Нэпман 10. Финал

Глава 9 Кремлевский триумф

Московский вокзал встретил нас моросящим дождем. Серое небо, пронизывающий ветер и влажный асфальт создавали ощущение типичной осенней хандры. Но внутри меня горел огонь триумфа, который не могла затушить никакая непогода.

Наш вагон отцепили от состава и загнали в тупик, подальше от любопытных глаз. Прямо к перрону подъехали три черных ЗИС-101 и грузовик «Полет» с охраной. Из головной машины вышел Мышкин, такой же невозмутимый, как и прежде, но я заметил в глубине его глаз необычное оживление.

— С возвращением, Леонид Иванович, — он крепко пожал мою руку. — Вас ждут в Кремле. Прямо сейчас.

Мы молча погрузились в автомобили. В моей машине оказались также Архангельский и Александров. Воронцов, Кравцова и Перминов заняли места во второй.

— Что с образцами нефти и документацией? — спросил я у Мышкина, когда машины стремительно тронулись с места.

— Прибыли, все в порядке, — лаконично ответил Мышкин. — Прибудут тоже.

Дождь усиливался, барабаня по крыше автомобиля. Мокрая Москва проплывала за окнами.

Люди с зонтами спешили по своим делам, трамваи звенели на поворотах, а из репродукторов доносились бодрые марши. Обычная жизнь столицы.

— Какова обстановка? — негромко спросил я у Мышкина.

— Напряженная, — ответил он, не вдаваясь в подробности. — Ваша информация о предстоящем инциденте подтвердилась с поразительной точностью.

Архангельский взглянул на меня с плохо скрываемым изумлением. Я словно слышал его невысказанный вопрос: «Как вы могли так точно все знать?»

— Сталин впечатлен, — продолжил Мышкин. — Это редкость.

Наши автомобили въехали на территорию Кремля через Спасские ворота. Меня охватило странное чувство дежавю.

Крепость русской власти, символ государственности, видевший столько исторических событий… И вот я снова здесь, теперь уже с доказательствами открытия, способного изменить будущее страны.

Нас провели не в парадные залы, а в одно из служебных помещений Совнаркома. Просторная комната с длинным столом, покрытым зеленым сукном.

Стены украшены картами СССР и сопредельных государств. Окна завешены плотными шторами, несмотря на дневное время.

Здесь уже собрались представители высшего руководства. Я сразу узнал Сталина, сидевшего во главе стола.

Его характерный профиль с усами невозможно спутать ни с кем другим. Рядом Молотов в неизменном пенсне, нарком иностранных дел. Там же Орджоникидзе, наркомтяжпром, который курировал нашу экспедицию.

Несколько человек в военной форме РККА, среди них я различил Блюхера, командующего Особой Дальневосточной армией. Представители ОГПУ, включая Менжинского, выглядящего болезненно бледным.

Мы выстроились у входа. Помощник негромко представил нас:

— Товарищ Сталин, экспедиция Краснова прибыла с докладом.

Сталин медленно поднял глаза от бумаг, которые просматривал. Его взгляд, спокойный и внимательный, остановился на мне.

— Проходите, товарищи, — произнес он своим характерным негромким голосом с заметным грузинским акцентом. — Рассказывайте.

Мы заняли отведенные места. Я оказался почти напротив Сталина, что давало возможность наблюдать за его реакцией.

Передо мной лежала папка с документами, привезенными из экспедиции. Чуть поодаль контейнеры с образцами нефти.

— Товарищи члены Политбюро, народные комиссары, военные руководители, — начал я, стараясь говорить четко и по существу. — Экспедиция, направленная в Маньчжурию для геологической разведки, успешно выполнила поставленную задачу. Мы подтвердили наличие крупнейшего нефтяного месторождения в районе Цицикара.

Я раскрыл папку и развернул геологические карты, составленные Архангельским:

— Согласно нашим исследованиям, площадь месторождения составляет примерно двадцать тысяч квадратных километров. Нефтеносный пласт залегает на глубине от ста восьмидесяти до двухсот пятидесяти метров с мощностью продуктивного горизонта более восемьдесят метров. Предварительная оценка запасов минимум два с половиной миллиарда тонн высококачественной нефти.

