужно. После такого урока эти ребята уже не забудут, как выглядит реальное возгорание. Или что дым подчас страшнее самого пламени. И что важно — решают не теория, а первые секунды, за которые нельзя начать паниковать.

Я собирался уже заканчивать урок, как вдруг дверь кабинета распахнулась. На пороге стояла завуч с каменным лицом и выпученными глазами.

— Что здесь происходит⁈ — выкрикнула она, хватаясь за дверной косяк и с ужасом глядя то на пену на полу, то на сложенный манекен.

Я поднял ладонь, жестом прося тишины у класса, который уже начал роптать. Повернулся к Мымре, которая буквально задыхалась от возмущения.

— Да ничего особенного. Обычный урок по ОБЖ, — невозмутимо пояснил я. — Безопасную жизнедеятельность уясняем с парнями и девчатами.

— А запах? — завуч втянула воздух ноздрями, морщась. Её аж потряхивало от возмущения. — Здесь же дымом несёт! И вы огнетушитель прямо в классе…

— Вам кажется, любезная, — перебил я, не меняя выражения лица. — Никакого дыма нет и в помине.

— Как нет…

— Как есть, только наоборот, — снова перебил я. — А если бы был, то наверняка сработала бы пожарная сигнализация. Не в каменном же веке живём?

Я кивнул на потолок, где висели форсунки с красными лампочками. Ни одна, конечно, даже не мигнула, когда я палил манекен и жёг дымовуху… но полагаю, что Мымра более чем уловила мой посыл.

Завуч перевела взгляд на сигнализацию, потом снова на меня. Поняла, что возразить нечего. Система молчит, а значит, формально всё в порядке. Ну или надо признавать, что пожарная сигнализация не работает.

Непростой выбор, что тут ещё сказать.

Я едва заметно улыбнулся. Крыть завучу было нечем.

— Так что всё под контролем, — с прежней невозмутимостью заключил я.

— Владимир Петрович, я за вами глаз да глаз, — зашипела она так, чтобы не услышали школьники. — Играть в ваши игры в учебном заведении я вам не позволю!

Я помолчал. Интересно, это её так слова в коридоре зацепили? Дай волю — и она меня прямо тут сожрёт с потрохами.

— Обязательно, — ответил я с лёгкой ухмылкой.

Мымра прищурилась, буквально буровя меня глазами, но ничего не сказала. Я снова выдержал паузу и добавил:

— А теперь, если позволите, я закончу урок с ребятами. Итоги надо подвести.

Мымра шумно выдохнула, словно решила, что спорить бесполезно, и ушла, хлопнув дверью. Я обернулся к классу и развёл руками. Школьники дружно загудели, уже не сдерживая улыбок.

— Вопросы есть? — спросил я, глядя на класс.

— Нет, Владимир Петрович, всё предельно ясно, — заверил Прохор, ладонями отбивая барабанную дробь по парте.

— Ну, раз всё ясно, значит, не зря дышали дымом и манекен жгли. Прохор — и ты, — я защёлкал пальцами, указывая на патлатого.

— Федя меня зовут, — быстро смекнул пацан, что я от него хочу.

— Вы останетесь и приберётесь, — в добровольно-принудительном порядке попросил я.

— А отказаться можно? — потянул Федя.

— Да ладно, давай поможем… — буркнул Прохор. — Норм же время провели!

— Ну ладно, — Федя спорить не стал.

В этот момент прозвенел звонок. Школьники загомонили, начали вставать. Федя и Прохор пошли за шваброй и ведром, как и обещали.

Я постоял у стола, наблюдая, как ученики выходят. На их лицах вместо равнодушия появился интерес. Мне хотелось верить, что сегодняшняя информация задержится подольше в их головах. Да, методы радикальные, но действенные.

Когда класс почти опустел, один паренёк в очках задержался у двери, переминаясь с ноги на ногу, будто не решался спросить.

— Говори, чё хотел, партизан? — первым заговорил я.

— Владимир Петрович, — сказал пацан, наконец решившись. Он забавно картавил, и я едва сдержал улыбку. — А если вдруг пожар начнётся ночью, когда спишь, и дым пойдёт… что тогда делать?

Я посмотрел на него, улыбнулся.

— Хороший вопрос, — ответил я, секунду подумав. — Первое, и, как говорится, самое верное — не пытайся искать вещи. Это точно не время для телефонов, курток, документов. Второе — сразу ищи выход. И, наконец, третье — вызывай пожарников, когда убедишься, что тебе уже ничего не угрожает.

Парень задумался, кивнул.

— Понял, — буркнул он. — А…

Он замялся, видимо подбирая слова.

— Сказал «а», говори и «б».

— Ну а если на мне только труселя? — выдал он.

— Вот и отлично, — подмигнул я. — Все бабы будут твои. Тут главное помнить, что пожар не станет ждать, когда ты выспишься или наденешь штаны.

Ученик улыбнулся краешком губ и вышел, а я остался один в классе. Через пару минут вернулись Прохор и Федя. Начали убирать пену. Чтобы как-то поднять настроение пацанам, я сунул руку в карман и достал косарь. Положил купюру на столешницу и похлопал по ней, привлекая внимание учеников.

— Спасибо, пацаны, как уберётесь — компотик попьёте. От души.

В глазах Прохора и Феди мелькнуло восхищение.

— Ого, Владимир Петрович! А можно я после каждого урока буду так убирать? — спросил Федя.

— Тебе губозакаточную машину принести?

— Понял, Владимир Петрович, оставить губу раскатывать.

Я ещё с минуту понаблюдал, как пацаны чистят пол от пены. А потом пошёл на следующий урок. История, которую предстояло отработать на шестом классе. Та ещё головоломка, честно говоря. В 11-м классе мозги хоть как-то уже начинают работать, а у шестиклассников в голове белый шум.

Жаль, конечно, что не про Советский Союз урок. Там бы я разошёлся. Но ладно… феодальная раздробленность на Руси — тоже рабочая тема. Хотя, блин, не знаю, чем думает министерство образования, когда в этом возрасте даёт такие серьёзные темы. Как по мне — рановато пацанам такие темы обсуждать. Ну или, по крайней мере, не в той подаче, которая есть сейчас.

Тут ведь как — либо всё «как есть» рассказывать — ни хрена непонятно будет. А «как есть»… ну, откровенно говоря, вариант так себе. Я же не начну молодым умам вещать на тему, что на сходняках князьядруг другу глаза выкалывали.

Вот тоже — не начнёшь. Это такой юный возраст, когда всё постигается опытным путём. И не хватало ещё, чтобы пацаны начали друг на друге такие опыты ставить.

По пути к кабинету я думал, как эту тему подать мелюзге. Хотелось сделать от души, так чтобы запомнили и свои выводы сделали.

Но как?

По таблицам и датам пройтись?

Так нет… хотелось, чтобы шестиклашки поняли не «когда» это было, а «почему».

Как ни крути, а задача, прямо скажем, не из лёгких. Сам я не историк, по крайней мере не в академическом смысле. Да и феодальную раздробленность я помнил по диагонали, по основным верхам. Князья, уделы, усобицы, брат брата рубит ради трона.

Короче, конкретная суета.

Но жизнь я видел в разных проявлениях и кое-что понял точно. Войны, будь им тысяча лет или три дня, происходят из-за одного и того же — денег, гордыни и женщин.

Вот она, формула истории, в трёх пунктах, чистая как слеза. Просто иногда на это навешивают гербы и летописи.

С этими мыслями я вошёл в кабинет, сел за учительский стол и вытащил из рюкзака учебник. Учеников ещё не было, в коридорах шумела перемена.

Впрочем, размышления шли на пользу. У меня в голове, кирпичик за кирпичиком, уже складывалось, как объяснить пацанам и девчонкам эту древнюю чехарду.

Начнём с того, что история — это не про даты и фамилии. Это конкретно про причинно-следственные связи. Про то, как одно слово или жадный поступок запускает целую цепочку событий. И подчас влияет не на судьбы отдельных людей, а на целые народы и государства.

И вот ради этого историю и должны учить в школе. Молодёжь должна уметь распознавать причины и видеть, к чему они ведут. А для этого не обязательно помнить, как кого звали и когда что произошло. Главное тут — понимать, почему именно всё произошло. Ну а дальше — уже понимать, как сделать так, чтобы всё хорошее происходило снова, а всё плохое не происходило никогда.

В следующий миг прозвенел звонок. Дверь класса распахнулась, и внутрь ворвалась орава шестиклашек.