По комнате пронесся приглушенный гул. Многие склонились над картами, пытаясь осмыслить масштаб открытия.

— Товарищ Архангельский, наш ведущий геолог, проведет детальный технический анализ, — я кивнул Андрею Дмитриевичу.

Архангельский выступил вперед, раскладывая на столе образцы керна, развернув аккуратную упаковку.

— Мы пробурили скважину глубиной двести сорок метров и получили неопровержимые доказательства наличия нефти, — начал он, доставая образцы породы, пропитанные черным золотом. — Как видите, керны буквально пропитаны нефтью высочайшего качества. Малосернистая, легкая, с превосходным фракционным составом. По предварительным оценкам около сорока градусов API.

Он осторожно извлек небольшую колбу с жидкостью темно-коричневого цвета:

— А это непосредственно образец нефти из скважины. Мы провели полевой анализ с использованием реактивов Вороножского, результаты подтверждают исключительное качество.

Сталин внимательно слушал, постукивая карандашом по столу. Затем протянул руку:

— Покажите.

Архангельский передал колбу, и Сталин внимательно рассмотрел ее на свет, медленно поворачивая в руках.

— Как говорят геологи, черное золото, — негромко произнес он, передавая колбу Орджоникидзе.

Тот также внимательно изучил образец, затем восхищенно покачал головой:

— Если запасы действительно таковы, как вы утверждаете, это просто грандиозное открытие!

Архангельский продолжил доклад, демонстрируя геологические разрезы, схемы залегания пластов, результаты анализов. Его заменил Александров с отчетом о безопасности экспедиции и ситуации в Маньчжурии.

— Японцы определенно что-то подозревали, — докладывал Александров. — Уровень наблюдения за нашей группой многократно превышал обычный контроль за техническими специалистами. Особый интерес проявлял капитан Танака из военной разведки Квантунской армии.

— Удалось ли сохранить секретность операции? — спросил Менжинский тихим, свистящим от болезни голосом.

Конечно же, это был секрет Полишинеля. Какой там, всем все было понятно. Но доказать ничего не смогли. А раз не пойман, то не вор.

— С высокой вероятностью — да, — ответил Александров. — Мы использовали многоуровневую маскировку. Официально проводили инженерную проверку железнодорожного полотна. Все следы бурения тщательно замаскированы. Скважина запечатана специальным составом.

Я продолжил доклад, описывая стратегическое значение открытия:

— Товарищи, значение этого месторождения невозможно переоценить. С учетом его местоположения и текущей политической ситуации в регионе, информация о наличии такого количества нефти радикально меняет стратегический баланс сил. Даже если мы пока не можем физически добывать эту нефть, знание о ее существовании дает нам серьезные дипломатические и геополитические преимущества.

Блюхер, до сих пор молчавший, внезапно подал голос:

— Как это повлияет на японскую экспансию?

— Кардинально, — ответил я. — Япония критически зависит от импорта нефти. Информация о гигантском месторождении на территории, которую они пытаются захватить, заставит их радикально пересмотреть свои планы. Кроме того, это серьезный козырь в наших отношениях с Китаем.

Сталин, молча выслушав все доклады, встал и подошел к большой карте Дальнего Востока на стене. Несколько минут он внимательно изучал регион, затем повернулся к нам:

— Значит, месторождение находится здесь, — он указал трубкой на район Цицикара. — Прямо в центре японской зоны влияния. Интересно…

Он вернулся к столу и сел, задумчиво глядя на разложенные перед ним документы.

— Товарищ Краснов, — наконец произнес он, — ваша экспедиция выполнила задачу исключительной важности. Вы не только обнаружили стратегическое месторождение нефти, но и предоставили нам ценнейшую информацию о японских планах в регионе. Точность ваших прогнозов относительно японского инцидента удивительна.

Он сделал паузу, пристально глядя на меня своими желтоватыми глазами:

— Эта информация уже используется нашей дипломатией и разведкой. Благодаря вашим предупреждениям мы подготовились к эвакуации советских граждан из опасной зоны и укрепили границы.