— А-а-а!

Они неслись как угорелые, будто стая обезьян. Толкаясь, спотыкаясь, матерясь… дети, блин. Они всегда одинаковые.

Среди мелькавших силуэтов я сразу приметил уже знакомых мне ребят: Волк, Дёма, Сильвестр и Элджей.

Я дождался, пока мелкие рассядутся, успокоятся, и поднялся со стула, чтобы начать урок.

— Класс, внимание! — гаркнул я.

Молодняк тут же встал по струнке. Все замолчали, заученным движением побросали рюкзаки и поднялись, встав из-за парт.

— Здравствуйте, Владимир Петрович, — протянули они хором.

Ха! А эти куда организованнее, чем одиннадцатиклассники.

— Вольно… — я осёкся, понимая, что говорю не то. — Здорова, мелюзга, присаживайтесь.

Мелюзга села, начали вытаскивать учебники по истории, ручки, пеналы, дневники и контурные карты с атласами.

Я же встал у доски, взял мел, постучал им пару раз по краю стола, привлекая внимание.

— Ну что, юные историки, кто-нибудь из вас знает хоть одно имя из эпохи феодальной раздробленности на Руси? — спросил я, глядя поверх голов.

Ответа не последовало.

Волк ковырял ручкой в тетради, Сильвестр зевал, а Элджей что-то писал на парте, изображая всем своим видом скуку.

Но один ученик, паренёк с длинными волосами, забранными в хвост на макушке, потянул руку. Причём по-правильному так, придерживая локоть тыльной стороной ладони второй руки.

— Ну-ка, дай жару, — хмыкнул я.

— Александр Невский, Юрий Долгорукий… — начал перечислять он русских князей, как заведённый.

Я, положа руку на сердце, знал лишь некоторых — да это потому, что одноимённо назывались бойцовские клубы: Невский, Коловрат. Сами имена я, конечно, слышал, когда ещё сам на школьной скамье сидел.

— Молодец, пацан, — похвалил я.

— Даня — ботаник, — тут же послышался комментарий заднего ряда.

Длинноволосый пацанёнок снова поднял руку; я показал кивком, что он может говорить.

— Владимир Петрович, мама говорит, что они просто мне завидуют, когда ботаном обзываются, — искренне выпалил он.

— Есть такое, — я не стал отрицать. — Пусть завидуют. И ещё, молодой, ты в следующий раз, если что-то подобное хочешь сказать, то говори — не надо ни у кого разрешения спрашивать. Понял?

— Хорошо, Владимир Петрович.

— Присаживайся.

Я поймал себя на мысли, что не всё у современной молодёжи потеряно, раз растут ребята, которые книжки умные читают. Вот только — что в моё время, что сейчас — таких на всю школу по пальцам руки можно пересчитать.

— А остальные знают Долгорукого? Невского? Боголюбского? — подкинул я варианты.

Но нет.

Остальной класс молчал, как будто я перечислял названия марок пылесосов.

— Ладно, вижу, что энтузиазма ноль. Тогда слушайте внимательно. Волк, Дёма, — я перечислил погремухи своих знакомых пацанов в этом классе. — Это, к вашему сведению, я называл погремухи князей. Только они свои погремухи потом и кровью выгрызли.

— Ого, — присвистнул Дёма. — А расскажите!

— Рассказываю: наша сегодняшняя тема — феодальная раздробленность на Руси.

— Бе-е-е, — отреагировал Волк, уже забыв про погремухи.

— А если я скажу, что на Руси сталкивались с теми же самыми проблемами, что и вы во дворе? — я улыбнулся. — И, изучая эту тему, вы сможете узнать, как поступать в той или иной ситуации. Когда с другими пацанами общий язык не находите, когда старшие напрягают?

Внимание было поймано мгновенно.

— А причём здесь история? — спросил Сильвестр. — Мне папа сказал, что история нужна лишь для того, чтобы лапшу на уши вешать!

Все заржали; я отдал ученикам посмеяться, а потом продолжил, когда они затихли.

— Я думаю, что твой папа изменит своё мнение, когда ты ему расскажешь, что я на уроке рассказывал, — заверил я.

Сильвестр коротко пожал плечами. Я бы, наверное, жёстче сказал, но не хочется ставить под вопрос авторитет отца моего ученика.