Орджоникидзе поднялся со своего места:

— От имени Наркомата тяжелой промышленности предлагаю наградить участников экспедиции! Они совершили подвиг государственного значения!

Сталин кивнул:

— Согласен. Но учитывая секретный характер операции, награждение будет проведено без лишней огласки.

Он подошел к небольшому столику в углу комнаты, где лежала красная коробочка. Открыв ее, он достал орден Ленина, высшую награду Советского Союза.

— Товарищ Краснов, за исключительные заслуги перед государством и проявленное мужество при выполнении особо важного задания постановлением Президиума ЦИК СССР вы награждаетесь орденом Ленина.

Я встал, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее. Сталин собственноручно прикрепил орден к моему пиджаку. Его сухие пальцы слегка коснулись моей груди, закрепляя награду.

— Благодарю за доверие, товарищ Сталин, — произнес я, стараясь сохранять спокойствие, хотя внутри меня бушевал целый ураган эмоций.

Остальные члены экспедиции также получили награды. Архангельский и Воронцов — ордена Трудового Красного Знамени, Александров, Кравцова и Перминов — ордена Красной Звезды.

После церемонии награждения Орджоникидзе подошел ко мне и крепко обнял:

— Молодец, Леонид! Не подвел. Теперь у нас есть конкретные данные для стратегического планирования. Нефтяная независимость страны становится реальностью!

Блюхер, пожимая мою руку, тихо произнес:

— Ваша информация о японских планах спасла многие жизни. Мы успели подготовиться.

Постепенно высокопоставленные участники совещания начали расходиться. Остались только Сталин, Молотов и Менжинский.

— Товарищи, оставьте нас с Красновым наедине, — негромко распорядился Сталин.

Когда дверь за Менжинским закрылась, Сталин медленно подошел к окну и отодвинул штору. Серый осенний свет Москвы заполнил комнату.

— Теперь, товарищ Краснов, — произнес он, не оборачиваясь, — поговорим о ваших удивительных способностях предвидения.

Сталин медленно вернулся к столу, не спуская с меня испытующего взгляда. Его желтоватые глаза словно просвечивали насквозь.

Я ощутил знакомое напряжение, то самое, что возникает в присутствии человека, чье слово может решить судьбу миллионов.

— Вы предсказали Мукденский инцидент с удивительной точностью, товарищ Краснов, — тихо произнес Сталин, опускаясь в кресло. — Правда, вы говорили, что это произойдет осенью, но это произошло раньше. Но ладно, главное, что это случилось и что еще важнее, вы смогли это предотвратить. Ваши предыдущие прогнозы о нефтяных месторождениях также подтвердились. Такая проницательность заслуживает особого внимания.

Он принялся набивать трубку табаком из потертого кисета. Его размеренные, почти ритуальные движения создавали обманчивое впечатление неспешной беседы, но я понимал, что от моих слов сейчас зависит чрезвычайно многое.

— Расскажите, что произойдет дальше на Дальнем Востоке? Как будут развиваться события? Что предпримет Япония?

Я глубоко вздохнул. Вот он, критический момент.

В прежней реальности я знал точный ход событий. Японцы оккупируют Маньчжурию, создадут марионеточное государство Маньчжоу-го, а затем продолжат агрессию. Но теперь…

Мукденский инцидент не состоялся в том виде, какой был мне известен. История начала меняться. И мне нужно найти верную линию ответа, балансируя между правдой и предположениями.

— Товарищ Сталин, — начал я осторожно, — наше вмешательство уже изменило ход событий. Предотвращение Мукденского инцидента в его изначальной форме создало необычную аномалию. Теперь возможны различные сценарии.

Сталин поднял бровь:

— Необычные аномалии? Интересное выражение… Продолжайте.

— Япония в любом случае не откажется от планов экспансии, — уверенно продолжил я. — Квантунская армия слишком далеко зашла в подготовке. Мукденский инцидент сорван, но они обязательно организуют новый. Возможно, уже в ближайшие недели. У них нет выбора, милитаристские круги Токио требуют результатов.

Я подошел к карте Маньчжурии, висевшей на стене.

— С высокой вероятностью они проведут серию провокаций вдоль железных дорог здесь, здесь и здесь, — указал я на ключевые узлы транспортной сети. — Затем последует масштабное вторжение под предлогом «защиты японских интересов». Конечная цель — полная оккупация Маньчжурии и создание марионеточного государства.

Сталин выпустил клуб дыма:

— А что Китай? Что Гоминьдан?

— Чан Кайши занят борьбой с коммунистами. Его армия не готова противостоять японцам. Слабая воля, отсутствие технического превосходства, коррупция в командовании. Без внешней помощи китайцы быстро отступят из Маньчжурии.

— И что вы предлагаете? — Сталин наклонился вперед. — СССР не может открыто вмешаться в конфликт. Наше положение слишком уязвимо. Идет индустриализация, мы еще не готовы к большой войне.

Я решительно кивнул:

— Именно поэтому я предлагаю асимметричный ответ, товарищ Сталин. Операцию ограниченного масштаба с четкой целью — защитить Дацинское месторождение и предотвратить полную оккупацию Маньчжурии японцами.

Сталин жестом предложил продолжать. Я развернул на столе заранее подготовленные схемы.

— Операция «Дацин». Быстрый, решительный удар механизированными частями в сочетании с дипломатическим маневрированием. У нас есть несколько технологических преимуществ, которые японцы не ожидают встретить.

— Каких именно? — Сталин подался вперед.

— Во-первых, танки Т-30, — я положил перед ним схематичные чертежи. По сути, это прототип будущего Т-34, но созданный мною на несколько лет раньше. — Дизельный двигатель, 76-миллиметровая пушка, наклонная броня, неуязвимая для всех существующих сейчас японских противотанковых средств. Тридцать таких машин решат исход любого столкновения с Квантунской армией.

Сталин изучал чертежи с нескрываемым интересом:

— Я помню. Это ведь ваша разработка?

— Моя концепция, доработанная нашими конструкторами, — уклончиво ответил я. — Ключевые элементы — дизельный двигатель В-2 и наклонная броня. Японцам нечего противопоставить такой технике.

— Продолжайте.

— Во-вторых, новая бронебойная и кумулятивная артиллерия. В том числе реактивного типа. В-третьих, система тылового обеспечения — грузовики повышенной проходимости, тягачи для перевозки танков. А самое важное, мы знаем, где находится нефть. Это обеспечит нам стратегическое преимущество.

Я развернул подробную карту операции:

— Предлагаю следующий план. Механизированная колонна, включающая тридцать танков Т-30, шестьдесят бронетранспортеров и артиллерию, наносит молниеносный удар через границу, двигаясь к Дацину. Одновременно происходят удары по ключевым японским постам. За три дня мы берем под контроль железнодорожные узлы и нефтяной район.

Сталин медленно поднял глаза от карты:

— Вы предлагаете начать войну с Японией?

— Нет, товарищ Сталин. Предлагаю ограниченную операцию под видом помощи китайскому населению. Официально это будут не части Красной Армии, а добровольцы, поддерживающие местное сопротивление японской агрессии. Такая версия уже использовалась нами в Испании и будет использоваться в будущем.

Я продолжил, чувствуя, что Сталин не отвергает идею:

— Операция делится на три фазы. Подготовка — разведка, доставка техники по КВЖД под видом учений, дезинформация. Затем молниеносный захват — форсирование границы, блокирование железнодорожных узлов, захват нефтяных районов. И наконец, удержание и защита — создание укрепленного района, подготовка к возможному контрудару японцев, налаживание связей с местным населением.

Сталин слушал, не перебивая, методично посасывая трубку. Когда я закончил описание военной части, он задал ключевой вопрос:

— А дипломатическое прикрытие? Мировая реакция?

— Японцы уже скомпрометированы попыткой проведения Мукденской провокации. Поэтому их протест будет восприниматься не так внимательно. Заявление СССР: советские добровольцы помогли китайским рабочим отстоять Дацин от японской провокации. Призыв к международной комиссии для расследования инцидента — это даст нам время. Далее будет установление Совместной Китайско-Советской администрации на территории нефтяного района.

Сталин медленно кивнул:

— А с кем сотрудничать в Китае? С Чан Кайши или с Мао?

— В идеале балансировать между обоими, товарищ Сталин. Гоминьдан имеет международное признание, но Чан Кайши ненадежен. Коммунисты идеологически ближе, но сейчас слабы. Предлагаю гибкий и комбинированный подход — создать в зоне нефтедобычи особую администрацию, формально подчиненную центральному правительству Китая, но фактически контролируемую СССР через советников и экономические механизмы.

Я развернул последнюю схему:

— Стратегические цели операции. Краткосрочные — срыв японского захвата Маньчжурии, удержание нефтяного района. Среднесрочные — запуск добычи нефти, переход управления к китайским союзникам. Долгосрочные — формирование Союзной нефтяной зоны Китая и СССР, подрыв позиций Японии перед будущей мировой войной.

Сталин поднялся и медленно прошелся вдоль стола. Наступила тишина, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов. Я ждал его реакции, понимая, что предложил чрезвычайно смелый план.

— Товарищ Краснов, — наконец произнес он, остановившись у окна, — вы говорите о будущей мировой войне как о неизбежности.

— Она неизбежна, товарищ Сталин. Но наши действия могут изменить ее характер и последствия для СССР. Если мы установим контроль над Дацинским месторождением, это радикально усилит нашу энергетическую безопасность и ослабит Японию как потенциального противника.

Сталин снова сел за стол и начал делать пометки на полях карты.

— Что если японцы ответят полномасштабным вторжением на нашу территорию?

— Маловероятно, товарищ Сталин. У Японии нет ресурсов для войны на два фронта. Их основные силы скованы в Китае. А наша демонстрация силы, особенно технического превосходства, заставит их пересмотреть планы. Японская военная доктрина основана на уверенности в техническом превосходстве. Если мы разрушим эту уверенность, они будут действовать гораздо осторожнее.

Сталин задумчиво постучал карандашом по столу:

— Кто должен командовать операцией?

— Это уже решать вам. Это должен быть один из опытных командиров Дальневосточной армии. Возможно, Блюхер или кто-то из его заместителей. Но необходим советник, хорошо знающий местность и обладающий специальными знаниями о нефтяном месторождении.

Сталин понимающе кивнул:

— Вы имеете в виду себя, товарищ Краснов?

Я имел ввиду не совсем это. Но вида не показал.

— Я думаю, есть и другие, наиболее подходящие кандидатуры.

Сталин покачал головой.

— Нет, кроме вас, некому.

Я не стал спорить.

— Если вы сочтете это целесообразным, товарищ Сталин. Я могу выступить в роли технического консультанта и представителя Наркомтяжпрома.

Сталин еще некоторое время изучал карты и схемы, затем откинулся в кресле:

— План интересный. Смелый, даже дерзкий. Но в нем есть логика. С военной точки зрения план реализуем. Риски есть, но они просчитываемы. Главное преимущество — неожиданность и технологическое превосходство. Такие операции удавались в истории.

Он помолчал, взвешивая все за и против. Наконец он принял решение:

— Хорошо, товарищ Краснов. План утверждаю. Завтра соберем ограниченное совещание с Ворошиловым, Блюхером и представителями разведки. Проработаем детали. Вы отправитесь на Дальний Восток в качестве моего личного эмиссара с особыми полномочиями.

Он поднялся, давая понять, что разговор окончен:

— Но помните, товарищ Краснов, вы несете личную ответственность за результат. Успех этой операции критически важен для безопасности нашей страны. А в случае неудачи будете отвечать головой.

— Я понимаю всю ответственность, товарищ Сталин, — твердо ответил я. — Операция будет успешной.

Сталин протянул мне руку:

— Действуйте, товарищ Краснов. Действуйте решительно, но осмотрительно. Мы меняем ход истории, и такие возможности выпадают нечасто.

Через час я вышел из Кремля. Московский туман окутывал город промозглой сыростью. На Спасской башне пробило двенадцать.

Передо мной лежал путь в неизвестность. Меня отправили менять историю мира на самом восточном рубеже СССР, с почти неограниченными полномочиями от самого Сталина.

Я постоял на Красной площади, вглядываясь в темное небо.

Что-то подсказывало мне, что мир уже никогда не будет прежним.